Великолепный, - и улыбнулся.
Разумеется, он не отказался и от своих намерений. Газеты напечатали интервью с девицей и свои комментарии, поэтому он предъявил им иск в миллион долларов. Иск в два миллиона он предъявил Ленуару за то глупое выступление по телевидению. А потом иск возрос до пяти миллионов, и газеты вынуждены были изо дня в день писать об этом. Кроме того, Сильвестр заставил и радио и телевидение дать ему возможность выступить на тех же условиях, что и Ленуару. Затем выступил я, назвав Ленуара лжецом, газеты - сплетниками, а девицу - неудачницей, которую использовали в своих интересах наши противники. Это была отличная речь. Ада целый день ее писала.
Никаких шансов получить эти деньги у нас не было. Да мы, собственно, и не надеялись. Мы хотели только поднять такой шум, чтобы нельзя было отличить одну сторону от другой.
И затея эта почти оправдала себя. Почти, но не совсем. В некоторых округах шерифы боялись фальсифицировать подсчет, как на первичных выборах, и Сильвестрова счетная машина быстро подтвердила, что полной гарантии у нас нет. Значит, предстояло пустить в ход план Ады. А если нет, значит, идти на риск.
Мне план Ады был не по душе. Более того, он был мне ненавистен, я сам, себе становился гадок и противен, хотя не мы, а они начали эту подлую кампанию. Если бы я мог, я бы тогда же вышел из игры. Но я не мог. И Сильвестр с Адой принялись за осуществление этого плана. До вторичных выборов оставалось тринадцать дней.
* * *
Мы смотрели в окно, туда, где это должно было произойти: на стоявший на другой стороне узкой улицы двухэтажный серого камня особняк с решетчатой калиткой, открывающейся во внутренний дворик.
С трех часов мы с Сильвестром находились в доме, снятом нами за несколько дней до ожидавшегося события на короткой улочке, выходящей прямо на Декатур. Было уже без двадцати девять. Сильвестр смотрел на улицу - он был похож на большую сову в ожидании полевки.
Внутри у меня все было напряжено, дышал я так, будто сидел в кислородной камере, а сердце стучало, как слышишь в стетоскоп. Но откуда этот страх? Бояться-то следовало не мне, а совсем другому человеку.
- Для чего лезть в такую западню? - Я слышал недоумение в собственном голосе. - Как можно оказаться такими дураками?
- Как? - расхохотался Сильвестр. В его смехе было что-то пугающее. - Они ведь думают, что ловят в западню тебя, уверены, что вот-вот выведут тебя на чистую воду и уничтожат. Вот почему их самих легко разоблачить и уничтожить. Знаешь, что говорят жулики? Что честного человека обмануть нельзя. И правда нельзя. Но только где найти честного? - Он снова засмеялся таким же смехом, и я почувствовал, что весь дрожу. - Люди обманывают самих себя. И не только обманывают, но и предают и уничтожают. Можешь сам этого не делать, они сделают за тебя. Их нутро требует это сделать. Природное отсутствие чести навлекает на них бесчестие, а зло ведет к злу. Тебе не надо и пальцем шевелить. Они сами причинят себе беду. Надо только предоставить им возможность.
- Вы хотите сказать, что все такие?
- Абсолютно. - Он засмеялся и смеялся дольше, чем всегда. - Абсолютно все. Все до единого.
В эту минуту я ненавидел его, как никогда прежде. Я не верил, что все такие. Я никого не хотел уничтожать. И большинство людей не хочет. В них нет того, о чем он говорит. Я не мог в это поверить.
Но он был уверен, что есть. На мгновенье мне показалось, что ради этого он и живет: найти то, что есть, и вытащить наружу. Меня чуть не стошнило от страха.
Сильвестр прильнул к окну.
- А вот и наш долгожданный гость.
Не прямо перед домом, а на некотором расстоянии от него остановилась зеленая машина с откидным верхом. Из нее вышла и направилась по улице женщина в зеленом. Та, кого мы ждали. Когда она подошла к железной калитке, я увидел на ее лице темные очки, какие носят туристы, защищаясь от яркого солнца. Только в эту минуту не было ни солнца, ни луны, и лишь матовые шары на верхушках столбов бросали полосы света на асфальт. Женщина медленно, чуть ли не нехотя, вступила в полосу света, отбрасываемого фонарем у калитки, потом нажала кнопку звонка и повернулась. Прямо напротив нас на другой стороне улицы стояла миссис Ленуар.
Должно быть, прожужжал и зуммер в ответ, потому что калитка отворилась. Она ступила внутрь. Мы увидели решетчатую тень от железных переплетов на ее зеленой спине. Я слышал стук ее острых каблуков по бетону двора, они заполнили весь мир, всю вселенную, и я опять задрожал.
- Еще несколько шагов. - Сильвестр дышал медленно и глубоко. - Спокойнее. Всего лишь несколько.
Теперь я знал, что он испытывает.
Звук шагов стих.
Дважды вспыхнул и погас мощный луч света от карманного фонарика, который Сильвестр направил на пересечение улиц Мэдисон и Декатур. В ответ со стороны Декатур тотчас дважды мигнул красный свет полицейской машины, которая, обогнув угол, остановилась неподалеку от ворот.
- Прошло три минуты, - прошептал Сильвестр. - А всего пять.
Он смотрел, как обегает циферблат секундная стрелка его наручных часов. Затем он снова направил луч света на полицейскую машину, которая теперь стояла почти напротив нас.
Через полминуты почти одновременно появились еще две полицейские машины, одна из-за одного угла, другая из-за другого, сначала тихо, а потом включив сирены. Теперь ревели все три сирены, и первая машина стояла уже прямо перед железной калиткой.
