Гарнизоны в деревнях жили под постоянной угрозой быть отравленными днем или зарезанными под прикрытием ночи. На все это Наполеон ответил продолжением похода и отправился покорять Палестину.
В Газе французов встретил неожиданно ожесточенный отпор. Ранее турецких пленных отпустили, взяв с них обещание сохранять нейтралитет, но в подзорные трубы офицеры увидели, что им противостоят их бывшие пленники, примкнувшие к защитникам стен Яффы. В Европе такую ситуацию сочли бы вопиющим нарушением правил ведения войны. Однако даже это могло бы не вызвать последующей массовой бойни.
Неукротимую всеобщую ярость вызвали действия турецкого военачальника Ага Абдаллы – в ответ на предложение Наполеона обсудить условия сдачи города он казнил двух французских послов и выставил их насаженные на кол головы на всеобщее обозрение.
С безрассудной гордостью мусульмане рассчитывали на численное превосходство. Французская армия протестующе взревела, подобно разъяренному льву.
Теперь о жалости уже не могло быть и речи. Артиллерийская атака началась через считанные минуты. Воздух взорвал грохот и свист пушечных ядер, взметались к небесам клубы земли и обломки городских зданий. Поначалу войска ликовали при каждом удачном попадании, но за долгие часы бомбардировки сокрушение обороны Яффы превратилось в монотонную работу. С востока и севера орудия выдавали по залпу через каждые шесть минут. А с южной стороны, где пушечные жерла нацелились на город через ущелье, покрытое густой растительностью, которая могла служить хорошим прикрытием для будущей атаки, выстрелы слышались каждые три минуты, и в крепостных стенах постепенно расширялись бреши. Оттоманская артиллерия вела ответный огонь, но из устаревших орудий и неумелыми канонирами.
Нажак помедлил, убедившись, что все его змеи утонули, потом приковал меня к стволу апельсинового дерева, а сам пошел наблюдать за обстрелом и обдумывать сказанные мной слова. Ему не хотелось пропустить столь впечатляющую своими жертвами битву, но я подумал, что он найдет минуту, чтобы доложить Бонапарту о моей болтовне насчет Святого Грааля. Сгустились сумерки, в Яффе замелькали огни, а я все торчал под деревом, томимый голодом и жаждой, и слушал однообразный грохот пушек. Этот гром меня в итоге и убаюкал.
На рассвете в южной стене образовалась большая брешь. Многие похожие на свадебный пирог белые дома были обезображены черными дырами, Яффа прикрывалась уже лишь дымовой завесой. Прицельный огонь французов отличался почти хирургической точностью, и проломы в стенах неуклонно увеличивались. Я заметил множество использованных ядер, они чернели, точно изюм в тесте, в грудах обломков под крепостными стенами. Вскоре к ущелью направились два гренадерских отряда и саперное подразделение, тащившее взрывчатку. К штурму готовились и другие отряды.
Нажак развязал меня.
– Пошли к Бонапарту. Если ему не понравятся ваши откровения, то вы сдохнете.
Наполеон стоял в окружении офицеров, уступая всем в росте, но превосходя всех по масштабу личности, и сопровождал свои приказы резкими жестами. Заполонившие ущелье гренадеры отсалютовали, достигнув проломленных стен Яффы. Оттоманские пушечные ядра с грохотом врезались в заросли, сотрясая листву, как рыскающие медведи. Пехотинцы не обращали внимания на эту неточную стрельбу и ливень пуль, срезающих листья.
– Посмотрим, чьи головы в итоге насадят на кол! – крикнул один сержант, когда очередной отряд, примкнув штыки, протопал в сторону крепости.
Бонапарт мрачно улыбнулся.
Старшие офицеры пока не замечали нас, но, когда первые отряды двинулись на штурм, Наполеон резко переключил свое внимание на меня, словно желал заполнить чем-то тревожное время ожидания исхода операции. Вышедшие из ущелья гренадеры, паля из мушкетов, бросились в пролом, но он даже не оглянулся.
