У других мир отбирают. Так или иначе, но когда-то наступает передышка. И Воин шел дальше, стараясь изгнать все воспоминания о своей большой любви.
Пока была жива, женщина родила ему ребенка, приняла свое положение и свой долг, приручилась. Пленение сломило ее дух и разум. Оно создало чистый лист, чтобы начертать на нем Путь. Как и он когда-то, женщина оправилась от увечий и перенесла обряд посвящения. Благодаря своим способностям она смогла подняться выше положения, занимаемого пленниками, положения скота. Он помог ей создать себя заново и, как это случается, полюбил свое творение. А теперь Кора мертва.
Любимая женщина мертва, он лишен своих родных, лишен корней – а мир так огромен. В нем так много новых земель и созданий, и столь многое его зовет…
Он мог бы бросить племена хейдлов и уйти в глубь планеты или даже вернуться на поверхность. Но он выбрал свой путь давным-давно.
За много часов пути аскет утомился. Пришло время отдыха.
Воин перестал бежать по следу. Прикоснулся рукой к стене. Пальцы сами знали, что нужно делать, и нашли, что хотели. Какая-то часть мозга приказала руке подтянуться; ноги последовали за ней. Он мог бы бежать вперед, но вот уже несется скачками вверх. Пробежав по диагонали до темной ниши между рекой и сводом, он остановился. Понюхал – и узнал, что здесь обитало и когда. Удовлетворенный, втиснулся в каменный мешок. Согнул спину, подтянул руки и ноги и полностью произнес свою молитву на ночь – отчасти то была вера, отчасти суеверие. Некоторые слова были из языка, на котором говорили его родители, и родители родителей, и родители родителей родителей. Слова, которым Кора научила их дочь. «Да святится имя Твое».
Воин не закрыл глаза. Но биение сердца замедлилось. Дыхание почти прекратилось. Он замер. «Мою душу сохрани…» Внизу текла река. И он уснул.
Его разбудили отражаемые водой голоса. Человеческие.
Узнал он их не сразу. В последние годы Воин старался забыть этот звук. Даже в устах самых спокойных он звучал раздражающим диссонансом. Злобный, душераздирающий. Назойливый, словно сам солнечный свет. Неудивительно, что от людей бегут даже более сильные звери. Ему было стыдно, что когда-то и он принадлежал к их расе, хотя с тех пор и прошло больше половины века.
Здесь, внизу, речь совсем другая. Отчетливо произносить звуки – значит соединять вместе вещи, о которых говоришь. Каждый бесценный клочок пространства, каждый коридор, каждая нора, лаз или щель неразрывно связан с другим. Жизнь в лабиринте зависит от умения соединять.
Послушать этих – сама их речь оскорбляет образ существа. Их испортило пространство. У них ничего нет над головой, никакого камня, чтобы прикрыть мир, их мысли улетучиваются в пустоту, более страшную, чем любая бездна. Им волей-неволей приходится куда-то вторгаться. Человек отдал свою душу небу.
Постепенно его легкие наполнились, но вода пахла слишком сильно. Заглушала все прочие запахи. Можно полагаться только на эхо. Он мог бы уйти раньше. Теперь стал ждать.
Люди приплыли на плотах. Ни часовых, ни дисциплины, никакой охраны для женщин. А света – целое море, там, где хватило бы ручейка.
Он, прищурившись, смотрел сквозь щелку между пальцев, возмущенный таким расточительством.
Люди прошли мимо ниши, не взглянув. Ни один не посмотрел! Так уверены в себе. Он лежал почти под потолком, на самом виду, обхватив себя руками и ногами, презирая врагов за самоуверенность.
Плоты вытянулись по реке длинным неправильным пятном. Воин перестал считать головы и стал высматривать, кто послабее.
Хвастаться им нечем. Они медлительны, чувства у них ослаблены, никакой слаженности действий. Каждый поступает, не принимая в расчет остальных. Целый час он смотрел, как отдельные особи подвергали опасности всю группу – прислонялись к стенам, разбрасывали остатки недоеденной пищи. Люди буквально преподносят себя хищникам и врагу. Дарят им свой вкус. Каждый раз, когда кто-то проводит по камням рукой, он наносит на поверхность свой жир. Их моча оставляет пронзительный запах. Ничего лучше для самоубийства не придумать, разве что лечь и вскрыть вены.
