"Сто пятьдесят метров!" - напомнил снайпер внутри Тулаева, и мушка поднялась выше пятна, к самому срезу обрыва. При таком расстоянии пуля будет уже на излете, уже в нырке к земле. "Река!" - повторно крикнул тот же снайпер внутри Тулаева, и мушка опустилась чуть ниже среза обрыва. Река тащила на себе, несла мимо них невидимую кишку воздушного потока. Пуля для него - песчинка, которую, как ни упряма пуля, он все равно поднимет выше.
Ноздри насосом втянули в себя горький, пропитанный запахом
хвои воздух. Левой рукой Тулаев подпер локоть правой, вытянутой в
направлении Наждака. Он всегда стрелял не так, как учили, а как
удобно. Стоя он привык стрелять именно так. Тулаев окаменел и, не
дыша, вбил в воздух тройную серию: пуля - две секунды паузы - пуля две секунды - пуля.
Светло-оранжевое, еле видимое на фоне песчаного обрыва, пятно добралось до зеленого среза и вдруг поплыло вниз. Наждак почему-то передумал лезть наверх.
- Наповал! - оглушил "альфовец".
Тулаев посмотрел на замершее на том берегу тело, и муть вернулась в голову. Дым огромного, заполнившего все вокруг костра втекал через уши в голову, смешивал в ней все - мысли, слова, желания, чувства. Тулаева не осталось в Тулаеве. Жил только дым. Нет, одно слово все-таки уцелело в этом дыму. Оно пульсировало развороченной раной: "Убил! Убил! Убил!" Оно заставило Тулаева упасть на колени и скорчиться над просохшей травой.
- Что с вами, та-ащ майор?.. Что с вами? - склонился над ним "альфовец", боящийся даже тронуть за плечо старшего по званию.
- Уйди на-а-а хрен! - заорал в землю Тулаев.
Дым разорвал голову, хлынул по горлу в желудок, вывернул
его. Изо рта пеной вывалилась рвота. Она должна была быть
коричневой, под цвет кофе, но оказалась черной. Слезы
ослепили глаза. Тулаев рвал впервые в жизни. Он не рвал даже
после морга, куда их водили на учебных занятиях, чтобы они привыкали к виду трупов. Но те мертвецы казались пластиковыми и ненастоящими, а на том берегу реки лежал на песке впервые в жизни убитый им человек. И он знал его. Он был не пластиковым. Он был настоящим.
В "горячих точках", по которым их гоняли в последнее время, снайперов приучали работать по камуфляжным пятнам. И с расстояния не меньше километра. Тулаев "цеплял" оптикой такое пятно, срезал его выстрелом, и пятно замирало. Но он так ни разу и не узнал, убил ли он хоть раз какого-нибудь боевика. Замирали пятна, а не люди. И вот теперь, кажется, впервые в жизни так близко он увидел убитого человека. Убитого им человека.
- И... и... иди к ко...командиру группы, - стерев пальцем блевотину с губ, все-таки прохрипел Тулаев. - Пу... пусть заберут его...
- Есть, - тихо ответил "альфовец", посмотрел на тот берег
реки и вскрикнул: - Он ползет! Он ранен!..
44
Ствол "макарова" уже давно остыл, но Тулаев упрямо не засовывал пистолет в кобуру, как будто если бы он засунул его, то стал бы соучастником чуть было не совершенного убийства. А так оно вроде бы лежало пятном на одном лишь пистолете.
Рядом с Тулаевым два огромных "альфовца", тот, которого он уже считал своим, и новый, прибежавший с группой на берег реки, несли Наждака на парусиновых носилках. Сквозь бинт, плотно обмотавший грудь, темным пятном проступала кровь, и чем сильнее она проступала, тем бледнее становился Наждак.
- Зря ты, мент, - в небо простонал он. - Мы б тебя не убили...
Тулаев меньше всего хотел разговаривать. Старый стыд за потерю сознания сменился стыдом за рвоту, и, глядя на спину-стену своего "альфовца", он мысленно просил эту стену, чтобы его рвота осталась тайной.
- Сукой буду, не убили бы...
Тулаев никогда не думал, что террористы бывают такими нудными. Что значит, не убили бы? Накормили бы и отвезли на машине в Москву? Или "не убили" означает "сам бы от голода помер"?