– Итак, месье Гейдж, насколько я понял, вы теперь творите чудеса, извлекая воды из камней и заговаривая змей?
– Я обнаружил старый трубопровод.
– И Святой Грааль, насколько я понял.
– Генерал, – вздохнув, сказал я, – именно его я искал в пирамидах, и именно им стремится завладеть граф Алессандро Силано вместе с его еретической масонской ложей, чтобы погубить всех нас. И Нажак тоже заодно с этими мерзавцами, ведь они…
– Месье Гейдж, я очень долго терпел ваши невнятные речи и не помню, чтобы вы принесли нам какую-то ощутимую пользу. Если вы еще не забыли, я предложил вам сотрудничество, предложил участвовать в переделке этого мира на основе идей наших двух революций – французской и американской. Но вы сбежали на воздушном шаре, разве я не прав?
– Но только потому, что Силано…
– У вас есть пресловутый Грааль или нет?
– Пока нет.
– Вам известно, где он?
– Нет, но мы искали его, когда вот этот Нажак…
– Вы знаете, что именно вы ищете?
– Не совсем, хотя…
Он повернулся к Нажаку.
– Очевидно же, что он ничего не знает. Зачем вы опять притащили его ко мне?
– Но там, в яме, он сказал, что знает!
– Еще бы, когда ядовитые змеи тянутся к голове, можно сказать все, что угодно. С меня хватит всей этой вашей чепухи! Я хочу, чтобы его наказание послужило уроком всем прочим болтунам и изменникам: он не только бесполезен, но и чертовски утомителен! Его проведут перед строем пехотинцев и расстреляют как предателя. Я устал от масонов, колдунов, змей, рассыпающихся в прах богов и всех прочих идиотских легенд, что мне пришлось выслушать с начала этого похода. Я член государственного института! Франция – воплощение научной мысли! Единственный Грааль – это огневая мощь.
В этот момент пуля сбросила с генерала шляпу и сразила стоявшего за ним полковника, пробив ему грудь.
Вздрогнув, генерал потрясенно глянул на упавшего офицера.
– Mon dieu! – Нажак перекрестился, что я счел верхом лицемерия, учитывая, что цена его набожности едва ли потяпула бы даже на европейский грош. – Это знак! Вам не следовало говорить такого!
Наполеон на мгновение побледнел, но справился с волнением. Он сосредоточенно взглянул на толпящихся на стенах врагов, перевел взгляд на распростертого полковника и высоко поднял свою шляпу.
– Пулю получил Ламбе, а не я.
– Но таково могущество Грааля!
– Второй раз небольшой рост спасает мне жизнь. Если бы я вымахал, как генерал Клебер, то умер бы уже два раза. Таково объяснение вашего чуда, Нажак.
Мой захватчик не сводил глаз с дырки в генеральской шляпе.
– Возможно, это знак того, что мы еще можем быть полезны друг другу, – вставил я.
– Я хочу, чтобы этого американца не только связали, но и заткнули ему рот. Еще одно слово, и я лично убью вас.
Сочтя наш разговор законченным, нисколько не улучшив мое бедственное положение, он гордо удалился, командуя на ходу:
– Отлично, они заняли хорошую позицию! Ланне, дайте-ка трехфунтовым по тому пролому!
Я рад, что мне не довелось увидеть дальнейшего избиения. Турецкие войска сражались с такой отчаянностью, что один капитан инженерных войск по имени Аим умудрился незаметно пробраться по яффским подвалам и, зайдя в тыл захватчикам, пошел на них со штыком. Разозленные французские солдаты уясе начали бои на городских улицах.
