Все приступили к угощению.
Обед их немного оживил; целый час прошел в приятных разговорах. Некоторые присоединились к обществу недавно и после той нью-йоркской встречи почти не виделись, однако общая цель сблизила всех, и люди чувствовали себя одной семьей. Каждый с волнением слушал рассказы других и радовался, что все живы-здоровы.
Дженьюэри рассказала о своей последней встрече с Десмондом в аэропорту Пномпеня. Он направлялся в Рангун, а потом на юг, на поиски вождя племени карен, о котором говорили, что он встречался с Сатаной. С тех пор о Десмонде никто ничего не слышал.
Все ждали, когда же поделится своими новостями Томас, но тот был печален и рассеян. Он приехал позже остальных и привез какую-то коробку. Разговаривать не хотел.
– А где Сантос? – спросил Мустафа у де л'Орме. – Подозреваю, ему наше общество не по душе.
– Уехал в Йоханнесбург, – ответил археолог. – Там, кажется, поднялась еще одна группа хейдлов. Сдались горстке невооруженных рабочих с алмазных копей!
– Уже третья за месяц, – сказал Персивел. – Одна в Уральских горах, другая под Юкатаном.
– Кроткие, как ягнята, – рассказывал де л'Орме. – Поют что-то хором. Паломники в Иерусалиме, да и только.
– Вот так сравнил!
– Казалось бы, им безопаснее уйти вниз, подальше от нас. А они как будто страшатся бездны, что у них за спиной. Так же как мы боимся своей бездны.
– Давайте приступим, – предложил Томас.
Все так долго ждали этого момента, и вот он наступил. Мелькают ножи, исчезает вино. Сначала все осторожничали, не спешили – «сперва другие, потом я», но скоро осторожный обмен информацией превратился в общий оживленный разговор. Сатану разбирали по косточкам с энтузиазмом первокурсников. Нити уводили в самых разных направлениях. Собеседники все понимали, но удержаться не могли и городили одну дикую теорию на другую.
– Я испытал облегчение, – признался Мустафа. – Я-то думал, я один пришел к таким странным выводам.
– Мы должны придерживаться только точных фактов, – строго напомнил Фоули.
– Правильно, – сказала Вера.
Но никто не угомонился.
Все согласились, что речь идет о существе мужского пола. Если исключить шумерскую легенду четырехтысячелетней давности о царице Эрешкигаль и про Аллату в Ассирии, у властелина подземного мира мужская сущность. Даже если окажется, что современный Сатана – это совет вождей, наиболее вероятно, что там преобладает мужской взгляд на мир – стремление к господству, желание лить кровь.
Собравшиеся экстраполировали распространенные теории о животных – о поведении альфа-самцов, рефлексах защиты участка, репродуктивной активности. Дипломатия на такую личность, возможно, подействует, а возможно, и нет. Сжатый кулак или пустая угроза могут его лишь спровоцировать. Вождь хейдлов не глупец, напротив, его способность к обману, лицедейству, хитрым проискам, его изобретательность предполагают настоящего гения, владеющего обеими культурами. У него коммерческая сметка торговца солью, отвага одиночного покорителя Северного полюса. Среди людей он – путник, знающий их языки, способный ученик, незаметный наблюдатель, искатель приключений, исследователь, что ищет наугад, или ради выгоды, или из научного любопытства, как общество «Беовульф» или экспедиция «Гелиоса».
Его умение скрываться – настоящее искусство, великое мастерство, но оно не без изъяна. Его никогда не ловили. Но его видели. Никто точно не знает, как он выглядит, значит, он выглядит не так, как предполагают люди. Вряд ли у него красные рога, или раздвоенные копыта, или хвост с жалом на конце. Иногда он бывает нелепым, похожим на зверя, иногда – привлекательным, обаятельным и даже прекрасным. Значит, он либо ловко меняет личины, либо у него множество помощников и агентов. Или родни.
Способность передавать память от одного сознания другому, теперь клинически доказанная, имеет огромное значение, утверждал Мустафа. Благодаря таким перевоплощениям может существовать своего рода династия; подобным образом происходят реинкарнации Далай-ламы.
