А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


* * *
Мужчина за рулем опорожнил баночку колы до последней капли. Когда он пил, его кадык подпрыгивал. Потом он сплющил банку в руках и небрежно бросил ее прямо на дорогу.
– Допустим, его труп плавает в каком-нибудь озере, – сказал он женщине, которая стояла рядом у раскрытой дверцы. – Как они его найдут? И через пять лет все еще будем здесь торчать.
– Через пять лет нас здесь не будет, успокойся, – ответила женщина. Она была стройная и изящная, с кудрявой рыжей гривой.
Джон, стоя позади них и глядя, как и они, на здание, понял, что они говорят о нем. Его считают погибшим. Если он сейчас войдет в этот дом, на него набросятся так, что он, в конце концов, пожалеет о том, что не погиб.
– И надо же, чтоб это случилось именно в Мехико, – жалобно причитал мужчина. – Отвратительный город. У меня уже сказывается на легких. По утрам просыпаюсь – и кашляю, будто и не бросал курить. Ничего себе, да? Бросаешь курить, а потом на целые недели застреваешь в городе, где на каждом углу несусветная вонь… – С этими словами мужчина вдруг повернулся, как будто учуял Джона по запаху. Он скривил и без того перекошенное лицо. – Эй, Бренда, смотри-ка. У нас публика.
Его коллега повернула голову и посмотрела на Джона. Его пронзил ужас, когда он вспомнил, что знает эту женщину. Бренда Тэйлор, CNN, это имя даже пробудило в нем приятные воспоминания. Это она когда-то, сто лет назад, на самой первой его пресс-конференции в доме Вакки задала ему вопрос, счастлив ли он тем, что богат. И вот она изучающее смотрит на него…
Следуя спонтанному наитию, Джон втянул голову в плечи, протянул руку и жалобно попросил приблизительно на том сленге, по которому в телевизионных сериалах узнавали мексиканцев:
– Please, Missis! Ten dollars, please, Missis!
– О господи! – простонал мужчина. – Как я это ненавижу!
Она сразу перестала изучать его взглядом. Отвернулась в сторону и нервно прошипела своему коллеге:
– Дай ему эти несчастные десять долларов, чтобы он слинял!
– Десять долларов? Какая наглость, Бренда, другие… – Он с отвращением порылся в кармане, выудил купюру и бросил ее Джону. – Ну ладно, на. И пошел отсюда, быстро. Vamos. Черт, как я ненавижу этот город, – проскрежетал он зубами и тоже отвернулся.
– Gracias, – пролепетал Джон, исчерпав этим все свои познания в испанском. – Muchas gracias. – И немедленно улизнул.
* * *
Через несколько кварталов ему попалась маленькая телефонная конторка с вывеской «Larga distancia». Он спустился по ступеням в низенькое помещение, в котором стоял автомат с напитками, а за стойкой сидел толстый мужчина. Стены были оклеены старыми плакатами концертов и богослужений. Конторка была пропащая, но достаточно чистая, чтобы мужчина оглядел Джона с оправданным недоверием.
– Можно позвонить? – спросил Джон и выложил перед ним десятидолларовую купюру.
Кустистые брови мексиканца поползли вверх.
– За границу, – добавил Джон. – В США.
Брови снова опустились. Лапа, унизанная кольцами, потянулась к банкноте, другая указала на один из двух телефонных аппаратов на стене:
– Esta biеп. Dos minutes.
Джон благодарно кивнул и схватился за трубку. Теперь бы не ошибиться номером. Он набрал выход за рубеж, 98 – это число значилось на аппарате на всех важнейших языках. Потом цифру 1 – для США.
И остановился. Он хотел позвонить в секретариат нью-йоркского филиала и попросить, чтобы его незаметно забрала служба безопасности. Но почему-то почувствовал, что это неправильное решение.
Мужчина за стойкой что-то пробурчал и жестом подсказал ему, что надо продолжать набор:
– Andele, andele!
Нет. Это была не лучшая идея, неважно, почему. Джон поднял руку, хотел уже нажать на рычаг, как вдруг в голове его пронеслась другая мысль – мысль, которой он тут же подчинился, не раздумывая. Его палец набрал ноль и потом цифры телефонного номера, который он не мог забыть, так же как и дату рождения своего лучшего друга.
