– Это мужской шовинизм.
– Хорошо, пусть будет так, как ты хочешь. Я дружески поцеловала его в щеку, твердую и чисто выбритую, и соскользнула со своего стула.
– Ты куда? – обеспокоился Макс.
– Через пять минут приду, – я укоризненно посмотрела на Макса.
– Тебя проводить?
– Еще успеешь.
Вечер слишком затянулся, и я, поборов невесть откуда взявшееся искушение остаться с этим красивым холеным жеребцом, отправилась в гардероб, взяла свой длинный плащ и вышла из заведения.
В лицо мне пахнул сырой ветер, мгновенно выветривший остатки хмеля, и я медленно пошла по набережной, названия которой не знала; я даже не знала, куда мне идти, но надеялась, что у меня будут достойные провожатые.
Так и произошло.
Через пять минут за моей спиной нетерпеливо просигналили. Я знала кто, но дала себе еще несколько секунд. Рядом с тротуаром мягко двигался джип Алены. Она предупредительно открыла дверцу. В полосах света от уличных фонарей я увидела ее счастливое и немного растерянное лицо. Боже мой, я ведь знала это выражение, я столько раз видела его во ВГИКе – она уже была влюблена и ждала от ближайшего будущего приключений и недолгой, но испепеляющей любовной игры. Да, я знала это выражение и знала, чем заканчивается период токования, но на секунду меня вдруг охватила жалость к Алене и презрение к себе: я цинично использовала чужие слабости, расчетливая, холодная стерва.
– Почему ты ушла? – спросила она меня.
– Потому, почему и пришла. Просто так.
– Я подвезу тебя.
– Валяй.
Я села в машину и только тут сообразила, что не сказала Алене, куда меня везти. Я не сказала, а она не спросила.
– На Васильевский, если это тебя не затруднит.
– Не затруднит.
Занавес над первым актом трагифарса опустился, но расслабляться было рано. Вернее, самое время было расслабиться. Я запрокинула голову на сиденье.
– Тебе понравился наш мышиный жеребчик? – ревниво с просила Алена.
– Кого ты имеешь в виду?
– Макса.
– Забавный тип. Никогда бы не подумала, что вы конкуренты. Вы бы неплохо смотрелись вместе.
– Та-ак… – Алена рассмеялась, – уже доложил. Тем лучше, избавил меня от тягостной процедуры объяснений.
– Меня это не шокирует, но…
– Можешь не продолжать, я поняла.
Джип оказался отличной машиной, он плавно нес нас сквозь сырую питерскую ночь и действительно укачал меня. Все вышло самым замечательным образом, даже наигрывать не пришлось; но сквозь легкий сон я чувствовала, что Алена чуть придерживает машину, чуть дольше, чем нужно, задерживается на светофорах… Несколько раз она останавливалась, выходила и возвращалась – на заднее сиденье летели бутылки и пакеты. У набережной она остановилась: над Невой вздыбили свои спины мосты.
Несколько минут она смотрела на меня, а потом тихонько коснулась плеча.
– Черт знает что, мосты развели… Начало третьего.
– Я вижу, – спокойно сказала я.
– У меня есть альтернативный вариант, – Алена старалась не волноваться, – я живу здесь недалеко, на Крюковом… Ты можешь остаться у меня до утра. А утром я тебя отвезу.
Н-да, изящно все получилось, и мосты развели в масть, браво, Алена!
Я выждала паузу.
Алена извинительно развела руками:
– Надеюсь, ты не считаешь это похищением сабинянок?
– Никоим образом.
Спустя десять минут мы уже были возле Алсниного дома. Она лихо припарковала машину, вытащила пакеты, часть из них отдала мне – включая и затесавшийся сюда роскошный букет роз.
– Тебе нравятся розы?
– Нет. Я вообще не люблю цветы.
– Я учту, – серьезно сказала Алена.
…Она жила на втором этаже, окнами на Крюков канал, в огромной двухкомнатной квартире с евроремонтом и джакузи. Вот где я хотела бы закончить свои дни – лицом в мягкий ковер с длинным ворсом, у ножек стола красного дерева, рядом с осколками дорогого саксонского фарфора…
Спальня была совсем не похожа на немного тяжеловесную гостиную: зеркальный потолок, обитые черной тканью стены, огромная кровать под черным покрывалом, которое взрывали несколько ярких цветовых пятен – маленькие подушки с латиноамериканским геометрическим узором: кирпичные, желтые, оранжевые. Одна из стен была отдана на откуп рыбам: в нее на всю длину был вмонтирован огромный аквариум. Такого я не видела никогда: неспешная жизнь кораллового рифа протекала прямо перед глазами, аквариум завораживал своей реальностью.