Сравнение Сатаны с настоящей священной «династией» впечатлило всех.
– Этакий буддизм наизнанку, – сострил Персивел.
– Возможно, – нетерпеливо сказал де л'Орме, – Сатана скорее вымрет, превратится в абстрактное понятие, чем станет бороться за существование. Многие годы рыская в лагере противника, лев превратился в гиену. Буря оказалась дуновением ветра, пшиком, просто пуканьем.
Описывают ли археологические и лингвистические источники самого Сатану или же его помощников, речь идет о личностях с пытливым умом. Нет никаких сомнений, что тьма стремится познать свет. Но что именно познать? Цивилизацию? Условия жизни? Прикосновение солнечных лучей?
– Чем больше я узнаю о культуре хейдлов, – сказал Мустафа, – тем больше думаю, что это великая культура, пришедшая в упадок. Словно коллективный разум заболел слабоумием и начал разрушаться.
– Скорее тогда не слабоумие, а аутизм, – вмешалась Вера, – ярко выраженное эгоцентрическое восприятие. Неспособность осознавать окружающий мир и отсюда неспособность к творчеству. Посмотрите на предметы, найденные в поселениях хейдлов. Последние три – пять тысяч лет изделия все чаще и чаще человеческого производства: монеты, оружие, наскальные рисунки, орудия. Это может означать, что хейдлы, освоив более высокие искусства, ушли от физического труда, заставляя заниматься повседневными работами людей-пленников, либо же они ценят украденные предметы больше, чем изготовленные ими самими. Не забывайте и об уменьшении их численности за последние несколько тысяч лет. Некоторые демографические исследования указывают на то, что во времена Аристотеля и Будды население хейдлов могло составлять около сорока миллионов особей. В настоящее время они не насчитывают и трехсот тысяч. Что-то у них случилось. У них не развились высокие искусства. Во всяком случае, они деградировали, берегут человеческие безделушки, все меньше понимая, что это такое, для чего, не понимая даже, кто они сами.
– Мы с Верой много раз это обсуждали, – сказал Мустафа. – Конечно, нужно выполнить огромное количество исследований. Но если судить по окаменелостям, которым миллион лет, то получается: хейдлы изготовляли орудия и даже умели извлекать металлы из руды намного раньше людей. Когда человек еще только пытался обтесать один камень другим, хейдлы делали из стекла музыкальные инструменты. Как знать – быть может, и огнем люди не сами научились пользоваться. Быть может, нас научили хейдлы. И вот: перед нами жалкие существа, опустившиеся до дикого состояния, целыми поколениями прячущиеся в норах. Печально, ничего не скажешь.
– Вопрос вот в чем, – сказала Вера, – отразился ли упадок на всех хейдлах без исключения?
– Сатана, – подхватила Дженьюэри. – Самое важное – коснулось ли это его?
– Не видя его, трудно сказать. Но всегда существует разница между вождем и его народом. Вождь – отражение своего народа. Вроде как Бог наоборот. Мы – его отражение? А может, он – наше отражение?
– Вы хотите сказать, что вождь никуда не ведет? Что он, наоборот, идет за темной массой?
– Именно, – сказал Мустафа. – Даже самый изолированный от людей деспот – представитель своего народа. Или же безумец, – Мустафа обвел рукой вокруг, – вроде рыцаря, что построил замок на вершине горы в скалистой пустыне.
– Может, он такой и есть, – предположила Вера, – независимый, одинокий. Обособленный от других из-за своей гениальности. Бродит по миру, то наверху, то внизу, отрезанный от своих, в надежде найти путь к нам.
– Мы ему так сильно нужны? – спросила Дженьюэри.
– А почему бы и нет? Что, если наша цивилизация, наше умственное и физическое здоровье – их единственное спасение? Что, если мы для них – или для него – олицетворяем рай, так же как их темнота, невежество и жестокость олицетворяют для нас ад?
– И Сатана устал быть Сатаной? – спросил Мустафа.
– Ну, а то! – не выдержал Персивел. – Как там еще? Предатель из предателей, иуда всех времен, змей жалящий? Крыса, бегущая с корабля.
