Объект ее гнева очень специфичен – именно аппараты, словно она расправлялась с ними за какое-то великое зло.
– И убила охранника?
– Точно неизвестно. Убийство произошло за пределами обзора камеры. Охранник сообщил по радио, что обнаружил ее в позе эмбриона. Она обнимала вот это. – И Мэри-Кей указала на письменный стол.
– Боже милосердный! – сказала Вера.
Персивел подошел к столу и увидел источник запаха. То, что осталось от черепа хейдла, лежало между бутылкой от газировки и телефонным справочником Денвера. Голубой гель почти полностью растаял и протек в ящики стола.
Нижняя часть головы была срезана лезвиями машины настолько ровно, что, казалось, существо материализуется из крышки стола. К уродливому черепу прилипли черные волосы. Из трепанационных отверстий росли провода электродов. Череп долго предохраняли от соприкосновения с воздухом, и теперь он быстро разлагался.
Еще больше, чем разложение и отсутствие челюстей, поражали глаза. Веки подняты, глазные яблоки навыкате, зрачки замерли в яростном взгляде.
– Какой свирепый, – произнес Персивел.
– Это она, – поправила Мэри-Кей. – Такие глаза на выкате – симптом гипертиреоза. В организме недостаточно йода. Вероятно, она жила в регионе с дефицитом основных минералов, солей например. Так выглядят многие хейдлы.
– Что же может толкнуть человека на такой поступок?
– Мы сами себя спрашиваем. Может, она начала подсознательно отождествлять себя с лабораторным экземпляром? Что могло спровоцировать такую реакцию? Мы исследовали все варианты – отождествление, замещение, трансформацию. Ямми всегда была такая спокойная. И в последнее время счастлива, как никогда. Беременность, любящий муж, интересная работа.
Мэри-Кей подоткнула одеяло вокруг шеи Ямомото, убрала со лба волосы. Над глазами оказался большой кровоподтек. Должно быть, она в ярости билась головой о стены и аппаратуру.
– Потом приступы начались снова. Мы сняли ЭЭГ – такого вы никогда не видели. Настоящая буря, просто ураган. Мы погрузили ее в кому.
– Правильно, – одобрила Вера.
– Но это не помогло. Активность не уменьшилась. Как будто что-то продирается через мозг, замыкая нервные окончания. Все равно что наблюдать замедленное воспроизведение молнии. Только электрическая активность мозга не везде одинакова. Казалось бы, картина должна быть та же в любой части мозга. Но вся активность сосредоточена в гиппокампе.
– А что такое гиппокамп? – спросил Pay.
– Центр памяти, – ответила Мэри-Кей.
– Памяти, – тихо повторил Pay. – А ваш аппарат его уже отрезал?
Все повернулись к нему.
– Нет, – сказала Мэри-Кей. – Лезвие как раз к нему приближалось. А что?
– Просто спросил. – Pay оглядел комнату. – А лабораторных животных вы здесь держите?
– Ни в коем случае.
– Я так и думал.
– При чем тут животные? – удивился Персивел.
Но Pay продолжал спрашивать.
– Доктор Кениг, что такое память с научной точки зрения?
– Память? Если коротко – электрические импульсы, возбуждающие биохимические процессы в нейронно-синаптических сетях.
– Электрическая схема, – подвел итог Pay. – Значит, все наше прошлое сводится к этому?
– Не совсем, все гораздо сложнее.
– Но в целом – так?
– Да.
– Спасибо, – поблагодарил Pay.
Все ждали продолжения, но через несколько секунд стало ясно, что он погружен в раздумья.
– И еще одна странность, – заметила Мэри-Кей, – сканирование мозга показало, что электрический потенциал – почти двести процентов от нормы.
– Неудивительно, что ее закоротило. – сказала Вера.
– И еще кое-что, – вспомнила Мэри-Кей. – Сначала это походило на всплеск активности мозга. Потом нам удалось уточнить картину. А она такова, словно мы имеем дело с двумя разными моделями сознания.
– Что? Это невозможно, – возразила Вера.
– Я вообще не понимаю, о чем речь, – признался Персивел.
Доктор Кениг заговорила тише:
– Ямми там не одна.