Тем временем на северной стороне города генерал Бон превратил свою отвлекающую атаку в настоящее наступление во всех направлениях. Вид многочисленных французских войск сломил дух защитников, и турецкие новобранцы начали сдаваться. Однако французы еще не утолили ярость, вызванную глупой казнью послов. Начавшиеся убийства и грабежи в итоге пробудили неукротимое, дикое бешенство. Пленных поражали пулями и добивали штыками. Дома подвергались полному разорению. Когда вечерние сумерки набросили легкий покров на этот кровавый день, улюлюкающие победители уже тащились по улицам, сгибаясь под тяжестью трофеев. Размахивая окровавленными саблями, они продолжали палить по окнам из мушкетов. Обезумевшие мародеры бросали без помощи даже своих же раненых соотечественников. Офицеров, пытавшихся остановить эту бойню, с угрозами отпихивали в сторону. Женщин лишали не только покрывал, но и остальной одежды. С любым мужем или братом, пытавшимся защитить их, расправлялись на месте, и насилие свершалось прямо на трупах. Осквернялись как мечети и синагоги, так и христианские церкви, и в их пламени гибли без разбору мусульмане, иудеи и христиане. На трупах родителей лежали плачущие дети. Дочери, насилуемые на телах умирающих матерей, отчаянно молили о милости. Пленников сбрасывали с крепостных стен. Стариков, больных и ущербных убивали прямо в постелях. Кровь журчала в сточных канавах, как дождевая вода. В эту чудовищную ночь все страхи и разочарования почти годовой мучительной кампании обрушились на один беспомощный город. Прибывшее из столицы разума гуманное войско сошло с ума.
Бонапарт отлично понимал, что не стоит даже пытаться остановить эту разрядку; история знала множество примеров такой полной анархии со времен падения Трои до грабежей крестоносцев в Константинополе и Иерусалиме.
– Глупо запрещать то, что невозможно предотвратить, – заметил он.
К рассвету людские страсти поутихли, изнуренные солдаты растянулись на земле рядом со своими жертвами, ошеломленные содеянным и пресыщенные, точно сатиры после буйной оргии. Голод, дьявольски яростный голод был утолен.
Более трех тысяч мрачных, голодных и испуганных оттоманских пленников также достались в наследство победителям после осады Яффы.
Наполеон не отступил от своих жестоких решений. При всем его восхищении поэтами и творцами, в душе он оставался артиллеристом и военным инженером. Он вторгся в Сирию и Палестину, где жило около двух с половиной миллионов человек, приведя с собой всего тринадцать тысяч французских солдат и две тысячи египетских наемников. После падения Яффы в его войсках появились случаи чумы. Строя потрясающие планы, он мечтал, подобно Александру Великому, дойти до Индии, пополнив армию азиатскими наемниками, и утвердить границы империи на Востоке. Однако Горацио Нельсон практически уничтожил флот Наполеона и лишил его возможности получить подкрепление из Франции, а Сидней Смит усердно организовал защиту Акры, поэтому Бонапарту необходимо было запугать Мясника и вынудить его к сдаче города. Он также побоялся отпустить на свободу пленников, но был не в состоянии кормить и охранять их.
Тогда-то он и решил устроить массовую казнь.
Это было самое чудовищное решение в его противоречивой карьере, а мне оно казалось еще более чудовищным, поскольку я сам оказался в числе пленных, которых он распорядился казнить. Меня даже не удостоили чести пройти перед собравшимися полками в качестве достопримечательного изменника и шпиона; Нажак попросту втолкнул меня в толпу потрепанных и покалеченных марокканцев, суданцев и арабов, как будто я ничем не отличался от турецких рекрутов. Эти несчастные еще не знали своей участи, ведь они сдались, полагая, что им сохранят жизнь. Может, Бонапарт отправит их на кораблях в Константинополь? Или их отвезут в Египет для рабского труда? Или они будут тупо торчать под стенами дымящегося города, пока французы не отправятся дальше? Но нет, ничего подобного их не ожидало, и мрачные ряды гренадер и фузилеров, выстроившихся с мушкетами в шеренги, вскоре вызвали страшные догадки, и началась паника. На берегу с двух сторон от толпы пленных расположились отряды французской кавалерии для предотвращения попыток бегства. На краю апельсиновой рощи выстроилась пехота, а за нашими спинами плескалось море.
– Они собираются убить нас! – раздавались отдельные возгласы среди пленных.
– Аллах защитит нас, – обещали другие.
– Как он защитил Яффу?
