..
- Температуру нам удалось сбить, однако ночь напролет она металась, кричала, размахивала руками. Не нравится мне ее состояние, очень не нравится.
- Знаешь, о чем я думаю со вчерашнего дня? У каждого человека есть свое предназначение - то самое, что нам на роду написано. Вчера я после обеда заметил, какими глазами она смотрит на Витьку, и вдруг понял, что Ленка - жена с прописной буквы. Понимаешь, не хозяйка, не мать, не женщина для приятного времяпровождения, а прежде всего жена. Эх, повезло Витьке, черт его дери!
- Мое дело - врачевать тела, а душа человека - твоя область, - сказал Крестовоздвиженский, намазывая горчицей кусок сочного ростбифа. - Виктор говорил, что ты уезжаешь. Если боишься нарушить семейную идиллию, то зря. Ты человек компанейский, легкий, с тобой веселее.
- Да нет. Уеду с парнями из "Альфы". Они согласились подбросить меня до Москвы на своем "фольксвагене", а уж по дороге я разговорю их как миленьких, увлеченно ответил Добрынин. - Такой материал грешно упускать. В лепешку расшибусь, но добуду.
- Дай тебе Бог!
- Джузеппе, как, интересно, Витька поступит с главарем банды? Ведь под всем этим надо подвести какую-то черту?
- Ни тебя, ни меня это не касается. - Крестовоздвиженский отложил в сторону нож и вилку. - И, пожалуйста, не вздумай где-нибудь написать о том, что тебе известно.
- За кого ты меня принимаешь?
- Есть вещи, по поводу которых любопытство неуместно, - строго произнес Крестовоздвиженский. - Как подвести черту, решат без нас. Поэтому, Арик, не советую тебе...
Из кухни выглянула Лариса и озабоченно сказала:
- Извините, Иосиф Николаевич, вас зовут наверх.
- Иду. - И Крестовоздвиженский тотчас скрылся за дверью.
Если бы кто-нибудь поклялся Добрынину, что Вороновский не знает и, более того, не хочет знать, как будет подведена та самая черта в деле похитителей, Аристарх Иванович ни за что бы в это не поверил. Однако все обстояло именно так. На рассвете, когда Алексей Алексеевич явился в библиотеку за дальнейшими указаниями, Вороновский уклонился от ответа. Заподозрив, что Затуловского тоже отдали на откуп "Альфе", Алексей Алексеевич настолько разобиделся, что упрекнул Вороновского в предвзятости. Заслужил ли он, старый чекист с беспорочной биографией, столь черную неблагодарность? Тогда Вороновский сдержанно объяснил, что "Альфа" совершенно ни при чем. Суть в том, что сейчас, кроме выздоровления Елены Георгиевны, его ровным счетом ничего не волнует. Пусть Алексей Алексеевич решает проблему возмездия по своему усмотрению, а у него, Вороновского, есть единственное пожелание - нигде и никогда не слышать о негодяе по фамилии Затуловский. На глазах оттаявший Алексей Алексеевич кивком дал понять, что вопросов не имеет, и вместе с Валерием немедленно умчался в Санкт-Петербург.
Тем временем Затуловский неторопливо брился в ванной. Спешить ему было незачем и, главное, некуда: пять дней назад Онежско-Ладожский банк, как и следовало ожидать, приостановил платежи. После августовского заседания правления Родион Филимонович Колокольников со всем семейством отбыл на отдых во Францию, из Парижа позвонил главному бухгалтеру и, не объясняя мотивов, распорядился сполна погасить задолженность по межбанковскому кредиту. Его помощники, включая Затуловского, истолковали команду президента как последнее "прости" невским берегам и один за другим, не сговариваясь, изъяли свои "рождественские" вклады. Примеру руководства незамедлительно последовали сотрудники, а за сотрудниками - их знакомые и родственники знакомых; по городу поползли нехорошие слухи, отток денежных средств нарастал день ото дня, и в результате спустя три недели банк очутился на мели.