- С какого "ствола" ты в меня попал? - не унимался Наждак. - С "макарова" не попадешь, - заметил он пистолет в руке Тулаева.
- Мистэры полицейские, это - он! Он! - закричала на весь двор американка, как только носилки поравнялись с распахнутыми воротами.
- У-у, крыса! - простонал Наждак и закрыл глаза.
Золотая цепь на его груди смотрелась петлей.
- Это - терьорист!.. Он привьязал мэнэджэра мебелний фабрика! Он привьязал рабочий! Он! Он! Он переговори вель с полициа! Йес, йес!.. - и забормотала что-то на рыкающем английском.
- Успокойте ее! - потребовал от американцев Межинский. - Это же истерика!
Мистеры в элегантных костюмах взяли Селлестину под руки и
молча, как арестованную, повели к машине. А из нее выбрался
парень в многокарманном жилете, вскинул к лицу черный кирпич
фотокамеры, и все другие звуки во дворе тут же были
оттеснены жужжанием моторчика, переводящего пленку после каждого щелчка.
- Идиот, - прошипел Межинский, резко отвернулся и вышел из поля зрения камеры. - Прекратите съемку! Это запрещено!
Один из "альфовцев" шагнул к жилету, и фотоаппарат послушно нырнул в кофр, висящий на боку журналиста.
- Терьористов било ишчо двойе! - обернувшись, крикнула Селлестина. Один есть тожже мушщина... Только он "блю"... По-вашьему - "холубой"! У ньего длинни нос и мягки голос...
- Вы успокойтесь, - издалека ответил Межинский и отер пот
со лба. - Мы еще предоставим вам время для дачи показаний.
Худенькая Селлестина вырвала свою левую руку из цепких
пальцев одного из сопровождающих, повернулась уже в сторону
Межинского, которого она восприняла как единственного заинтересованного слушателя своей речи, и ему же прокричала:
- Третия в группе - дэфушка!.. Отшень красиви дэфушка! Она есть йестеди приесжал сьюда, потом уехал!
- Да успокойте вы ее! - повторно приказал Межинский.
Мистеры бесцеремонно согнули Селлестину в поклоне и воткнули на заднее сиденье машины, где на ней тут же повис жилетный парень. Хлопнула дверца, и стало так тихо, будто американка утащила с собой внутрь автомобиля все звуки двора.
Взглядом Тулаев проводил носилки с Наждаком, уплывшие на улицу, и тут же сунул пистолет в кобуру. Наверное, требовалось объяснить свое отсутствие во дворе Межинскому, но меньше всего сейчас хотелось что-то объяснять. Язык казался тяжелее ног, которые он еле переставлял.
Обходя группу "альфовцев" и одновременно этой же группой отрезая себя от Межинского, Тулаев поднялся по ступенькам в дом, вошел в правую комнату. В ней все еще горел свет, но то, что она была полна людьми в штатском, сразу сделало ее какой-то другой. Тулаев недоуменно провел взглядом по фигурам, столкнулся глаза в глаза с седым следователем Генпрокуратуры и ощутил, как неприятно в комок сжалось сердце.
- Зравствуйте, Виктор Петрович, - нехотя шевельнулся язык.
- Добрый день, - хмуро ответил следователь. - Попрошу вас выйти из помещения. Идет работа с вещественными доказательствами.
- Я на секундочку. Только забрать бумажку. С фотороботом.
- Это - тоже вещдок! Она уже приобщена к делу и внесена в опись.
Следователь был похож на теннисиста, проигравшего финал крупного турнира и не желающего идти к сетке для традиционного рукопожатия. А где он, этот приз? Мало ли что обещала газета? Может, они ни цента не дадут. Капиталисты все считают. Неужели они отвалят полста тысяч "зеленых" за эту истеричку? Скорее всего, следователь больше верил американцам, чем Тулаев. Наверное, он и в коммунизм раньше верил с такой же истовостью.
- А когда я могу получить фоторобот?
Зачем ему этот дурацкий фоторобот, Тулаев не знал. Что-то настырное, больше, чем даже он, не полюбившее следователя, спросило за него.
- Все зависит от дактилоскопической экспертизы, - зло ответил следователь.
А вот отвечать зло у него как раз и не получалось. Он сразу стал усталым и несчастным. Теперь ничего, кроме жалости, Тулаев ощутить не мог. Он уже хотел выйти, но глаза...
- Можно посмотреть? - шагнул он к очкам, лежащим на подоконнике.
