- Ох, не знаю, - мягко вмешалась Анна, - после Ральфи Глика и всего
этого, мне кажется, лучше...
- Мама, я уже большая девочка. И по дороге нет ни одного леса.
- Я провожу тебя назад, конечно, - произнес Бен почти официально. Он
оставил машину в пансионе. Вечер был слишком хорош для нее.
- Все будет в порядке, - сказал Билл. - Ты слишком волнуешься, мать.
- Надеюсь, что так. Молодежь всегда знает лучше, не правда ли? - она
попыталась улыбнуться.
- Я только сбегаю за жакетом, - шепнула Сьюзен Бену и побежала
наверх, очень щедро продемонстрировав ноги на лестнице. Бен смотрел и
знал, что Анна смотрит на него. Билл занялся огнем в печи.
- Как долго вы собираетесь оставаться в Лоте, Бен? - вежливо
поинтересовалась Анна.
- Во всяком случае, пока не напишу книгу. После этого - не могу
сказать, сколько. Здесь хорошо дышится, особенно по утрам. - Он улыбнулся,
глядя ей в глаза. - Могу остаться надолго.
Она улыбнулась в ответ:
- Зимой становится холодно, Бен. Очень холодно.
Сьюзен уже бежала вниз в наброшенном на плечи легком жакете.
- Ты готов? Я хочу шоколада. Берегись, испорчу фигуру!
- Твоя выдержит. - Он повернулся к мистеру и миссис Нортон. - Еще раз
спасибо.
- Заходи, - пригласил Билл. - Хоть завтра, если хочешь.

- На самом деле я не хочу к Спенсеру, - объявила Сьюзен, спускаясь с
холма. - Пойдем в парк.
- А как насчет грабителей, леди? - он сымитировал речь жителей
Бронкса.
- В Лоте все грабители расходятся по домам в семь вечера. Это указ
муниципалитета. А сейчас три минуты девятого.
Темнота спускалась вместе с ними с холма, и тени их вытягивались в
свете уличных фонарей.
- Приятные у вас грабители, - заметил он. - И никто не ходит в парк,
когда стемнеет?
- Детишки иногда забредают, когда нет денег забраться подальше, - она
лукаво подмигнула ему. - Так что, если заметишь кого на земле в кустах,
смотри в другую сторону.
Они вошли в парк с запада - от здания муниципалитета. Парк наполнился
сонной тенью, пруд поблескивал в отраженном свете фонарей. Если там
кто-нибудь и был, Бен ничего не заметил.
Проходя мимо Военного Мемориала с длинным списком имен - от революции
до Вьетнама, - он невольно взглянул через плечо на Марстен Хауз, но его
заслоняло здание муниципалитета.
Сьюзен заметила этот взгляд и нахмурилась. Когда они, подложив
куртку, уселись в траву (садовые скамейки оба миновали без разговоров),
она сказала:
- Мама говорила, к тебе заходил Перкинс Джиллеспи. Виноват всегда
новенький, да?
- Джиллеспи - интересный человек.
- Мама тебя уже осудила и приговорила, - это было сказано легко, но
сквозь легкость просвечивалось что-то серьезное.
- Твоей матери я не очень-то понравился, правда?
- Правда, - Сьюзен взяла его за руку. - Явный случай нелюбви с
первого взгляда. Мне очень жаль.
- О'кей. Зато отец ставит на меня.
- Бен, о чем твоя новая книга?
- Трудно сказать.
- Увиливаешь?
- Нет, я не прочь сказать тебе... Дай только подумать, как все
изложить.
С удивлением он обнаружил, что это правда. Новая работа всегда
казалась ему ребенком, болезненным и слабым, которого страшно сглазить. Он
не сказал Миранде ни единого слова о "Дочери Конуэя" и о "Воздушном
танце", как она ни просила. Но Сьюзен - другое дело. Миранда хотела
оценить, Сьюзен просто интересовалась.
- Ты можешь поцеловать меня, пока будешь думать? - спросила она,
укладываясь на траву. Волей-неволей он еще раз заметил, какая у нее
короткая юбка.
- Боюсь, это может помешать мыслительному процессу, - мягко
проговорил он. - Посмотрим.
Он наклонился и поцеловал ее, легко положив руку ей на талию. Почти
сразу он ощутил ее язык и встретил его своим. Она шевельнулась, как можно
полнее возвращая поцелуй, и шорох ее хлопчатобумажного платья совсем свел
его с ума.
Он скользнул рукой вверх, к груди, теплой и полной. Второй раз за
время знакомства с ней он почувствовал себя шестнадцатилетним,
пустоголовым подростком, перед которым жизнь простирается шестирядным
шоссе, без крутых поворотов.
- Бен...
- Да.
- Люби меня. Хочешь?
- Да, - сказал он. - Хочу.
- Здесь, на траве.
- Да.
Она смотрела на него, и в расширившихся глазах девушки дрожала
темнота.
- Сделай так, чтобы это было хорошо.
- Попробую.
Они сделались тенями во мраке.
- Ну вот, - сказал он. - Ох, Сьюзен...