Впрочем, я увидела все это чуть позже; а сейчас мы сидели с Аленой на кухне. Тяжелые буковые стулья показались мне слишком пресными, чтобы, сидя на них, общаться с экстравагантной Аленой, и поэтому я расположилась на полу. Прямо под большим портретом Марлен Дитрих в неизменном мужском костюме с жилеткой и мягкой шляпе с широкими полями.
Я чувствовала, что Алене было неудобно разговаривать со мной, глядя на меня сверху вниз, и после некоторых колебаний она тоже растянулась на полу, подперев голову руками.
Наш флирт стал более откровенным, глубокая ночь и количество выпитого этому способствовали, но мне удалось удержаться в рамках двусмысленных приличий, мягко отбивая ее такие же мягкие атаки. Она уже считала ненужным вуалировать свои желания, да и сейчас ей не удалось бы это. Она была достаточно близко ко мне, чтобы видеть ее вспухшие от томительного желания губы, и мокрые ресницы, и блестящие глаза, исполненные дивной непристойности. После второй бутылки шампанского она неожиданно перевернулась на спину и закрыла лицо руками.
– Я тоже думаю, что пора спать, – весело сказала я.
– Я не хочу спать. Я знаю, чего я хочу, только не спать… Я.., я больше не могу смотреть на тебя просто так, иначе сделаю какую-нибудь глупость.
– Увы…
– Да. Я понимаю. Извини.
– Думаю, у тебя не бывает проблем с… – я помолчала, выбирая выражения, – с партнершами. Тем более, ты всегда можешь их купить.
– Это жестоко, – тихо сказала Алена, и мне стало безумно жаль ее: запутавшаяся в запретных чувствах девочка. – Знаешь, иногда я ненавижу себя за эту свою дурацкую природу… Но ведь я не виновата, не виновата…
– Конечно, нет… – Я мягко погладила ее по волосам и почувствовала, как Алена притихла под моей рукой. – Никогда не стоит бороться с собой. Принимай себя такой, какая ты есть, и найдется кто-то, кто обязательно примет тебя…
– А ты? Ты могла бы? – Она подняла голову.
– Не думаю, что это стало бы определяющим для тебя.
– Кто знает… Расскажи мне о себе – я ведь ничего о тебе не знаю…
– У меня достаточно печальная история, чтобы проговаривать ее вслух… И потом – если мы так похожи, как ты утверждаешь, стоит ли вообще рассказывать ее? Ты все знаешь сама.
– У меня такое впечатление, что я знакома с тобой много лет.
Всегда доверяй своим впечатлениям, Алена! Мы и знакомы много лет…
– Вот как? Это констатация?
– Это признание.
– На этом и остановимся. Очень мило было с твоей стороны не оставлять меня на улице. Я могу помыться?
– Конечно!
Она проводила меня в ванную. Я с удовольствием стала под душ и подставила усталое лицо под теплые струи: сегодня ты хорошо поработало и достойно быть чисто вымытым…
Алена тихо постучала в дверь и зашла, не дожидаясь ответа. В руках у нее было полотенце.
– Я принесла полотенце, – сдавленным голосом сказала она, жадно рассматривая мое тело: я бесстыдно повернулась к ней, омываемая упругими струями воды.
– Спасибо.
– Мне кажется, ты искушаешь меня.
– Тебе это только кажется.
– Что я могу сделать для тебя?
– Принести халат, – улыбнулась я.
– Тебе говорили, что ты дивно хороша? Никто не говорил. Никому бы это в голову не пришло. Ты первая, Алена. А впрочем, я и сама чувствовала, что во мне стало многое меняться с тех пор, как изменилось лицо, – как будто неведомые мне силы взрывали застывший лед тела и делали его другим – теперь оно было открыто для вещей, о которых шептал мне Иван и которые были в сухих губах Нимотси. Что ж, придет время, и я испытаю все это, только не нужно торопиться.
– Тебе не говорили, что ты дивно хороша? – повторила Алена.