– Повторите, пожалуйста, – потребовал Персивел.
– Имейте в виду, – предупредила Мэри-Кей, – информация не для огласки.
– Обещаем, – сказал Томас.
Мэри погладила руку Ямомото.
– Мы сами не можем поверить. Несколько часов назад кое-что случилось. Приступы прекратились. Полностью. И Ямми начала говорить. Она была без сознания, но говорила.
– Отлично, – сказал Персивел.
– Но не по-английски. Мы такого вообще никогда не слышали.
– Какого – такого?
– В зале оказался практикант. Он раньше работал в воинской части, в субтерре. В Мехико. Военные устанавливали в пещерах микрофоны. Ему приходилось слышать записи, и он сказал, что звуки те же.
– Еще чего не хватало! – возмутился Персивел.
Вся эта неразбериха вывела его из равновесия.
– Именно.
– Глупости! – Персивел начал краснеть.
– Мы раздобыли в Министерстве обороны пленку с голосами хейдлов – это секретная информация. Сравнили с тем, что говорила Ямми. Не совсем одинаково, но очень похоже. Чтобы овладеть такими согласными, такими вибрирующими и щелкающими звуками, нужно упражнять голосовые связки. Ямми говорила на их языке.
– Где же она могла научиться?
– В том-то и дело, – сказала Мэри-Кей. – Во всем мире всего несколько пленных хейдлов, которые могут говорить. И Ямми говорила. Все записано.
– Могла слышать кого-то из пленных, – предположил Персивел.
– Она не просто подражала. Видите – вон, на стене?
– Грязь? – спросила Вера.
– Кал. Она начертила своим калом вот эти знаки. Все согласились, что знаки – хейдлские.
– Мы не можем их расшифровать, – сказала Мэри-Кей. – Мне рассказывали, что кто-то в Тихоокеанской подземной экспедиции начал расшифровывать хейдлский язык. Археолог, ван Скотт или как-то похоже. Экспедиция секретная, но откуда-то просочилась информация. Только теперь экспедиция пропала.
– Ван Скотт? – переспросила Вера. – А может, женщина? Али фон Шаде?
– Точно. Значит, вам известно о ее работе?
– Только в общих чертах.
– Она наш друг, – пояснил Томас, – и мы озабочены ее судьбой.
– Мне так и непонятно, – сказал Персивел, – как она может подражать языку, который только-только открыли, и имитировать речь, к которой люди не приспособлены?
– Она не подражает и не имитирует.
– Выходит, через эту несчастную с нами общаются жители преисподней?
– Нет, конечно, мистер Персивел.
– А что же тогда?
– Я понимаю, что звучит совершенно дико…
– После того, чего мы тут наслушались? – сказал Персивел. – Одержимость, бесы. Я достаточно заинтригован.
– В общем, – начала Мэри-Кей, – Ямми стала хейдлом. Точнее, хейдл завладел Ямми.
Персивел вытаращил глаза и зарычал.
– Послушаем, – прервала его Вера.
– Бад прав, – возразил Томас. – Мы добирались в такую даль, чтобы выслушивать всякую ерунду.
– Мы лишь идем туда, куда нас ведут факты, – защищалась Мэри-Кей.
– Давайте уточним. Душа из этого существа, – Персивел указал на разлагающийся череп, – перескочила в эту молодую женщину?
– Поверьте мне, – сказала Мэри-Кей, – что никто из нас не хочет в такое верить. Но произошло нечто ужасное. На диаграмме – зубец, как раз перед тем, как Ямми потеряла сознание. На видеозаписи она берется за электроды и тут же падает. Может быть, электрический сигнал прошел через ее руки. Или его послала голова. Я понимаю, звучит неправдоподобно…
– Неправдоподобно? Скажите лучше – дико, – отозвался Персивел. – Хватит с меня. – По дороге к дверям астронавт остановился перед черепом. – Не мешало бы в этом некрополе прибраться, – объявил он во всеуслышание. – Неудивительно, что тут зарождаются такие средневековые бредни.
Он раскрыл журнал и, бросив его на голову хейдла, прошествовал вон. Казалось, что глаза хейдла следят за всеми из-под навеса глянцевых страниц.
Мэри-Кей дрожала, потрясенная такой горячностью.
