– Ясное дело, налево – там под гору идет, убегать сподручней.
– А куда ведет та улица?
– Не знаю, я выхожу с посольства редко, по ихнему-то не понимаю, заплутаешь еще...
– Та улица ведет к вокзалу, – сказал Дулов. – Она вливается в проспект, там трамвай, много машин, там его не возьмешь.
– Вы убеждены, они его не убили? – спросил Славин.
– Я выскочил из квартиры на балкон, мне все видно было... Он ушел, потому что они бежали вниз по переулку и никого перед ними не было. А когда они добежали до конца переулка, стрелять не стали, видимо, он махнул проходными дворами, там их много, – сказал Дулов.
– Проверили?
– Да. Если б они его убили, по радио сообщили непременно: нас лягнуть не преминули бы, – убежденно сказал Дулов. – Наверняка ушел.
– Он седой был? – спросил Славин.
– Да и не поймешь... Пегий, – ответил Архипкин. – А может, блондин, выгорел, может...
– Одет был во что?
– Как во что? – удивился Архипкин. – В костюм.
– Это я понимаю... Какого цвета костюм? Старый или новый? В галстуке? Или нет?
– Вот напасть-то, – вздохнул Архипкин, – ну, ей-бо, как отшибло...
– Шрама на лице не было?
– Шрама не было. Рука у него, правда, беспалая. То ли одного нет пальца, то ли двух – это я заприметил.
– Вот это уже важно. Он вам что-нибудь говорил?
– Ничего не говорил. Только сначала шепнул, мол, мужчина, подмоги...
– Как?! «Мужчина»?
– Или «мужчина», или «человек», точно сказать не могу.
– Если сказал «человек» – значит, украинец, – заметил Дулов.
– Не обязательно, – возразил Славин. – Мой друг, чистокровный русский, воронежец, обычно говорит, обращаясь к друзьям, «человек», «человече»... Голос какой? Испитой? Хриплый? Или нормальный?
– Хриплый голос, это вот точно, хриплый...
– А приметы так и не можете припомнить?
– Ей-бо, не могу, зачем зазря в грех вас вводить?
...Славин вернулся в кабинет, обложился справочниками: он искал бары, где играли в бильярд, особенно в районе вокзала. Нашел четыре: «Веселые козлята», «Неаполь», «Каса бланка» и «Лас Вегас».
Потом снова пригласил Архипкина.
– Олег Карпович, – спросил Славин, – вы в бильярд умеете играть?
– Плохо. С шоферами, бывало, погоняешь, шутки ради...
– Придется вам со мною поиграть.
– Да у нас не стол, а смехота одна.
– Мы с вами не в посольстве будем играть. В городе.
– Так в городе бильярды только в вертепах, нас упреждали...
– Вдвоем не страшно, – сказал Славин, подмигнув Архипкину. – Как, Олег Карпович?
– Если надо, значит, надо, – степенно ответил тот.
– Теперь вот что, – продолжил Славин, – мы с вами будем искать «беспалого». Но, быть может, нам повстречается другой русский, я вам его покажу. Поговорите с ним, ладно?
– Не советский? – спросил Архипкин.
– Эмигрант. Власовец, – ответил Славин.
– Я с таким псом и говорить-то не стану. Душить его надо, я супротив их дрался в Бреслау, ну нелюди, ну зверье...
– Если мы найдем «беспалого», тогда все в порядке, а если надо к нему подкрадываться, тогда, боюсь, придется вам поговорить с тем как раз власовцем, который стоял против нас именно во Вроцлаве... Не судите только всех эмигрантов одним судом, Олег Карпович. Один добровольно продался немцам, сам к Власову пошел, а сотню-то принудили... Все понимаю, вы правы, оправдать такое невозможно, но и среди них есть разные люди.
– Это мне умом понятно, только сердце у меня есть. Во Вроцлаве этом самом моего меньшого братана власовы постреляли...
В «Веселых козлятах» было шумно и многолюдно, играли здесь плохо, больше куражились, ставки были низкие, три доллара, «беспалый» не появлялся. Архипкин проиграл Славину три партии всухую, рука его заметно дрожала, когда он бил по шару; часто мазал, смотрел по сторонам настороженно.
Когда верткий официант, бегавший с подносом между столами, принес пиво, Славин спросил:
– А Хренов когда придет?
– Он теперь у нас не играет, сэр. Он играет в «Лас Вегас» или в баре «Гонконг». Чаще в «Гонконге», китайцы привезли прекрасные столы, там собираются самые лучшие игроки, ставки до ста долларов...