– А как ты думаешь?
Я обдала Алену водой, и мы обе рассмеялись…Когда, завернутая в свежий махровый халат, я вышла из ванной, Алена ждала меня.
– Извини, нам придется заночевать в одной кровати. Другой кровати нет.
Алена невинно улыбалась, у нее была незыблемая позиция. Другой кровати действительно не было; в гостиной господствовали четыре огромных кожаных кресла; но никакого намека на самый элементарный диван.
– Вот как? У тебя даже нет гостевых посадочных мест для родственников из ближнего зарубежья?
– Я не принимаю здесь гостей, для этого у меня есть другая квартира… Для дурацких вечеринок и дней рождения и для бывших однокурсников… И пяти англичан из Йоркшира, у меня там отличные друзья… Здесь я принимаю только тех, с кем хочу переспать.
Я удивленно вскинула брови:
– Вот как? И кто же оплачивает твои прихоти?
– Богатая сучка, ты это имеешь в виду? Я просто ненавижу, когда кто-то вторгается на мою территорию. Я вообще не очень люблю людей, которых не люблю.
– Одинокая богатая сучка. Выглядит экстравагантно, но малоутешительно.
– Я знаю. С какой стороны кровати ты ляжешь?
– С той, где меня не потревожат. Чертовски хочется поспать хотя бы пару часов.
– Я постараюсь не потревожить тебя, хотя это и потребует усилий с моей стороны.
– Грубый мужской прием. И он не всегда срабатывает, разве тебе об этом не говорили?
– Я никогда не прислушиваюсь к тому, что мне говорят. Но с тобой я готова изменить правила игры. Что еще ты мне посоветуешь?
– Не стоит тянуть в постель первую попавшуюся субретку из гущи народных масс. Можно и нарваться.
– Знаешь, еще в детстве я тянула в рот все что ни попадя. Даже ржавые гвозди глотала. И ничего – жива-здорова.
…В огромной, как футбольное поле, кровати Алены я устроилась на самом краешке. Алена легла с другой стороны, но, перед тем как лечь, присела передо мной на колени:
– Ты можешь расслабиться и спать спокойно. И не нужно меня бояться.
– Я и не боюсь тебя. Мне есть чего бояться, – прозвучало интригующе.
Алена протянула руку и мягко коснулась моих волос:
– Завтра мы поговорим об этом. Спокойной ночи. Я взяла ее руку и поцеловала в ладонь – Боже мой, это был тот самый поцелуй, которым когда-то целовал меня Иван; тот самый многообещающий жест, который вдруг выскочил из меня, я всегда была старательной ученицей. Алена потянулась ко мне, но я тотчас же отстранилась:
– Это не значит ничего, кроме “спокойной ночи”.
– Ты сводишь меня с ума.
– Какая по счету?
– Что?
– Какая по счету из тех, кто сводит тебя с ума?
– Может быть, я нашла то, что всегда искала, – задумчиво сказала Алена.
– Не стоит торопиться с выводами.
– Мне очень нравится одно название у Джой Керолл Оутс…
– Можешь не продолжать, я знаю. “Делай со мной все, что захочешь”.
– Что захочешь, – тихо сказала Алена, – Господи, откуда ты взялась?
"Из нашего с тобой общего прошлого, голубка'"
– Я хочу спать, извини. В этом доме разрешается спать, или продолжим литературную викторину до утра?
– Спокойной ночи, извини, – вздохнула Алена.
…Эту ночь, украшенную экзотическими рыбками в аквариуме, вряд ли можно было назвать спокойной. Я не сомкнула глаз – меня пугало прерывистое дыхание Алены, я кожей ощущала волны, идущие от се томящегося в клетке собственных страстей тела. Но она оказалась паинькой. Я оценила ее терпение – не мытьем так катаньем она решила дожать меня, эта тактика в сочетании с умом, богатством и широтой мятущейся души должна была сделать в результате свое дело. Еще во ВГИКе я была в курсе всех феминистских теорий Алены, краеугольным камнем которых был тезис: соблазнить можно кого угодно.
Но я плевать хотела на все эти тезисы. Я исчезла из ее кровати гораздо раньше, чем она продрала глаза; я исчезла из ее кровати, не оставив даже благодарственной записки за душ, полотенце и ночь под портретом Марлен Дитрих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75