Однако стэнфордский специалист по судебной химии ошибся.
«Апачам» здешний коктейль не понравился. Не прошло и десяти секунд, как раздался хлопок и двигатель выбросил струю пламени. Указатель температуры выхлопного газа пересек красную отметку.
В обязанности Бранча входила готовность к внештатным ситуациям. Летчиков готовят не только к полетам, но и к падениям. Именно такое механическое повреждение у Бранча случилось впервые, однако представлял он его не раз.
Когда двигатель отказал и приборы вышли из строя, Бранч не запаниковал. Пытаясь компенсировать возросшие обороты, изменил шаг винта.
Перестало подаваться электричество.
– Двигатель вышел из строя, – спокойно доложил Бранч.
Наверху у лопастей тем временем расцвел ярко-голубой шар, похожий на огни святого Эльма. Машина окончательно отказала, и Бранч объявил:
– Вхожу в авторотацию.
Авторотация означала, что двигатель полностью парализован.
– Иду вниз, – доложил он.
Вот так. Никаких упреков, никаких эмоций. «Отомсти за меня, Макдэниелс».
– Вы разбились, майор?
– Никак нет, – ответил Бранч. – Земли не вижу.
Турбина взорвалась.
Бранч умел выполнять авторотацию. Он интуитивно изменил шаг винта и вошел в крутое скольжение, близкое к полету. Даже при парализованном двигателе центробежная сила продолжает вращать лопасти винта, благодаря чему можно совершить вынужденную посадку. Теоретически. А при скорости падения тысячу семьсот футов в минуту на эту попытку остается секунд тридцать.
Бранч тренировался выполнять авторотацию тысячи раз, но не посреди ночи и не в ядовитом лесу. Поскольку питание отключилось, фары не горели. На Бранча навалилась темнота; он вздрогнул от ее натиска. Глаза не успели привыкнуть. Нет даже времени, чтобы глянуть в окуляр ночного видения. Чертовы приборы! Нужно было полагаться только на зрение. Впервые Бранч испугался.
– Ничего не вижу, – спокойно сказал он.
Он отогнал образ деревьев, готовых вспороть машине брюхо, и доверился силе лопастей. «Держи уклон, а винт крутится сам». Мертвый лес представлялся Бранчу неотвратимым – как ножи хулиганов на темной улице. Он отлично знал, что деревья падение не смягчат. Ему хотелось извиниться перед Рамадой – молодым отцом, который годился ему в сыновья. «Куда я нас затащил?»
Только тут Бранч понял, что окончательно потерял управление, и доложил:
– Терплю бедствие.
Вертолет с металлическим скрежетом вошел в верхние ветки; сучья скребли алюминий, выламывали шасси, как будто хотели выцарапать людей из чрева машины. Несколько секунд вертолет скорее планировал, чем падал. Лопасти обламывали ветки, стволы обламывали лопасти. Лес вцепился в машину мертвой хваткой.
Вертолет обрушился на землю.
Шум стих.
Вмявшись носом в дерево, машина тихонько покачивалась, словно колыбель. Бранч поднял руки с пульта. Вот и все. Он потерял сознание.
Потом очнулся. Его стошнило прямо в маску. В темноте и дыму, дергая ремешки, он снял ее и с трудом высунулся наружу. Мгновенно Бранч почувствовал, как легкие и кровь наполняются ядом – ощутил его запах и вкус. Воздух обжигал горло. Бранч почувствовал, что болен, болен целую вечность, поражен до самых костей. Маска, с тревогой вспомнил он.
Одна рука не действовала. Бранч попытался найти маску здоровой рукой. Кое-как очистил и прижал к лицу. Кислород леденил горло, поврежденное парами аммиака.
– Рам? – каркнул Бранч.
Тишина.
– Рам?!
Бранч чувствовал, что сзади пусто.
С переломанными костями, поврежденной рукой, повиснув на ремнях лицом вниз, майор сделал единственное, что мог, сделал то, зачем здесь оказался. Он пришел в этот темный лес, чтобы встретиться с великим злом. И теперь заставил себя смотреть. Он смотрел, наблюдал, ждал.
Тьма рассеивалась.
До рассвета было далеко. Просто глаза постепенно привыкали. Появились неясные очертания. Серый горизонт.
