Так что попавшийся им на глаза "филантроп" сотворил благо не столько нашему прапорщику, сколько себе самому.
А дальше Вороновский уселся за стол администратора общежития и, к вящему удовольствию Саши, принялся накручивать ручку армейского полевого телефона, вызывая абонентов с экзотическими позывными "Мореход", "Ранет" и "Вырезка". Еще утром он созвонился с военными, теребя просьбами посодействовать съемочной группе ЦТ, а сейчас выяснял, что им удалось сделать.
- Арик, - положив трубку, обратился он к Добрынину, - завтра в четырнадцать ноль-ноль тебя в Белице примет начальник госпиталя, который обещал переговорить с Хонеккером. А уж согласится Хонеккер дать интервью или нет - сие от меня не зависит. В Вандлиц поедешь в субботу, причем на авось: бывшую резиденцию Хонеккера и других членов Политбюро СЕПГ передали больничному комплексу для создания реабилитационного отделения, так что она вне нашей юрисдикции. В субботу там будут только сторожа, попытайся договориться с ними. Задача ясна?
- Виктор Александрович, а как насчет транспорта и переводчика? - спросил режиссер.
- К восьми утра за вами пришлют микроавтобус из Эберсвальде с переводчицей от отдела контрразведки 20-й армии. Ей приказано обслуживать вашу группу всю пятницу и субботу.
- Плохо, что все на авось, - сумрачно пробасил Добрынин. - И зачем переводчице приезжать в эдакую рань?.. Вить, сколько езды до госпиталя?
- Минут тридцать-сорок. Дело не в этом. - Вороновский подмигнул Добрынину. - Один очень толковый генерал из штаба Западной группы войск подсказал, что есть смысл побеседовать по душам с пастором Хольмером, который, если помнишь, приютил чету Хонеккер, когда их в одночасье вытурили из Вандлица и они очутились под открытым небом.
- А что, дельная мысль! - Добрынин повеселел. - А где найти пастора?
- Он живет под Бернау, в северо-восточном пригороде Берлина.
- К пастору тоже являться на авось?
- Предварительные переговоры с Хольмером я, пожалуй, возьму на себя, пообещал Вороновский. - Если пастор заупрямится, у меня есть средство повлиять на него.
Вороновский не пожелал раскрывать карты, а Добрынин не стал настаивать. Между тем избранный им метод воздействия был стар, как кора земная: ничто так не способствует достижению взаимопонимания между мирянами и священнослужителями, как денежные пожертвования на церковные нужды...
На следующее утро Вороновский собрался было отправиться в Бернау без Лены и Саши, однако за завтраком выяснилось, что они едут втроем. Саша застенчиво помалкивал, опустив нос в тарелку, а Лена объяснила Вороновскому, что магическое слово "пастор" опять-таки ассоциируется у Саши с "Семнадцатью мгновениями весны" и мальчик горит желанием хоть одним глазком взглянуть на настоящего пастора.
До Бернау они добрались без чьих-либо подсказок, а там, на танкоремонтном заводе, в микроавтобус по договоренности подсадили расторопного прапорщика, вызвавшегося быть проводником. Прапорщик назубок знал всю округу, и буквально через несколько минут "БМВ" и микроавтобус гуськом спускались с холма к деревне Лобеталь, зеленой лентой вытянувшейся внизу по обеим сторонам дороги.
Изящная маленькая кирха, обсаженная молоденькими соснами, стояла слева, на самой окраине деревни, без видимых признаков человеческого присутствия. Добрынин подергал закрытую дверь и с осуждением покосился на Вороновского.
- Не вешай голову, баламут, - спокойно сказал Вороновский. - Найду я тебе пастора. Наверное, он у себя дома. По коням, язык до Киева доведет!
