Где они?
– Думаете, так легко увязывать все детали с Пентагоном?
– Я же не ссылаюсь на увязывание с моим министерством обороны? Вы шлете радиограмму тревоги, и через час мои люди нейтрализуют Белью. Вы просите изолировать Лоренса – через два часа мы разыгрываем комбинацию, его нейтрализуют. Это уж мое дело, сношусь я с Пекином или нет, вас ведь это не интересует, не так ли? Почему же меня должны интересовать ваши отношения с Пентагоном?
– Вертолеты будут, – сказал Глэбб. – Я обещаю это твердо.
– Когда?
– Мне нужно увезти с собой прокорректированный вами план операции – с учетом замечаний, которые я вам прислал. Я потребую, чтобы вертолеты передали с флота немедленно.
– Хорошо. Спасибо. Мы очень надеемся, Джон. Теперь – второе. Вы обещали, что поставки русских в Нагонию сократятся, – они, наоборот, нарастают.
– Я думаю, если вы подготовите материалы по убийству Лоренса и это будут хорошие материалы, мы загоним русских в угол; газеты потребуют закрыть порты для их судов. Я очень жду ваших материалов.
– Вы доверяете Стау по-настоящему?
– Да.
– Вы ему платите? – спросил Огано.
– Мы с ним дружим, – улыбнулся Глэбб. – Я верю этому человеку.
– Кто будет заниматься тем русским, которого вы намерены подставить под Лоренса?
– Стау. А ему нужен труп. Или пара трупов. И утечка информации: русский, мистер Славин, поддерживал связь и финансировал «красную армию действия», которая злодейски убила американского коммерсанта.
Лао поморщился:
– Слишком много патетики, Джон. Начиная с Гонконга вы тяготеете к патетике. И не трогайте вы «красную армию», мы выдвинем иную версию, более интересную, я же сказал. Марио, у вас был вопрос.
– Джон, ребятам из наших штурмовых групп надо дать перед налетом на Нагонию немного наркотика. Людей надо взбодрить.
– Не следует этого делать, Марио.
– Ребята идут на верную смерть. Вряд ли кто из них уцелеет...
Лао заметил:
– Мы можем управлять процессом, Джон. Если начнут курить после завершения операции, когда Марио войдет в Нагонию, расстреляем пару десятков солдат перед строем, это действует отрезвляюще.
– Я бы не стал этого делать, – повторил Глэбб, – но, если вы оба настаиваете, я передам вашим людям завтра же грамм сорок, не больше.
– Не скупитесь, Джон, – сказал Лао. – Если вам потребуется новая партия героина, я поддержу вашу просьбу, Шанц получит хороший товар в Гонконге, я никогда вам не отказывал в этом бизнесе.
– Преувеличение – это ложь честного человека, – вздохнул Глэбб. – Вы всегда держите пальцы на адамовом яблоке, Лао. Согласен со мной, Марио?
– Ни в коем случае, – рассмеялся тот. – Я во всем поддержу Лао, мы цветные, а вы проклятые янки, не любите цветных...
Лао взял Глэбба под руку, повел к столу:
– Джон, у вас не создается впечатления, что кое-кто в Вашингтоне против того, чтобы помогать нам по-настоящему?..
– Создается. «Реальные политики», сукины дети, миротворцы, память Кеннеди не дает им покоя, Кеннеди, а особенно Рузвельта.
– Но адмирал будет тверд? Он не поддастся вашим «реалистам»?
– Нет. Думаю, нет. Только б скорее начать, Лао. Когда Марио ударит, когда его командос войдут в Нагонию, всем придется включиться по-настоящему, придется пригнать сюда самолеты, придется прислать десант. Только б начать.
– Как вы отнесетесь к тому, что мы выступим на три дня раньше намеченного срока?
– Я не готов к ответу... Мы ждем последнюю информацию...
– Откуда?
– От нашего верного человека.
– Как правило, информацию передают неверные люди, Джон.
– Из каждого правила надо делать исключения.
– Какого рода информацию он вам передаст?
– Мы ждем от него однозначного ответа: вмешаются русские или нет – войди Марио в Нагонию.
– Будет поздно, Джон, – ответил Огано. – Через три часа после того, как мы начнем, русские не смогут шевельнуться, им придется иметь дело с моим правительством. Прошу, друзья, устраивайтесь, акулу нужно есть, пока она не разварилась.