– Или же разум, планирующий свою собственную трансформацию, – сказала Вера. – Разум, который страдает из-за своей участи. И пытается понять, может ли он освободиться.
– А что, собственно, не так? – спросил Фоули. – Разве смерть Христа не означала то же самое? Или загадка Будды? Их Спаситель заходит в тупик. Ему надоедает быть спасителем. Ему надоело страдать. Это значит, наш Сатана смертен, вот и все.
Дженьюэри вытянула розовые ладони – словно половинки разрезанного фрукта.
– Зачем столько изобретать? – спросила она. – Есть и более простое объяснение. Может, Сатана хочет договориться? Может, он так же отчаянно ищет кого-то вроде нас, как и мы его.
Фоули нервно крутил карандашом, чертя в воздухе желтые круги.
– Как раз об этом я и думал! – сказал он. – По правде сказать, я считаю, что он нас уже нашел.
– Что? – спросили одновременно трое собеседников.
Даже Томас отвлекся от своих мрачных мыслей и поднял глаза.
– Как предприниматель, я на опыте усвоил одну вещь – любая идея не приходит к одному человеку. Идея приходит одновременно к людям разных культур, разных языков, разных взглядов. Почему же идея о перемирии должна быть исключением? Что, если мысль о соглашении или переговорах пришла не только нам, но и Сатане?
– И вы утверждаете, что он нас нашел?
– А почему бы и нет? Мы разве невидимки? Деятельность «Беовульфа» продолжается по всему миру уже полтора года. И если Сатана хотя бы наполовину так умен, как мы думаем, он о нас слышал. И отыскал. И возможно, даже находится среди нас.
– Это абсурд! – закричали все.
Но дальше слушали внимательно.
– Придерживайся фактов, – потребовал Томас.
– Конечно факты… – сказал Фоули. – Факты ваши собственные, Томас. Разве не вы предположили, что Сатана может сойтись с каким-нибудь вождем, таким же отчаянным, таинственным, внушающим страх, вроде него самого? Наподобие того, в джунглях, которого отправился искать Десмонд Линч. Еще, помню, вы предположили, что Сатана, возможно, захочет основать колонию на поверхности земли, где-нибудь на виду, в государстве вроде Бирмы или Руанды, в краю таком глухом и суровом, что никто не смеет пересечь его границы.
– По-вашему, я и есть Сатана? – насмешливо спросил Томас.
– Вовсе нет.
– Слава богу. Тогда кто же?
Фоули напрягся.
– Десмонд, – ответил он.
– Линч? – рявкнул Гольт.
– Я вполне серьезно.
– Что ты говоришь? – запротестовала Дженьюэри. – Бедняга пропал. А вдруг его загрызли тигры?
– Быть может. А что, если он прятался среди нас? Подслушивал наши мысли? Ждал вот такого шанса, шанса встретиться с каким-нибудь правителем и заключить соглашение? Зачем ему тогда долгое прощание?
– Глупости!
Фоули аккуратно положил желтый карандаш рядом с блокнотом.
– Ну, посмотрите: кое в чем мы согласны. Сатана – обманщик. Мастер маскировки. Живет обманом и притворством. И старается заключить сделку – ради мира или убежища – не важно. Мы только и знаем, что сенатор Дженьюэри видела Десмонда последней, когда он направлялся в джунгли, туда, куда никто не решается забираться.
– Вы понимаете, что говорите? – спросил Томас. – Я сам его выбрал. Я знаю его десятки лет.
– Сатана терпелив. У него уйма времени.
– И вы считаете – Линч с самого начала нас обманывал? Использовал нас?
– Совершенно верно.
Томас был печален. Печален и решителен.
– Скажите это ему самому, – заявил он.
Иезуит поставил свою коробку на стол среди тарелок с фруктами и сыром. Под почтовой упаковкой оказались восковые печати дипломатической почты.
– Томас, что за срочность? – в недоумении спросила Дженьюэри.