– Простите нас, – молвил Томас. – Мы-то уже привыкли друг к другу. И на людях иногда забываемся.
– Думаю, нужно пойти выпить кофе, – заявила Вера. – Здесь можно где-нибудь посидеть, чтобы собраться с мыслями?
Мэри-Кей привела их в небольшой конференц-зал, где стоял кофейный автомат. Монитор на стене передавал изображение лаборатории. После запаха разлагающихся тканей и химикатов даже сам аромат кофе принес облегчение. Томас всех усадил и принес кофе. Первую чашку он подал Мэри-Кей.
– Я понимаю, как это дико, – сказала она.
– Вообще-то, – признался Pay, который успокоился после ухода Персивела, – нам не стоило так удивляться.
– Почему же? – спросил Томас.
– Речь идет о всем известной реинкарнации. Если оглянуться назад, можно увидеть, что почти все теории на этот счет одинаковы. Австралийские аборигены хранят в памяти длиннейшие цепочки своих родословных – этой традиции двадцать тысяч лет. Вера в реинкарнацию бытует у многих народов – в Индонезии, у банту, у друидов. О ней писали такие мыслители, как Платон, Эмпедокл, Пифагор и Плотин. Орфическое учение, еврейская каббала – тоже попытки открыть тайну перевоплощения. Даже современная наука занималась данной проблемой. В моей стране реинкарнация считается вполне естественным явлением.
– Я никак не могу принять подобную мысль – здесь, в научной лаборатории, душа хейдла переселилась в другое существо.
– Душа? – переспросил Pay. – В буддизме нет такого понятия. Там говорится об однообразной череде перерождений, о переходе из одного воплощения в другое. Это называется сансара.
Подстрекаемая скептицизмом Томаса, вмешалась Вера:
– С каких это пор перерождение включает эпилептические припадки, убийство и каннибализм? Это считается нормальным явлением?
– Я лишь могу сказать, что рождение не всегда проходит гладко, – ответил Pay. – Почему же с перерождением должно быть иначе? А по поводу разрушения… – он указал на картину разгрома на мониторе, – оно может быть связано с ограничением возможностей человеческой памяти. Разумеется, так и есть, как сказала доктор Кениг: память – набор электрических цепей. Но одновременно это и лабиринт. Бездна. Кто знает, что там творится.
– А почему ты спросил про лабораторных животных?
– Хотел проверить и другие возможности, – объяснил Pay. – Обычно переселение происходит из умирающего старика в дитя или животное. Но в нашем случае у хейдла была только эта молодая женщина. Его сознанию досталось, так сказать, занятое помещение. И теперь оно пытается выселить сознание Ямомото, чтобы хозяйничать самому.
– Почему именно теперь? – спросила Мэри-Кей. – С чего вдруг так неожиданно?
– Можно только догадываться, – ответил Pay. – Вы сказали, что лезвие приближалось к гиппокампу. Вероятно, память хейдла пыталась защититься от разрушения путем захвата чужой территории.
– И она захватила Ямомото? Странное объяснение!
– У вас на Западе, – сказал Pay, – считают реинкарнацию неким социальным жестом вроде поцелуя или рукопожатия. Но перерождение – это захват. Оккупация или, если хотите, колонизация. Подобно тому, как одна страна отнимает у другой территорию, внедряет туда своих людей, язык, управление. Ацтеки очень быстро заговорили по-испански, а могавки – по-английски. И начали забывать, кем они были раньше…
– Ты подменяешь суть метафорой, – перебил его Томас. – Боюсь, так мы не приблизимся к цели.
– Подумайте сами, – взволнованно продолжал Pay. – Передача памяти. Длинная – на века – непрерывная цепь перерождений сознания. Этим можно объяснить его бессмертие. С точки зрения человеческой исторической перспективы он может показаться вечным.
– О ком вы говорите? – спросила Мэри-Кей.
– Мы ищем кое-кого, – сказал Томас. – Ничего важного.
– Извините за любопытство, – ответила доктор.
После того как она столько им рассказала, ее это явно задело.
– У нас просто такая игра, – поспешно объяснила Вера. – Глупости.
