– Повторяется история битвы при пирамидах, – попытался я успокоить спутников. – Взгляните на их замешательство. У них же не армия, а толпа неорганизованных солдат, ведь им не удается даже нормально выстроиться.
– Им и не нужно выстраиваться, – пробасил Большой Нед. – Достаточно устроить массовую атаку. Клянусь морским дьяволом, я предпочел бы сейчас оказаться на фрегате. Там хоть воздух чище.
Если Клебер второпях и недооценил размеры вражеского войска, то сейчас проявил себя как искусный тактик. Мы отступили на холм, называемый в здешних местах Джебель-аль-Дахи, что дало нам выгодное по высоте положение. Вблизи вершины громоздились руины крепости крестоносцев Ле-Фаба, возвышающейся над широкой долиной, и французский генерал отправил на эти полуразрушенные бастионы сотню своих стрелков. Из оставшихся сформировали два каре пехотинцев, одним командовал сам Клебер, а другим генерал Жан Андош Жюно. Эти каре напоминали построенные из людей крепости, защищенные со всех четырех сторон так, что было невозможно объехать их с флангов. Ветераны и сержанты стояли за рядами новичков, чтобы помешать им обратиться в бегство и нарушить непробиваемый строй. Такая тактика смутила мамелюков в Египте, и то же самое, похоже, могло произойти сейчас с новоиспеченной турецкой кавалерией. Не имело значения, с какой стороны они бросятся в атаку, все равно их встретит крепкая преграда, вооруженная мушкетами и штыками. Наш продовольственный обоз и мы трое наряду с подопечными Нажака находились в центре.
Турки сглупили, дав Клеберу время сформировать каре, а потом с боевым кличем, размахивая саблями, галопом устремились в пробную атаку на наши ряды. Французы хранили полное молчание до тех пор, пока не прозвучала команда: «Огонь!» – и тогда по первым рядам каре пронеслась волна вспышек и оглушительных выстрелов, воздух затуманился облаками белого дыма, а первые ряды вражеской кавалерии попадали с лошадей. Остальные повернули назад.
– Гром и молния, смелости-то у них побольше, чем разума, – прищурившись, сказал Нед.
Солнце продолжало медленное восхождение. В долину, воинственно завывая и потрясая копьями, вливались новые отряды вражеской конницы. Время от времени к нашим каре с разных сторон наезжало по несколько сотен кавалеристов. Очередной залп приносил все тот же ожидаемый результат. Вскоре вокруг нас образовался полукруг из сраженных выстрелами воинов, их шелковые одежды смотрелись как головки срезанных цветов.
– Что, дьявол их разрази, они делают? – удивленно проворчал Нед. – Почему не нападают по-настоящему?
– Может, ждут, когда мы побежим за водой или снарядами, – предположил Мухаммед.
– После того, как они заглотят все наши пули?
По-моему, они рассчитывали, что мы бросимся бежать – их бывшие противники, должно быть, обладали меньшей непоколебимостью, – но французы не дрогнули. Наши защитники ощетинились, как дикобразы, и туркам не удавалось пробить бреши в каре.
Клебер, не слезая с лошади и не обращая внимания на свист пуль, медленно проезжал сзади по сторонам квадратов и подбадривал людей.
– Держитесь, молодцы, держитесь! – хрипло восклицал он. – Помощь придет.
Помощь? Бонапарт был в Акре, слишком далеко. Возможно, турки затеяли с нами какую-то хитрую игру, желая дать нам вдоволь попотеть и подергаться от страха, прежде чем предпринять предпоследнее массированное наступление.
Однако, поглядев в подзорную трубу, выданную мне сэром Сиднеем, я усомнился в том, что мы вообще дождемся решительной атаки. Многие отряды упорно держались позади, предоставляя возможность другим первыми попытаться прорвать наш строй. Часть воинов раскинулась на траве и устроила пикник, другие прилегли отдохнуть. И это в разгар сражения!
Солнце, однако, припекало все сильнее, и наша выносливость постепенно таяла, а их самоуверенность возрастала. Запасы снарядов подходили к концу. Мы начали затягивать время залпов и стреляли уже в самую последнюю секунду, чтобы не тратить попусту ни одной драгоценной пули. Они почувствовали наши сомнения. Естественно, раздался многоголосый ликующий вопль, турки пришпорили коней, и волны кавалерии устремились на нас, как прибой на берег.
