Как я
понял из нее, вы вовлекли моего сына в опасную игру. Будет странно, если
вы не предстанете перед судом. Я собираюсь позвонить вашим друзьям и
сообщить им об этом. Потом, мне кажется, нам стоит действительно поехать в
больницу к мистеру Берку и обсудить ситуацию.
- Лучшего решения принять невозможно, - саркастически сказал
Кэллахен.
Петри прошел в гостиную и поднял там телефонную трубку. В трубке была
тишина. Линия молчала. Слегка удивленный, он пару раз нажал на рычажки.
Никакой реакции. Он повесил трубку и вернулся на кухню.
- Похоже, телефон отключен, - сказал он.
Он увидел взгляд, которым обменялись Кэллахен и его сын, и это
вызвало в нем раздражение.
- Могу заверить вас, - несколько более язвительно, чем требовалось,
сказал он, - что для того, чтобы нарушить телефонную связь в Джерусалемз
Лоте, не нужны вампиры.
И тут погас свет.

Джимми бегом вернулся в комнату Мэтта:
- Телефон в доме Петри не отвечает. Я думаю, Он там. Боже, как же мы
глупы...
Бен вскочил на ноги. Лицо Мэтта побледнело.
- Вы видите, как Он действует? - пробормотал Мэтт. - Если бы у нас
оставался хотя бы час светлого времени суток, мы бы смогли... но теперь
поздно. Дело сделано.
- Мы должны ехать туда, - сказал Джимми.
- Нет! Ни в коем случае! Во имя спасения своих жизней, да и моей
тоже, вы не должны этого делать!
- Но они...
- У каждого своя судьба! То, что должно случиться, или как раз сейчас
случается, до вашего приезда будет сделано.
Они в нерешительности стояли возле двери.
Мэтт тихо, но с нажимом продолжал:
- Его "эго" огромно, и Его гордыня - тоже. Возможно, это нам на руку.
Но Его мозг велик, и Он чертовски умен. Мы должны с этим считаться. Вы
показали мне Его письмо. Он говорит о шахматах. Я уверен, что Он -
превосходный игрок. Как вы не можете понять, что он в состоянии сделать в
этом доме все, что захочет, без помощи телефона? Он сделал это - просто
чтобы напомнить о себе. Он прекрасно знает расстановку сил и просто
пытается внести сумятицу в ряды противника... Ему нужно только одно -
прислать сюда кого-нибудь, кто застрелит меня или убьет ударом ножа. Для
этой цели подходят только два человека: ты, Джимми, и Бен. Тогда Салем Лот
- Его. Как вы не можете этого понять?
- Да, - согласился Бен.
Мэтт в изнеможении откинулся на подушку:
- Я говорю так не потому, что боюсь за свою жизнь, Бен. Можете мне
поверить. Дело даже не в страхе за ваши жизни. Я боюсь за город. Неважно,
что случится потом. Главное, чтобы кто-нибудь завтра остановил Его.
- Да. И Он не сделал мне ничего, когда я издевался над телом Сьюзен.
Воцарилась тишина.
Джимми Коди первым прервал ее.
- Они могут каким-нибудь образом ускользнуть от Него, - задумчиво
сказал он. - Мне кажется, Он недооценивает Кэллахена, и я уверен, что Он
совсем недооценивает мальчика. Этот парнишка стоит многих.
- Будем надеяться, - сказал Мэтт и закрыл глаза.
Они сели и стали ждать.

Отец Дональд Кэллахен стоял у стены небольшой кухоньки Петри, держа
крест своей матери высоко над головой. Напротив стоял Барлоу, крепко держа
одной рукой заведенные за спину руки Марка и вцепившись другой в его шею.
Между ними в груде осколков на полу лежали Генри и Джун Петри.
Кэллахен был ошеломлен. Все произошло так быстро, что он не успел
прийти в себя. Казалось, только что он пытался обсудить с Петри
сложившуюся ситуацию - и вот отец Марка лежит поверженный на полу.
Он пытался понять, что же случилось.
...Петри вернулся из кухни и сообщил им, что телефон отключен. Через
секунду в доме погас свет. Джун Петри вскрикнула. Рядом упал стул.
Несколько секунд они находились в полной темноте, окликая друг друга.
Потом оконное стекло звякнуло и с треском разлетелось на мелкие осколки.
В кухне тут же появилась тень, и присутствие духа оставило Кэллахена.
