От меня требовалось немногое: почаще произносить свое имя, которое заставляло мужчин дежурно шутить по его поводу; с невинным лицом отпускать провоцирующие реплики и при случае играть на бильярде. В “Апартадо” бильярд никогда не был профессиональным, здесь скорее собирались респектабельные любители – потенциальные “лохи” на жаргоне, о котором мне поведала еще старая троцкистка Софья Николаевна, соседка Левы Лейкинда.
Я играла на бильярде в свободное от вина и ухаживаний время. Никаких ставок, а в качестве выигрыша – или проигрыша – визитка очередного посетителя. Таких визиток у меня собралось великое множество – вот когда я вспомнила Веньку с ее страстью к коллекционированию нужных знакомств. Я была лишена ее честолюбивых амбиций, хотя Володька, вполглаза присматривавший за мной, был другого мнения. Для него это была лишь искусная игра хищной самки. Для всех остальных я была забавной штучкой, еще не проглоченной Москвой, а потому – свежей и интересной. Я ни с кем не налаживала особых контактов, уклонялась от обильно назначаемых любовных свиданий, и вскоре за мной закрепилась репутация самостоятельной, немного циничной женщины, живущей в свое удовольствие.
Несколько раз в клуб приезжал Александр Анатольевич – иногда с компанией (которая интересовала меня больше всего), но чаще – один. Он производил очень благостное впечатление, но я хорошо помнила нашу первую встречу в метро и его последующие звонки мне – “ваш сценарий принят…”.
Мне так и не удалось подцепить его, хотя это был единственный человек, которого я страстно желала видеть в своей коллекции. Легкий кивок головы, ничего не выражающая улыбка – и все. В любом другом случае я дала бы понять, что он интересен мне, – в любом, но только не в этом. Играть в открытую тоже было опасно – чрезмерный интерес мог насторожить его. А те робкие знаки внимания, которые я ему оказывала, не произвели на Шуру Шинкарева, как называл его Володька, никакого впечатления.
Должно быть, я не в его вкусе. Это был первый прокол, первый легкий щелчок по моему задранному носу – не стоит думать, что ты можешь обаять любого. Не стоит думать, что ты можешь добраться до сути, прыгая из постели в постель. К этому я была не готова. Это было обидно, тем более что мы представлены друг другу…
Нужно было думать о каком-то другом, принципиально ином варианте. Но ничего более-менее приличного в голову не приходило. Долгими предутренними часами я валялась в кровати, придумывая все новые и новые схемы, некоторые казались мне вполне сносными, – но наступало утро, и при свете дня они выглядели смехотворно: некоторые варианты я отмела из-за их явной киношности, другие же могли засветить меня с первых же минут. Кроме того, нужно отдавать себе отчет, что ты только сопливая дилетантка, случайно удержавшаяся на гребне волны. То, что ты еще жива, – просто случайность, до тебя не доходят руки. Но стоит только чуть-чуть внимательнее к тебе присмотреться – и все вылезет наружу.
Шито белыми нитками, вот как это называется. Я предавалась тихому отчаянию – еще и потому, что усеянный телами путь привел меня в тупик, выхода из которого я не видела. А пока я – только чтобы не оставаться один на один со своими мыслями – позировала Серьге и все больше времени проводила с Тумановым. С одной стороны, это было довольно поучительно, но с другой – ни к чему меня не приближало.
Володька не оставил попыток волочиться за мной, но перевел это в совершенно иную плоскость: никакой романтики, пародия на большой стиль, пылкие утренние поцелуи и лазание под юбку в кинотеатре. В нем было хулиганское обаяние, а всю его тяжеловесность искупало чувство легкой самоиронии. Самоирония была его кредо, он по-настоящему забавлял меня, но я никогда не забывала о звонке Нимотси, после которого последовали дм убийства. И Володька, хотя и косвенно, был виноват в этом.