- Нельзя, - нутряным голосом выдохнул следователь. - Выйдите из комнаты! Ваши свидетельские показания мы примем позже.
Очки "Nina Ricci" стоимостью триста долларов с лишком лежали на широкой доске подоконника и казались до боли знакомыми. Где-то совсем недавно он их видел. Но где? В "луже"? В метро? На улице? Или на какой-то даме в видеофильме по телевизору?
- Тов-варищи, поверьте, я не знал, что в моем доме в
подполе содержится эта иностранка, - пробубнил кто-то в
углу.
Тулаев повернулся на голос, и по лысо-седой головенке, виднеющейся за кадкой с фикусом, сразу узнал дядьку Наждака.
- Я неделю в Лобне у знакомого гостил. Сашка тут сам без меня проживал... С друзьями, значит, проживал...
Тулаева опять примагнитило взглядом к очкам. Их хотелось потрогать. Как будто если он к ним прикоснется, то сразу вспомнит, где же их видел. Рядом с очками лежала газета. Она тоже почему-то казалась очень знакомой, хотя эти снимки на ее полосе он вроде бы где-то уже разглядывал. Он шагнул к газете и сразу наткнулся взглядом на заголовок "Иван да без Марьи". Теперь-то все стало ясно. Террористы радовались найденному на полосе "Комсомолки" испуганному ответу американцев: "Да".
- Выйдите из помещения! - заметил его движение следователь.
- Эта газета...
- Я сказал: выйдите из поме...
За спиной следователя звонками запульсировал телефон. Сидящий рядом с ним со скучающим лицом рыжий парень тут же рывком обжал голову наушниками, щелкнул тумблером на установленном перед ним блоке и громко объявил:
- Полная тишина!
Следователь отвернулся от Тулаева, тут же напрочь о нем забыв, и глухим голосом приказал хозяину дома:
- Сними трубку. Отвечай, как договорились. На тебе явных улик нет. Помощью следствию ты поможешь и себе.
- Есть, - по-военному ответил мужичок, встал из-за кадки и прошаркал к телефону.
Очки "Nina Ricci" исчезли за его спиной. Под синей рубашкой, вдоль позвоночника, темнела мокрая полоса. Правая нога мужичка, обутая в старые изношенные тапки, подрагивала, будто ее било током. Он бережно снял трубку и прижал ее к левому уху.
- Але.
Тулаев упрямо смотрел на его подергивающуюся ногу и слышал собственное дыхание.
- Но... нормалек... Токо проснулися... Што?.. Ага, все проснулися... А?..
Нога перестала дергаться.
- Вы это... приедете удвоем?
Нога сделала шаг вправо. Казалось, она хочет убежать отсюда,
чтобы оставить своего хозяина один на один с врагами.
- Лариска, нас усех накрыли! - плачущим голоском закричал
мужичок. - Тикайте усе!
Ладонь следователя плашмя опустилась на рычажки телефона. Он вырвал трубку из тощих рук мужичка и заорал ему прямо в лицо:
- Я что тебе, гад, говорил?! Что?!
Мужичок, маленький, сгорбленный, сухонький, с усилием притянул к себе правую ногу, приставил ее к левой и с незамечаемой раньше за ним злостью ответил:
- Я шахой никогда в зоне не был. Усек?
- Уведите его! - крикнул двум парням в штатском следователь.
Темное пятно на спине мужичка от позвоночника растеклось по лопаткам. Мощные руки рванули его вправо. Глаза Тулаева сами метнулись к очкам на подоконнике. Они лежали все там же, но тяжесть в груди от их вида стала почему-то еще сильнее и еще заметнее.
- Все о'кей! - оттянув наушник, объявил рыжий парень.
Группа захвата выехала по адресу. Номер абонента...
Тулаев закрыл глаза и про себя одновременно со "слухачом"
назвал этот номер.
- Вам плохо? - вывел его из столбняка следователь.
Рывком Тулаев вскинул веки. Ему очень хотелось плакать. Но перед глазами стояло пунцовое лицо следователя. Оно было таким, как будто он тоже собирался зарыдать.
- Мне хреново, - ответил Тулаев и снова посмотрел на очки.