...В «Лас Вегасе», потолкавшись вокруг столов, – игроки были высокого класса, тишина стояла в зале, – Славин пригласил Архипкина к стойке, заказал «хайбл». Рука у Архипкина дрожала по-прежнему, коктейль пил с недоуменным отвращением, то и дело оглядывался.
– По уху врезать сможете? – улыбнулся Славин. – Руки-то вон какие крепкие. Чего ж тогда боитесь?
– Непривычно как-то, – ответил тот, – вертепства не люблю, я ж деревенский, нам это против сердца.
– Слово такое слыхали – «надо»?
– Это я понимаю, а все одно не в своей тарелке.
Славин обратился к бармену:
– А когда придут самые хорошие игроки?
– У нас бывает только один по-настоящему хороший игрок, сэр. Мистер Хренов, «от двух бортов в середину», классный игрок.
– Но он ведь сейчас в «Гонконге»...
– Видимо, там, сэр. Хотя он играет и здесь, довольно часто играет, но в последнее время начал посещать «Гонконг».
– Что, лучше столы?
– Нет, сэр, там дешевле еда. Китайцы продают пищу по бросовым ценам, им же все привозят из Пекина. Мы ничего не можем с ними поделать, они хотят нас разорить. Алкоголь, правда, у них стоит столько же, снабжают бельгийцы, нам приходится снижать цены на коктейли, иначе вылетим в трубу...
...В «Гонконге» бармен сразу же указал Славину на Хренова. Тот играл мастерски, неторопливо, засучив рукава; играл, как настоящий жук, дразнил партнера, говорил по-английски с ужасным акцентом:
– Целься, целься лучше, Джон! Рукой не егози, а то обыграю! Деньги-то приготовил? Или к жене побежишь просить?
Славин сел за бар – Хренов был виден ему в зеркале.
– Наблюдайте за ним, – шепнул он Архипкину. – Потом подойдите, предложите сыграть.
– Ох, господи, – выдохнул Архипкин, – у меня аж все молотит внутри... Может, жахнуть для храбрости?
– «Хайбол»?
– Да нет, водки б лучше.
– У них дрянная водка, «Смирноф», сладкая она. Виски хотите?
– Давайте, сто грамм приму.
Славин заказал двойную порцию, Архипкин выпил, подышал орешком, крякнул, слез с высокого стула и отправился к столу, на котором играл «от двух бортов в середину».
– Слышь, – сказал Архипкин, – сыграем, что ль? На пять рубл... долларов...
Хренов резко обернулся, отступил, сразу же полез за сигаретой.
– Ты – кто? – спросил хрипло.
– Садовник.
– Откуда?
– Посольский...
– Красный, значит?
– Какой же еще... Конечно, красный...
– Меня откуда знаешь?
– А я тебя и не знаю вовсе... Бармен сказал, что ты русский, ну я и подошел, я ж по ихнему-то не умею.
– Погоди, я сейчас этого приложу.
Хренов вернулся к столу и пятью ударами закончил партию – играл профессионально, раньше-то куражился, понял Славин, заманывал партнера, давал шанс. Получил двадцать пять долларов, сунул в карман рубашки:
– Играешь-то хорошо? Или, может, поговорим? Впервые красного вижу, после войны ни разу не встречал.
– Нашкодил небось, вот и шарахался.
– Это было, – мазанув лицо Архипкина цепким взглядом, ответил Хренов. – Пойдем, за столиком посидим, я угощаю.
Они отошли к окну, в закуток, и Славину пришлось пересесть, чтобы видеть их.
Хренов заказал «две водки» – по сорок граммов, так здесь наливают. Архипкин посмотрел на стакан, Хренов понял:
– Соцкую хочешь? Погоди, закажу, они этого не понимают, приставать начнут, «выпей залпом», они ведь глоточками цедят, нелюди...
– Слышь, а где этот-то?..
– Кто?
– Ну, как его...
– Колька?
– Нет, – ответил Архипкин, поиграв пальцами.
– Ванька, что ль? «Беспалый»?
– Да.
– В отеле, где ж еще. Он там посменно дежурит, по двенадцать часов. А зачем он тебе?
– Нужен. По радио про него передавали...
– Бандюга, мол, и власов, да?
– Не, сестра ищет...
– Иди ты! Неужто сестра?! Как же она его выследила?
– У нас в радио пишут, мол, брата ищу, такой-то и такой-то. Как его фамилия-то?
– Слышь, – не ответив, спросил Хренов, – а вот если с повинной прийти, сколько сейчас нашему брату дают?
– Смотря за что...
– Крещеные мы с ним, садовник, крещеные.
– Это как?