Характерно, что персонал "Онелы" не бросился наутек, точно крысы с тонущего корабля. Поскольку в России крах коммерческого банка отнюдь не означает прекращения финансовых операций и позволяет производить их избирательно, с выгодой для тех, от кого это зависит, неплатежеспособность открывает такой простор определенного рода предприимчивости, что только успевай поворачиваться. Так продолжается до тех пор, пока полностью не иссякнут живительные соки. А вот тогда, будто в издевку, создается ликвидационная комиссия, вынужденная с грустью констатировать, что претензии рядовых вкладчиков безнадежно повисли в воздухе.
Незамысловатая механика злоупотребления доверием была известна Затуловскому, как таблица умножения, однако мараться в дерьме он не собирался. И сейчас, наискось подбривая перед зеркалом виски, он решил, что не позднее завтрашнего дня в последний раз зайдет в "Онелу", чтобы забрать из сейфа валюту, кое-какие личные документы и, разумеется, именной пистолет Макарова, а взамен положит на стол заявление об уходе в отпуск. С прошением об отставке, пожалуй, лучше повременить, отправив его по почте из Ивангорода-Нарвского, за пять минут до пересечения эстонской границы.
Хозяин квартиры, расположенной на проспекте Римского-Корсакова, в двух шагах от Сенной площади, поправлял здоровье в кардиологическом санатории "Черная речка", так что завтракать Затуловскому предстояло в одиночестве. Он прошел на кухню и, помимо чайника, поставил на газовую плиту кастрюльку с водой, чтобы приготовить манную кашу. А пока вода нагревалась, мысленно похвалил Колокольникова за соразмерность аппетита: Родион Филимонович вдумчиво отмерил порцию и не подавился, а Сергей Холмогоров выбрал себе кусок не по зубам, из-за чего добыча стала колом в горле.
Прежде чем исчезнуть окончательно и бесповоротно, экс-президент не вычерпал до дна банковскую кассу, благодаря чему "Онела" сохранила остойчивость и, не поддайся персонал губительной панике, смогла бы еще долго плыть по течению... До рубля рассчитавшись с другими банкирами, прозорливый Родион Филимонович не оставил за спиной могущественных врагов. При желании те запросто отыскали бы его где угодно, даже в пальмовых кущах Коста-Рики.
Вода закипела, и Роман Валентинович, уменьшив огонь, аккуратно засыпал крупу в кастрюльку. Мерно помешивая ложкой, чтобы каша не пригорала, он вспомнил закрытый гроб "пана почтмейстера", вырытую для него могилу на кладбище в Мельничном ручье и холодно сказал себе, что туда ему и дорога. В ответ на все доброе, что он, Затуловский, за пятнадцать лет сделал для него, этот неблагодарный подонок с бесцеремонной наглостью позволил себе валять ваньку, чередуя угрозы с гнуснейшей фамильярностью. В свете этого разговора неизвестные лица, заложившие взрывчатку в "мерседес" Холмогорова, нечаянно оказали Затуловскому бесценную услугу, причем более чем своевременную. Кстати, они же существенно упростили проблему взыскания долга. По горячим следам предъявлять залоговую расписку Холмогорова нет необходимости, это уместнее проделать шесть месяцев спустя, когда его близкие будут вступать в права наследования. Останься Холмогоров в живых, долг пришлось бы простить, а мертвецы тем и хороши, что молчат без денежных подачек...
Полакомившись манной кашей с меленько порубленной курагой и запив ее чаем без сахара, Затуловский взглянул на часы. Начало одиннадцатого, пора в путь-дорожку! А перед стартом нужно позаботиться об обеде. Из кастрюльки он бережно перелил остатки каши в пол-литровый термос с широкой горловиной, наполнил чаем большой термос и завернул в фольгу три ванильных сухаря. День обещает быть напряженным, а язвенникам нельзя заниматься серьезными делами на пустой желудок.
Закрыв квартиру, Затуловский вышел на улицу к "жигулям" третьей модели и надежно пристроил оба термоса среди чистых тряпок на коврике за водительским сиденьем. Машина завелась с пол-оборота, и он, прогрев двигатель, выехал на Садовую. По договоренности Пичугин и Баздырев должны доставить заложницу в район Нахимовского озера к пятнадцати часам, так что в запасе вполне достаточно времени. Проезжая светофор у Гороховой, он явственно представил себе, как недруги из Комарова ерзают у телефона в ожидании его звонка, и едко усмехнулся. Отлились кошке мышкины слезы! Сегодня господин Вороновский через своих холуев выложит полмиллиона долларов за отощавшую супругу, у которой, по заверениям Пичугина, уже открылось кровохарканье, и, без сомнения, навсегда запомнит жестокий, но заслуженный урок!