Те, у кого были хоть небольшие недомогания, даже не пытались скрыть боль. Они демонстрировали свою слабость, делали из себя самую легкую добычу. Головы у них слишком большие, суставы в бедрах и коленях неровные. Он не мог поверить, что тоже родился таким. Одна женщина сменила на ноге повязку и бросила старый бинт в воду – его прибило к берегу. Теперь он слышал даже легчайшие запахи.
Женщин было много. Невероятные создания. Болтливые, рассеянные. Беспечные. Взрослые, зрелые женщины. Когда-то Кора пришла к нему во тьму такой же.
Когда они ушли вниз по течению, ему пришлось прождать час, чтобы зрение восстановилось. Осторожно – мышца за мышцей – он высвободился из ниши. Повис, держась одной рукой за небольшой выступ, и прислушивался, выискивая не столько отставших, сколько других возможных преследователей. Потому что они обязательно будут. Удовлетворенный, отцепился и оказался на земле. В темноте прошелся по их следам, изучая мусор. Лизнул фольгу от конфеты, понюхал скалу, к которой прислонялись люди. Ткнулся носом в бинты, взял их в рот. Вкус человека. Пожевал.
И снова отправился за врагами – побежал по древней тропе, протоптанной вдоль берега реки; догнал их, пока они разбивали лагерь. Подождал.
Многие разговаривали сами с собой или напевали – слушать это было все равно что слушать их разум. Иногда Кора тоже так пела, особенно когда была с дочерью.
Опять некоторые убрели от лагеря и оказались в пределах его досягаемости. Иногда Воин думал: быть может, они ощутили его присутствие и пытаются принести себя ему в жертву?
Однажды ночью, пока все спали, он прокрался через лагерь. Их тела в темноте светились. Одна женщина вздрогнула, когда он скользнул мимо, и посмотрела прямо на него. Казалось, его облик ужаснул ее. Он шарахнулся назад, и женщина, потеряв его из виду, опять погрузилась в сон. Для нее он был всего лишь мимолетным ночным кошмаром.
Воин с трудом удерживался от нападения. Время еще не пришло, не стоило пугать их так рано. Люди все равно шли вниз, и он не знал, по какой причине они вообще сюда явились.
И Воин ел жуков, стараясь жевать потише, чтобы они не хрустели.
* * *
День за днем река все больше овладевала людьми.
Они выстроили флотилию из двадцати двух плотов – некоторые связали вплотную, другие оставили болтаться на веревке позади: кому-то требовалось уединение или отдых, кто-то проводил эксперименты, кому-то хотелось потихоньку заняться любовью. Большие плоты вмещали по десять человек и по полторы тысячи фунтов груза. Меньшие лодки-плоты использовались для перемещения от одного полиуретанового острова к другому, для доставки больных на задние плоты, для патрулирования. На патрульных плотах установили пулеметы и аккумуляторные моторы. Айку досталась единственная байдарка.
Здесь, внизу, не должно быть никакой погоды. Ни ветра, ни дождя, ни времен года – это невозможно с научной точки зрения. Вся субтерра чуть ли не герметически запечатана – так сказали участникам экспедиции. Термостат установлен на 84 градуса по Фаренгейту, атмосфера неподвижна.
Никаких стометровых водопадов, никаких, слава богу, динозавров. И, что самое главное, здесь не полагается быть свету.
Но все это было. Флотилия миновала ледник, сбрасывающий в реку маленькие голубые айсберги. Со сводов иногда падал дождь не хуже, чем в тропиках. Одного солдата укусила панцирная рыба, не изменившаяся с эпохи трилобитов.
Все чаще и чаще они попадали в пещеры, освещенные лишайниками, питавшимися каменной породой. На репродуктивной стадии эти лишайники, оказывается, выпускали мясистые стебельки – плодовые тела – с положительным или отрицательным электрическим зарядом. В результате излучался свет, привлекавший миллионы плоских червей. Их, в свою очередь, поедали моллюски, которые потом переползали в другие, неосвещенные участки. Там они выделяли вместе с экскрементами споры лишайников. Споры селились на новых участках породы. Так, дюйм за дюймом, по темным пещерам расползался свет.