– Где план выступления, Марио? – спросил Глэбб. – Я имею в виду последний, скорректированный Лао.
– Здесь, – сказал Огано, тронув пальцем карман френча.
– Марио ничего не сообщил в Лэнгли своим шифром? – спросил Глэбб.
– Зачем? – Лао пожал плечами. – Мы заинтересованы в том, чтобы именно вы стали резидентом. Какой смысл нам обходить вас? Мы выстроили план, и мы следуем этому плану, Джон. Теперь последнее: вы можете помочь вашими возможностями в Москве?
Глэбб расстелил салфетку на коленях, повертел в руках фужер, посмотрел на Огано.
– Хотите виски? Или джина? – спросил тот.
– Хочу русской водки.
– Я жду ответа, Джон, – сказал Лао.
– Не дождетесь.
– Джон, мы дружим десять лет, я вытащил вас из грязи в Гонконге, я поднял вас здесь, нейтрализовав Лоренса; не мешайте себе самому идти по лестнице.
– Я отвечу вам, когда Марио войдет в Нагонию, Лао, о'кэй?
Лао покачала головой:
– Не мешайте себе делать карьеру, Джон. Мне не нужны имена и клички ваших агентов. Пока что не нужны. Но, судя по вашим шагам, весьма талантливым, сказал бы я, у вас есть кто-то в Москве. Я готов – в обмен за вашу информацию из Москвы – помочь в их работе. На вас. Ваша агентура надежно законспирирована? Вы убеждены в том, что им не грозит разоблачение?
Глэбб выпил водку, которую ему налил Огано, шумно выдохнул и ответил:
– Не беспокойтесь за наших людей, Лао. Они прикрыты так надежно, что им ничего не грозит – во всяком случае, в течение ближайшего полугода.
– Смотрите. Я считал своим дружеским долгом поделиться своими опасениями. Смотрите. Немцы проиграли потому, что слишком уважали себя и недооценивали противника. Не повторяйте ошибок ваших родственников, вам это будет стоить головы. Я не убежден, что вы добьетесь чего-либо с Зотовым, – двойственность не метод в политике, а вы ведь хотите перейти из разряда воротил в лигу политиков, Джон, вы слишком явно хотите этого...
– Дорогой Лао, я ценю вашу дружбу, право. Но вы слишком однолинейны в ваших конструкциях. Зотову надо будет отмываться, понимаете? Ему надо будет доказывать свою честность, на это уйдет много месяцев, а мы с вами прекрасно понимаем, что больше года агент продуктивно работать не сможет; на большее я не рассчитываю, во всяком случае. Мне нужно, чтобы мои верные люди в Москве были гарантированы от провала в течение года; потом – хоть потоп, потом, я думаю, Марио возьмет меня к себе советником по экономике и финансам, на большее я не претендую. Давайте скорректированный план, Марио, мне пора...
«Центральное разведывательное управление.
Отдел стратегических планирований.
Строго секретно.
28/01 – 45 – 78.
С учетом замечаний директора ЦРУ план операции «Факел» уточнен и – в окончательной фазе – выглядит следующим образом:
1. День «X» – суббота, 7.00 утра.
2. Президентский дворец будет взят не только силами бронедесанта, но и с воздуха – двадцать вертолетов послезавтра прибывают в пункт «С».
3. Джорджу Грисо будет предложено обратиться к народу с обращением о добровольной передаче власти генералу Огано.
4. В случае отказа он покончит жизнь самоубийством.
5. Похороны Джорджа Грисо возьмет на себя правительство Огано, объявив национальный траур.
6. Огано обратится за помощью не к нам, а к Пекину; более того, он в своем обращении, уточненный текст которого прилагается, осудит вторжение морской пехоты США.
И. о. резидента ЦРУ – Джон Глэбб».
«Текст обращения генерала Огано к народу Нагонии.
Дорогие соотечественники!
Примите мои сердечные поздравления с освобождением. Восстание против иноземного ига закончилось победой. Вы призвали меня, и я пришел к вам, чтобы отдать себя служению нации.