У Апраксина двора Затуловский остановил машину и по автомату позвонил в Комарово. Услышав в трубке короткие гудки, он еще раз набрал знакомый номер, но опять безрезультатно. Следовало подождать, и Затуловский вышел из кабины телефона-автомата, освободив место простоватому человеку с потертым фибровым чемоданчиком, глазевшему рядом на витрину магазина спортивных товаров.
- Звоните, - любезно предложил ему Затуловский. - Мой номер занят.
- Некуда звонить, - с оттенком неловкости отозвался тот. - Другая у меня докука.
На вид человеку было немногим больше шестидесяти. Бедно, но опрятно одетый, с обветренным морщинистым лицом и серыми, слегка прищуренными глазами, он показался Затуловскому безработным пенсионером, собравшимся в баню и с непривычки стыдливо подыскивающим, у кого бы стрельнуть на пиво. Почти не сомневаясь в том, что в чемоданчике у незнакомца, кроме мочалки и смены-белья, припасена вяленая вобла, Роман Валентинович снисходительно улыбнулся уголком рта и протянул ему пятитысячную купюру.
- Спасибо, кацо, - бледные губы незнакомца шевельнулись в едва заметной усмешке. - Пью на свои.
- Что-что?..
- Будет тебе, кацо. Ты же только что звонил мне, посреднику.
- Вы, должно быть, обознались, - сухо сказал Затуловский. На его лице не дрогнул ни один мускул, только кадык судорожно задергался. - На свои надо тоже пить умеючи.
- Кончай придуриваться, Затуловский, - строже произнес Алексей Алексеевич. - Ты задержан. Пошли.
Левую ногу Затуловского свела сильнейшая судорога.
- Желаешь что-то сказать? - сквозь волну боли донеслись до него слова человека с чемоданчиком.
У Романа Валентиновича было что сказать, но он мгновенно понял, что все это уже не имеет никакого значения. И мысль эта пронзила его, вытеснив боль и страх. Пошатнувшись, он послушно захромал по галерее, краем глаза заметив, что посредник пришел сюда не один - сзади, метрах в шести за ними, не приближаясь и не отставая, следовал плечистый парень в кепке, а внизу бочком перемещался по тротуару другой, простоволосый.
По ступеням сходя к машине, Затуловский негромко сказал:
- Посредник, мы можем кое о чем договориться.
- Отчего не потолковать, - с пониманием поддержал Алексей Алексеевич, остановившись внизу. - Давай попробуем. Может, чего получится.
- У меня в сейфе есть деньги - 137 тысяч долларов. Я готов отдать их вам за...
- Обожди, кацо, - перебил Алексей Алексеевич. - Гляди правде в глаза. 100 тысяч я так и так должен вернуть по принадлежности. Стало быть, остается только 37 тысяч, про которые можно толковать. Чего ты за них желаешь? Если свободу, то мы зря теряем время.
- Кто вы по званию?
- Подполковник госбезопасности.
- Я тоже подполковник, - быстро заговорил Затуловский. - К чему мне напрасные унижения, весь этот судебный фарс? Таких, как мы, до колонии живыми не довозят, на пересылке сунут заточку в ухо или под лопатку - и все дела. А я не хочу принять смерть от воров в законе!
- Вешаться будешь или как?
- Застрелюсь.
- Ладно, кацо, стреляйся, - нехотя уступил Алексей Алексеевич и, помолчав, добавил: - Наперед говорю, не вздумай химичить, а то хуже будет. Мои люди тебе не чета, членов семьи без крайней нужды не трогают, но в случае чего стесняться не станут. До Таллина отсюда рукой подать, а дом на углу Пярнуского шоссе и улицы Вяйке-Карья нам известен. Там еще ювелирный магазин внизу. Верно я говорю?
- Слово офицера!
