– Кажется. Мне необходимо увидеться с ней.
– Ее здесь нет. Они с Силано уехали к горе Нево.
– Какой горе?
– Это на востоке от Иерусалима, за рекой Иордан. Там Моисей наконец узрел Землю обетованную, но умер, так и не успев войти в нее. А теперь скажите-ка, Итан Гейдж, с чего вдруг они так заинтересовались Моисеем?
Он пристально следил за мной.
Значит, Монж и, вероятно, Бонапарт знают не все. Какую же игру затеяли Силано и Астиза?
– Даже не представляю, – солгал я.
– А что вам известно о тех ангелах, из-за которых вам с ними, очевидно, так захотелось вновь найти друг друга?
– А вот это уж совсем непонятно, – честно ответил я.
– Вы пришли сюда один?
– Друзья ждут меня в безопасном месте.
– В Палестине нет безопасных мест. Это смертоносная страна. Наш друг Конте изобрел усовершенствованные повозки для доставки дополнительной осадной артиллерии из Египта, поскольку коварные англичане захватили наши пушки на море, но их путь сюда задерживают постоянные перестрелки с турецкими отрядами. Эти люди никак не смирятся с поражением.
Если Наполеон ожидал прибытия новых больших пушек, то положение осажденных могло сильно осложниться.
– А зачем они направились к горе Нево?
Монж пожал плечами.
– Если бы вы, Гейдж, больше доверяли своим ученым собратьям, то, вероятно, мы пролили бы больше света на ваше будущее. Но вы, очевидно, предпочитаете осуществлять собственные идеи и планы, и в результате они вечно навлекают на вас неприятности. Вспомните хотя бы ваши глупые попытки найти на том медальоне треугольник Паскаля… кстати, вы наконец избавились от этой глупой игрушки?
– О да.
В Египте Монж пришел к твердому убеждению, что мой медальон на поверку оказался современной подделкой. Астиза, разумеется не в его присутствии, назвала его дураком. Таковым он, безусловно, не был, но его здравому восприятию мешала излишняя уверенность, порожденная накоплением огромного багажа научных знаний. Связь между образованием и здравым смыслом прослеживается не всегда.
– Но мне особенно нечем с вами поделиться. Когда вы забросили в крепость это кольцо, я просто ставил очередные электрические опыты.
– Опыты, убившие множество моих солдат.
Знакомый резкий голос заставил меня вздрогнуть. Из полумрака появился Бонапарт! Казалось, он всегда и повсюду успевал вовремя. Интересно, успевал ли он спать? Его озабоченное лицо приобрело нездоровый землистый оттенок, цепкий взгляд серых глаз излучал всю ту же непоколебимую и ледяную властность, благодаря которой он добивался мгновенного подчинения множества людей – подобно хозяину, взглядом усмиряющему свою кобылу. И вновь меня удивили его мастерские способности казаться выше своего роста и исходящая от него притягательная сила.
– Монж прав, Гейдж, ваше настоящее место на стороне науки и разума – на революционной стороне.
Мы расстались врагами, напомнил я себе.
– Значит, вы опять попытаетесь убить меня?
– Вчера, как вы сами понимаете, моя армия попыталась сделать это, – мягко сказал он. – А вы с вашим электрическим колдовством помогли сорвать наши планы.
– После того, как вы попытались убить и утопить меня в Яффе по наущению того сумасшедшего Нажака. Мне пришлось на том злосчастном берегу заглянуть в лицо вечности, а когда я нашел вас взглядом, то увидел, что вы заняты чтением очередного легкого романа!
– Мои романы далеко не так легки, я интересуюсь литературой так же, как и наукой. Известно ли вам, что в юности я сам написал роман? И даже мечтал опубликовать его.
Против своей воли я заинтересовался.
– О любви или о войне?
– О войне, конечно, и о страсти. Одно из моих любимых произведений называется «Маска пророка». В нем рассказывается об одном мусульманском фанатике восьмого века, вообразившем себя Махди, спасителем, и отправившемся воевать с калифом. Пророческий сюжет, не правда ли?
– И чем же закончилась его война?