Видеомонитор на стене не передавал звук, иначе они бы обратили внимание на то, что в лаборатории поднялась какая-то суета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– И убила охранника?
– Точно неизвестно. Убийство произошло за пределами обзора камеры. Охранник сообщил по радио, что обнаружил ее в позе эмбриона. Она обнимала вот это. – И Мэри-Кей указала на письменный стол.
– Боже милосердный! – сказала Вера.
Персивел подошел к столу и увидел источник запаха. То, что осталось от черепа хейдла, лежало между бутылкой от газировки и телефонным справочником Денвера. Голубой гель почти полностью растаял и протек в ящики стола.
Нижняя часть головы была срезана лезвиями машины настолько ровно, что, казалось, существо материализуется из крышки стола. К уродливому черепу прилипли черные волосы. Из трепанационных отверстий росли провода электродов. Череп долго предохраняли от соприкосновения с воздухом, и теперь он быстро разлагался.
Еще больше, чем разложение и отсутствие челюстей, поражали глаза. Веки подняты, глазные яблоки навыкате, зрачки замерли в яростном взгляде.
– Какой свирепый, – произнес Персивел.
– Это она, – поправила Мэри-Кей. – Такие глаза на выкате – симптом гипертиреоза. В организме недостаточно йода. Вероятно, она жила в регионе с дефицитом основных минералов, солей например. Так выглядят многие хейдлы.
– Что же может толкнуть человека на такой поступок?
– Мы сами себя спрашиваем. Может, она начала подсознательно отождествлять себя с лабораторным экземпляром? Что могло спровоцировать такую реакцию? Мы исследовали все варианты – отождествление, замещение, трансформацию. Ямми всегда была такая спокойная. И в последнее время счастлива, как никогда. Беременность, любящий муж, интересная работа.
Мэри-Кей подоткнула одеяло вокруг шеи Ямомото, убрала со лба волосы. Над глазами оказался большой кровоподтек. Должно быть, она в ярости билась головой о стены и аппаратуру.
– Потом приступы начались снова. Мы сняли ЭЭГ – такого вы никогда не видели. Настоящая буря, просто ураган. Мы погрузили ее в кому.
– Правильно, – одобрила Вера.
– Но это не помогло. Активность не уменьшилась. Как будто что-то продирается через мозг, замыкая нервные окончания. Все равно что наблюдать замедленное воспроизведение молнии. Только электрическая активность мозга не везде одинакова. Казалось бы, картина должна быть та же в любой части мозга. Но вся активность сосредоточена в гиппокампе.
– А что такое гиппокамп? – спросил Pay.
– Центр памяти, – ответила Мэри-Кей.
– Памяти, – тихо повторил Pay. – А ваш аппарат его уже отрезал?
Все повернулись к нему.
– Нет, – сказала Мэри-Кей. – Лезвие как раз к нему приближалось. А что?
– Просто спросил. – Pay оглядел комнату. – А лабораторных животных вы здесь держите?
– Ни в коем случае.
– Я так и думал.
– При чем тут животные? – удивился Персивел.
Но Pay продолжал спрашивать.
– Доктор Кениг, что такое память с научной точки зрения?
– Память? Если коротко – электрические импульсы, возбуждающие биохимические процессы в нейронно-синаптических сетях.
– Электрическая схема, – подвел итог Pay. – Значит, все наше прошлое сводится к этому?
– Не совсем, все гораздо сложнее.
– Но в целом – так?
– Да.
– Спасибо, – поблагодарил Pay.
Все ждали продолжения, но через несколько секунд стало ясно, что он погружен в раздумья.
– И еще одна странность, – заметила Мэри-Кей, – сканирование мозга показало, что электрический потенциал – почти двести процентов от нормы.
– Неудивительно, что ее закоротило. – сказала Вера.
– И еще кое-что, – вспомнила Мэри-Кей. – Сначала это походило на всплеск активности мозга. Потом нам удалось уточнить картину. А она такова, словно мы имеем дело с двумя разными моделями сознания.
– Что? Это невозможно, – возразила Вера.
– Я вообще не понимаю, о чем речь, – признался Персивел.
Доктор Кениг заговорила тише:
– Ямми там не одна.
– Повторите, пожалуйста, – потребовал Персивел.