Они принадлежали Ларисе. Его Ларисе. Значит, ее появление в переулке, где Носов вышел на связь с продавцами "Ческой збройовки", не было случайным. Скорее всего, именно она несла деньги за оружие. Несла где-нибудь на себе. И то, что она заплатила за спасение телом, было ложью. Она платила уже за другое. За то, чтобы оказаться рядом с тем, кто разыскивал ее дружков-террористов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Ноздри насосом втянули в себя горький, пропитанный запахом
хвои воздух. Левой рукой Тулаев подпер локоть правой, вытянутой в
направлении Наждака. Он всегда стрелял не так, как учили, а как
удобно. Стоя он привык стрелять именно так. Тулаев окаменел и, не
дыша, вбил в воздух тройную серию: пуля - две секунды паузы - пуля две секунды - пуля.
Светло-оранжевое, еле видимое на фоне песчаного обрыва, пятно добралось до зеленого среза и вдруг поплыло вниз. Наждак почему-то передумал лезть наверх.
- Наповал! - оглушил "альфовец".
Тулаев посмотрел на замершее на том берегу тело, и муть вернулась в голову. Дым огромного, заполнившего все вокруг костра втекал через уши в голову, смешивал в ней все - мысли, слова, желания, чувства. Тулаева не осталось в Тулаеве. Жил только дым. Нет, одно слово все-таки уцелело в этом дыму. Оно пульсировало развороченной раной: "Убил! Убил! Убил!" Оно заставило Тулаева упасть на колени и скорчиться над просохшей травой.
- Что с вами, та-ащ майор?.. Что с вами? - склонился над ним "альфовец", боящийся даже тронуть за плечо старшего по званию.
- Уйди на-а-а хрен! - заорал в землю Тулаев.
Дым разорвал голову, хлынул по горлу в желудок, вывернул
его. Изо рта пеной вывалилась рвота. Она должна была быть
коричневой, под цвет кофе, но оказалась черной. Слезы
ослепили глаза. Тулаев рвал впервые в жизни. Он не рвал даже
после морга, куда их водили на учебных занятиях, чтобы они привыкали к виду трупов. Но те мертвецы казались пластиковыми и ненастоящими, а на том берегу реки лежал на песке впервые в жизни убитый им человек. И он знал его. Он был не пластиковым. Он был настоящим.
В "горячих точках", по которым их гоняли в последнее время, снайперов приучали работать по камуфляжным пятнам. И с расстояния не меньше километра. Тулаев "цеплял" оптикой такое пятно, срезал его выстрелом, и пятно замирало. Но он так ни разу и не узнал, убил ли он хоть раз какого-нибудь боевика. Замирали пятна, а не люди. И вот теперь, кажется, впервые в жизни так близко он увидел убитого человека. Убитого им человека.
- И... и... иди к ко...командиру группы, - стерев пальцем блевотину с губ, все-таки прохрипел Тулаев. - Пу... пусть заберут его...
- Есть, - тихо ответил "альфовец", посмотрел на тот берег
реки и вскрикнул: - Он ползет! Он ранен!..
44
Ствол "макарова" уже давно остыл, но Тулаев упрямо не засовывал пистолет в кобуру, как будто если бы он засунул его, то стал бы соучастником чуть было не совершенного убийства. А так оно вроде бы лежало пятном на одном лишь пистолете.
Рядом с Тулаевым два огромных "альфовца", тот, которого он уже считал своим, и новый, прибежавший с группой на берег реки, несли Наждака на парусиновых носилках. Сквозь бинт, плотно обмотавший грудь, темным пятном проступала кровь, и чем сильнее она проступала, тем бледнее становился Наждак.
- Зря ты, мент, - в небо простонал он. - Мы б тебя не убили...
Тулаев меньше всего хотел разговаривать. Старый стыд за потерю сознания сменился стыдом за рвоту, и, глядя на спину-стену своего "альфовца", он мысленно просил эту стену, чтобы его рвота осталась тайной.
- Сукой буду, не убили бы...
Тулаев никогда не думал, что террористы бывают такими нудными. Что значит, не убили бы? Накормили бы и отвезли на машине в Москву? Или "не убили" означает "сам бы от голода помер"?
- С какого "ствола" ты в меня попал? - не унимался Наждак. - С "макарова" не попадешь, - заметил он пистолет в руке Тулаева.
- Мистэры полицейские, это - он! Он! - закричала на весь двор американка, как только носилки поравнялись с распахнутыми воротами.
- У-у, крыса! - простонал Наждак и закрыл глаза.