Али было очень интересно.
Больше всего специалистов удивляло не выделение световой энергии, а разложение каменных пород – в результате жизнедеятельности лишайников образовывалась почва. А где почва – там растительный и животный мир. Мертвая страна оказалась вполне живой.
Геологи тоже не скучали. Экспедиция собиралась покинуть плиту Наска и пересечь Восточно-Тихоокеанское поднятие. Тихоокеанская плита – совсем молодая, она поступательно перемещается к западу. Она достигнет Азии через сто восемьдесят миллионов лет и тогда начнет вдавливаться в мантию. Геологи собирались рассмотреть всю геологию Тихоокеанской плиты – от рождения до смерти.
На третьей неделе августа экспедиция проходила под корнями безымянного подводного вулкана. Сам вулкан на милю возвышался над поверхностью, питаясь магмой через протоки, уходящие в глубь мантии. Стены коридора были горячими.
Лица у людей пылали, губы потрескались. Те, у кого еще оставался бальзам для губ, мазали им даже руки. Через тринадцать часов все поняли, что значит «поджариться заживо».
Айк велел всем покрыть голову – сам он тоже обвязался шарфом в красно-белую клетку. Предполагалось, что защитные костюмы не допускают скопления влаги – пот должен проходить во второй слой ткани, а циркуляция воздуха обеспечивать сухость кожи. Однако влаги в костюмах набиралось столько, что никто не мог больше терпеть. Скоро все разделись до нижнего белья, даже Айк в своей байдарке. Шрамы от аппендицита, родинки, пятна – все оказалось выставлено на всеобщее обозрение. Потом, разглядев друг друга голышом, напридумывают новых прозвищ.
Али никогда в жизни не испытывала такой жажды.
– Долго еще? – прохрипел кто-то с плота.
Айк усмехнулся:
– Можете попить.
Плыли дальше, дыша широко раскрытыми ртами. Аккумуляторы в моторах уже сели. Люди вяло гребли, плеща веслами.
В одном месте стена настолько раскалилась, что светилась красным светом. Сквозь щель в стене виднелась магма. Она бурлила, словно красное золото, будоража земную утробу. Али отважилась взглянуть и тут же, отвернувшись, налегла на весла. Страшное шипение звучало колыбельной песнью Земли.
Река местами огибала раскаленные корни вулкана, местами протекала прямо через них. Тут были, как обычно, развилки и тупики. Но Айк каким-то чутьем знал, куда плыть.
Коридор начал суживаться. Али плыла почти в самом хвосте флотилии. Сзади вдруг раздался крик. Она решила, что на них напали. Айк тут же развернул байдарку и полетел вверх по течению – стремительно, как водомерка.
Он проплыл мимо плота Али и остановился. Стены здесь оплавились и нависали над водой, и самый последний плот застрял.
– Кто там? – спросил Айк у Али и ее спутников.
– Там ребята Уокера, – ответили ему. – Двое.
С последнего плота кто-то звал на помощь; голоса они не узнали. Порода, которая буквально стекала вниз, грохотала, словно ломающиеся борта корабля. Стена трескалась, стреляя во все стороны камнями.
Подошел на своей лодке Уокер. Полковник оценил ситуацию и приказал:
– Оставить их!
– Это же ваши люди! – возразил Айк.
– Сделать ничего нельзя. Плот не пройдет. Они знают: кто отстал – возвращается.
Солдаты, сидевшие с ним в лодке, остолбенели; от напряжения на руках у них вздулись вены.
– Нет, так не годится, – ответил Айк и рванул вверх по течению.
– Вернись! – кричал вслед полковник.
Айк гнал байдарку в сужающийся на глазах проход. Стены расползались. Его красно-белый шарф задел за стену и загорелся. Волосы на голове дымились. На полной скорости он пронесся через проход. Стены позади него сомкнулись с чмокающим звуком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83