– А так. Как забрали из лагеря, с голодухи-то к черту в кровать прыгнешь, привезли в село, каждому в руки винтовку дали и комиссаров выстроили. Ганс, офицеришка, к каждому из нас подходил, парабеллумом своим в затылок упирался и говорил: «Стреляй». Или – ты, или – тебя. А как выстрелил, как повалил комиссара, так они винтовку отбирали и говорили: «Свободен, иди, куда хочешь». Кровью-то покрестили, куда нам было подаваться? Ну и пошло, «крещеные»... Так-то вот, красный...
– Ты мне скажи, как этого «беспалого» найти? Адрес его знаешь?
– Я все знаю, садовник, я знаю все, да просто так не скажу. Мы – ученые. Может, нет никакой сестры, а тебя НКВД подослало...
– Нужен он НКВД...
– НКВД все нужны, садовник, ты мне вола-то не крути. Сам откуда?
– Ивановский.
– Сосед. Я с Вологды.
– С города?
– Не. Деревня Пряники. Лог кругом стоит – что ты! Синь беспросветная, и ручьи текут. Как поутру выйдешь из избы – тишина... И дятел – тук-тук. Здесь дятла поди найди, какаду одни летают, мать иху так... Тебя как зовут-то?
– Олег Карпович. А тебя?
– Виктор Хрисанфович... И деньга водится, и комнату имею, а все одно сердце рвет, Карпыч, – домой мечтаю... А там четвертак вольют, а мне пятьдесят три... Когда выйду? То-то в оно...
– У нас четвертак теперь не дают. Пятнадцать.
– Ну пятнадцать. Тоже не месяц. Шестьдесят восемь будет, когда отбабахаю. Кому старик нужен? Семье, обратно, позор, у меня ж братья и сестры в Пряниках должны жить... Так – «без вести пропал», а коли вернусь, тогда что? В Сибирь угонят, а чем они виноваты? Я один и есть виноватый, за то с ворами в бильярд и гоняю...
– Слышь, ты мне фамилию «беспалого» скажи.
– Не напирай. Я пока с им не поговорю, фамилии не открою. Думаешь, в Вологде Пряники есть? Так я тебе и назову деревню-то... Тоже, Карпыч, ученые, жизнь извозила, себе-то самому не веришь... Приходи сюда через недельку, может, он и согласится, а закладывать его я не стану, нас тут раз, два – и обчелся, русак русака бережет, хоть душу по-нашему можно отвести... «Беспалый» – как ты говоришь – угрюм-душа, всех бежит, бобылем живет... Ну, еще врежем?
Директор криминальной полиции генерал Стау получал от хозяина бара «Гонконг» мистера Чу-Ну запись бесед иностранцев – профилактическая мера, чем черт не шутит, приходится оборудовать вертепы техникой.
Стау позвонил Джону Глэббу.
– Джон, тебя не интересует русский, который работает в отеле?
– Если бы он работал в министерстве иностранных дел, меня бы это заинтересовало, – улыбнулся Глэбб. – Они же здесь лакеи, выше не поднялись, какой прок от лакея, Стау? Как его фамилия?
– Я не начал устанавливать до разговора с тобой. «Беспалый», больше ничего неизвестно.
– Ладно, завтра встретимся, подумаем...
– А говорил о нем садовник русского посольства.
– Да? Уже интересно. В чем дело?
– «Беспалого» сестра разыскивает, садовник сказал, что по радио была передача.
– Вполне может быть, у них есть такая передача...
– А с садовником у наших китайцев был некто Славин. Я на всякий случай установил, живет в отеле «Хилтон».
– В «Хилтоне»? – после паузы переспросил Глэбб. – Что ж, спасибо, Стау. Дай мне день, я свяжусь с тобой.
...Нырнув в кондиционированный вестибюль «Хилтона», Славин почувствовал, как он вспотел – рубашка была мокрой, лицо, после пляжных гуляний, горело, крем не спас.
Он подошел к портье, попросил ключ от своего номера, купил все газеты и пошел к лифту. Здесь его и окликнули. Он обернулся: около бара стоял расплывшийся, неряшливо одетый мужчина, а рядом с ним – улыбающийся, источающий само дружелюбие, поджарый, седоволосый, невероятно красивый Джон Глэбб.
– Хэлло, Иван! – снова прокричал мужчина, капнув пивом на рубашку цвета хаки. – Неужели вы не узнали меня, старина?!
КОНСТАНТИНОВ

«Совершенно секретно.
Генерал-майору Константинову К. И.
В ответ на ваш запрос сообщаем, что вчера с 21.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48