– Доставили три дня назад, – сказал Томас. – Прислали через Рангун и Пекин. Именно потому я вас и созвал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Обед их немного оживил; целый час прошел в приятных разговорах. Некоторые присоединились к обществу недавно и после той нью-йоркской встречи почти не виделись, однако общая цель сблизила всех, и люди чувствовали себя одной семьей. Каждый с волнением слушал рассказы других и радовался, что все живы-здоровы.
Дженьюэри рассказала о своей последней встрече с Десмондом в аэропорту Пномпеня. Он направлялся в Рангун, а потом на юг, на поиски вождя племени карен, о котором говорили, что он встречался с Сатаной. С тех пор о Десмонде никто ничего не слышал.
Все ждали, когда же поделится своими новостями Томас, но тот был печален и рассеян. Он приехал позже остальных и привез какую-то коробку. Разговаривать не хотел.
– А где Сантос? – спросил Мустафа у де л'Орме. – Подозреваю, ему наше общество не по душе.
– Уехал в Йоханнесбург, – ответил археолог. – Там, кажется, поднялась еще одна группа хейдлов. Сдались горстке невооруженных рабочих с алмазных копей!
– Уже третья за месяц, – сказал Персивел. – Одна в Уральских горах, другая под Юкатаном.
– Кроткие, как ягнята, – рассказывал де л'Орме. – Поют что-то хором. Паломники в Иерусалиме, да и только.
– Вот так сравнил!
– Казалось бы, им безопаснее уйти вниз, подальше от нас. А они как будто страшатся бездны, что у них за спиной. Так же как мы боимся своей бездны.
– Давайте приступим, – предложил Томас.
Все так долго ждали этого момента, и вот он наступил. Мелькают ножи, исчезает вино. Сначала все осторожничали, не спешили – «сперва другие, потом я», но скоро осторожный обмен информацией превратился в общий оживленный разговор. Сатану разбирали по косточкам с энтузиазмом первокурсников. Нити уводили в самых разных направлениях. Собеседники все понимали, но удержаться не могли и городили одну дикую теорию на другую.
– Я испытал облегчение, – признался Мустафа. – Я-то думал, я один пришел к таким странным выводам.
– Мы должны придерживаться только точных фактов, – строго напомнил Фоули.
– Правильно, – сказала Вера.
Но никто не угомонился.
Все согласились, что речь идет о существе мужского пола. Если исключить шумерскую легенду четырехтысячелетней давности о царице Эрешкигаль и про Аллату в Ассирии, у властелина подземного мира мужская сущность. Даже если окажется, что современный Сатана – это совет вождей, наиболее вероятно, что там преобладает мужской взгляд на мир – стремление к господству, желание лить кровь.
Собравшиеся экстраполировали распространенные теории о животных – о поведении альфа-самцов, рефлексах защиты участка, репродуктивной активности. Дипломатия на такую личность, возможно, подействует, а возможно, и нет. Сжатый кулак или пустая угроза могут его лишь спровоцировать. Вождь хейдлов не глупец, напротив, его способность к обману, лицедейству, хитрым проискам, его изобретательность предполагают настоящего гения, владеющего обеими культурами. У него коммерческая сметка торговца солью, отвага одиночного покорителя Северного полюса. Среди людей он – путник, знающий их языки, способный ученик, незаметный наблюдатель, искатель приключений, исследователь, что ищет наугад, или ради выгоды, или из научного любопытства, как общество «Беовульф» или экспедиция «Гелиоса».
Его умение скрываться – настоящее искусство, великое мастерство, но оно не без изъяна. Его никогда не ловили. Но его видели. Никто точно не знает, как он выглядит, значит, он выглядит не так, как предполагают люди. Вряд ли у него красные рога, или раздвоенные копыта, или хвост с жалом на конце. Иногда он бывает нелепым, похожим на зверя, иногда – привлекательным, обаятельным и даже прекрасным. Значит, он либо ловко меняет личины, либо у него множество помощников и агентов. Или родни.
Способность передавать память от одного сознания другому, теперь клинически доказанная, имеет огромное значение, утверждал Мустафа. Благодаря таким перевоплощениям может существовать своего рода династия; подобным образом происходят реинкарнации Далай-ламы.