Он вцепился руками в висящий на шее крест, и, лишь только коснулся его,
как комнату залил мерцающий свет.
Священник увидел Марка, пытающегося втащить свою мать в гостиную.
Позади них с удивленным выражением на лице стоял Генри. А за ним,
возвышаясь над всеми, с белым, будто восковая маска, лицом стоял Барлоу.
Резкое движение - и в одной его руке оказалась голова Джун, в другой -
Генри Петри. Он стукнул одну голову о другую - и они раскололись, как
орехи. Барлоу отшвырнул трупы прочь.
Марк дико вскрикнул и в порыве отчаяния бросился на Барлоу.
- А, вот и ты! - сказал Барлоу громовым голосом и схватил Марка за
руки.
Кэллахен, вытянув перед собой крест, шагнул вперед.
Триумфальная улыбка Барлоу сменилась вдруг агонией ярости. Он рывком
выставил мальчика перед собой. Их ноги скользили по усыпанному осколками
полу.
- Во имя Господа... - начал Кэллахен.
При упоминании имени Господа Барлоу громко застонал, как если бы его
огрели хлыстом, и его лицо исказилось в болезненной гримасе. Мышцы на шее
напряглись.
- Не приближайся! - воскликнул он. - Не приближайся, шаман! Или я
сверну мальчишке шею раньше, чем ты успеешь моргнуть!
Когда он говорил это, его губы дрожали, обнажая желтые кривые зубы.
Кэллахен умолк.
- Назад, - скомандовал Барлоу, вновь улыбаясь. - Ты стоишь на своем
берегу, а я на своем, верно?
Кэллахен медленно отошел, все еще держа перед собой на уровне глаз
крест. Крест излучал священный свет, дававший силы рукам священника.
Они смотрели в глаза друг другу.
- Ну, вот мы, наконец, и вместе! - насмешливо сказал Барлоу. Его лицо
было спокойно. Он был вполне уверен в себе. Где же Кэллахен мог видеть
раньше подобное лицо? И вдруг он вспомнил. Это было лицо мистера Флипа,
его гувернера.
- Что же дальше? - спросил Кэллахен голосом, так не похожим на его
обычную манеру говорить. Он смотрел на длинные пальцы Барлоу, сжимающие
горло мальчика. На них виднелись тоненькие голубые прожилки.
- Приятно видеть, что ты боишься меня, - ухмыльнулся Барлоу, немного
крепче сжав шею Марка.
- Прекрати! - потребовал Кэллахен.
- Зачем? - теперь на лице Барлоу была только ненависть. - Чтобы
оставить его для следующей ночи?
- Да!
Медленно, почти по слогам, Барлоу произнес:
- Тогда почему бы тебе не спрятать свой крест и не поговорить со мной
лицом к лицу? Ты - и я?
- Хорошо, - сказал Кэллахен, но голос его дрогнул.
- Так сделай это! - с насмешливой издевкой воскликнул Барлоу.
- И я могу поверить, что ты отпустишь его?
- Но я же верю тебе!.. Смотри!
Он отпустил Марка и поднял вверх руки.
Не веря своему счастью, Марк на мгновение застыл неподвижно, а потом,
не глядя в сторону Барлоу, бросился к родителям.
- Беги, Марк! - воскликнул Кэллахен. - Беги!
Марк расширившимися глазами смотрел на него:
- Мне кажется, они мертвы...
- БЕГИ!
Марк медленно выпрямился. Он повернулся и посмотрел на Барлоу.
- Скоро, дружок, - пропел Барлоу, - очень скоро ты и я...
Марк плюнул ему в лицо.
В глазах Барлоу внезапно сверкнул гнев, граничащий с безумием.
- Ты плюнул на меня, - прошептал он. Его тело задрожало, и он, как
сомнабула, сделал шаг вперед.
- Назад! - выкрикнул Кэллахен, бросаясь ему наперерез.
Барлоу застонал и закрыл лицо руками.
- Я убью тебя! - прошептал Марк и выскочил из дома.
Барлоу, казалось, сразу же стал выше. Его глаза метнули молнии в
сторону двери.
- Сейчас тебя настигнет чаша твоя, безумец...
- Я священнослужитель! - напомнил ему Кэллахен.
Барлоу зарычал:
- Священнослужитель!
Мерзкое для него слово словно льдом сковало горло, и вампир осекся.