– Ждем… ждем… пусть подъедут ближе… огонь! Так, так, отлично, второй ряд, огонь!
Лошади с диким ржанием падали на землю. Роскошно одетые янычары кувыркались в пыли. Лавируя между упавшими сотоварищами, вперед вырывались отчаянные храбрецы, но, когда они подъезжали к нашим рядам, их встречали ощетинившиеся штыки, и лошади становились на дыбы. Турецкие пистолеты и мушкеты оставили отметины в наших рядах, но на их стороне убитых было несравнимо больше. Поле боя буквально покрылось лошадиными тушами, и турки уже с трудом добирались до нас, преодолевая такие препятствия. Мы с Недом и Мухаммедом помогали оттаскивать раненых французов на середину каре.
Наступил полдень. Раненые стонали, вдобавок изнывая от жажды, как и все мы. Наш холм выглядел сухим, как египетская гробница. Солнце зависло в зените, обещая спалить нас или окончательно сломить сопротивление, а турки начали перебрасываться язвительными замечаниями. Много французов выбыло из строя, и Клебер отдал приказ перегруппироваться в одно каре, чтобы укрепить ряды защиты и боевой дух усталых солдат. Создавалось впечатление, что все мусульмане мира собрались тут против нас. Поле вспахали конские копыта, и к небу высокими столбами поднимались пылевые облака. Турки попытались обогнуть холм Джебель аль-Дахи и зайти сверху к нам в тыл, но егеря и карабинеры, оставленные в старой крепости крестоносцев, дали им решительный отпор, и они беспорядочно скатились вниз по склонам, позволив нам уменьшить их численность огнем по флангам.
– Огонь!
Прогремел очередной залп, сопровождаемый едким и ослепляющим дымом, ошметки пыжей разлетелись, как падающие снежинки. Над полем разнеслось ржание уносившихся прочь лошадей, уже без седоков. В который уже раз зубы откусывали концы патронов, и драгоценный порох высыпался на полки ружейных замков. Земля вокруг побелела от бумажных клочков.
Часам к трем дня мой язык стал ватным и еле ворочался во рту. Над трупами громко жужжали стаи мух. Некоторые солдаты от долгого стояния под палящим солнцем теряли сознание. Вялое бессилие турок было очевидным, и тем не менее мы не могли сдвинуться с места. «Конец наступит, – подумал я, – когда мы все передохнем от жажды».
– Мухаммед, если турки нас одолеют, то нам надо будет прикинуться мертвыми и дождаться, когда они уйдут. А ты можешь спастись как мусульманин. Нет нужды разделять судьбу безмозглых европейцев.
– Аллах не учил человека бросать друзей, – с суровой непреклонностью ответил он.
Потом вдруг началось странное волнение и разнеслись оживленные крики. Прошел слух, что в долине на западе заблестели ряды штыков.
– Ура, к нам идет маленький капрал!
– Разве мог Бонапарт так быстро добраться сюда? – недоверчиво произнес Клебер и поманил меня к себе. – Давайте-ка доставайте свою морскую трубу.
Английская подзорная труба давала более сильное увеличение, чем обычные французские трубы.
Я последовал за ним, покинув безопасное каре, и мы направились к уязвимому склону нашего холма. Путь наш проходил через кольцо павших мусульман, некоторые стонали, раскинувшись в траве, их алая кровь растекалась по примятым колосьям зеленеющей пшеницы.
С полуразрушенных бастионов крестоносцев открывался панорамный вид. Пожалуй, теперь, обозрев окрестности, я обнаружил, что турецкие войска еще более многочисленны, чем казалось. Тысячи всадников перемещались и кружили по долине, жестикулируя и ведя споры о дальнейших действиях.
Множество их воинов уже полностью окружило подножие нашего холма. Вдали виднелись палатки, обозы с провиантом и бесчисленные толпы маркитантов и слуг. Наша дивизия напоминала голубую скалу в море, окрашенном в красные, белые и зеленые тона. Одна решительная атака – и они, конечно, начисто сметут наше построение! Тогда мы бросимся врассыпную, и это будет конец.