Деревня была застроена однотипными домами в два этажа, окрашенными в броские, жизнеутверждающие цвета, от лимонно-желтого до ярко-синего. И обстановка, царившая здесь, тоже производила впечатление жизнеутверждающей жители, высовываясь из окон, радостно приветствовали приезжих возгласами и энергичными жестами, а стоявшие на обочинах пешеходы сияли беззаботными улыбками, всем своим видом демонстрируя искреннюю доброжелательность. На их лицах не было следов озабоченности, характерной для граждан ГДР, но в их улыбках бросалась в глаза не очень приятная особенность - все были щербатыми, а кое-кто вообще не имел передних зубов. Увы, полного счастья на земле не бывает, про себя отметил Вороновский. Впрочем, эти люди вполне довольны жизнью, хотя в Лобетале нет ни приличного стоматолога, ни зубного техника.
Шестидесятилетнего пастора Уве Хольмера они нашли в противоположном конце деревни. Сухощавый, с тонким породистым носом и глубокими залысинами над высоким лбом, пастор обладал несомненным сходством с Александром Вертинским как во внешности, так и в сдержанно-церемонных манерах. Представ перед непрошеными гостями в строгом темно-коричневом костюме, с жестким стоячим воротничком накрахмаленной сорочки, Хольмер через переводчицу сразу же довел до их сведения два факта, моментально и с исчерпывающей полнотой объяснивших неистребимый оптимизм лобетальцев: оказывается, вся деревня представляет собой церковный приют для слабоумных с детства, а сам Хольмер имеет честь служить здесь директором. Приют построен на средства верующих в 1912 году и содержится за счет западногерманских лютеран, которые столь великодушны, что оказывают помощь нуждающимся и за пределами ФРГ. Да, он, Уве Хольмер, без чьей-то указки, по доброй воле приютил у себя в доме Эрика Хонеккера и его жену Маргот, поскольку Бог велит протягивать руку страждущим. Нет, прежде он, Хольмер, не был знаком с Хонеккерами и не питал к ним приязни. Скорее наоборот - все шесть его сыновей и дочерей не получили высшего образования только потому, что фрау Хонеккер, будучи министром, запретила принимать в вузы ГДР детей священнослужителей. Но Бог учит не помнить зла и помогать страждущим вне зависимости от их прошлых прегрешений. Часто ли он, Хольмер, беседовал с герром Хонеккером? Каждый вечер с наступлением темноты, когда журналисты, день-деньской подкарауливавшие Хонеккера с фотоаппаратами и кинокамерами, покидали Лобеталь, они вдвоем подолгу прогуливались вокруг пруда и рассуждали о превратностях жизни. Герр Хонеккер не выглядел сломленным и не высказывался в духе раскаяния, а он, Хольмер, не инициировал политических тем. Иной раз в словах Хонеккера проскальзывало сожаление по поводу некоторых поступков, совершенных им в период правления страной, но, по его признанию, он был не в силах изменить существовавший порядок, а любая попытка ослабить гнет диктатуры привела бы к его смещению и воцарению еще более жестокосердного вождя. Нет, за те месяцы, что Хонеккеры прожили под его кровом и принимали пищу за его столом, они не заплатили ни пфеннига. Он, Хольмер, считал своим долгом христианина поделиться с ними хлебом насущным. Были ли у них деньги? У герра Хонеккера не было, это он знает точно, а относительно фрау Хонеккер затрудняется сказать...
Ответив на вопросы Добрынина, пастор Хольмер попросил извинить его - он, к сожалению, вынужден отлучиться по делам. Если русские господа не возражают, через час приятную беседу можно будет продолжить не здесь, в кабинете, а у него дома, где им представится возможность снять на пленку комнату Хонеккеров и места их вечерних прогулок у пруда.
- Витя, солнце, ты меня спас, вынул из петли? - заявил Добрынин, когда они вышли из конторы приюта. - Видит Бог, твой пастор - находка, жемчужное зерно в куче немецкого навоза!
Вороновский кивнул.
Съемочная группа скопом двинулась к центру Лобеталя, на ходу пожимая десятки протянутых рук - слабоумные, как выяснилось, больше всего на свете любят здороваться за руку.
- Илюша, сними этого, очкастого, я с ним еще разок поручкаюсь, громогласно наставлял оператора Добрынин, которого с трех сторон обступили слабоумные. - Смотри, как они дружно раскрыли свои хавалъники. Бьюсь об заклад, такой несусветной массовочки у тебя еще не было.
