Фирма-поставщик выплатила неустойку в размере этих ста тысяч, а безнадежный долг повесили на приятеля. Тот сначала запил, а потом повесился на этом самом ремне (шофер похлопал себя по джинсам) – он выкупил у вдовы за кругленькую сумму, говорят, веревка повешенного приносит счастье. И ему повезло – он переходит с междугородных трасс к главе местной администрации на персоналку, нежданно-негаданно… И это его последний рейс.
Я сочувственно качала головой, ахала в нужных местах, в благодарность шофер обучил меня немецкому слову “натюрлих” как универсальной оценке любой ситуации, и мы расстались в Питере, довольные друг другом.
Без приключений я добралась к себе на Васильевский, наскоро вымылась и свалилась без сил.
* * *
… Паром отходил в субботу вечером.
Сегодня было утро четверга, значит, уже послезавтра меня не будет в этой стране, и кошмар закончится. Я решила ехать, я решила воспользоваться этим щедрым посмертным подарком Алены, другого выхода у меня не было. Я совершенно не представляла себе, что я буду делать в Швеции, но теперь это было неважно. Пока неважно.
Здравый смысл подсказывал, что, избавившись от одной головной боли – влюбленного мстителя Фарика, я получила куда более серьезную: смерть Алены. Еще день-два (я надеялась, что два, а то и три…) – и ее начнут искать. А судя по тому положению, которое занимал ее отец, эти поиски будут основательными. Рано или поздно они приедут на дачу, увидят остатки мирной пирушки, три стакана; снимут отпечатки пальцев, отпечатки протекторов – дальше мое воображение не распространялось, я понятия не имела о следственной практике… Кроме того, я не знала, каким путем Алена добыла мне паспорт, кто знает о нем, и если знает, то что?..
Это были вполне трезвые рассуждения, которые время от времени разбивались о волны отчаяния, – я не могла отделаться от жуткой картины мертвых тел в ванной, от съедающего душу чувства вины за происшедшее.
Я просидела в квартире весь день, вечером отправилась на улицу (такое поведение казалось мне смешным, но похожим на правду) и утопила в грязной, заключенной в захламленные берега речушке, названия которой не знала, сумочку Алены. Чуть дальше, воровато озираясь, выбросила ключи от ее квартиры на Крюковом (слава Богу, там не осталось ничего, указывающего на меня); сожгла в пепельнице Аленины визитки, заграничный паспорт и билет на паром.
И когда языки пламени лизнули плотные страницы паспорта, я почувствовала себя невероятной сукой и искусала в кровь уже подживающие губы. То, что я делаю сейчас, казалось мне отвратительным по отношению к человеку, который так искренне, так безоглядно помог мне… Но кто-то другой, уже пустивший во мне корни, кто-то хладнокровный и знающий жизнь, говорил: так надо, им уже ничем не поможешь, Алену не вернешь, Алена не осудила бы тебя, все правильно, девочка, а пепел собери и вынеси на помойку… Черт возьми, это было невыносимо! Я боялась спать, снова и снова я видела болото, где утонул Аленин джип. И мысль о том, что она, так любившая удовольствия, флирт, поцелуи на ночь, хороший коньяк, такая восхитительно живая, нашла последнее упокоение не в аккуратной могиле под черным мрамором от вечно скорбящих родителей и друзей, а в зловонной жиже болота – сама мысль об этом была мне невыносима…
…Эта мысль пришла совершенно неожиданно, она оказалась защитной реакцией на постоянную саднящую боль в сердце: перед самым отплытием я пошлю письмо в Аленин адрес; я укажу, где затонул джип, я дам все приметы, которые помню, они вытащат их, если их можно вытащить, они обмоют их тела и хотя бы похоронят по-человечески. “Прости, – шептала я, грызя кончик подушки и лежа без сна. – Прости, моя хорошая, это единственное, что я могу для тебя сейчас сделать. Прости, прости меня…"
Решение не казалось мне безумным, оно было вполне логичным, железные пальцы горя и отчаяния отпустили меня впервые за долгие часы. Так я и поступлю, может быть, Бог, если он есть, и простит меня…
Только сейчас я поняла, что не ела больше двух суток и чертовски голодна. Готовить не хотелось, но что-нибудь приличное я обязательно бы съела. Наплевав на предосторожности, а еще больше страдая от одиночества, в котором я принуждена была бродить, натыкаясь на собственные безрадостные мысли, я отправилась на Невский, в хорошее кафе.