- В какие края отправляемся? - поинтересовался Алексей Алексеевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
- Температуру нам удалось сбить, однако ночь напролет она металась, кричала, размахивала руками. Не нравится мне ее состояние, очень не нравится.
- Знаешь, о чем я думаю со вчерашнего дня? У каждого человека есть свое предназначение - то самое, что нам на роду написано. Вчера я после обеда заметил, какими глазами она смотрит на Витьку, и вдруг понял, что Ленка - жена с прописной буквы. Понимаешь, не хозяйка, не мать, не женщина для приятного времяпровождения, а прежде всего жена. Эх, повезло Витьке, черт его дери!
- Мое дело - врачевать тела, а душа человека - твоя область, - сказал Крестовоздвиженский, намазывая горчицей кусок сочного ростбифа. - Виктор говорил, что ты уезжаешь. Если боишься нарушить семейную идиллию, то зря. Ты человек компанейский, легкий, с тобой веселее.
- Да нет. Уеду с парнями из "Альфы". Они согласились подбросить меня до Москвы на своем "фольксвагене", а уж по дороге я разговорю их как миленьких, увлеченно ответил Добрынин. - Такой материал грешно упускать. В лепешку расшибусь, но добуду.
- Дай тебе Бог!
- Джузеппе, как, интересно, Витька поступит с главарем банды? Ведь под всем этим надо подвести какую-то черту?
- Ни тебя, ни меня это не касается. - Крестовоздвиженский отложил в сторону нож и вилку. - И, пожалуйста, не вздумай где-нибудь написать о том, что тебе известно.
- За кого ты меня принимаешь?
- Есть вещи, по поводу которых любопытство неуместно, - строго произнес Крестовоздвиженский. - Как подвести черту, решат без нас. Поэтому, Арик, не советую тебе...
Из кухни выглянула Лариса и озабоченно сказала:
- Извините, Иосиф Николаевич, вас зовут наверх.
- Иду. - И Крестовоздвиженский тотчас скрылся за дверью.
Если бы кто-нибудь поклялся Добрынину, что Вороновский не знает и, более того, не хочет знать, как будет подведена та самая черта в деле похитителей, Аристарх Иванович ни за что бы в это не поверил. Однако все обстояло именно так. На рассвете, когда Алексей Алексеевич явился в библиотеку за дальнейшими указаниями, Вороновский уклонился от ответа. Заподозрив, что Затуловского тоже отдали на откуп "Альфе", Алексей Алексеевич настолько разобиделся, что упрекнул Вороновского в предвзятости. Заслужил ли он, старый чекист с беспорочной биографией, столь черную неблагодарность? Тогда Вороновский сдержанно объяснил, что "Альфа" совершенно ни при чем. Суть в том, что сейчас, кроме выздоровления Елены Георгиевны, его ровным счетом ничего не волнует. Пусть Алексей Алексеевич решает проблему возмездия по своему усмотрению, а у него, Вороновского, есть единственное пожелание - нигде и никогда не слышать о негодяе по фамилии Затуловский. На глазах оттаявший Алексей Алексеевич кивком дал понять, что вопросов не имеет, и вместе с Валерием немедленно умчался в Санкт-Петербург.
Тем временем Затуловский неторопливо брился в ванной. Спешить ему было незачем и, главное, некуда: пять дней назад Онежско-Ладожский банк, как и следовало ожидать, приостановил платежи. После августовского заседания правления Родион Филимонович Колокольников со всем семейством отбыл на отдых во Францию, из Парижа позвонил главному бухгалтеру и, не объясняя мотивов, распорядился сполна погасить задолженность по межбанковскому кредиту. Его помощники, включая Затуловского, истолковали команду президента как последнее "прости" невским берегам и один за другим, не сговариваясь, изъяли свои "рождественские" вклады. Примеру руководства незамедлительно последовали сотрудники, а за сотрудниками - их знакомые и родственники знакомых; по городу поползли нехорошие слухи, отток денежных средств нарастал день ото дня, и в результате спустя три недели банк очутился на мели.