- С меня хватит, - решительно сказала Лена, покоробленная цинизмом Добрынина. - Господи, сколько можно издеваться над душевнобольными?
- Мы предпочитаем съездить в Берлинский зоопарк, - примирительным тоном сказал Вороновский. - Надеюсь, ты не забыл своего обещания вечером побыть с Сашей?
- Старик, за кого ты меня принимаешь? Я же еще вчера запродался в гувернеры за две упаковки пива с маринованными луковками, а теперь, после пастора, готов вместо тебя взойти на Голгофу... - От восторга Добрынин закатил глаза. - Представляешь, как на их фоне прозвучит мой дикторский текст? Мороз по коже!
- Тебе и стараться незачем, - сухо заметил Вороновский. - Чего стоит одна фраза Хольмера: "Страшно жить в обществе, которому чуждо милосердие.""
64. ПОЯС ЦЕЛОМУДРИЯ
Серебристо-серый "мерседес" птицей летел по ровно расстилавшемуся шоссе Новгород - Ленинград, а сидевший за рулем Сергей вполглаза любовался сочными красками бабьего лета и переживал гамму чувств, хорошо знакомую тем, кто только что одержал трудную, но решительную победу. Ощущение взвинченности мало-помалу ослабевало, сменяясь торжеством завоевателя, установившего протекторат на спорной территории.
Пичугина с ним не было. Беднягу взяли в оборот следователи из Москвы и за полтора месяца довели до столь жалкого состояния, что, не надеясь остаться на свободе, Олег последние дни ходил на допросы в телогрейке. В этом прослеживалась своя логика - на носу зима, а каково будет Олегу в прогулочном дворике "Крестов", если его возьмут под стражу в пиджаке или в замшевой курточке? Зуб на зуб не попадет от стужи. Рассчитывать же на милость следователей, которые могут разрешить вещевую передачку, не приходится: те оказывают поблажки лишь в обмен на признательные показания, а Пичугин не настолько глуп, чтобы распускать язык и тем самым вешать камень себе на шею.
Впрочем, необходимости в телохранителе при поездках в Старосельск не усматривалось, Сергей ездил туда запросто, по-свойски, как к бабушке во Всеволожск. Старосельские трудяги оправдали его ожидания и по части сбыта компьютеров на близлежащих предприятиях, и, главное, в затее с карбидом кальция. Титов сдержал клятву и качественно подготовил ТЭО к началу августа. Правда, он не учел, что ТЭО становится полноценным документом только при наличии согласительных подписей местных властей, а также пожарного надзора, технической инспекции отраслевого профсоюза и санэпидстанции, на что пришлось потратить еще месяц и три тысячи рублей. А когда наконец недостающие подписи были собраны и в среду, 19 сентября, в Старосельск съехались все заинтересованные лица, выяснилось, что умники из подмосковного Красногорска покусились на слишком большой кусок пирога.
Их делегацию возглавлял председатель кооператива "Пионер", кандидат технических наук Перепелиный, обрюзглый пятидесятилетний куркуль с сизым апоплексическим затылком. Вместе с ним приехала бледная немочь лет тридцати с хвостиком, тоже с ученой степенью кандидата наук, представленная Перепелицыным в качестве консультанта. Прежде чем ответить на любой, даже самый простой вопрос, Перепелицын поворачивал короткую шею в ее сторону, а немочь, моргая рыбьими глазами, глубокомысленно кивала головой с жидкими, крашенными какой-то дрянью кудряшками. Так вот, эта анекдотическая парочка потребовала даровой пай в размере 25% и притом за разработку одностадийного проекта и комплектную поставку оборудования для производства карбида заломила семь с половиной миллионов рублей! От подобной наглости Сергей на миг опешил, а затем прервал едва начавшиеся переговоры. Дудки! - в гневе выпалил он, выйдя из-за стола. Пусть ищут других дураков, а он, Холмогоров, не намерен выбрасывать добытые в поте лица миллионы кошке под хвост!