…Я выбрала дорогую и вполне респектабельную забегаловку, заказала парочку немыслимых салатов, мясо с грибами в горшочках и к нему бокал красного вина, просто и со вкусом. Стараясь сдерживать волчий аппетит, я аккуратно ела, запивая вином отлично приготовленное мясо.
Прощальный обед, завтра меня здесь не будет.
Утолив первый голод, я расслабилась и стала смотреть в окно – за ним жил своей жизнью Невский; деловито и не очень сновали люди, у которых были совсем другие, невинные тайны, из-за которых никогда не гибли близкие люди, которым не нужно было уезжать из страны куда глаза глядят, которых ясно и спокойно любили и хотели иметь от них детей… Я завидовала каждому проходящему мимо, с любым из них я охотно поменялась бы местами, вот только они вряд ли захотят…
А потом появилось нечто, что поначалу лишь смутно взволновало меня; я не могла определить причину этого “нечто”, загипнотизированная броуновским движением Невского. Но вскоре я поняла источник беспокойства – кто-то пристально меня разглядывал. Кто-то сидящий в кафе.
Стараясь не поддаваться панике – мало ли кому придет в голову поглазеть на хорошенькую стриженую самочку (я все чаще оценивала себя со стороны), я медленно повернулась на изучающий взгляд.
Это был он.
Тот самый парень, которого я видела в своей квартире в день убийства Нимотси и Веньки, который ушел через крышу, а я потом повторила его путь… Конечно, это он, я не могла ошибиться, я узнала бы его из тысяч, миллионов других: все тот же крутой подбородок боксера-неудачника, светлые волосы, постриженные не без артистического шика, – по-своему он был даже красив, – перстень-змея на мизинце…
Он смотрел прямо на меня и приветливо улыбался.
Вот ты и попалась!
Они вычислили тебя и отправили этого обрусевшего терминатора, чтобы тебя уничтожить. Все твои тараканьи бега, жалкие потуги на роль детектива-аналитика оказались напрасными – твоя собственная смерть смотрит на тебя бездумными веселыми глазами.
Сейчас он вытянет что-то типа пистолета с глушителем из кармана куртки – так фокусник вытягивает кроликов из шляпы, я знаю, – вытянет и уничтожит тебя. В какую-то долю секунды я пожалела о единственном: я не напишу письма и никто никогда не узнает, где умерла Алена…
Бежать было некуда – полупустой аквариум кафе просматривался насквозь и простреливался, наверное, тоже. Чувствуя, что теряю сознание, я вцепилась в край скатерти – сейчас все это сооружение вместе с опустошенными тарелками, горшочками и бокалом вина свалится на пол, а потом туда же упадет и моя простреленная голова…
Он все смотрел и смотрел на меня, а я медленно умирала под его взглядом, так медленно, что мысленно взмолилась – ну, быстрее, доставай свою пушку и кончай меня!
Конец – делу венец.
Эта дуэль продолжалась какое-то время, какое – я и сама не знала. Наконец он поднялся и пошел прямо на меня. Слава Богу, сейчас все закончится. Единственное, что я сделала, – прикрыла ладонями свою бедную голову, как будто это могло меня спасти.
Я ждала.
Но вместо выстрела раздался участливый хрипловатый голос:
– Вам плохо?
Скажите пожалуйста, какое участие. С каких это пор у жертвы, прежде чем пристрелить ее, спрашивают о состоянии здоровья?
– Вам плохо? – настойчивее повторил мой терминатор. – Я могу вам помочь?
Нет, он положительно не собирался меня убивать – я подняла голову: в его лице было все, что угодно, кроме жажды крови.
– Спасибо, все в порядке.