Сравнение Сатаны с настоящей священной «династией» впечатлило всех.
– Этакий буддизм наизнанку, – сострил Персивел.
– Возможно, – нетерпеливо сказал де л'Орме, – Сатана скорее вымрет, превратится в абстрактное понятие, чем станет бороться за существование. Многие годы рыская в лагере противника, лев превратился в гиену. Буря оказалась дуновением ветра, пшиком, просто пуканьем.
Описывают ли археологические и лингвистические источники самого Сатану или же его помощников, речь идет о личностях с пытливым умом. Нет никаких сомнений, что тьма стремится познать свет. Но что именно познать? Цивилизацию? Условия жизни? Прикосновение солнечных лучей?
– Чем больше я узнаю о культуре хейдлов, – сказал Мустафа, – тем больше думаю, что это великая культура, пришедшая в упадок. Словно коллективный разум заболел слабоумием и начал разрушаться.
– Скорее тогда не слабоумие, а аутизм, – вмешалась Вера, – ярко выраженное эгоцентрическое восприятие. Неспособность осознавать окружающий мир и отсюда неспособность к творчеству. Посмотрите на предметы, найденные в поселениях хейдлов. Последние три – пять тысяч лет изделия все чаще и чаще человеческого производства: монеты, оружие, наскальные рисунки, орудия. Это может означать, что хейдлы, освоив более высокие искусства, ушли от физического труда, заставляя заниматься повседневными работами людей-пленников, либо же они ценят украденные предметы больше, чем изготовленные ими самими. Не забывайте и об уменьшении их численности за последние несколько тысяч лет. Некоторые демографические исследования указывают на то, что во времена Аристотеля и Будды население хейдлов могло составлять около сорока миллионов особей. В настоящее время они не насчитывают и трехсот тысяч. Что-то у них случилось. У них не развились высокие искусства. Во всяком случае, они деградировали, берегут человеческие безделушки, все меньше понимая, что это такое, для чего, не понимая даже, кто они сами.
– Мы с Верой много раз это обсуждали, – сказал Мустафа. – Конечно, нужно выполнить огромное количество исследований. Но если судить по окаменелостям, которым миллион лет, то получается: хейдлы изготовляли орудия и даже умели извлекать металлы из руды намного раньше людей. Когда человек еще только пытался обтесать один камень другим, хейдлы делали из стекла музыкальные инструменты. Как знать – быть может, и огнем люди не сами научились пользоваться. Быть может, нас научили хейдлы. И вот: перед нами жалкие существа, опустившиеся до дикого состояния, целыми поколениями прячущиеся в норах. Печально, ничего не скажешь.
– Вопрос вот в чем, – сказала Вера, – отразился ли упадок на всех хейдлах без исключения?
– Сатана, – подхватила Дженьюэри. – Самое важное – коснулось ли это его?
– Не видя его, трудно сказать. Но всегда существует разница между вождем и его народом. Вождь – отражение своего народа. Вроде как Бог наоборот. Мы – его отражение? А может, он – наше отражение?
– Вы хотите сказать, что вождь никуда не ведет? Что он, наоборот, идет за темной массой?
– Именно, – сказал Мустафа. – Даже самый изолированный от людей деспот – представитель своего народа. Или же безумец, – Мустафа обвел рукой вокруг, – вроде рыцаря, что построил замок на вершине горы в скалистой пустыне.
– Может, он такой и есть, – предположила Вера, – независимый, одинокий. Обособленный от других из-за своей гениальности. Бродит по миру, то наверху, то внизу, отрезанный от своих, в надежде найти путь к нам.
– Мы ему так сильно нужны? – спросила Дженьюэри.
– А почему бы и нет? Что, если наша цивилизация, наше умственное и физическое здоровье – их единственное спасение? Что, если мы для них – или для него – олицетворяем рай, так же как их темнота, невежество и жестокость олицетворяют для нас ад?
– И Сатана устал быть Сатаной? – спросил Мустафа.
– Ну, а то! – не выдержал Персивел. – Как там еще? Предатель из предателей, иуда всех времен, змей жалящий? Крыса, бегущая с корабля.