Бранч заметил на прозрачном колпаке какие-то яркие вспышки. Сначала он решил, что под действием грозы вспыхивают газы. Яркие лучики чертили по разным предметам в лесу, не освещая их, а только выхватывая из тьмы силуэты. Бранч пытался разобраться в происходящем, но понимал только, что свалился с неба.
– Мак, – позвал он в микрофон.
Потом посмотрел на провод – провод был оборван. Бранч остался один. Приборная панель все еще подавала признаки жизни. Какие-то устройства на ней питались от батареек, и перед Бранчем мигали красные и зеленые огоньки. Все приборы показывали, что машина умирает.
Майор огляделся. Вертолет лежал рядом с Z-4 на куче стволов. Бранч всматривался сквозь плексиглас, который казался покрытым тонкой паутиной. Невдалеке он увидел изящное распятие. Большой крест с тонкими перекладинами. Бранчу хотелось думать, что какой-нибудь раскаявшийся серб воздвиг памятник над братской могилой. Но тут стало видно: это лопасти сломанного винта зацепились за ветки и повисли, образуя прямой крест.
На земле среди мокрых листьев и хвои валялись многочисленные обломки. Возможно, они были мокрыми из-за дождя. Только потом Бранчу пришло в голову, что, наверное, разлилось топливо. Больше всего майора тревожило то, что он почти не беспокоился. Как бы со стороны он отметил, что топливо может возгореться и нужно спасать себя и товарища – живого или мертвого – и убираться из вертолета. Это нужно было делать срочно, но Бранч не спешил. Ему хотелось спать.
Нет!
Он старательно задышал кислородом. Приготовился превозмочь боль, как делают спортсмены, когда бежать уже невмоготу…
Бранч вскочил, задел плечом колпак, услышал скрип сломанных костей. Вывихнутое колено вильнуло вперед, потом назад. Он заревел. Упал обратно в кресло; каждый нерв буквально вопил от нарастающей боли. Болело все. Откинул голову назад, нашел маску.
Колпак мягко поднялся.
Бранч вдыхал кислород, словно это могло заставить его забыть, сколько еще будет боли. Но кислород только прояснил рассудок. В голове мешались названия сломанных костей. Ужасно. Непонятный диагноз. Жуткие раны. Каждая кричала о себе, и все кричали одновременно. Боль оглушала.
Бранч поднял дикий взгляд туда, где раньше темнело небо. Теперь не было ни неба, ни звезд. Облака и облака. Какой-то бесконечный купол. Бранч вдруг испытал приступ клаустрофобии. Нужно выбраться!
Он вдохнул еще раз, оставил маску, сбросил ненужный теперь шлем. Помогая себе здоровой рукой, выкарабкался из кабины. Сила тяжести швырнула его на землю. Ему казалось, что он съеживается и делается все меньше.
Сквозь боль вдруг прорезалось, словно расцвело, какое-то странное удовольствие. Это встало на место вывихнутое колено. Облегчение, которое испытал Бранч, было сильным, как сексуальная разрядка.
– Слава богу, – простонал он.
Майор отдыхал, лежа щекой в грязи и тяжело дыша. Старался сосредоточиться на своем облегчении, которое уже слабело, забывалось. Бранч представил себе дверь. Если он войдет, боль сразу прекратится.
За несколько минут Бранч немного оклемался. Лучше всего было то, что от перенасыщения крови газом руки и ноги онемели. Хуже всего были сами газы. Ужасная вонь. Травянистый вкус во рту.
– …«Танго-один», – донеслось до Бранча.
Он посмотрел вверх на просевший корпус своего «Апача». Голос доносился с заднего кресла.
– «Эхо Тан…»…ветьте!
Майор преодолел искушение лечь на землю. Он вообще не понимал, как еще может двигаться. Но нужно выяснить, что с Рамадой. И сообщить своим об опасности.
Бранч встал на подножку и прислонился к холодному алюминиевому корпусу. Вертолет лежал, покосившись набок; оказалось, машина повреждена гораздо больше, чем думал Бранч. Перегнувшись через борт, он посмотрел в отсек штурмана. Приготовился увидеть худшее.
Но там было пусто. В кресле лежал только шлем Рамады. Снова раздался голос, сначала едва слышно, затем громче:
– «Эхо Танго-один»…
Бранч взял шлем и натянул на голову. Майор вспомнил, что Рамада носил на забрале фото новорожденного сына.
– Говорит «Эхо Танго-один», – произнес он.