– Что-то вы очень бледная… – Еще бы! посмотрела бы я на тебя в моем положении! – Не возражаете, если я присяду?
Я не возражала.
Да он и не дожидался ответа – вальяжно развалился на стуле рядом, задел коленом мое колено – дешевенький приемчик вскормленного на видео провинциала, – подозвал официанта и заказал бутылку шампанского.
– Познакомимся? Меня зовут Влас.
– Ева, – прошептала я бескровными губами.
– Только не говорите, что это ваше настоящее имя, – хмыкнул он, впрочем, вполне доброжелательно.
Я похолодела – естественно, какая ты Ева, он ищет тебя в связи с совсем другим именем и совсем по другому поводу.
– Знаешь, – резко перешел он на “ты”, – девушки иногда позволяют себе поэтические вольности, придумывают разные диковинные имена.
– По-моему, мы еще не пили с вами на брудершафт – это во-первых. И не учились в параллельных классах, так что “ты” звучит не совсем уместно. – Отступать мне было некуда, и я позволила себе некоторую надменность женщины, которая устала отшивать чрезмерно прилипчивых парней. – Во-вторых, меня действительно зовут Ева, так что я уж никак не похожа на ваших шлюх по вызову.
– Это точно! – радостно заметил он и разразился тирадой по поводу того, что давно наблюдает, как я ем свое проклятое мясо – очень аристократично; что это так нравится ему, что я вообще так ему симпатична, что он хотел бы познакомиться со мной поближе.
– Насколько близко? – спросила я тоном, подсказанным мне Евой; тоном женщины, самой выбирающей мужчин.
– Насколько это возможно, – откровенно ответил он тоном мужчины, который всегда получает свое, чего бы ему это ни стоило. И накрыл ладонью мою руку.
– Знаете что? – посоветовала ему я, но руку все же не убрала. – Могу порекомендовать вам пару справочных изданий с номерами телефонов. Сауна, тайский массаж – там легко разрешат все ваши проблемы и временные затруднения.
– У меня нет проблем, – просто сказал он, – и если я подсел к вам – то я подсел именно к вам.
– Я замужем.
– Это мило. Я бы удивился, если бы такую красивую женщину кто-то не прибрал к рукам.
– Кроме того, у меня уже есть любовник.
– Тем лучше, у тебя будет возможность сравнить. Он проворно разлил шампанское по бокалам. И, не дожидаясь, пока я возьму свой, выпил пузырящуюся светлую жидкость, не удержался и скрыто отрыгнул.
– Очень культурно, – сморщилась я.
– Прости, прости… Это чертово шампанское всегда меня подводит, я вообще водку пью, тогда без эксцессов. – Парень, назвавшийся Власом, откинулся на спинку стула и стал совершенно бесстыдно рассматривать меня. В его глазах было что-то обезоруживающе-безыскусное, он не привык скрывать своих намерений, ясно. Он хотел банально переспать со мной, и чем раньше, тем лучше – я никогда не сталкивалась с подобной ситуацией в прошлой жизни: трах здесь и сейчас, – и эта ситуация даже начала забавлять меня. Она выглядела бы уж совсем бесперспективно-смешной, если бы не этот перстень-змея, если бы не этот крутой подбородок – он убил моих друзей, вот о чем нельзя было забыть, вот почему нельзя было уйти.
– Так и будешь молчать? – спросила я, невольно включаясь в его игру.
– Экономлю силы. Они мне еще пригодятся.
– Ты думаешь? Но сейчас я встану и уйду. Что тогда?
– Пойду следом за тобой.
– Я призову блюстителей порядка.
– Мне будет очень жаль.
– Но ты отстанешь?
– Отстану. – Лицо его сразу погрустнело, он проиграл ситуацию, в которой выглядел не таким крутым, как хотел казаться. И тут же нелепый мальчишеский кураж взял вверх. – Отстану. Но тогда тебе уже будет очень жаль. Я правду говорю, тебе могли понравиться некоторые вещи…
– Да?
– Слушай, если бы ты хотела уйти, ты бы уже ушла.