Весь вчерашний день он просидел в люксе гостиницы "Химик", в то время как Титов попеременно совещался то с ним, то с занимавшим соседний номер Перепелицыным, чтобы перекинуть мостик согласия между закусившими удила сторонами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
А дальше Вороновский уселся за стол администратора общежития и, к вящему удовольствию Саши, принялся накручивать ручку армейского полевого телефона, вызывая абонентов с экзотическими позывными "Мореход", "Ранет" и "Вырезка". Еще утром он созвонился с военными, теребя просьбами посодействовать съемочной группе ЦТ, а сейчас выяснял, что им удалось сделать.
- Арик, - положив трубку, обратился он к Добрынину, - завтра в четырнадцать ноль-ноль тебя в Белице примет начальник госпиталя, который обещал переговорить с Хонеккером. А уж согласится Хонеккер дать интервью или нет - сие от меня не зависит. В Вандлиц поедешь в субботу, причем на авось: бывшую резиденцию Хонеккера и других членов Политбюро СЕПГ передали больничному комплексу для создания реабилитационного отделения, так что она вне нашей юрисдикции. В субботу там будут только сторожа, попытайся договориться с ними. Задача ясна?
- Виктор Александрович, а как насчет транспорта и переводчика? - спросил режиссер.
- К восьми утра за вами пришлют микроавтобус из Эберсвальде с переводчицей от отдела контрразведки 20-й армии. Ей приказано обслуживать вашу группу всю пятницу и субботу.
- Плохо, что все на авось, - сумрачно пробасил Добрынин. - И зачем переводчице приезжать в эдакую рань?.. Вить, сколько езды до госпиталя?
- Минут тридцать-сорок. Дело не в этом. - Вороновский подмигнул Добрынину. - Один очень толковый генерал из штаба Западной группы войск подсказал, что есть смысл побеседовать по душам с пастором Хольмером, который, если помнишь, приютил чету Хонеккер, когда их в одночасье вытурили из Вандлица и они очутились под открытым небом.
- А что, дельная мысль! - Добрынин повеселел. - А где найти пастора?
- Он живет под Бернау, в северо-восточном пригороде Берлина.
- К пастору тоже являться на авось?
- Предварительные переговоры с Хольмером я, пожалуй, возьму на себя, пообещал Вороновский. - Если пастор заупрямится, у меня есть средство повлиять на него.
Вороновский не пожелал раскрывать карты, а Добрынин не стал настаивать. Между тем избранный им метод воздействия был стар, как кора земная: ничто так не способствует достижению взаимопонимания между мирянами и священнослужителями, как денежные пожертвования на церковные нужды...
На следующее утро Вороновский собрался было отправиться в Бернау без Лены и Саши, однако за завтраком выяснилось, что они едут втроем. Саша застенчиво помалкивал, опустив нос в тарелку, а Лена объяснила Вороновскому, что магическое слово "пастор" опять-таки ассоциируется у Саши с "Семнадцатью мгновениями весны" и мальчик горит желанием хоть одним глазком взглянуть на настоящего пастора.
До Бернау они добрались без чьих-либо подсказок, а там, на танкоремонтном заводе, в микроавтобус по договоренности подсадили расторопного прапорщика, вызвавшегося быть проводником. Прапорщик назубок знал всю округу, и буквально через несколько минут "БМВ" и микроавтобус гуськом спускались с холма к деревне Лобеталь, зеленой лентой вытянувшейся внизу по обеим сторонам дороги.
Изящная маленькая кирха, обсаженная молоденькими соснами, стояла слева, на самой окраине деревни, без видимых признаков человеческого присутствия. Добрынин подергал закрытую дверь и с осуждением покосился на Вороновского.
- Не вешай голову, баламут, - спокойно сказал Вороновский. - Найду я тебе пастора. Наверное, он у себя дома. По коням, язык до Киева доведет!
Деревня была застроена однотипными домами в два этажа, окрашенными в броские, жизнеутверждающие цвета, от лимонно-желтого до ярко-синего. И обстановка, царившая здесь, тоже производила впечатление жизнеутверждающей жители, высовываясь из окон, радостно приветствовали приезжих возгласами и энергичными жестами, а стоявшие на обочинах пешеходы сияли беззаботными улыбками, всем своим видом демонстрируя искреннюю доброжелательность. На их лицах не было следов озабоченности, характерной для граждан ГДР, но в их улыбках бросалась в глаза не очень приятная особенность - все были щербатыми, а кое-кто вообще не имел передних зубов. Увы, полного счастья на земле не бывает, про себя отметил Вороновский. Впрочем, эти люди вполне довольны жизнью, хотя в Лобетале нет ни приличного стоматолога, ни зубного техника.