Хотя они пока явно не собирались атаковать.
– Вон там, – показал Клебер. – Вы видите французские штыки?
Я вглядывался в окуляр, пока у меня не заслезились глаза. На западе колыхались волны высокой травы, но я не знал, чем вызвано такое волнение – порывами ветра или продвижением пехоты. Эта покрытая пышной растительностью земля скрывала армейские маневры словно суету муравьев.
– Возможно, там действительно проходит колонна французов, так сильно колышутся травы. Но как вы и сказали, разве удалось бы им добраться сюда так быстро?!
– Мы сдохнем от жажды, если придется долго торчать здесь, – сказал Клебер. – Или люди начнут разбегаться, и их перережут, как цыплят. Не знаю, идет ли к нам подкрепление, но вскоре все должно выясниться.
Он поспешил обратно, и я следом за ним.
– Жюно, начинай формировать колонны. Надо достойно встретить наше подкрепление!
Люди взбодрились, надеясь с безнадежностью отчаяния, что изменение боевого строя не повлечет за собой опустошительную вражескую атаку. Когда каре перестроилось в две колонны, турецкие кавалеристы заметно оживились. У них появилась возможность атаковать нас с тыла и флангов. По полю уже разносились их радостные крики и громкие звуки сигнальных труб.
– Вперед!
Мы начали спускаться с холма. Впереди колыхалось море турецких копий и сабель.
Но тут прозвучал отдаленный пушечный залп. Французы по-деловому, словно заказывали обед в парижском ресторане, четко определили калибры выстреливших орудий. Мы оглянулись и увидели расплывающиеся облачка дыма. Подмога действительно пришла! Французы возликовали, даже начали петь.
Вражеская кавалерия остановилась, в нерешительности глядя на запад.
С развевающимися на ветру триколорами мы стройными рядами спускались с Джебель-аль-Дахи, словно выходя на парад.
Потом со стороны вражеского лагеря повалил дым. Оттуда доносились выстрелы, слабые крики и триумфальные звуки французских горнов. Кавалерия Наполеона, ударив по туркам с тыла, посеяла панику. Драгоценные запасы продовольствия и снарядов уже начало пожирать пламя. С грохотом взрывались склады боеприпасов.
– Спокойно! – крикнул Клебер. – Держать строй!
– Когда турки приблизятся, залечь на землю и стрелять по команде! – весомо добавил Жюно.
Внизу, возле селения Фула, мы увидели озерцо. Наше волнение усилилось. Перед желанной водой нерешительно топтался какой-то оттоманский пехотный полк. Наши офицеры пробежались вдоль колонн, отдавая приказ готовиться к сражению.
– В атаку, вперед!
С громкими криками покрытые кровью французы пролетели остаток склона и устремились к этой самаритянской пехоте, обосновавшейся на краю деревни. Перестрелку сменили глухие удары мушкетных прикладов и лязг штыков, а потом враг бросился бежать. Тем временем турецкая конница, опасаясь движущегося с запада неизвестного подкрепления, начала спешное отступление. Чудесным образом за считанные минуты двадцатипятитысячная армия обратилась в паническое бегство на восток, оставив позади всего несколько тысяч французов. Кавалерия Бонапарта проскакала мимо нас, устремившись в погоню за турками к долине Иордана. Отряды оттоманской конницы преследовались и уничтожались до самого берега легендарной реки.
Мы нырнули в воды озерца Фулы и, утолив жажду, как пьяные, вылезли на берег, где валялись опустошенные патронные сумки. Вскоре прискакал Наполеон, лучезарный, как спаситель, хотя и в побуревшей от пыли одежде.
– Я подозревал, Клебер, что вы попадете в переделку! – воскликнул он. – Мы выступили вчера, сразу после получения донесений! – Он улыбнулся. – Грохот наших пушек поверг турок в паническое бегство!
ГЛАВА 17
Будучи прирожденным политиком, Бонапарт, не раздумывая, переименовал наше едва не закончившееся провалом сражение на скромном холме Джебель-аль-Дахи в битву при горе Табор – гораздо более внушительной и удобопроизносимой вершине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65