– Или же разум, планирующий свою собственную трансформацию, – сказала Вера. – Разум, который страдает из-за своей участи. И пытается понять, может ли он освободиться.
– А что, собственно, не так? – спросил Фоули. – Разве смерть Христа не означала то же самое? Или загадка Будды? Их Спаситель заходит в тупик. Ему надоедает быть спасителем. Ему надоело страдать. Это значит, наш Сатана смертен, вот и все.
Дженьюэри вытянула розовые ладони – словно половинки разрезанного фрукта.
– Зачем столько изобретать? – спросила она. – Есть и более простое объяснение. Может, Сатана хочет договориться? Может, он так же отчаянно ищет кого-то вроде нас, как и мы его.
Фоули нервно крутил карандашом, чертя в воздухе желтые круги.
– Как раз об этом я и думал! – сказал он. – По правде сказать, я считаю, что он нас уже нашел.
– Что? – спросили одновременно трое собеседников.
Даже Томас отвлекся от своих мрачных мыслей и поднял глаза.
– Как предприниматель, я на опыте усвоил одну вещь – любая идея не приходит к одному человеку. Идея приходит одновременно к людям разных культур, разных языков, разных взглядов. Почему же идея о перемирии должна быть исключением? Что, если мысль о соглашении или переговорах пришла не только нам, но и Сатане?
– И вы утверждаете, что он нас нашел?
– А почему бы и нет? Мы разве невидимки? Деятельность «Беовульфа» продолжается по всему миру уже полтора года. И если Сатана хотя бы наполовину так умен, как мы думаем, он о нас слышал. И отыскал. И возможно, даже находится среди нас.
– Это абсурд! – закричали все.
Но дальше слушали внимательно.
– Придерживайся фактов, – потребовал Томас.
– Конечно факты… – сказал Фоули. – Факты ваши собственные, Томас. Разве не вы предположили, что Сатана может сойтись с каким-нибудь вождем, таким же отчаянным, таинственным, внушающим страх, вроде него самого? Наподобие того, в джунглях, которого отправился искать Десмонд Линч. Еще, помню, вы предположили, что Сатана, возможно, захочет основать колонию на поверхности земли, где-нибудь на виду, в государстве вроде Бирмы или Руанды, в краю таком глухом и суровом, что никто не смеет пересечь его границы.
– По-вашему, я и есть Сатана? – насмешливо спросил Томас.
– Вовсе нет.
– Слава богу. Тогда кто же?
Фоули напрягся.
– Десмонд, – ответил он.
– Линч? – рявкнул Гольт.
– Я вполне серьезно.
– Что ты говоришь? – запротестовала Дженьюэри. – Бедняга пропал. А вдруг его загрызли тигры?
– Быть может. А что, если он прятался среди нас? Подслушивал наши мысли? Ждал вот такого шанса, шанса встретиться с каким-нибудь правителем и заключить соглашение? Зачем ему тогда долгое прощание?
– Глупости!
Фоули аккуратно положил желтый карандаш рядом с блокнотом.
– Ну, посмотрите: кое в чем мы согласны. Сатана – обманщик. Мастер маскировки. Живет обманом и притворством. И старается заключить сделку – ради мира или убежища – не важно. Мы только и знаем, что сенатор Дженьюэри видела Десмонда последней, когда он направлялся в джунгли, туда, куда никто не решается забираться.
– Вы понимаете, что говорите? – спросил Томас. – Я сам его выбрал. Я знаю его десятки лет.
– Сатана терпелив. У него уйма времени.
– И вы считаете – Линч с самого начала нас обманывал? Использовал нас?
– Совершенно верно.
Томас был печален. Печален и решителен.
– Скажите это ему самому, – заявил он.
Иезуит поставил свою коробку на стол среди тарелок с фруктами и сыром. Под почтовой упаковкой оказались восковые печати дипломатической почты.
– Томас, что за срочность? – в недоумении спросила Дженьюэри.
– Доставили три дня назад, – сказал Томас. – Прислали через Рангун и Пекин. Именно потому я вас и созвал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83