– Алло? – услышал он голос Пола Зигеля.
42
Цокало было центром города и его гордостью. Площадь была словно предназначена для парадов и маршей, в окружении величественного собора и помпезного дворца, большая и просторная, днем и ночью многолюдная от прохожих, попрошаек, уличных художников, влюбленных пар, семей и фотографирующих туристов. Никогда не иссякающий поток транспорта омывал площадь, посреди которой гордо реял национальный флаг. Вечерами здесь маршировал гвардейский полк, чтобы в обстоятельной церемонии спустить это полотнище, после чего вдоль всех фасадов вокруг вспыхивали тысячи ламп, образуя впечатляющую ночную иллюминацию.
Джон сам себе казался невидимым. Он медленно обошел всю площадь, с оглядкой, всегда готовый бежать, если понадобится, но никто не обращал на него внимания и ничего от него не хотел. Он прошел вдоль казавшегося бесконечным фронтона Palacio National, углубился в созерцание рельефов на соборе и не спеша брел сквозь аркаду, в которой разместились магазинчики, торгующие украшениями либо шляпами, больше ничем. Он остановился перед витриной, разглядывая выложенные украшения, словно золото ацтеков, и тут массивная матрона с завивкой сунула ему в ладонь несколько монет, так уверенно, что он не посмел возразить. За эти монеты он купил себе в киоске на боковой улочке тако, съел его с волчьим аппетитом, и еда залегла у него в желудке, как бетон.
Он ощущал себя невидимым и странным образом свободным. За прошедшие недели с него, казалось, облетели все наслоения цивилизации, все жесткие установления личной гигиены, бесчисленные обязанности человеческого общежития, о которых он теперь вспоминал как о чем-то, известном ему лишь по рассказам других. Делать было нечего, но он не скучал, а наслаждался, сидя где-нибудь, привалившись к стене и в полном покое глядя в пустоту. Временами он ощущал какую-нибудь телесную потребность, но довольно приглушенно, как будто тело предоставляло выбор ему самому – пойти навстречу потребности или нет. Голод, жажда, усталость – все это было, да, но держалось на заднем плане, не становясь навязчивым или требовательным. Это был мир с самим собой, чего он никогда прежде не испытывал, и ему почти хотелось, чтобы Пол так и не появился.
Но он появился. Его худую фигуру ни с кем не спутаешь, он стоял перед главным входом в собор и, не удостаивая историческое строение даже взглядом, обыскивал глазами площадь. Джон со вздохом поднялся и побрел к нему – неспешным темпом, в обход, и остановился неподалеку, неузнанный.
– Хэлло, Пол, – сказал он.
Пол Зигель обернулся и уставился на него, вначале недоверчиво, потом все более недоуменно.
– Джон?.. – прошептал он с такими глазами, будто они удерживались в своих орбитах только стеклами его очков.
– Я так сильно изменился?
– Изменился? – в изнеможении ахнул Пол. – Господи, Джон, да ты похож на факира, который спустился с Гималаев после двадцати лет медитации.
– И воняю, как ассенизатор.
– После двадцати лет в канализации, да. – Он помотал головой. – Как хорошо, что я взял машину напрокат.
Они ехали из города на север – с открытыми окнами, иначе бы Пол не выдержал. Он запасся в дорогу едой – печеньем, фруктами, напитками в бутылках – и удивлялся, что Джон не набрасывается на них.
– Гигиенически все вне подозрений, – подчеркнул он, на что Джон только хмыкнул.
Они остановились у отеля, который Пол нашел в толстом и подробном путеводителе.
– Во время полета из Вашингтона у меня было время, – сказал он, почти извиняясь. – Можешь спрашивать, теперь я знаю Мехико как свои пять пальцев.
Он уладил все формальности и после этого более-менее незаметно провел в номер Джона.
– Я думаю, это не повредит, после того что ты мне рассказал о мусорной свалке, – он достал из сумки большую пластиковую бутыль специального жидкого мыла. – Таким отмываются шахтеры после смены и, ну да, мусорщики тоже.
Джон взял ярко-красную бутылку.
– Тебе можно поручать организацию любого дела. Спорим, свежую одежду ты тоже прихватил?
– В багажнике. Я схожу за ней, пока ты будешь отмокать в ванне.