Кэллахен стоял неподвижно. Почему он ничего не делает? Почему не
читает молитву, не осеняет нечистую силу крестом? Почему...
И вдруг он увидел: сияние креста начало медленно угасать.
Он расширенными глазами смотрел на крест. И тут заметил, что к нему
подходит Барлоу.
- Отойди! - вне себя завопил Кэллахен, отступая на шаг. - Я
приказываю тебе во имя Господа!
Барлоу рассмеялся.
Крест светился уже совсем тускло. Вокруг лица вампира вновь
сгустились тени. Крест задрожал в руках Кэллахена, и, вспыхнув в последний
раз, - погас. Теперь это был всего лишь бесполезный кусочек металла.
Барлоу протянул руку и выхватил крест. Кэллахен беспомощно вскрикнул,
этот крик, казалось, эхом отозвался в его душе. Он увидел, что Барлоу
швырнул крест на пол и топчет его каблуком.
- Будь ты проклят! - закричал Кэллахен.
- Слишком поздно для того, чтобы устраивать мелодраму, - сказал из
темноты Барлоу. В его голосе звучало нечто, напоминающее сожаление. -
Теперь в этом нет необходимости. Ты забыл доктрины собственной церкви,
разве не так? Крест... вино и хлеб... причастие... только символы. Крест -
это ведь всего лишь кусок дерева, хлеб - это пшеница, вино - гнилой
виноград. Если бы ты не согласился убрать крест, следующей ночью ты
победил бы меня. Во всяком случае, это могло случиться. Я давно не мог
встретить в реальном мире достойного противника! Мальчишка стоит десяти
таких, как ты!
И он положил на плечи Кэллахена тяжелые руки.
- Теперь ты причастишься тела моего. Ты не получишь бессмертия.
Останется только голод и потребность служить Господину. Я намерен извлечь
из тебя пользу. Я пошлю тебя в стан твоих друзей. Ведь в этом все еще есть
необходимость? Им будет нужен такой вождь, как ты. И мальчишка расскажет о
твоем героизме... Вот твое истинное назначение, лжесвященнослужитель!
Кэллахен вспомнил слова Мэтта: "Некоторые вещи хуже, чем смерть".
Он попытался бороться, но руки, державшие его, были сильнее. Они
скользили по его шее.
- Приди же, лжесвященник! Вкуси истинной религии! Вкуси тела моего!
Поняв, что сейчас произойдет, Кэллахен в ужасе содрогнулся:
- Нет! Не надо... не надо...
Но руки были неумолимы. Его голову клонило вперед, вперед...
- Давай же, поп! - прошептал Барлоу.
И Кэллахен почувствовал, что его губы касаются пульсирующей жилки на
шее вампира. Он задержал дыхание, пытаясь увернуться, но тут жилка лопнула
и он почувствовал привкус крови.
И наконец он сделал глоток.

Анна Нортон вышла из машины, не заперев ее, и пошла вдоль
принадлежавшей больнице автостоянки. Тучи наползли на звезды, и скоро
должен был пойти дождь. Но Анна не обращала на это внимания,
сосредоточенно глядя перед собой.
Она очень отличалась теперь от той Анны, с которой когда-то
познакомила Бена Мерса Сьюзен. Если прежняя Анна очень заботилась о своей
внешности, то нынешняя скорее напоминала нищенку в матерчатых туфлях на
босу ногу.
В свое время она предупреждала Сьюзен, что не доверяет этому Мерсу и
его друзьям. Она всегда знала, что им нельзя доверять. Он сказал ей это.
Весь день она, полубольная, спала, и у нее не было сил подняться с
постели. Но потом во сне к ней пришел Он. Его глаза... они гипнотизировали
ее своим красным светом. Когда на тебя смотрят такими глазами, невозможно
отвести взгляд... да и не хочется.
Он рассказал ей все: и что она должна сделать, и как она потом
окажется со своей дочерью и многими другими... и с ним.
В кармане у нее лежал револьвер 38-го калибра, принадлежавший мужу.
Она вошла в приемный покой больницы. Если кто-нибудь сейчас
попытается остановить ее, она сметет его на своем пути. Не выстрелом, нет!
Ни один выстрел не должен прозвучать, покуда она не окажется в палате
Берка. Так приказал он. Если они попытаются остановить ее и если помешают
сделать то, что она должна сделать, он не придет к ней ночью и не поцелует
ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51