Голос у него оказался смешной – певучий и высокий, как в мультиках.
– Рамада! – Макдэниелс от облегчения позволил себе разозлиться. – Где ты шляешься, доложи обстановку! Что с остальными? Прием.
– Говорит Бранч, – сказал Элиас все тем же странным голосом. Видно, при падении вертолета он получил контузию – что-то случилось и со слухом.
– Майор, это вы? – донесся до него голос Макдэниелса. – Говорит «Эхо Танго-два». Как вы там? Прием?
– Рамада пропал, – сообщил Бранч. – Вертолет разбился.
С полминуты Мак переваривал услышанное. Затем деловито продолжил:
– Видим вас, майор, на инфракрасных приборах. Рядом с вертолетом. Оставайтесь на месте. Вам окажут помощь. Прием.
– Нет! – проскрипел Бранч птичьим голосом. – Ни в коем случае! Вы меня слышите?
Мак и прочие молчали.
– Не пытайтесь приблизиться, повторяю, не пытайтесь приблизиться! Турбины здесь не работают!
Все приняли известие без особой радости.
– Вас понял, – сказал Шульбе.
Макдэниелс продолжил:
– Майор, как ваше самочувствие?
– Самочувствие? – Кроме боли Бранч ничего не чувствовал. Он всего лишь смертный. – Терпимо.
– Майор… – Макдэниелс сделал неловкую паузу, – что у вас с голосом?
Значит, они тоже заметили?
Доктор медицины Кристи Чемберс тоже слушала.
– Это азот, – сообщила она.
Конечно, подумал Бранч.
– Элиас, вы можете подышать кислородом? Это необходимо.
Бранч вяло поискал маску Рамады, но ее, видимо, сорвало при крушении.
– Где-то в воздухе, – слабо сказал он.
– Достаньте! – потребовала Чемберс.
– Не могу, – сообщил Бранч.
Искать маску означало снова двигаться. И еще хуже – бросить шлем Рамады и потерять контакт с внешним миром. Нет, радио нужнее кислорода. Связь – это информация. Информация – это действия, действия – это спасение.
– Вы ранены?
Майор посмотрел на себя. У него по бедрам чиркали странные цветные лучики, и он понял, что это лазеры. Его вертолеты изучают местность, выбирая цели для своего оружия.
– Нужно найти Рамаду, – сказал он. – Вам его видно?
Но Макдэниелс не унимался:
– Вы можете двигаться?
Что они говорят? Бранч обессиленно прислонился к машине.
– Вы можете ходить, майор? Вы в состоянии оттуда уйти?
Бранч оценил свои силы. Оценил условия.
– Нет.
– Передохните, майор. Не двигайтесь. Из лагеря к вам направляется биохимическая бригада. Мы их спустим на тросе. Помощь идет, сэр.
– Рамада…
– Это не ваша забота. Мы его найдем. А вы пока посидите.
Как может человек просто взять и исчезнуть? Даже мертвое тело излучает тепло еще несколько часов. Бранч поднял глаза, стараясь разглядеть Рамаду среди ветвей. Или его выбросило прямо в захоронение?
Раздался чей-то новый голос.
– «Эхо Танго-один», говорит база.
Мастер-сержант Джефферсон. Звучный грудной голос вызвал желание опустить голову и забыться.
– Майор, вы там не один, – сообщила Джефферсон. – Выполните, пожалуйста, указание. Спутник зарегистрировал какое-то перемещение к северо-северо-западу от вашего борта.
Северо-северо-запад? Его приборы молчали. Даже компаса не было. Но Бранч не жаловался.
– Это Рамада, – уверенно сказал он.
Кто же еще? Его штурман оказался жив.
– Майор, – продолжала Джефферсон, – объекты не имеют армейских опознавательных знаков. Возможно, они опасны. Повторяю, нам неизвестно, кто к вам приближается.
– Это Рамада, – настаивал Бранч.
Наверное, штурман выбрался из кабины и занялся тем, чем и положено штурману, – попытался сориентироваться.
– Майор! – Джефферсон говорила другим тоном. Забыв, что их слышат все, она сказала – ему одному: – Мотай оттуда!
Бранч прислонился к остаткам вертолета. Убираться? Он едва стоит.
Макдэниелс:
– Я тоже засек. Пятнадцать ярдов. Идет прямо к вам. Откуда, черт подери, он мог взяться?
Бранч посмотрел через плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83