Золотая цепь на его груди смотрелась петлей.
- Это - терьорист!.. Он привьязал мэнэджэра мебелний фабрика! Он привьязал рабочий! Он! Он! Он переговори вель с полициа! Йес, йес!.. - и забормотала что-то на рыкающем английском.
- Успокойте ее! - потребовал от американцев Межинский. - Это же истерика!
Мистеры в элегантных костюмах взяли Селлестину под руки и
молча, как арестованную, повели к машине. А из нее выбрался
парень в многокарманном жилете, вскинул к лицу черный кирпич
фотокамеры, и все другие звуки во дворе тут же были
оттеснены жужжанием моторчика, переводящего пленку после каждого щелчка.
- Идиот, - прошипел Межинский, резко отвернулся и вышел из поля зрения камеры. - Прекратите съемку! Это запрещено!
Один из "альфовцев" шагнул к жилету, и фотоаппарат послушно нырнул в кофр, висящий на боку журналиста.
- Терьористов било ишчо двойе! - обернувшись, крикнула Селлестина. Один есть тожже мушщина... Только он "блю"... По-вашьему - "холубой"! У ньего длинни нос и мягки голос...
- Вы успокойтесь, - издалека ответил Межинский и отер пот
со лба. - Мы еще предоставим вам время для дачи показаний.
Худенькая Селлестина вырвала свою левую руку из цепких
пальцев одного из сопровождающих, повернулась уже в сторону
Межинского, которого она восприняла как единственного заинтересованного слушателя своей речи, и ему же прокричала:
- Третия в группе - дэфушка!.. Отшень красиви дэфушка! Она есть йестеди приесжал сьюда, потом уехал!
- Да успокойте вы ее! - повторно приказал Межинский.
Мистеры бесцеремонно согнули Селлестину в поклоне и воткнули на заднее сиденье машины, где на ней тут же повис жилетный парень. Хлопнула дверца, и стало так тихо, будто американка утащила с собой внутрь автомобиля все звуки двора.
Взглядом Тулаев проводил носилки с Наждаком, уплывшие на улицу, и тут же сунул пистолет в кобуру. Наверное, требовалось объяснить свое отсутствие во дворе Межинскому, но меньше всего сейчас хотелось что-то объяснять. Язык казался тяжелее ног, которые он еле переставлял.
Обходя группу "альфовцев" и одновременно этой же группой отрезая себя от Межинского, Тулаев поднялся по ступенькам в дом, вошел в правую комнату. В ней все еще горел свет, но то, что она была полна людьми в штатском, сразу сделало ее какой-то другой. Тулаев недоуменно провел взглядом по фигурам, столкнулся глаза в глаза с седым следователем Генпрокуратуры и ощутил, как неприятно в комок сжалось сердце.
- Зравствуйте, Виктор Петрович, - нехотя шевельнулся язык.
- Добрый день, - хмуро ответил следователь. - Попрошу вас выйти из помещения. Идет работа с вещественными доказательствами.
- Я на секундочку. Только забрать бумажку. С фотороботом.
- Это - тоже вещдок! Она уже приобщена к делу и внесена в опись.
Следователь был похож на теннисиста, проигравшего финал крупного турнира и не желающего идти к сетке для традиционного рукопожатия. А где он, этот приз? Мало ли что обещала газета? Может, они ни цента не дадут. Капиталисты все считают. Неужели они отвалят полста тысяч "зеленых" за эту истеричку? Скорее всего, следователь больше верил американцам, чем Тулаев. Наверное, он и в коммунизм раньше верил с такой же истовостью.
- А когда я могу получить фоторобот?
Зачем ему этот дурацкий фоторобот, Тулаев не знал. Что-то настырное, больше, чем даже он, не полюбившее следователя, спросило за него.
- Все зависит от дактилоскопической экспертизы, - зло ответил следователь.
А вот отвечать зло у него как раз и не получалось. Он сразу стал усталым и несчастным. Теперь ничего, кроме жалости, Тулаев ощутить не мог. Он уже хотел выйти, но глаза...
- Можно посмотреть? - шагнул он к очкам, лежащим на подоконнике.
- Нельзя, - нутряным голосом выдохнул следователь. - Выйдите из комнаты! Ваши свидетельские показания мы примем позже.