Мы оплакиваем трагическую кончину Джорджа Грисо, который оказался неподготовленным к той роли, которую ему уготовила судьба, но это не его вина, это беда всей нации, совсем недавно сбросившей цепи колониального рабства.
Я думаю, что наше национальное движение, принесшее победу, будет с восторгом принято друзьями во всем мире.
Я должен сказать, что рука братской помощи из Пекина уже протянута нам.
Я должен самым решительным образом выступить против высадки десанта морской пехоты США.
Я хочу повторить, что стану служить делу нашей национальной революции до конца!
С нами Бог и Победа!»
КОНСТАНТИНОВ
...Режиссер Ухов звонил Константинову каждый день: кончились актерские пробы, а консультант до сих пор не посмотрел, художественный совет не хочет принимать решения, пока не будет высказано мнение специалиста.
– Хорошо, а если я приеду к вам часов в десять? – спросил Константинов. – Такое допустимо?
– Да хоть в двенадцать! – взыграл Ухов. – Будете вы, режиссер Женя Карлов, он говорил, что знаком с вами, и я! Нет проблем, хоть в час ночи!
– Можно пригласить жену? – спросил Константинов.
– Милости прошу, очень буду рад.
...Константинов оставил помощнику телефон съемочной группы и монтажной, сказал, что в случае срочной надобности ехать от «Мосфильма» десять – пятнадцать минут, позвонил Лиде и предупредил ее, что ждать будет у проходной в девять пятьдесят пять.
– А без пяти десять ты не можешь сказать? – улыбнулась Лида.
– Могу, но в этом будет некая сослагательность. И потом я не люблю слова «без», в нем какая-то унылость сокрыта, – ответил Константинов.
...В просмотровом зале было душно, вентилятор не работал; Лида осторожно разглядывала лицо мужа – похудел. Он весело говорил с Уховым и Карловым, шутил с монтажницей Машей, сетовал на сумасшествие погоды – совершенно нет лета, сплошные дожди; рассказал смешной анекдот, попросил разрешения снять пиджак и заключил:
– Если не возражаете – начнем, а?
Над сценарием фильма о чекистах он просидел – в самом еще начале работы – чуть не две недели; страницы были испещрены пометками; когда Ухов увидал это, то застонал даже:
– Константин Иванович, но ведь сценарий утвержден!
– Тогда зачем я вам?
– Как зачем?! Вы должны просмотреть его по линии достоверности, с профессиональной точки зрения.
– Я этим и занимался. Но коли автор пишет «озадачьте себя вопросом», то как же мне не обратить ваше внимание на такой ляп?
– Это не ляп. Это распространенное выражение, оно бытует у нас.
– И плохо. Бархударов трактует слово «озадачить» как «поставить в тупик». А я не хочу, чтобы чекист говорил на плохом русском языке.
– Неужели «поставить в тупик»? – удивился Ухов. – Черт, спасибо, это надо перелопатить.
– Перелопатить, – повторил, усмехнувшись, Константинов. – Пойдем дальше. Главное соображение: в сценарии много вранья. Причем автор исходит из самых лучших побуждений, он хочет утеплить образы чекистов. И снова появляется жена, которая ждет мужа ночами, и снова молодой капитан влюбляется в певицу из ресторана, которая связана с фарцовщиками, и снова генерал знает все наперед о противнике... Правду надо писать, а коли она автору неведома, стоит посидеть с нами, поговорить, мы с радостью поможем. И вот еще что: у вас шпионов пачками ловят, а ведь это неправда. Шпион – редкость в наши дни; серьезный шпион – это сложнейшая внешнеполитическая акция противника. Завербовать советского человека в наши дни – задача невероятно сложная; самая суть нашего общества противоречит этому.. Человек, который бы добровольно или даже под давлением отказался от того, что ему дает наша жизнь, – это аномалия.
Ухов ломал руки, клялся, что менять в сценарии ничего больше нельзя, вещь отлилась, конструкцию ломать невозможно.
– Я ведь ни на чем не настаиваю, – заметил Константинов. – Я говорю вам то, что обязан сказать. А вы вправе со мною не согласиться и попросить другого консультанта.
(В мире кино режиссеры делятся на две категории: «стоики», которые отвергают любую поправку, даже своего коллеги, и «стратеги», которые бесстрашно разрушают конструкцию, если видят в доводах товарищей разумные соображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Думаете, так легко увязывать все детали с Пентагоном?