Характерно, что персонал "Онелы" не бросился наутек, точно крысы с тонущего корабля. Поскольку в России крах коммерческого банка отнюдь не означает прекращения финансовых операций и позволяет производить их избирательно, с выгодой для тех, от кого это зависит, неплатежеспособность открывает такой простор определенного рода предприимчивости, что только успевай поворачиваться. Так продолжается до тех пор, пока полностью не иссякнут живительные соки. А вот тогда, будто в издевку, создается ликвидационная комиссия, вынужденная с грустью констатировать, что претензии рядовых вкладчиков безнадежно повисли в воздухе.
Незамысловатая механика злоупотребления доверием была известна Затуловскому, как таблица умножения, однако мараться в дерьме он не собирался. И сейчас, наискось подбривая перед зеркалом виски, он решил, что не позднее завтрашнего дня в последний раз зайдет в "Онелу", чтобы забрать из сейфа валюту, кое-какие личные документы и, разумеется, именной пистолет Макарова, а взамен положит на стол заявление об уходе в отпуск. С прошением об отставке, пожалуй, лучше повременить, отправив его по почте из Ивангорода-Нарвского, за пять минут до пересечения эстонской границы.
Хозяин квартиры, расположенной на проспекте Римского-Корсакова, в двух шагах от Сенной площади, поправлял здоровье в кардиологическом санатории "Черная речка", так что завтракать Затуловскому предстояло в одиночестве. Он прошел на кухню и, помимо чайника, поставил на газовую плиту кастрюльку с водой, чтобы приготовить манную кашу. А пока вода нагревалась, мысленно похвалил Колокольникова за соразмерность аппетита: Родион Филимонович вдумчиво отмерил порцию и не подавился, а Сергей Холмогоров выбрал себе кусок не по зубам, из-за чего добыча стала колом в горле.
Прежде чем исчезнуть окончательно и бесповоротно, экс-президент не вычерпал до дна банковскую кассу, благодаря чему "Онела" сохранила остойчивость и, не поддайся персонал губительной панике, смогла бы еще долго плыть по течению... До рубля рассчитавшись с другими банкирами, прозорливый Родион Филимонович не оставил за спиной могущественных врагов. При желании те запросто отыскали бы его где угодно, даже в пальмовых кущах Коста-Рики.
Вода закипела, и Роман Валентинович, уменьшив огонь, аккуратно засыпал крупу в кастрюльку. Мерно помешивая ложкой, чтобы каша не пригорала, он вспомнил закрытый гроб "пана почтмейстера", вырытую для него могилу на кладбище в Мельничном ручье и холодно сказал себе, что туда ему и дорога. В ответ на все доброе, что он, Затуловский, за пятнадцать лет сделал для него, этот неблагодарный подонок с бесцеремонной наглостью позволил себе валять ваньку, чередуя угрозы с гнуснейшей фамильярностью. В свете этого разговора неизвестные лица, заложившие взрывчатку в "мерседес" Холмогорова, нечаянно оказали Затуловскому бесценную услугу, причем более чем своевременную. Кстати, они же существенно упростили проблему взыскания долга. По горячим следам предъявлять залоговую расписку Холмогорова нет необходимости, это уместнее проделать шесть месяцев спустя, когда его близкие будут вступать в права наследования. Останься Холмогоров в живых, долг пришлось бы простить, а мертвецы тем и хороши, что молчат без денежных подачек...
Полакомившись манной кашей с меленько порубленной курагой и запив ее чаем без сахара, Затуловский взглянул на часы. Начало одиннадцатого, пора в путь-дорожку! А перед стартом нужно позаботиться об обеде. Из кастрюльки он бережно перелил остатки каши в пол-литровый термос с широкой горловиной, наполнил чаем большой термос и завернул в фольгу три ванильных сухаря. День обещает быть напряженным, а язвенникам нельзя заниматься серьезными делами на пустой желудок.
Закрыв квартиру, Затуловский вышел на улицу к "жигулям" третьей модели и надежно пристроил оба термоса среди чистых тряпок на коврике за водительским сиденьем. Машина завелась с пол-оборота, и он, прогрев двигатель, выехал на Садовую. По договоренности Пичугин и Баздырев должны доставить заложницу в район Нахимовского озера к пятнадцати часам, так что в запасе вполне достаточно времени. Проезжая светофор у Гороховой, он явственно представил себе, как недруги из Комарова ерзают у телефона в ожидании его звонка, и едко усмехнулся. Отлились кошке мышкины слезы! Сегодня господин Вороновский через своих холуев выложит полмиллиона долларов за отощавшую супругу, у которой, по заверениям Пичугина, уже открылось кровохарканье, и, без сомнения, навсегда запомнит жестокий, но заслуженный урок!