Шестидесятилетнего пастора Уве Хольмера они нашли в противоположном конце деревни. Сухощавый, с тонким породистым носом и глубокими залысинами над высоким лбом, пастор обладал несомненным сходством с Александром Вертинским как во внешности, так и в сдержанно-церемонных манерах. Представ перед непрошеными гостями в строгом темно-коричневом костюме, с жестким стоячим воротничком накрахмаленной сорочки, Хольмер через переводчицу сразу же довел до их сведения два факта, моментально и с исчерпывающей полнотой объяснивших неистребимый оптимизм лобетальцев: оказывается, вся деревня представляет собой церковный приют для слабоумных с детства, а сам Хольмер имеет честь служить здесь директором. Приют построен на средства верующих в 1912 году и содержится за счет западногерманских лютеран, которые столь великодушны, что оказывают помощь нуждающимся и за пределами ФРГ. Да, он, Уве Хольмер, без чьей-то указки, по доброй воле приютил у себя в доме Эрика Хонеккера и его жену Маргот, поскольку Бог велит протягивать руку страждущим. Нет, прежде он, Хольмер, не был знаком с Хонеккерами и не питал к ним приязни. Скорее наоборот - все шесть его сыновей и дочерей не получили высшего образования только потому, что фрау Хонеккер, будучи министром, запретила принимать в вузы ГДР детей священнослужителей. Но Бог учит не помнить зла и помогать страждущим вне зависимости от их прошлых прегрешений. Часто ли он, Хольмер, беседовал с герром Хонеккером? Каждый вечер с наступлением темноты, когда журналисты, день-деньской подкарауливавшие Хонеккера с фотоаппаратами и кинокамерами, покидали Лобеталь, они вдвоем подолгу прогуливались вокруг пруда и рассуждали о превратностях жизни. Герр Хонеккер не выглядел сломленным и не высказывался в духе раскаяния, а он, Хольмер, не инициировал политических тем. Иной раз в словах Хонеккера проскальзывало сожаление по поводу некоторых поступков, совершенных им в период правления страной, но, по его признанию, он был не в силах изменить существовавший порядок, а любая попытка ослабить гнет диктатуры привела бы к его смещению и воцарению еще более жестокосердного вождя. Нет, за те месяцы, что Хонеккеры прожили под его кровом и принимали пищу за его столом, они не заплатили ни пфеннига. Он, Хольмер, считал своим долгом христианина поделиться с ними хлебом насущным. Были ли у них деньги? У герра Хонеккера не было, это он знает точно, а относительно фрау Хонеккер затрудняется сказать...
Ответив на вопросы Добрынина, пастор Хольмер попросил извинить его - он, к сожалению, вынужден отлучиться по делам. Если русские господа не возражают, через час приятную беседу можно будет продолжить не здесь, в кабинете, а у него дома, где им представится возможность снять на пленку комнату Хонеккеров и места их вечерних прогулок у пруда.
- Витя, солнце, ты меня спас, вынул из петли? - заявил Добрынин, когда они вышли из конторы приюта. - Видит Бог, твой пастор - находка, жемчужное зерно в куче немецкого навоза!
Вороновский кивнул.
Съемочная группа скопом двинулась к центру Лобеталя, на ходу пожимая десятки протянутых рук - слабоумные, как выяснилось, больше всего на свете любят здороваться за руку.
- Илюша, сними этого, очкастого, я с ним еще разок поручкаюсь, громогласно наставлял оператора Добрынин, которого с трех сторон обступили слабоумные. - Смотри, как они дружно раскрыли свои хавалъники. Бьюсь об заклад, такой несусветной массовочки у тебя еще не было.
- С меня хватит, - решительно сказала Лена, покоробленная цинизмом Добрынина. - Господи, сколько можно издеваться над душевнобольными?