– Имейте в виду, – предупредила Мэри-Кей, – информация не для огласки.
– Обещаем, – сказал Томас.
Мэри погладила руку Ямомото.
– Мы сами не можем поверить. Несколько часов назад кое-что случилось. Приступы прекратились. Полностью. И Ямми начала говорить. Она была без сознания, но говорила.
– Отлично, – сказал Персивел.
– Но не по-английски. Мы такого вообще никогда не слышали.
– Какого – такого?
– В зале оказался практикант. Он раньше работал в воинской части, в субтерре. В Мехико. Военные устанавливали в пещерах микрофоны. Ему приходилось слышать записи, и он сказал, что звуки те же.
– Еще чего не хватало! – возмутился Персивел.
Вся эта неразбериха вывела его из равновесия.
– Именно.
– Глупости! – Персивел начал краснеть.
– Мы раздобыли в Министерстве обороны пленку с голосами хейдлов – это секретная информация. Сравнили с тем, что говорила Ямми. Не совсем одинаково, но очень похоже. Чтобы овладеть такими согласными, такими вибрирующими и щелкающими звуками, нужно упражнять голосовые связки. Ямми говорила на их языке.
– Где же она могла научиться?
– В том-то и дело, – сказала Мэри-Кей. – Во всем мире всего несколько пленных хейдлов, которые могут говорить. И Ямми говорила. Все записано.
– Могла слышать кого-то из пленных, – предположил Персивел.
– Она не просто подражала. Видите – вон, на стене?
– Грязь? – спросила Вера.
– Кал. Она начертила своим калом вот эти знаки. Все согласились, что знаки – хейдлские.
– Мы не можем их расшифровать, – сказала Мэри-Кей. – Мне рассказывали, что кто-то в Тихоокеанской подземной экспедиции начал расшифровывать хейдлский язык. Археолог, ван Скотт или как-то похоже. Экспедиция секретная, но откуда-то просочилась информация. Только теперь экспедиция пропала.
– Ван Скотт? – переспросила Вера. – А может, женщина? Али фон Шаде?
– Точно. Значит, вам известно о ее работе?
– Только в общих чертах.
– Она наш друг, – пояснил Томас, – и мы озабочены ее судьбой.
– Мне так и непонятно, – сказал Персивел, – как она может подражать языку, который только-только открыли, и имитировать речь, к которой люди не приспособлены?
– Она не подражает и не имитирует.
– Выходит, через эту несчастную с нами общаются жители преисподней?
– Нет, конечно, мистер Персивел.
– А что же тогда?
– Я понимаю, что звучит совершенно дико…
– После того, чего мы тут наслушались? – сказал Персивел. – Одержимость, бесы. Я достаточно заинтригован.
– В общем, – начала Мэри-Кей, – Ямми стала хейдлом. Точнее, хейдл завладел Ямми.
Персивел вытаращил глаза и зарычал.
– Послушаем, – прервала его Вера.
– Бад прав, – возразил Томас. – Мы добирались в такую даль, чтобы выслушивать всякую ерунду.
– Мы лишь идем туда, куда нас ведут факты, – защищалась Мэри-Кей.
– Давайте уточним. Душа из этого существа, – Персивел указал на разлагающийся череп, – перескочила в эту молодую женщину?
– Поверьте мне, – сказала Мэри-Кей, – что никто из нас не хочет в такое верить. Но произошло нечто ужасное. На диаграмме – зубец, как раз перед тем, как Ямми потеряла сознание. На видеозаписи она берется за электроды и тут же падает. Может быть, электрический сигнал прошел через ее руки. Или его послала голова. Я понимаю, звучит неправдоподобно…
– Неправдоподобно? Скажите лучше – дико, – отозвался Персивел. – Хватит с меня. – По дороге к дверям астронавт остановился перед черепом. – Не мешало бы в этом некрополе прибраться, – объявил он во всеуслышание. – Неудивительно, что тут зарождаются такие средневековые бредни.
Он раскрыл журнал и, бросив его на голову хейдла, прошествовал вон. Казалось, что глаза хейдла следят за всеми из-под навеса глянцевых страниц.
Мэри-Кей дрожала, потрясенная такой горячностью.