– Я же не ссылаюсь на увязывание с моим министерством обороны? Вы шлете радиограмму тревоги, и через час мои люди нейтрализуют Белью. Вы просите изолировать Лоренса – через два часа мы разыгрываем комбинацию, его нейтрализуют. Это уж мое дело, сношусь я с Пекином или нет, вас ведь это не интересует, не так ли? Почему же меня должны интересовать ваши отношения с Пентагоном?
– Вертолеты будут, – сказал Глэбб. – Я обещаю это твердо.
– Когда?
– Мне нужно увезти с собой прокорректированный вами план операции – с учетом замечаний, которые я вам прислал. Я потребую, чтобы вертолеты передали с флота немедленно.
– Хорошо. Спасибо. Мы очень надеемся, Джон. Теперь – второе. Вы обещали, что поставки русских в Нагонию сократятся, – они, наоборот, нарастают.
– Я думаю, если вы подготовите материалы по убийству Лоренса и это будут хорошие материалы, мы загоним русских в угол; газеты потребуют закрыть порты для их судов. Я очень жду ваших материалов.
– Вы доверяете Стау по-настоящему?
– Да.
– Вы ему платите? – спросил Огано.
– Мы с ним дружим, – улыбнулся Глэбб. – Я верю этому человеку.
– Кто будет заниматься тем русским, которого вы намерены подставить под Лоренса?
– Стау. А ему нужен труп. Или пара трупов. И утечка информации: русский, мистер Славин, поддерживал связь и финансировал «красную армию действия», которая злодейски убила американского коммерсанта.
Лао поморщился:
– Слишком много патетики, Джон. Начиная с Гонконга вы тяготеете к патетике. И не трогайте вы «красную армию», мы выдвинем иную версию, более интересную, я же сказал. Марио, у вас был вопрос.
– Джон, ребятам из наших штурмовых групп надо дать перед налетом на Нагонию немного наркотика. Людей надо взбодрить.
– Не следует этого делать, Марио.
– Ребята идут на верную смерть. Вряд ли кто из них уцелеет...
Лао заметил:
– Мы можем управлять процессом, Джон. Если начнут курить после завершения операции, когда Марио войдет в Нагонию, расстреляем пару десятков солдат перед строем, это действует отрезвляюще.
– Я бы не стал этого делать, – повторил Глэбб, – но, если вы оба настаиваете, я передам вашим людям завтра же грамм сорок, не больше.
– Не скупитесь, Джон, – сказал Лао. – Если вам потребуется новая партия героина, я поддержу вашу просьбу, Шанц получит хороший товар в Гонконге, я никогда вам не отказывал в этом бизнесе.
– Преувеличение – это ложь честного человека, – вздохнул Глэбб. – Вы всегда держите пальцы на адамовом яблоке, Лао. Согласен со мной, Марио?
– Ни в коем случае, – рассмеялся тот. – Я во всем поддержу Лао, мы цветные, а вы проклятые янки, не любите цветных...
Лао взял Глэбба под руку, повел к столу:
– Джон, у вас не создается впечатления, что кое-кто в Вашингтоне против того, чтобы помогать нам по-настоящему?..
– Создается. «Реальные политики», сукины дети, миротворцы, память Кеннеди не дает им покоя, Кеннеди, а особенно Рузвельта.
– Но адмирал будет тверд? Он не поддастся вашим «реалистам»?
– Нет. Думаю, нет. Только б скорее начать, Лао. Когда Марио ударит, когда его командос войдут в Нагонию, всем придется включиться по-настоящему, придется пригнать сюда самолеты, придется прислать десант. Только б начать.
– Как вы отнесетесь к тому, что мы выступим на три дня раньше намеченного срока?
– Я не готов к ответу... Мы ждем последнюю информацию...
– Откуда?
– От нашего верного человека.
– Как правило, информацию передают неверные люди, Джон.
– Из каждого правила надо делать исключения.
– Какого рода информацию он вам передаст?
– Мы ждем от него однозначного ответа: вмешаются русские или нет – войди Марио в Нагонию.
– Будет поздно, Джон, – ответил Огано. – Через три часа после того, как мы начнем, русские не смогут шевельнуться, им придется иметь дело с моим правительством. Прошу, друзья, устраивайтесь, акулу нужно есть, пока она не разварилась.