У Апраксина двора Затуловский остановил машину и по автомату позвонил в Комарово. Услышав в трубке короткие гудки, он еще раз набрал знакомый номер, но опять безрезультатно. Следовало подождать, и Затуловский вышел из кабины телефона-автомата, освободив место простоватому человеку с потертым фибровым чемоданчиком, глазевшему рядом на витрину магазина спортивных товаров.
- Звоните, - любезно предложил ему Затуловский. - Мой номер занят.
- Некуда звонить, - с оттенком неловкости отозвался тот. - Другая у меня докука.
На вид человеку было немногим больше шестидесяти. Бедно, но опрятно одетый, с обветренным морщинистым лицом и серыми, слегка прищуренными глазами, он показался Затуловскому безработным пенсионером, собравшимся в баню и с непривычки стыдливо подыскивающим, у кого бы стрельнуть на пиво. Почти не сомневаясь в том, что в чемоданчике у незнакомца, кроме мочалки и смены-белья, припасена вяленая вобла, Роман Валентинович снисходительно улыбнулся уголком рта и протянул ему пятитысячную купюру.
- Спасибо, кацо, - бледные губы незнакомца шевельнулись в едва заметной усмешке. - Пью на свои.
- Что-что?..
- Будет тебе, кацо. Ты же только что звонил мне, посреднику.
- Вы, должно быть, обознались, - сухо сказал Затуловский. На его лице не дрогнул ни один мускул, только кадык судорожно задергался. - На свои надо тоже пить умеючи.
- Кончай придуриваться, Затуловский, - строже произнес Алексей Алексеевич. - Ты задержан. Пошли.
Левую ногу Затуловского свела сильнейшая судорога.
- Желаешь что-то сказать? - сквозь волну боли донеслись до него слова человека с чемоданчиком.
У Романа Валентиновича было что сказать, но он мгновенно понял, что все это уже не имеет никакого значения. И мысль эта пронзила его, вытеснив боль и страх. Пошатнувшись, он послушно захромал по галерее, краем глаза заметив, что посредник пришел сюда не один - сзади, метрах в шести за ними, не приближаясь и не отставая, следовал плечистый парень в кепке, а внизу бочком перемещался по тротуару другой, простоволосый.
По ступеням сходя к машине, Затуловский негромко сказал:
- Посредник, мы можем кое о чем договориться.
- Отчего не потолковать, - с пониманием поддержал Алексей Алексеевич, остановившись внизу. - Давай попробуем. Может, чего получится.
- У меня в сейфе есть деньги - 137 тысяч долларов. Я готов отдать их вам за...
- Обожди, кацо, - перебил Алексей Алексеевич. - Гляди правде в глаза. 100 тысяч я так и так должен вернуть по принадлежности. Стало быть, остается только 37 тысяч, про которые можно толковать. Чего ты за них желаешь? Если свободу, то мы зря теряем время.
- Кто вы по званию?
- Подполковник госбезопасности.
- Я тоже подполковник, - быстро заговорил Затуловский. - К чему мне напрасные унижения, весь этот судебный фарс? Таких, как мы, до колонии живыми не довозят, на пересылке сунут заточку в ухо или под лопатку - и все дела. А я не хочу принять смерть от воров в законе!
- Вешаться будешь или как?
- Застрелюсь.
- Ладно, кацо, стреляйся, - нехотя уступил Алексей Алексеевич и, помолчав, добавил: - Наперед говорю, не вздумай химичить, а то хуже будет. Мои люди тебе не чета, членов семьи без крайней нужды не трогают, но в случае чего стесняться не станут. До Таллина отсюда рукой подать, а дом на углу Пярнуского шоссе и улицы Вяйке-Карья нам известен. Там еще ювелирный магазин внизу. Верно я говорю?
- Слово офицера!
- В какие края отправляемся? - поинтересовался Алексей Алексеевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110