– Послушайте, я пока не нашел Грааль, – прошептал я Нажаку, – но он существует… это книга… и если вы убьете меня, то сами никогда не найдете ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
В Газе французов встретил неожиданно ожесточенный отпор. Ранее турецких пленных отпустили, взяв с них обещание сохранять нейтралитет, но в подзорные трубы офицеры увидели, что им противостоят их бывшие пленники, примкнувшие к защитникам стен Яффы. В Европе такую ситуацию сочли бы вопиющим нарушением правил ведения войны. Однако даже это могло бы не вызвать последующей массовой бойни.
Неукротимую всеобщую ярость вызвали действия турецкого военачальника Ага Абдаллы – в ответ на предложение Наполеона обсудить условия сдачи города он казнил двух французских послов и выставил их насаженные на кол головы на всеобщее обозрение.
С безрассудной гордостью мусульмане рассчитывали на численное превосходство. Французская армия протестующе взревела, подобно разъяренному льву.
Теперь о жалости уже не могло быть и речи. Артиллерийская атака началась через считанные минуты. Воздух взорвал грохот и свист пушечных ядер, взметались к небесам клубы земли и обломки городских зданий. Поначалу войска ликовали при каждом удачном попадании, но за долгие часы бомбардировки сокрушение обороны Яффы превратилось в монотонную работу. С востока и севера орудия выдавали по залпу через каждые шесть минут. А с южной стороны, где пушечные жерла нацелились на город через ущелье, покрытое густой растительностью, которая могла служить хорошим прикрытием для будущей атаки, выстрелы слышались каждые три минуты, и в крепостных стенах постепенно расширялись бреши. Оттоманская артиллерия вела ответный огонь, но из устаревших орудий и неумелыми канонирами.
Нажак помедлил, убедившись, что все его змеи утонули, потом приковал меня к стволу апельсинового дерева, а сам пошел наблюдать за обстрелом и обдумывать сказанные мной слова. Ему не хотелось пропустить столь впечатляющую своими жертвами битву, но я подумал, что он найдет минуту, чтобы доложить Бонапарту о моей болтовне насчет Святого Грааля. Сгустились сумерки, в Яффе замелькали огни, а я все торчал под деревом, томимый голодом и жаждой, и слушал однообразный грохот пушек. Этот гром меня в итоге и убаюкал.
На рассвете в южной стене образовалась большая брешь. Многие похожие на свадебный пирог белые дома были обезображены черными дырами, Яффа прикрывалась уже лишь дымовой завесой. Прицельный огонь французов отличался почти хирургической точностью, и проломы в стенах неуклонно увеличивались. Я заметил множество использованных ядер, они чернели, точно изюм в тесте, в грудах обломков под крепостными стенами. Вскоре к ущелью направились два гренадерских отряда и саперное подразделение, тащившее взрывчатку. К штурму готовились и другие отряды.
Нажак развязал меня.
– Пошли к Бонапарту. Если ему не понравятся ваши откровения, то вы сдохнете.
Наполеон стоял в окружении офицеров, уступая всем в росте, но превосходя всех по масштабу личности, и сопровождал свои приказы резкими жестами. Заполонившие ущелье гренадеры отсалютовали, достигнув проломленных стен Яффы. Оттоманские пушечные ядра с грохотом врезались в заросли, сотрясая листву, как рыскающие медведи. Пехотинцы не обращали внимания на эту неточную стрельбу и ливень пуль, срезающих листья.
– Посмотрим, чьи головы в итоге насадят на кол! – крикнул один сержант, когда очередной отряд, примкнув штыки, протопал в сторону крепости.
Бонапарт мрачно улыбнулся.
Старшие офицеры пока не замечали нас, но, когда первые отряды двинулись на штурм, Наполеон резко переключил свое внимание на меня, словно желал заполнить чем-то тревожное время ожидания исхода операции. Вышедшие из ущелья гренадеры, паля из мушкетов, бросились в пролом, но он даже не оглянулся.
– Итак, месье Гейдж, насколько я понял, вы теперь творите чудеса, извлекая воды из камней и заговаривая змей?
– Я обнаружил старый трубопровод.