– Где план выступления, Марио? – спросил Глэбб. – Я имею в виду последний, скорректированный Лао.
– Здесь, – сказал Огано, тронув пальцем карман френча.
– Марио ничего не сообщил в Лэнгли своим шифром? – спросил Глэбб.
– Зачем? – Лао пожал плечами. – Мы заинтересованы в том, чтобы именно вы стали резидентом. Какой смысл нам обходить вас? Мы выстроили план, и мы следуем этому плану, Джон. Теперь последнее: вы можете помочь вашими возможностями в Москве?
Глэбб расстелил салфетку на коленях, повертел в руках фужер, посмотрел на Огано.
– Хотите виски? Или джина? – спросил тот.
– Хочу русской водки.
– Я жду ответа, Джон, – сказал Лао.
– Не дождетесь.
– Джон, мы дружим десять лет, я вытащил вас из грязи в Гонконге, я поднял вас здесь, нейтрализовав Лоренса; не мешайте себе самому идти по лестнице.
– Я отвечу вам, когда Марио войдет в Нагонию, Лао, о'кэй?
Лао покачала головой:
– Не мешайте себе делать карьеру, Джон. Мне не нужны имена и клички ваших агентов. Пока что не нужны. Но, судя по вашим шагам, весьма талантливым, сказал бы я, у вас есть кто-то в Москве. Я готов – в обмен за вашу информацию из Москвы – помочь в их работе. На вас. Ваша агентура надежно законспирирована? Вы убеждены в том, что им не грозит разоблачение?
Глэбб выпил водку, которую ему налил Огано, шумно выдохнул и ответил:
– Не беспокойтесь за наших людей, Лао. Они прикрыты так надежно, что им ничего не грозит – во всяком случае, в течение ближайшего полугода.
– Смотрите. Я считал своим дружеским долгом поделиться своими опасениями. Смотрите. Немцы проиграли потому, что слишком уважали себя и недооценивали противника. Не повторяйте ошибок ваших родственников, вам это будет стоить головы. Я не убежден, что вы добьетесь чего-либо с Зотовым, – двойственность не метод в политике, а вы ведь хотите перейти из разряда воротил в лигу политиков, Джон, вы слишком явно хотите этого...
– Дорогой Лао, я ценю вашу дружбу, право. Но вы слишком однолинейны в ваших конструкциях. Зотову надо будет отмываться, понимаете? Ему надо будет доказывать свою честность, на это уйдет много месяцев, а мы с вами прекрасно понимаем, что больше года агент продуктивно работать не сможет; на большее я не рассчитываю, во всяком случае. Мне нужно, чтобы мои верные люди в Москве были гарантированы от провала в течение года; потом – хоть потоп, потом, я думаю, Марио возьмет меня к себе советником по экономике и финансам, на большее я не претендую. Давайте скорректированный план, Марио, мне пора...
«Центральное разведывательное управление.
Отдел стратегических планирований.
Строго секретно.
28/01 – 45 – 78.
С учетом замечаний директора ЦРУ план операции «Факел» уточнен и – в окончательной фазе – выглядит следующим образом:
1. День «X» – суббота, 7.00 утра.
2. Президентский дворец будет взят не только силами бронедесанта, но и с воздуха – двадцать вертолетов послезавтра прибывают в пункт «С».
3. Джорджу Грисо будет предложено обратиться к народу с обращением о добровольной передаче власти генералу Огано.
4. В случае отказа он покончит жизнь самоубийством.
5. Похороны Джорджа Грисо возьмет на себя правительство Огано, объявив национальный траур.
6. Огано обратится за помощью не к нам, а к Пекину; более того, он в своем обращении, уточненный текст которого прилагается, осудит вторжение морской пехоты США.
И. о. резидента ЦРУ – Джон Глэбб».
«Текст обращения генерала Огано к народу Нагонии.
Дорогие соотечественники!
Примите мои сердечные поздравления с освобождением. Восстание против иноземного ига закончилось победой. Вы призвали меня, и я пришел к вам, чтобы отдать себя служению нации.