Да, он вывел меня на Александра Анатольевича, но с тем же успехом мог и не делать этого – бесполезная, хотя и крепкая ступенька…
Решение пришло неожиданно – во время очередного сеанса живописи. Серьга все переписывал и переписывал портрет, искал подтверждение ускользающей сути: иногда живописные черты казались почти отталкивающими, и я пугалась: Серьга шаг за шагом повторял становление моего лица в разгар прошедшего лета. Он собирал его по частям, как кусочки головоломки, – еще немного, и они сложатся в одну понятную картину.
И он, и я привыкли к этим медленно тянущимся дневным часам: возможно, давно не было собеседников, которые благодарно выслушали бы его; возможно, ему нравилось, что с женщиной можно вести себя вот так – без всяких комплексов и унижающей неудачников любовной игры.
А он и был неудачником – вгиковским неудачником, отличительной чертой которых было одно – они почти не вспоминали ВГИК, а если и вспоминали – то в самых уничижительных выражениях. Гораздо охотнее Серьга рассказывал о своей службе в армии – он служил в Западной группе войск как раз накануне ее вывода. Немцы не нравились ему, ему не нравились и финны – он относился к ним с презрением аборигена, впервые узнавшего от заезжих конкистадоров, что на свете существуют кока-кола и презервативы.
Его любимой историей была история о двух его однокурсниках-неграх, которых он свозил в марийскую глубинку на последнем курсе. Живых негров там не видели никогда с начала времен, и их приезд был сродни разорвавшейся бомбе. За неграми ходили толпы марийских крестьян, районная газета посвятила им целый разворот с характерным заголовком “Гости из дружественной Эфиопии в Марий-Эл”; в баню, где мылись негры, набивалось по несколько деревень. Кому-то из предприимчивых братьев Серьги пришла в голову идея брать деньги за просмотр негритянского тела и всех его частей. Денег было мало, платили в основном продуктами и самогоном. Негры имели большой успех, несколько раз участвовали в деревенских драках и совратили не один десяток женщин. В результате пришлось спасаться от разъяренных мужей бегством. И Серьга с неграми уехал из деревни под покровом ночи на подводе. Они пили самогон, пели эфиопские песни, считали марийские звезды, и Серьге даже показалось, что он счастлив.
Но он не был счастлив. Черт возьми, его счастье могла составить только эта сука, эта “долбаная двустволка” Алена. А вот Алены-то как раз и не было в его жизни. Иногда Серьга, ставший совершенно ручным, рассказывал мне о своих несбыточных фантазиях: он вполне мог бы приехать инкогнито в Питер, отследить Алену (я даже вздрогнула от похожести наших планов – моего осуществленного и Серегиного неосуществленного), завладеть ключами от ее дома, пробраться к ней в квартиру, и…
– Что – “и”? – спросила я.
Тут красноречие Серьги иссякало. Ну оставлял бы ей записки, цветы (“Неужели? – подумала я. – Сильно же тебя прижало!”) – мелкий любовный шантаж, назвал это косноязычный Серьга.
Я с трудом удержалась, чтобы не сорваться с места и не расцеловать Серьгу: вот оно, слово, найдено – шантаж!
Шантаж.
Мысли получили новый толчок, легко освоили подсказанное русло – и спустя несколько дней в моей голове созрел приблизительный план. Он был оформлен в самых общих чертах, но это уже было неважно – главное, план существовал! Он был довольно опасен, но все же после долгих раздумий был принят – только потому, что другого у меня не было. На первом этапе я вполне могу справиться сама – это нетрудно. Но второй потребует посторонней и – главное – мужской помощи. Единственной кандидатурой для этого весьма ответственного дела стала кандидатура Олега Васильевича, немного подзабытого за всеми полночными клубными делами. Несколько раз Олег звонил, но я так же не велась на него, как Шура Шинкарев – на меня. Теперь он вполне может сгодиться, нужно только деликатно его подготовить.