– И Святой Грааль, насколько я понял.
– Генерал, – вздохнув, сказал я, – именно его я искал в пирамидах, и именно им стремится завладеть граф Алессандро Силано вместе с его еретической масонской ложей, чтобы погубить всех нас. И Нажак тоже заодно с этими мерзавцами, ведь они…
– Месье Гейдж, я очень долго терпел ваши невнятные речи и не помню, чтобы вы принесли нам какую-то ощутимую пользу. Если вы еще не забыли, я предложил вам сотрудничество, предложил участвовать в переделке этого мира на основе идей наших двух революций – французской и американской. Но вы сбежали на воздушном шаре, разве я не прав?
– Но только потому, что Силано…
– У вас есть пресловутый Грааль или нет?
– Пока нет.
– Вам известно, где он?
– Нет, но мы искали его, когда вот этот Нажак…
– Вы знаете, что именно вы ищете?
– Не совсем, хотя…
Он повернулся к Нажаку.
– Очевидно же, что он ничего не знает. Зачем вы опять притащили его ко мне?
– Но там, в яме, он сказал, что знает!
– Еще бы, когда ядовитые змеи тянутся к голове, можно сказать все, что угодно. С меня хватит всей этой вашей чепухи! Я хочу, чтобы его наказание послужило уроком всем прочим болтунам и изменникам: он не только бесполезен, но и чертовски утомителен! Его проведут перед строем пехотинцев и расстреляют как предателя. Я устал от масонов, колдунов, змей, рассыпающихся в прах богов и всех прочих идиотских легенд, что мне пришлось выслушать с начала этого похода. Я член государственного института! Франция – воплощение научной мысли! Единственный Грааль – это огневая мощь.
В этот момент пуля сбросила с генерала шляпу и сразила стоявшего за ним полковника, пробив ему грудь.
Вздрогнув, генерал потрясенно глянул на упавшего офицера.
– Mon dieu! – Нажак перекрестился, что я счел верхом лицемерия, учитывая, что цена его набожности едва ли потяпула бы даже на европейский грош. – Это знак! Вам не следовало говорить такого!
Наполеон на мгновение побледнел, но справился с волнением. Он сосредоточенно взглянул на толпящихся на стенах врагов, перевел взгляд на распростертого полковника и высоко поднял свою шляпу.
– Пулю получил Ламбе, а не я.
– Но таково могущество Грааля!
– Второй раз небольшой рост спасает мне жизнь. Если бы я вымахал, как генерал Клебер, то умер бы уже два раза. Таково объяснение вашего чуда, Нажак.
Мой захватчик не сводил глаз с дырки в генеральской шляпе.
– Возможно, это знак того, что мы еще можем быть полезны друг другу, – вставил я.
– Я хочу, чтобы этого американца не только связали, но и заткнули ему рот. Еще одно слово, и я лично убью вас.
Сочтя наш разговор законченным, нисколько не улучшив мое бедственное положение, он гордо удалился, командуя на ходу:
– Отлично, они заняли хорошую позицию! Ланне, дайте-ка трехфунтовым по тому пролому!
Я рад, что мне не довелось увидеть дальнейшего избиения. Турецкие войска сражались с такой отчаянностью, что один капитан инженерных войск по имени Аим умудрился незаметно пробраться по яффским подвалам и, зайдя в тыл захватчикам, пошел на них со штыком. Разозленные французские солдаты уясе начали бои на городских улицах.