– Ты, должно быть, насмотрелся дешевой порнухи, где все только и думают, как бы трахнуть друг друга в самых неподходящих местах.
– В самых неподходящих?
– Именно, – наставительно сказала я, старая видеопрокатная крыса, поднаторевшая в самых разных типах порно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Я сочувственно качала головой, ахала в нужных местах, в благодарность шофер обучил меня немецкому слову “натюрлих” как универсальной оценке любой ситуации, и мы расстались в Питере, довольные друг другом.
Без приключений я добралась к себе на Васильевский, наскоро вымылась и свалилась без сил.
* * *
… Паром отходил в субботу вечером.
Сегодня было утро четверга, значит, уже послезавтра меня не будет в этой стране, и кошмар закончится. Я решила ехать, я решила воспользоваться этим щедрым посмертным подарком Алены, другого выхода у меня не было. Я совершенно не представляла себе, что я буду делать в Швеции, но теперь это было неважно. Пока неважно.
Здравый смысл подсказывал, что, избавившись от одной головной боли – влюбленного мстителя Фарика, я получила куда более серьезную: смерть Алены. Еще день-два (я надеялась, что два, а то и три…) – и ее начнут искать. А судя по тому положению, которое занимал ее отец, эти поиски будут основательными. Рано или поздно они приедут на дачу, увидят остатки мирной пирушки, три стакана; снимут отпечатки пальцев, отпечатки протекторов – дальше мое воображение не распространялось, я понятия не имела о следственной практике… Кроме того, я не знала, каким путем Алена добыла мне паспорт, кто знает о нем, и если знает, то что?..
Это были вполне трезвые рассуждения, которые время от времени разбивались о волны отчаяния, – я не могла отделаться от жуткой картины мертвых тел в ванной, от съедающего душу чувства вины за происшедшее.
Я просидела в квартире весь день, вечером отправилась на улицу (такое поведение казалось мне смешным, но похожим на правду) и утопила в грязной, заключенной в захламленные берега речушке, названия которой не знала, сумочку Алены. Чуть дальше, воровато озираясь, выбросила ключи от ее квартиры на Крюковом (слава Богу, там не осталось ничего, указывающего на меня); сожгла в пепельнице Аленины визитки, заграничный паспорт и билет на паром.
И когда языки пламени лизнули плотные страницы паспорта, я почувствовала себя невероятной сукой и искусала в кровь уже подживающие губы. То, что я делаю сейчас, казалось мне отвратительным по отношению к человеку, который так искренне, так безоглядно помог мне… Но кто-то другой, уже пустивший во мне корни, кто-то хладнокровный и знающий жизнь, говорил: так надо, им уже ничем не поможешь, Алену не вернешь, Алена не осудила бы тебя, все правильно, девочка, а пепел собери и вынеси на помойку… Черт возьми, это было невыносимо! Я боялась спать, снова и снова я видела болото, где утонул Аленин джип. И мысль о том, что она, так любившая удовольствия, флирт, поцелуи на ночь, хороший коньяк, такая восхитительно живая, нашла последнее упокоение не в аккуратной могиле под черным мрамором от вечно скорбящих родителей и друзей, а в зловонной жиже болота – сама мысль об этом была мне невыносима…
…Эта мысль пришла совершенно неожиданно, она оказалась защитной реакцией на постоянную саднящую боль в сердце: перед самым отплытием я пошлю письмо в Аленин адрес; я укажу, где затонул джип, я дам все приметы, которые помню, они вытащат их, если их можно вытащить, они обмоют их тела и хотя бы похоронят по-человечески. “Прости, – шептала я, грызя кончик подушки и лежа без сна. – Прости, моя хорошая, это единственное, что я могу для тебя сейчас сделать. Прости, прости меня…"
Решение не казалось мне безумным, оно было вполне логичным, железные пальцы горя и отчаяния отпустили меня впервые за долгие часы. Так я и поступлю, может быть, Бог, если он есть, и простит меня…
Только сейчас я поняла, что не ела больше двух суток и чертовски голодна. Готовить не хотелось, но что-нибудь приличное я обязательно бы съела. Наплевав на предосторожности, а еще больше страдая от одиночества, в котором я принуждена была бродить, натыкаясь на собственные безрадостные мысли, я отправилась на Невский, в хорошее кафе.