Чтобы окончательно прояснить всю последовательность действий, я попыталась изложить их на бумаге – уже опробованный способ, который до сих пор не подводил меня. Вверху листа я размашисто написала:
ПЛАН Подчеркнув это слово дважды и украсив его виньеткой, я приступила к разработке пунктов.
1. Несколько ослабить оборону и дать понять Туманову, что его усилия не напрасны. Согласиться переспать с ним, если не удастся – проникнуть в его квартиру по другому поводу. Но – только на его территории, это обязательное условие.
Цель: сделать мое появление в доме Туманова естественным, вытекающим из наших отношений.
2. Попытаться – хотя бы на время и, главное, незаметно завладеть ключами от квартиры: а) выйти из его дома, например, за пивом, или за горячим хлебом, или за сигаретами – при условии, что где-то в районе его дома есть мастерская по изготовлению ключей. Сделать дубликат.
Если такая возможность по какой-то причине исключается, то: б) снять оттиск с ключей – попутно узнать, существуют ли специальные пасты или составы для слепков.
Цель: получить доступ к квартире Володьки в его отсутствие.
3. Во время, которое найду подходящим, проникаю в квартиру, чтобы оставить там письмо и кассету. Кассета вставляется в видеомагнитофон заранее, письмо же кладется в такое место, в котором может быть сразу же обнаружено. Содержание письма уточнить, важно, чтобы оно подтолкнуло Володьку сразу же включить видео. В письме указать, что в определенное время Туманов должен ждать звонка.
Цель: заставить Туманова действовать и искать контактов с подельниками по греческому порнобизнесу.
4. Телефонный звонок. Предварительно посвятить Олега в некоторые детали дела – но только те, которые касаются непосредственно звонка. Степень его посвященности можно определить по ходу дела.
Цель: придать моей студенческой импровизации видимость солидного шантажа. Кассета не может их не заинтересовать, особенно если намекнуть, что она – только часть имеющейся информации.
5. Встреча. Назначается в определенном месте и при определенных условиях. Должен приехать главный, а не сошка типа Шуры Шинкарева…
На этом мое воображение иссякло.
"Полная туфта, – прорезался вдруг Иван, – тебя вычислят, как щенка восточноевропейской овчарки. Там же не дураки сидят, наверняка всю жизнь брали салаты за двенадцать копеек в столовке ЧК-НКВД-СМЕРШ-МГБ-КГБ-ФСБ!"
"Был у меня знакомый шантажист, пристал к подошве, как опавший лист, – вылез с поэтическими откровениями Нимотси. – Пришлось его, беднягу, погубить – гвоздями к пальме, как Христа, прибить!"
Я послала их подальше.
Хорош или плох этот план – а он наверняка плох! – но это единственная возможность засветить покровителей Александра Анатольевича, тех, кто виноват в смерти Нимотси, и Юленьки, и всех остальных, кого я не знала.
Всех остальных. Я даже не могла предположить, сколько их было. Но сейчас, когда я сама видела документально заснятые кадры убийства, одна-сдинственная, но вполне трезвая мысль терзала меня: почему никто не искал этих людей после их смерти? А может быть, их искали? Но тогда почему так спокоен, так безнаказанно спокоен Александр Анатольевич? Неужели жалкий наркоман Нимотси был единственным свидетелем, которого стоило опасаться?
Эти вопросы пока оставались без ответов. Но я была уверена, что смогу докопаться до истины. Или помогу тем, кто, возможно, занимается этим. Не зря же Нимотси говорил об Интерполе…
А пока нужно было осторожно вести Володьку, поэтапно претворяя в жизнь возникший план. Он обрастал все новыми и новыми деталями. Во-первых, светиться с полной кассетой было делом достаточно хлопотным. Поразмыслив, я решила ограничиться лишь маленьким переписанным куском пленки – он не должен занимать больше пяти-семи минут. Этого вполне хватит, чтобы поддеть их на крючок. Порционная подача информации – я назвала это так. Нужно взять самый тяжелый, самый обличающий момент – я уже знала, каким он будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75