Сначала они бесцельно шли через парк, потом более целеустремленно - к
Брук-стрит.
- Ты не жалеешь? - спросил он.
Она подняла на него глаза и искренне улыбнулась:
- Нет, я рада.
- Хорошо.
Они шли рука в руке и молчали.
- Книга, - вдруг вспомнила она. - Ты собирался рассказать мне о ней,
прежде чем беседа так приятно прервалась.
- Книга будет о Марстен Хаузе, - медленно произнес он. - Может быть,
я вначале не думал об этом. Я думал писать о городе. Впрочем, ни к чему
себя обманывать. Знаешь, я исследовал прошлое Губи Марстена. Он был
гангстер. Перевозочная компания служила только ширмой.
Она изумленно посмотрела на него:
- Как ты это узнал?
- Кое-что от бостонской полиции, но главное - от женщины по имени
Минелла Кори, сестры Бидди Марстен. Ей семьдесят девять, и она не
вспомнит, что ела на завтрак, но до смерти не забудет ничего, что
случилось до 1940-го.
- И она тебе рассказала...
- Все, что знала. Она в доме для престарелых в Нью-Хэмпшире, и,
по-моему, никто не слушал ее годами. Я спросил ее, правда ли, что Губи
Марстен был наемным убийцей в бостонском округе, и она кивнула. "Сколько?"
- спросил я, и она помахала у меня перед глазами всеми десятью пальцами
несколько раз.
- Боже!
- Бостонская мафия начала нервничать в 1927-м, - продолжал Бен. - Два
раза Губи допрашивала полиция. Первый раз - в Бостоне по поводу убийства
какого-то гангстера, и его отпустили через два часа. Второй раз - в
Мэльдене - дело было хуже. Речь шла об убийстве двенадцатилетнего
мальчика. Труп был выпотрошен.
- Бен! - она осеклась.
- Боссы Марстена выручили его (наверное, он знал о них слишком
много), но в Бостоне Губи кончился. Вот тогда он перебрался в Салем Лот и
залег. Не выходил из дому. По крайней мере, мы так думаем.
- О чем ты?
- Я кучу времени убил в библиотеке, просматривая старые номера
здешних газет. С 1928-го по 1939-ый пропали четыре ребенка. Не то чтобы в
этом было что-то необычное. Дети тонут, замерзают, падают в гравийные
карьеры. Жаль, но случается.
- Ты считаешь, что там было что-то другое?
- Я не знаю. Но ни одного из этих четырех не нашли. Никакой охотник
не наткнулся на скелет, никакой бульдозерист не выкопал его из гравия.
Губерт и Бидди жили в доме одиннадцать лет, и в это время исчезали дети.
Ты спросила, о чем моя книга. Коротко: она о возвратной силе зла.
Она схватила его за руку:
- Ты же не думаешь, что Ральфи Глик?..
- Был схвачен мстительным духом Губерта Марстена, который
возвращается к жизни раз в три года в полнолуние?
- Да, что-то вроде...
- Не спрашивай меня, если хочешь, чтобы тебя успокоили. Не забывай, я
тот ребенок, который открыл дверь в спальню на верхнем этаже и увидел, как
он висит на балке.
- Это не ответ.
- Да, не ответ. Позволь мне сказать тебе еще кое-что, прежде чем я
объясню тебе, что я думаю. Минелла Кори сказала мне, что в мире есть злые
люди. Действительно злые, по-настоящему. Иногда мы слышим о них, но чаще
они действуют в полной неизвестности. Она сказала, что на ее долю
досталось проклятие знать двух таких людей. Один - Адольф Гитлер. Другой -
ее зять Губерт Марстен. - Он помолчал. - Она рассказала, что в день смерти
своей сестры была в трехста милях отсюда - в Кейп Коде, служила там
экономкой. Она как раз делала салат в большой деревянной миске. Примерно в
два часа дня она почувствовала что-то вроде удара по голове и услышала
ружейный выстрел. Она говорит, что упала на пол. Когда она поднялась (в
доме никого больше не было), оказалось, что прошло двадцать минут. Она
взглянула на миску - и закричала. Ей показалось, что миска полна крови.
- Боже, - пробормотала Сьюзен.
- Через минуту все пришло в норму. Никакой головной боли, ничего в
миске, кроме салата. Но она знала - знала! - что ее сестра умерла, что она
убита выстрелом в голову.
- Это только ее рассказ.
- Только. Но она не шутник с богатой фантазией, она старуха, у
которой не хватило бы мозгов на ложь. Но это, в конце концов, меня не
беспокоит. Такого рода явления уже достаточно известны. В то, что Бидди
передала сообщение о своей смерти за триста миль, мне не так трудно
поверить, как в то зло - действительно чудовищное зло, которое мне иногда
видится скрытым в недрах этого дома.
Ты спросила меня, что я думаю. Я скажу. Я думаю, что в телепатию
людям верить легко, - эта вера им, в общем, ничего не стоит и не мешает
спать по ночам. Но мысль о том, что зло, сделанное человеком, может жить
после него, беспокоит сильнее.
Он взглянул в сторону Марстен Хауза и проговорил:
- Я думаю, этот дом может быть марстеновским памятником злу. Этакий
сверхъестественный маяк, если хочешь. Все эти годы он хранит
концентрированное зло Губерта в истлевающих костях.
- А теперь в нем опять живут.
- И опять кто-то исчез, - он повернулся к ней и взял ее голову в
ладони. - Видишь ли, мне это и присниться не могло, когда я сюда
возвращался. Я собирался снять его и... ох, не знаю. Победить свои страхи,
что ли... Или, может, лучше окунуться в темную атмосферу, чтобы написать
книгу на миллион долларов. Как бы то ни было, я думал, что смогу
контролировать положение. Я ведь не был уже девятилетним мальчишкой. Но
теперь...
- Что теперь, Бен?
- Теперь в нем живут! - он потерял власть над собой и ударил кулаком
по ладони. - Теперь я не контролирую положение. Исчез маленький мальчик, и
я не знаю, что это значит. Это может вовсе не относиться к дому, но... я
не верю, что не относится.
- Призраки? Духи?
- Необязательно. Может, просто безвредный парень, который восхищался
домом в детстве, купил его - и стал... одержимым.
- Ты знаешь что-нибудь о... - начала она в тревоге.
- О новых арендаторах? Нет. Я только гадаю. Но я предпочитаю, чтобы
это была одержимость, чем...
- Чем что?
Он произнес просто:
- Может быть, еще один злой человек.