…Я выбрала дорогую и вполне респектабельную забегаловку, заказала парочку немыслимых салатов, мясо с грибами в горшочках и к нему бокал красного вина, просто и со вкусом. Стараясь сдерживать волчий аппетит, я аккуратно ела, запивая вином отлично приготовленное мясо.
Прощальный обед, завтра меня здесь не будет.
Утолив первый голод, я расслабилась и стала смотреть в окно – за ним жил своей жизнью Невский; деловито и не очень сновали люди, у которых были совсем другие, невинные тайны, из-за которых никогда не гибли близкие люди, которым не нужно было уезжать из страны куда глаза глядят, которых ясно и спокойно любили и хотели иметь от них детей… Я завидовала каждому проходящему мимо, с любым из них я охотно поменялась бы местами, вот только они вряд ли захотят…
А потом появилось нечто, что поначалу лишь смутно взволновало меня; я не могла определить причину этого “нечто”, загипнотизированная броуновским движением Невского. Но вскоре я поняла источник беспокойства – кто-то пристально меня разглядывал. Кто-то сидящий в кафе.
Стараясь не поддаваться панике – мало ли кому придет в голову поглазеть на хорошенькую стриженую самочку (я все чаще оценивала себя со стороны), я медленно повернулась на изучающий взгляд.
Это был он.
Тот самый парень, которого я видела в своей квартире в день убийства Нимотси и Веньки, который ушел через крышу, а я потом повторила его путь… Конечно, это он, я не могла ошибиться, я узнала бы его из тысяч, миллионов других: все тот же крутой подбородок боксера-неудачника, светлые волосы, постриженные не без артистического шика, – по-своему он был даже красив, – перстень-змея на мизинце…
Он смотрел прямо на меня и приветливо улыбался.
Вот ты и попалась!
Они вычислили тебя и отправили этого обрусевшего терминатора, чтобы тебя уничтожить. Все твои тараканьи бега, жалкие потуги на роль детектива-аналитика оказались напрасными – твоя собственная смерть смотрит на тебя бездумными веселыми глазами.
Сейчас он вытянет что-то типа пистолета с глушителем из кармана куртки – так фокусник вытягивает кроликов из шляпы, я знаю, – вытянет и уничтожит тебя. В какую-то долю секунды я пожалела о единственном: я не напишу письма и никто никогда не узнает, где умерла Алена…
Бежать было некуда – полупустой аквариум кафе просматривался насквозь и простреливался, наверное, тоже. Чувствуя, что теряю сознание, я вцепилась в край скатерти – сейчас все это сооружение вместе с опустошенными тарелками, горшочками и бокалом вина свалится на пол, а потом туда же упадет и моя простреленная голова…
Он все смотрел и смотрел на меня, а я медленно умирала под его взглядом, так медленно, что мысленно взмолилась – ну, быстрее, доставай свою пушку и кончай меня!
Конец – делу венец.
Эта дуэль продолжалась какое-то время, какое – я и сама не знала. Наконец он поднялся и пошел прямо на меня. Слава Богу, сейчас все закончится. Единственное, что я сделала, – прикрыла ладонями свою бедную голову, как будто это могло меня спасти.
Я ждала.
Но вместо выстрела раздался участливый хрипловатый голос:
– Вам плохо?
Скажите пожалуйста, какое участие. С каких это пор у жертвы, прежде чем пристрелить ее, спрашивают о состоянии здоровья?
– Вам плохо? – настойчивее повторил мой терминатор. – Я могу вам помочь?
Нет, он положительно не собирался меня убивать – я подняла голову: в его лице было все, что угодно, кроме жажды крови.
– Спасибо, все в порядке.
– Что-то вы очень бледная… – Еще бы! посмотрела бы я на тебя в моем положении! – Не возражаете, если я присяду?
Я не возражала.
Да он и не дожидался ответа – вальяжно развалился на стуле рядом, задел коленом мое колено – дешевенький приемчик вскормленного на видео провинциала, – подозвал официанта и заказал бутылку шампанского.