– Мечты героя потерпели крах, когда он ослеп в сражении, и ему пришлось скрывать недуг, спрятав лицо под блестящей серебряной маской. Он говорил своим сторонникам, что скрыл лицо, дабы сияние Махди не ослепило тех, кто смотрит на него. Они поверили ему. Но он проиграл, а гордость не позволила ему сдаться, поэтому он приказал своим воинам выкопать огромную траншею, чтобы остановить вражескую атаку. Потом он устроил всеобщее пиршество с отравленными яствами. Перетащив безжизненные тела своих последователей в эту траншею, он поджигает их и сам бросается в это пламя. Мелодраматично, признаю. Инфантильная патология.
Неужели Святая земля так способствует игре воображения?
– Позвольте спросить, к чему вы клоните?
– Порочными оказываются крайности, на которые толкает человека навязчивое желание славы. – Он улыбнулся.
– Наряду с пророчествами.
– Вы считаете, что рассказанная история автобиографична? Я не ослеп, Итан Гейдж. Уж если на то пошло, я обречен видеть все слишком хорошо. И сейчас я определенно вижу, что ваш истинный путь ведет в мир науки и с него вам не следовало уклоняться. Вы полагаете, что отличаетесь от графа Силано, однако вы оба стремитесь к знаниям – и уже одно это способно объединить вас, так же как и привлекающую вас обоих женщину. Всем вам присуще своеобразное кошачье любопытство. Я мог бы приказать расстрелять вас, но не кажется ли вам, что разгадка вашей троицей заветной тайны является гораздо более заманчивой идеей?
– По крайней мере, генерал, – вздохнув, заметил я, – ваши слова более доброжелательны, чем в нашу последнюю встречу.
– Теперь у меня сложилось более четкое понимание цели, что обычно улучшает настроение. Я не отказался от мысли переубедить вас, американец. И по-прежнему надеюсь, что мы сумеем переделать мир к лучшему.
– Неужели бойня в Яффе стала шагом на пути таких переделок?
– Иногда жестокость спасает миллионы жизней, Гейдж. Я дал понять оттоманцам, какой опасностью может обернуться сопротивление, чтобы мы быстрее покончили с этой войной. Если бы их не поддерживали такие фанатики, как Смит и Фелипо, изменник своего же народа, то они могли бы попросту сдать город, и тогда не пролилось бы больше ничьей крови. Не позволяйте их недальновидности заловить вас в ловушку Акры. Отправляйтесь к Силано и Астизе и узнайте все возможное, а потом примите решение ученого о том, как распорядиться полученными знаниями. Я сам член Института, как вы помните. Моя верность науке безгранична. Не так ли, Гаспар?
Математик выдавил слабую улыбку.
– Никто из нас, генерал, не сделал больше вас для объединения науки, политики и военной стратегии.
– И никто не работал усерднее для блага Франции, чем наш доктор Монж, которому я лично помог справиться с недавним недугом. Он тверд в своих привязанностях. Учитесь у него, Гейдж! Итак, учитывая вашу странную историю, вы сами понимаете, что я должен назначить вам эскорт. Полагаю, вам будет даже интересно последить друг за другом.
И тут из темноты выступил Пьер Нажак, ничуть не изменивший со времени нашей последней встречи своего неряшливого и кровожадного вида.
– Вы, должно быть, шутите.
– Напротив, охрана назначена ему в наказание за то, что прежде он обходился с вами неразумно жестоко, – сказал Бонапарт. – Вы все поняли, Пьер?
– Я доставлю его к Силано живым и невредимым, – проворчал негодяй.
Мне слишком хорошо помнились ожоги и избиения.
– Этот мучитель всего лишь презренный грабитель. Мне не нужен такой эскорт.
– Но мне нужен, – отрезал Наполеон. – Я устал от ваших блужданий. Вы отправитесь под охраной Нажака или останетесь здесь. Он ваш единственный путь к этой женщине, Гейдж.
Нажак сплюнул.
– Не переживайте. После того как мы найдем то, что ищем, у вас появится шанс убить меня. Впрочем, у меня также появится шанс убить вас.
Я взглянул на его экипировку.
– Не из моей винтовки, надеюсь.
Наполеон изумился.
– Вашей винтовки?
– Я помогал делать ее в Иерусалиме. А потом этот бандит украл ее.
– Я обезоружил вас. Вы же попали ко мне в плен!