– Простите нас, – молвил Томас. – Мы-то уже привыкли друг к другу. И на людях иногда забываемся.
– Думаю, нужно пойти выпить кофе, – заявила Вера. – Здесь можно где-нибудь посидеть, чтобы собраться с мыслями?
Мэри-Кей привела их в небольшой конференц-зал, где стоял кофейный автомат. Монитор на стене передавал изображение лаборатории. После запаха разлагающихся тканей и химикатов даже сам аромат кофе принес облегчение. Томас всех усадил и принес кофе. Первую чашку он подал Мэри-Кей.
– Я понимаю, как это дико, – сказала она.
– Вообще-то, – признался Pay, который успокоился после ухода Персивела, – нам не стоило так удивляться.
– Почему же? – спросил Томас.
– Речь идет о всем известной реинкарнации. Если оглянуться назад, можно увидеть, что почти все теории на этот счет одинаковы. Австралийские аборигены хранят в памяти длиннейшие цепочки своих родословных – этой традиции двадцать тысяч лет. Вера в реинкарнацию бытует у многих народов – в Индонезии, у банту, у друидов. О ней писали такие мыслители, как Платон, Эмпедокл, Пифагор и Плотин. Орфическое учение, еврейская каббала – тоже попытки открыть тайну перевоплощения. Даже современная наука занималась данной проблемой. В моей стране реинкарнация считается вполне естественным явлением.
– Я никак не могу принять подобную мысль – здесь, в научной лаборатории, душа хейдла переселилась в другое существо.
– Душа? – переспросил Pay. – В буддизме нет такого понятия. Там говорится об однообразной череде перерождений, о переходе из одного воплощения в другое. Это называется сансара.
Подстрекаемая скептицизмом Томаса, вмешалась Вера:
– С каких это пор перерождение включает эпилептические припадки, убийство и каннибализм? Это считается нормальным явлением?
– Я лишь могу сказать, что рождение не всегда проходит гладко, – ответил Pay. – Почему же с перерождением должно быть иначе? А по поводу разрушения… – он указал на картину разгрома на мониторе, – оно может быть связано с ограничением возможностей человеческой памяти. Разумеется, так и есть, как сказала доктор Кениг: память – набор электрических цепей. Но одновременно это и лабиринт. Бездна. Кто знает, что там творится.
– А почему ты спросил про лабораторных животных?
– Хотел проверить и другие возможности, – объяснил Pay. – Обычно переселение происходит из умирающего старика в дитя или животное. Но в нашем случае у хейдла была только эта молодая женщина. Его сознанию досталось, так сказать, занятое помещение. И теперь оно пытается выселить сознание Ямомото, чтобы хозяйничать самому.
– Почему именно теперь? – спросила Мэри-Кей. – С чего вдруг так неожиданно?
– Можно только догадываться, – ответил Pay. – Вы сказали, что лезвие приближалось к гиппокампу. Вероятно, память хейдла пыталась защититься от разрушения путем захвата чужой территории.
– И она захватила Ямомото? Странное объяснение!
– У вас на Западе, – сказал Pay, – считают реинкарнацию неким социальным жестом вроде поцелуя или рукопожатия. Но перерождение – это захват. Оккупация или, если хотите, колонизация. Подобно тому, как одна страна отнимает у другой территорию, внедряет туда своих людей, язык, управление. Ацтеки очень быстро заговорили по-испански, а могавки – по-английски. И начали забывать, кем они были раньше…
– Ты подменяешь суть метафорой, – перебил его Томас. – Боюсь, так мы не приблизимся к цели.
– Подумайте сами, – взволнованно продолжал Pay. – Передача памяти. Длинная – на века – непрерывная цепь перерождений сознания. Этим можно объяснить его бессмертие. С точки зрения человеческой исторической перспективы он может показаться вечным.
– О ком вы говорите? – спросила Мэри-Кей.
– Мы ищем кое-кого, – сказал Томас. – Ничего важного.
– Извините за любопытство, – ответила доктор.
После того как она столько им рассказала, ее это явно задело.
– У нас просто такая игра, – поспешно объяснила Вера. – Глупости.
Видеомонитор на стене не передавал звук, иначе они бы обратили внимание на то, что в лаборатории поднялась какая-то суета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83