Мы оплакиваем трагическую кончину Джорджа Грисо, который оказался неподготовленным к той роли, которую ему уготовила судьба, но это не его вина, это беда всей нации, совсем недавно сбросившей цепи колониального рабства.
Я думаю, что наше национальное движение, принесшее победу, будет с восторгом принято друзьями во всем мире.
Я должен сказать, что рука братской помощи из Пекина уже протянута нам.
Я должен самым решительным образом выступить против высадки десанта морской пехоты США.
Я хочу повторить, что стану служить делу нашей национальной революции до конца!
С нами Бог и Победа!»
КОНСТАНТИНОВ
...Режиссер Ухов звонил Константинову каждый день: кончились актерские пробы, а консультант до сих пор не посмотрел, художественный совет не хочет принимать решения, пока не будет высказано мнение специалиста.
– Хорошо, а если я приеду к вам часов в десять? – спросил Константинов. – Такое допустимо?
– Да хоть в двенадцать! – взыграл Ухов. – Будете вы, режиссер Женя Карлов, он говорил, что знаком с вами, и я! Нет проблем, хоть в час ночи!
– Можно пригласить жену? – спросил Константинов.
– Милости прошу, очень буду рад.
...Константинов оставил помощнику телефон съемочной группы и монтажной, сказал, что в случае срочной надобности ехать от «Мосфильма» десять – пятнадцать минут, позвонил Лиде и предупредил ее, что ждать будет у проходной в девять пятьдесят пять.
– А без пяти десять ты не можешь сказать? – улыбнулась Лида.
– Могу, но в этом будет некая сослагательность. И потом я не люблю слова «без», в нем какая-то унылость сокрыта, – ответил Константинов.
...В просмотровом зале было душно, вентилятор не работал; Лида осторожно разглядывала лицо мужа – похудел. Он весело говорил с Уховым и Карловым, шутил с монтажницей Машей, сетовал на сумасшествие погоды – совершенно нет лета, сплошные дожди; рассказал смешной анекдот, попросил разрешения снять пиджак и заключил:
– Если не возражаете – начнем, а?
Над сценарием фильма о чекистах он просидел – в самом еще начале работы – чуть не две недели; страницы были испещрены пометками; когда Ухов увидал это, то застонал даже:
– Константин Иванович, но ведь сценарий утвержден!
– Тогда зачем я вам?
– Как зачем?! Вы должны просмотреть его по линии достоверности, с профессиональной точки зрения.
– Я этим и занимался. Но коли автор пишет «озадачьте себя вопросом», то как же мне не обратить ваше внимание на такой ляп?
– Это не ляп. Это распространенное выражение, оно бытует у нас.
– И плохо. Бархударов трактует слово «озадачить» как «поставить в тупик». А я не хочу, чтобы чекист говорил на плохом русском языке.
– Неужели «поставить в тупик»? – удивился Ухов. – Черт, спасибо, это надо перелопатить.
– Перелопатить, – повторил, усмехнувшись, Константинов. – Пойдем дальше. Главное соображение: в сценарии много вранья. Причем автор исходит из самых лучших побуждений, он хочет утеплить образы чекистов. И снова появляется жена, которая ждет мужа ночами, и снова молодой капитан влюбляется в певицу из ресторана, которая связана с фарцовщиками, и снова генерал знает все наперед о противнике... Правду надо писать, а коли она автору неведома, стоит посидеть с нами, поговорить, мы с радостью поможем. И вот еще что: у вас шпионов пачками ловят, а ведь это неправда. Шпион – редкость в наши дни; серьезный шпион – это сложнейшая внешнеполитическая акция противника. Завербовать советского человека в наши дни – задача невероятно сложная; самая суть нашего общества противоречит этому.. Человек, который бы добровольно или даже под давлением отказался от того, что ему дает наша жизнь, – это аномалия.
Ухов ломал руки, клялся, что менять в сценарии ничего больше нельзя, вещь отлилась, конструкцию ломать невозможно.
– Я ведь ни на чем не настаиваю, – заметил Константинов. – Я говорю вам то, что обязан сказать. А вы вправе со мною не согласиться и попросить другого консультанта.
(В мире кино режиссеры делятся на две категории: «стоики», которые отвергают любую поправку, даже своего коллеги, и «стратеги», которые бесстрашно разрушают конструкцию, если видят в доводах товарищей разумные соображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48