– А теперь мы вновь стали союзниками, хочу я того или нет. Так что пора отдать ее обратно.
– Будь я проклят, если вы получите ее!
– Я не буду помогать, если вы не вернете мне оружие.
Бонапарт выглядел очень довольным.
– Будете, Гейдж, еще как будете. Вы сделаете это ради той женщины, и, более того, будучи азартным игроком, вы не сможете отказаться от шанса удачной разгадки тайны. Нажак по-своему прав, ведь он взял вас в плен. Ваше ружье стало его трофеем.
– Да не так уж она и хороша, – добавил этот мерзкий тип. – Палит, куда попало, мажет почище дряхлых мушкетонов.
– Точность стрельбы зависит от умения стрелка, – ответил я, отлично зная, что она стреляет дьявольски точно. – Что вы понимаете в ее оптическом прицеле?
– Дурацкое приспособление. Я снял вашу подзорную трубку.
– Мне ее подарили. Если мы собираемся искать сокровища, то подзорная труба мне просто необходима.
– Это справедливо, – рассудил Наполеон. – Отдайте ему трубу.
Нажак неохотно выполнил распоряжение.
– И мой томагавк тоже.
Я знал, что он должен быть у него.
– Этому американцу опасно доверять оружие, – предупредил Нажак.
– Это не оружие, а орудие.
– Верните ему топорик, Нажак. Если вы с дюжиной людей не уследите за нашим американцем из-за одного топора, то мне придется отправить вас обратно и сдать в руки полиции.
Нажак скривился, но выполнил приказание.
– Этот инструмент подходит скорей дикарям, чем ученым, – проворчал он. – С ним вы выглядите как неотесанный мужлан.
Я взвесил на руке приятную тяжесть томагавка.
– А вы выглядите как грабитель, ни черта не понимающий в достоинствах чужой винтовки.
– Как только мы найдем ваш треклятый секрет, Гейдж, я разберусь с вами раз и навсегда.
– Поживем – увидим.
На моей винтовке уже появились грязные пятна и зазубрины – неряшливость Нажака распространялась не только на одежду, но и на оружие, – но тем не менее она еще не потеряла исходной гладкости и изящества линий. Я соскучился по ней, почти как по женщине.
– Сделайте мне одолжение, Нажак. Сопровождайте меня на расстоянии, чтобы мне не приходилось вдыхать исходящую от вас вонь.
– Но учтите, вы постоянно будете в пределах дальности выстрела.
– Объединения всегда чреваты некоторыми сложностями, – саркастически заметил Наполеон. – Однако Нажак теперь распоряжается винтовкой, а вы, Гейдж, – подзорной трубой. Объединив усилия, вы попадете точно в цель!
Раздраженный шуткой генерала, я счел нужным ответить ему тем же.
– И я полагаю, вам необходимо, чтобы мы вернулись как можно скорее? – сказал я, махнув в сторону больных.
– С чего вы взяли?
– Чума. Она должна посеять панику в ваших войсках.
Но мне никогда не удавалось вывести его из равновесия.
– Она придает решительность их натиску. Но не стоит переживать по поводу сроков моей кампании. Грядут куда более важные события. От ваших поисков зависит судьба не столько Сирии, сколько Европы. А моего скорейшего возвращения ждет сама Франция.
ГЛАВА 16
Мне казалось, что мы с головорезами Нажака отправимся прямиком к горе Нево, но он рассмеялся, когда я высказал такое предположение.
– Тогда нам пришлось бы отбиваться от половины оттоманской армии!
После вторжения Наполеона в Палестину Блистательная Порта в Константинополе сразу набрала новых рекрутов в свои войска, чтобы остановить французов. Галилея, сообщил мне Нажак, кишит отрядами турецкой и мамелюкской кавалерии. Святая земля восприняла галльскую свободу с тем же «воодушевлением», что и Египет. Сейчас дивизии генерала Жана Батиста Клебера, высадившейся около года тому назад вместе с Бонапартом на берега Александрии, предстояло избавиться от этих мусульман. А нашей поисковой группе надлежало проследовать вместе с его войсками на восток до реки Иордан, что течет на юг от Галилейского моря, или Тивериадского озера, в сторону Мертвого моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65