Анна Нортон высматривала их в окно. Она уже звонила к Спенсеру. "Нет,
- сказала мисс Куген с явной издевательской усмешкой, - здесь их не было.
Не заходили".
"Где ты была, Сьюзен? Ох, где же ты была?"
Губы ее исказились в беспощадной уродливой гримасе.
"Уходи прочь, Бен Мерс. Уходи и оставь ее в покое".

- Сделай для меня одну вещь, Бен.
- Все что угодно.
- Не говори обо всем этом больше никому в городе. Никому.
Он улыбнулся:
- Не беспокойся. Я не спешу в психиатричку.
- Ты запираешь свою комнату у Евы?
- Нет.
- Я бы впредь запирала. Тебя подозревают.
- Ты тоже?
- Может, и подозревала бы, если б я тебя не любила.
И она торопливо пошла по подъездной дорожке, оставив его смотреть
вслед.

Вернувшись к Еве, он обнаружил, что не может ни писать, ни спать.
Поэтому он забрался в "ситроен" и после минутной нерешительности
направился к Деллу.
Там было дымно, людно и шумно. Оркестр брал громкостью то, чего не
мог взять качеством. Около сорока пар, почти все в голубых джинсах,
толклись на танцевальной площадке.
Стулья около бара были заняты рабочими с фабрики и стройки. Рабочие
носили одинаковые грубые ботинки и одинаково пили пиво из стаканов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51