Очки "Nina Ricci" стоимостью триста долларов с лишком лежали на широкой доске подоконника и казались до боли знакомыми. Где-то совсем недавно он их видел. Но где? В "луже"? В метро? На улице? Или на какой-то даме в видеофильме по телевизору?
- Тов-варищи, поверьте, я не знал, что в моем доме в
подполе содержится эта иностранка, - пробубнил кто-то в
углу.
Тулаев повернулся на голос, и по лысо-седой головенке, виднеющейся за кадкой с фикусом, сразу узнал дядьку Наждака.
- Я неделю в Лобне у знакомого гостил. Сашка тут сам без меня проживал... С друзьями, значит, проживал...
Тулаева опять примагнитило взглядом к очкам. Их хотелось потрогать. Как будто если он к ним прикоснется, то сразу вспомнит, где же их видел. Рядом с очками лежала газета. Она тоже почему-то казалась очень знакомой, хотя эти снимки на ее полосе он вроде бы где-то уже разглядывал. Он шагнул к газете и сразу наткнулся взглядом на заголовок "Иван да без Марьи". Теперь-то все стало ясно. Террористы радовались найденному на полосе "Комсомолки" испуганному ответу американцев: "Да".
- Выйдите из помещения! - заметил его движение следователь.
- Эта газета...
- Я сказал: выйдите из поме...
За спиной следователя звонками запульсировал телефон. Сидящий рядом с ним со скучающим лицом рыжий парень тут же рывком обжал голову наушниками, щелкнул тумблером на установленном перед ним блоке и громко объявил:
- Полная тишина!
Следователь отвернулся от Тулаева, тут же напрочь о нем забыв, и глухим голосом приказал хозяину дома:
- Сними трубку. Отвечай, как договорились. На тебе явных улик нет. Помощью следствию ты поможешь и себе.
- Есть, - по-военному ответил мужичок, встал из-за кадки и прошаркал к телефону.
Очки "Nina Ricci" исчезли за его спиной. Под синей рубашкой, вдоль позвоночника, темнела мокрая полоса. Правая нога мужичка, обутая в старые изношенные тапки, подрагивала, будто ее било током. Он бережно снял трубку и прижал ее к левому уху.
- Але.
Тулаев упрямо смотрел на его подергивающуюся ногу и слышал собственное дыхание.
- Но... нормалек... Токо проснулися... Што?.. Ага, все проснулися... А?..
Нога перестала дергаться.
- Вы это... приедете удвоем?
Нога сделала шаг вправо. Казалось, она хочет убежать отсюда,
чтобы оставить своего хозяина один на один с врагами.
- Лариска, нас усех накрыли! - плачущим голоском закричал
мужичок. - Тикайте усе!
Ладонь следователя плашмя опустилась на рычажки телефона. Он вырвал трубку из тощих рук мужичка и заорал ему прямо в лицо:
- Я что тебе, гад, говорил?! Что?!
Мужичок, маленький, сгорбленный, сухонький, с усилием притянул к себе правую ногу, приставил ее к левой и с незамечаемой раньше за ним злостью ответил:
- Я шахой никогда в зоне не был. Усек?
- Уведите его! - крикнул двум парням в штатском следователь.
Темное пятно на спине мужичка от позвоночника растеклось по лопаткам. Мощные руки рванули его вправо. Глаза Тулаева сами метнулись к очкам на подоконнике. Они лежали все там же, но тяжесть в груди от их вида стала почему-то еще сильнее и еще заметнее.
- Все о'кей! - оттянув наушник, объявил рыжий парень.
Группа захвата выехала по адресу. Номер абонента...
Тулаев закрыл глаза и про себя одновременно со "слухачом"
назвал этот номер.
- Вам плохо? - вывел его из столбняка следователь.
Рывком Тулаев вскинул веки. Ему очень хотелось плакать. Но перед глазами стояло пунцовое лицо следователя. Оно было таким, как будто он тоже собирался зарыдать.
- Мне хреново, - ответил Тулаев и снова посмотрел на очки.
Они принадлежали Ларисе. Его Ларисе. Значит, ее появление в переулке, где Носов вышел на связь с продавцами "Ческой збройовки", не было случайным. Скорее всего, именно она несла деньги за оружие. Несла где-нибудь на себе. И то, что она заплатила за спасение телом, было ложью. Она платила уже за другое. За то, чтобы оказаться рядом с тем, кто разыскивал ее дружков-террористов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64