- Мы предпочитаем съездить в Берлинский зоопарк, - примирительным тоном сказал Вороновский. - Надеюсь, ты не забыл своего обещания вечером побыть с Сашей?
- Старик, за кого ты меня принимаешь? Я же еще вчера запродался в гувернеры за две упаковки пива с маринованными луковками, а теперь, после пастора, готов вместо тебя взойти на Голгофу... - От восторга Добрынин закатил глаза. - Представляешь, как на их фоне прозвучит мой дикторский текст? Мороз по коже!
- Тебе и стараться незачем, - сухо заметил Вороновский. - Чего стоит одна фраза Хольмера: "Страшно жить в обществе, которому чуждо милосердие.""
64. ПОЯС ЦЕЛОМУДРИЯ
Серебристо-серый "мерседес" птицей летел по ровно расстилавшемуся шоссе Новгород - Ленинград, а сидевший за рулем Сергей вполглаза любовался сочными красками бабьего лета и переживал гамму чувств, хорошо знакомую тем, кто только что одержал трудную, но решительную победу. Ощущение взвинченности мало-помалу ослабевало, сменяясь торжеством завоевателя, установившего протекторат на спорной территории.
Пичугина с ним не было. Беднягу взяли в оборот следователи из Москвы и за полтора месяца довели до столь жалкого состояния, что, не надеясь остаться на свободе, Олег последние дни ходил на допросы в телогрейке. В этом прослеживалась своя логика - на носу зима, а каково будет Олегу в прогулочном дворике "Крестов", если его возьмут под стражу в пиджаке или в замшевой курточке? Зуб на зуб не попадет от стужи. Рассчитывать же на милость следователей, которые могут разрешить вещевую передачку, не приходится: те оказывают поблажки лишь в обмен на признательные показания, а Пичугин не настолько глуп, чтобы распускать язык и тем самым вешать камень себе на шею.
Впрочем, необходимости в телохранителе при поездках в Старосельск не усматривалось, Сергей ездил туда запросто, по-свойски, как к бабушке во Всеволожск. Старосельские трудяги оправдали его ожидания и по части сбыта компьютеров на близлежащих предприятиях, и, главное, в затее с карбидом кальция. Титов сдержал клятву и качественно подготовил ТЭО к началу августа. Правда, он не учел, что ТЭО становится полноценным документом только при наличии согласительных подписей местных властей, а также пожарного надзора, технической инспекции отраслевого профсоюза и санэпидстанции, на что пришлось потратить еще месяц и три тысячи рублей. А когда наконец недостающие подписи были собраны и в среду, 19 сентября, в Старосельск съехались все заинтересованные лица, выяснилось, что умники из подмосковного Красногорска покусились на слишком большой кусок пирога.
Их делегацию возглавлял председатель кооператива "Пионер", кандидат технических наук Перепелиный, обрюзглый пятидесятилетний куркуль с сизым апоплексическим затылком. Вместе с ним приехала бледная немочь лет тридцати с хвостиком, тоже с ученой степенью кандидата наук, представленная Перепелицыным в качестве консультанта. Прежде чем ответить на любой, даже самый простой вопрос, Перепелицын поворачивал короткую шею в ее сторону, а немочь, моргая рыбьими глазами, глубокомысленно кивала головой с жидкими, крашенными какой-то дрянью кудряшками. Так вот, эта анекдотическая парочка потребовала даровой пай в размере 25% и притом за разработку одностадийного проекта и комплектную поставку оборудования для производства карбида заломила семь с половиной миллионов рублей! От подобной наглости Сергей на миг опешил, а затем прервал едва начавшиеся переговоры. Дудки! - в гневе выпалил он, выйдя из-за стола. Пусть ищут других дураков, а он, Холмогоров, не намерен выбрасывать добытые в поте лица миллионы кошке под хвост!
Весь вчерашний день он просидел в люксе гостиницы "Химик", в то время как Титов попеременно совещался то с ним, то с занимавшим соседний номер Перепелицыным, чтобы перекинуть мостик согласия между закусившими удила сторонами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110