Тем временем на северной стороне города генерал Бон превратил свою отвлекающую атаку в настоящее наступление во всех направлениях. Вид многочисленных французских войск сломил дух защитников, и турецкие новобранцы начали сдаваться. Однако французы еще не утолили ярость, вызванную глупой казнью послов. Начавшиеся убийства и грабежи в итоге пробудили неукротимое, дикое бешенство. Пленных поражали пулями и добивали штыками. Дома подвергались полному разорению. Когда вечерние сумерки набросили легкий покров на этот кровавый день, улюлюкающие победители уже тащились по улицам, сгибаясь под тяжестью трофеев. Размахивая окровавленными саблями, они продолжали палить по окнам из мушкетов. Обезумевшие мародеры бросали без помощи даже своих же раненых соотечественников. Офицеров, пытавшихся остановить эту бойню, с угрозами отпихивали в сторону. Женщин лишали не только покрывал, но и остальной одежды. С любым мужем или братом, пытавшимся защитить их, расправлялись на месте, и насилие свершалось прямо на трупах. Осквернялись как мечети и синагоги, так и христианские церкви, и в их пламени гибли без разбору мусульмане, иудеи и христиане. На трупах родителей лежали плачущие дети. Дочери, насилуемые на телах умирающих матерей, отчаянно молили о милости. Пленников сбрасывали с крепостных стен. Стариков, больных и ущербных убивали прямо в постелях. Кровь журчала в сточных канавах, как дождевая вода. В эту чудовищную ночь все страхи и разочарования почти годовой мучительной кампании обрушились на один беспомощный город. Прибывшее из столицы разума гуманное войско сошло с ума.
Бонапарт отлично понимал, что не стоит даже пытаться остановить эту разрядку; история знала множество примеров такой полной анархии со времен падения Трои до грабежей крестоносцев в Константинополе и Иерусалиме.
– Глупо запрещать то, что невозможно предотвратить, – заметил он.
К рассвету людские страсти поутихли, изнуренные солдаты растянулись на земле рядом со своими жертвами, ошеломленные содеянным и пресыщенные, точно сатиры после буйной оргии. Голод, дьявольски яростный голод был утолен.
Более трех тысяч мрачных, голодных и испуганных оттоманских пленников также достались в наследство победителям после осады Яффы.
Наполеон не отступил от своих жестоких решений. При всем его восхищении поэтами и творцами, в душе он оставался артиллеристом и военным инженером. Он вторгся в Сирию и Палестину, где жило около двух с половиной миллионов человек, приведя с собой всего тринадцать тысяч французских солдат и две тысячи египетских наемников. После падения Яффы в его войсках появились случаи чумы. Строя потрясающие планы, он мечтал, подобно Александру Великому, дойти до Индии, пополнив армию азиатскими наемниками, и утвердить границы империи на Востоке. Однако Горацио Нельсон практически уничтожил флот Наполеона и лишил его возможности получить подкрепление из Франции, а Сидней Смит усердно организовал защиту Акры, поэтому Бонапарту необходимо было запугать Мясника и вынудить его к сдаче города. Он также побоялся отпустить на свободу пленников, но был не в состоянии кормить и охранять их.
Тогда-то он и решил устроить массовую казнь.
Это было самое чудовищное решение в его противоречивой карьере, а мне оно казалось еще более чудовищным, поскольку я сам оказался в числе пленных, которых он распорядился казнить. Меня даже не удостоили чести пройти перед собравшимися полками в качестве достопримечательного изменника и шпиона; Нажак попросту втолкнул меня в толпу потрепанных и покалеченных марокканцев, суданцев и арабов, как будто я ничем не отличался от турецких рекрутов. Эти несчастные еще не знали своей участи, ведь они сдались, полагая, что им сохранят жизнь. Может, Бонапарт отправит их на кораблях в Константинополь? Или их отвезут в Египет для рабского труда? Или они будут тупо торчать под стенами дымящегося города, пока французы не отправятся дальше? Но нет, ничего подобного их не ожидало, и мрачные ряды гренадер и фузилеров, выстроившихся с мушкетами в шеренги, вскоре вызвали страшные догадки, и началась паника. На берегу с двух сторон от толпы пленных расположились отряды французской кавалерии для предотвращения попыток бегства. На краю апельсиновой рощи выстроилась пехота, а за нашими спинами плескалось море.
– Они собираются убить нас! – раздавались отдельные возгласы среди пленных.
– Аллах защитит нас, – обещали другие.
– Как он защитил Яффу?
– Послушайте, я пока не нашел Грааль, – прошептал я Нажаку, – но он существует… это книга… и если вы убьете меня, то сами никогда не найдете ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65