– Познакомимся? Меня зовут Влас.
– Ева, – прошептала я бескровными губами.
– Только не говорите, что это ваше настоящее имя, – хмыкнул он, впрочем, вполне доброжелательно.
Я похолодела – естественно, какая ты Ева, он ищет тебя в связи с совсем другим именем и совсем по другому поводу.
– Знаешь, – резко перешел он на “ты”, – девушки иногда позволяют себе поэтические вольности, придумывают разные диковинные имена.
– По-моему, мы еще не пили с вами на брудершафт – это во-первых. И не учились в параллельных классах, так что “ты” звучит не совсем уместно. – Отступать мне было некуда, и я позволила себе некоторую надменность женщины, которая устала отшивать чрезмерно прилипчивых парней. – Во-вторых, меня действительно зовут Ева, так что я уж никак не похожа на ваших шлюх по вызову.
– Это точно! – радостно заметил он и разразился тирадой по поводу того, что давно наблюдает, как я ем свое проклятое мясо – очень аристократично; что это так нравится ему, что я вообще так ему симпатична, что он хотел бы познакомиться со мной поближе.
– Насколько близко? – спросила я тоном, подсказанным мне Евой; тоном женщины, самой выбирающей мужчин.
– Насколько это возможно, – откровенно ответил он тоном мужчины, который всегда получает свое, чего бы ему это ни стоило. И накрыл ладонью мою руку.
– Знаете что? – посоветовала ему я, но руку все же не убрала. – Могу порекомендовать вам пару справочных изданий с номерами телефонов. Сауна, тайский массаж – там легко разрешат все ваши проблемы и временные затруднения.
– У меня нет проблем, – просто сказал он, – и если я подсел к вам – то я подсел именно к вам.
– Я замужем.
– Это мило. Я бы удивился, если бы такую красивую женщину кто-то не прибрал к рукам.
– Кроме того, у меня уже есть любовник.
– Тем лучше, у тебя будет возможность сравнить. Он проворно разлил шампанское по бокалам. И, не дожидаясь, пока я возьму свой, выпил пузырящуюся светлую жидкость, не удержался и скрыто отрыгнул.
– Очень культурно, – сморщилась я.
– Прости, прости… Это чертово шампанское всегда меня подводит, я вообще водку пью, тогда без эксцессов. – Парень, назвавшийся Власом, откинулся на спинку стула и стал совершенно бесстыдно рассматривать меня. В его глазах было что-то обезоруживающе-безыскусное, он не привык скрывать своих намерений, ясно. Он хотел банально переспать со мной, и чем раньше, тем лучше – я никогда не сталкивалась с подобной ситуацией в прошлой жизни: трах здесь и сейчас, – и эта ситуация даже начала забавлять меня. Она выглядела бы уж совсем бесперспективно-смешной, если бы не этот перстень-змея, если бы не этот крутой подбородок – он убил моих друзей, вот о чем нельзя было забыть, вот почему нельзя было уйти.
– Так и будешь молчать? – спросила я, невольно включаясь в его игру.
– Экономлю силы. Они мне еще пригодятся.
– Ты думаешь? Но сейчас я встану и уйду. Что тогда?
– Пойду следом за тобой.
– Я призову блюстителей порядка.
– Мне будет очень жаль.
– Но ты отстанешь?
– Отстану. – Лицо его сразу погрустнело, он проиграл ситуацию, в которой выглядел не таким крутым, как хотел казаться. И тут же нелепый мальчишеский кураж взял вверх. – Отстану. Но тогда тебе уже будет очень жаль. Я правду говорю, тебе могли понравиться некоторые вещи…
– Да?
– Слушай, если бы ты хотела уйти, ты бы уже ушла.
– Ты, должно быть, насмотрелся дешевой порнухи, где все только и думают, как бы трахнуть друг друга в самых неподходящих местах.
– В самых неподходящих?
– Именно, – наставительно сказала я, старая видеопрокатная крыса, поднаторевшая в самых разных типах порно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75