– Ты просто гений.
Пол грустно улыбнулся:
– Тогда почему же я небогатый и несчастливый? Иди, мойся. Ты просто укор природе. Ах да, и вот что – бороду я бы на твоем месте оставил.
После ванны и неимоверного количества специального мыла Джон будто снова родился на свет. Белье, привезенное Полом, пришлось в аккурат, рубашка, брюки и туфли были подобраны безукоризненно. После этого они сидели в крытом патио отеля, ужинали и обсуждали дальнейшие планы.
– Я летел до Сан-Антонио, а границу пересек в Ларедо, – сказал Пол. – Если у тебя нет никаких противопоказаний, мы можем вернуться тем же путем. Ах да, кстати, вот твой паспорт, – добавил он, доставая из кармана синий американский паспорт и кладя его на стол перед ним.
– Что? – Джон взял его, полистал. На фотографии был мужчина с небольшой бородкой, звали его Денис Юнг, родился 16 марта 1966 года в Рочестере. – Кто он такой?
– Хороший друг моего хорошего друга. Который не задает лишних вопросов и не знает ни одного журналиста.
Джон разглядывал моложавое лицо на фотографии.
– И ты думаешь, этот финт нам удастся?
– Тебе ведь нужен паспорт, чтобы пересечь границу? А я, честно говоря, потрясен твоим портретным сходством с Юнгом, особенно после твоего пребывания на свалке. Не думаю, чтобы у какого-нибудь пограничника возникли подозрения.
– Хм-м, – Джон сомневался, но сунул документ в карман. – Спасибо.
– Пожалуйста, – сказал Пол. Он подлил себе вина и придвинулся вперед, держа бокал за ножку. – Тебе ясно, какой вопрос я должен рано или поздно задать?
– Ясно как день.
– Ведь ты мог бы обратиться в полицию.
– Да.
– Они все еще ищут тебя.
– Надеюсь.
– На худой конец, ты мог позвонить своим телохранителям.
– Вначале я так и хотел. – Джон шумно вздохнул. – Я не могу тебе это объяснить. Это было… как наитие. Внутренний голос, я бы сказал. И этот голос нашептывал мне, что лучше затаиться и нигде не показываться.
Пол скептически смотрел на него.
– Голос, говоришь?
– Ну, мне трудно объяснить, – сознался Джон. – Бывает, проводишь языком по зубам и чувствуешь, что не все в порядке, а посмотришь в зеркало – ничего не видно.
Пол хмыкнул.
Джон смел в кучку крошки на скатерти.
– Этот Бликер говорил про заказчиков. Это не дает мне покоя.
* * *
Квартира Пола в Вашингтоне настолько походила на его квартиру в Манхэттене, что Джон забыл, где они находятся. Только из окон был виден не Гудзон, а Потомак, но мебель была такая же, подобранная с тем же изысканным вкусом, и чуть ли не в той же расстановке.
– И та же строительная фирма, – сказал Пол. – Я решил, что дешевле будет воспользоваться проверенной планировкой.
Все прошло гладко. Они без приключений проехали по Мексиканскому плоскогорью, без задержки пересекли границу в Ларедо и вылетели ближайшим рейсом на Вашингтон. Возвращая машину в фирму проката, Пол пожаловался на запах, который в ходе поездки усугублялся, сотрудник проката в качестве причины заподозрил дефект в системе вентиляции и предложил дополнительную скидку, но Пол от нее отказался, и сотрудник вздохнул с облегчением.
– Кстати, я отпустил свою уборщицу, – сказал Пол, вернувшись домой с покупками на выходные. – Придется нам убирать за собой, пока ты здесь.
– Какие проблемы! – Джон устроился перед телевизором и просматривал все новости. Маккейну, кажется, удалось загнать Yamaichi-Bank в конкурс и впутать в финансовый скандал японское правительство; эпизод, в котором плачущий министр финансов снова и снова кланяется и просит прощения, повторялся в нескольких сюжетах. Директор банка, как сообщалось, покончил жизнь самоубийством.
Об исчезновении Джона Фонтанелли, произошедшем более трех недель тому назад, сообщалось лишь вскользь. Специальный отдел полиции тщательно проверяет всю информацию, подозрение на похищение усиливается, но никаких требований пока выставлено не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114