Двое полицейских вылезли из машины и не спеша направились к калитке. И вдруг по бетону внутреннего двора послышался стук каблуков, он становился громче и громче, быстрее, калитка распахнулась - и прямо в руки полицейских выбежала миссис Ленуар.
На мгновенье все трое замерли в неподвижности: одетая в зеленое женщина, а по обеим сторонам от нее, держа ее под руки, полицейские. При свете уличных фонарей было видно ее вскинутое вверх, искаженное ненавистью лицо. Затем она начала вырываться, стремясь убежать, но, конечно, не сумела и тогда закричала. Они надели на нее наручники и втащили на заднее сиденье машины, а ее крики неслись оттуда, как вопли из громкоговорителя.
Четыре полисмена из двух других машин вошли в калитку. Подъехали еще три машины, полицейские вылезли и пошли вслед за первыми. Через несколько минут они вышли все вместе, гоня перед собой десятка два мужчин и женщин, которые шумели, но не сопротивлялись. Я видел возбужденные лица и понял, что большинство из них уже попадало в подобные передряги.
Полицейские усадили их в машины и уехали. Сирены выли, пока они, завернув за угол, мчались по направлению к первому полицейскому участку.
* * *
Вот что сделали Сильвестр с Адой.
Подыскали женщину, которая позвонила миссис Ленуар и сказала, что знает про нас с Адой нечто такое, что наверняка обеспечит Ленуару победу. Она сказала, что мы вот-вот должны разойтись, что с мужчинами она говорить боится, потому что потом ее могут убить. Но если миссис Ленуар согласится прийти в этот дом, она в туалетной комнате все ей расскажет. Таким образом, никто ни о чем не узнает. Только миссис Ленуар должна обещать никому не рассказывать, прийти одна и принести двести долларов.
Именно на такую приманку и клюют женщины, клюнула и миссис Ленуар. Пообещала - и пришла.
А в этом доме, между прочим, был притон наркоманов, поэтому ничего не стоило использовать его в наших целях. Полицейские Сильвестра были наготове, и, как только он просигналил, они появились и арестовали миссис Ленуар. В первом участке, прежде чем кто-либо успел прийти ей на помощь, был составлен протокол: наличие наркотиков, позорное поведение.
Наша газета расскажет об этом, придется и другим подхватить эту историю, вот они и попались в собственную ловушку, а нас ждет победа. Но мне было так тошно и противно, как никогда в жизни.
Было два часа ночи. Мы сидели у себя в офисе в ожидании дальнейших событий, и они не заставили себя ждать. Зазвонил телефон. Сильвестр поднял трубку.
- Да, это я. Да, да. - Долгая пауза. - Как неприятно! Очень жаль. Прошу передать мои соболезнования миссис Ленуар. И, разумеется, мистеру Ленуару. - Опять пауза. - Боюсь, вы несколько переоцениваете мою роль. У меня нет достаточной власти, чтобы помешать освещению подобного инцидента в "Свободной прессе". Эта газета, как вам известно, в отличие от других городских газет заинтересована только в абсолютно достоверных сведениях. - Я видел, что он улыбнулся. - Боюсь, придется предоставить событиям развиваться своим чередом. Повторяю, передайте мои глубочайшие соболезнования мистеру и миссис Ленуар. Да. - И, как песню, пропел: - Всего хорошего.
Все еще улыбаясь, он повернулся к нам:
- Звонил Ланкастер. Жаждут договориться. Готовы заставить девицу забрать свое заявление из суда; она скажет, что ошиблась, что ее принудили к этому те, кто хотел оклеветать Томми. - Он умолк, улыбка его изменилась. - Вы слышали, что я им сказал. Нас устраивает только полный отказ Ленуара от участия в выборах. И думаю, очень скоро они будут на это согласны.
Ада встала и прошлась по комнате. Ее рот был полуоткрыт и чуть искривлен, торжество победы сияло на лице. Мне еще никогда не приходилось видеть ее в столь отличном расположении духа или такой жестокой.
- Интересно, - протянула она, возвратившись на свое место, ее лицо было залито злобной радостью, - интересно, поднимется ли цена на фотографии миссис Ленуар, которые они вечно печатали в своих газетах? - И она принялась перечислять все снимки, а голос у нее был как у прокурора, перечисляющего пункты обвинения. - Все восхитительные фотографии, что публиковались в отделе светской хроники "Таймс-Пикэн". И фотография миссис Ленуар во время задержания в притоне для наркоманов? Это был бы прелестный снимок, не так ли? А может, поместят? - Она ходила взад и вперед по комнате с мечтательным выражением и нежной улыбкой на лице. - Прелестный снимок для воскресного выпуска. Могу представить себе подпись: "В первом полицейском участке среди задержанных во время вчерашней облавы можно было видеть всем известную очаровательную хозяйку великосветских раутов миссис Марианн Ленуар. После восхитительной церемонии Марианн Ленуар и ее друзья удалились в отведенные им уютные камеры, предусмотрительно подготовленные властями".
Теперь она уже не ходила, а бегала по комнате, вовсю наслаждаясь своим торжеством, опьяняясь им. Эти минуты, казалось, были самыми значительными в ее жизни, и я подумал: неужели это сидит во всех людях? Неужели Сильвестр прав?
Опять зазвонил телефон.
- Слушаю, - отозвался Сильвестр. - Да, да, да, мистер Ланкастер. На этот раз должен признаться, ваше предложение меня интересует. Разрешите мне посоветоваться с друзьями. Я позвоню вам чуть позже.
Он положил трубку и посмотрел на Аду. Ада остановилась и тоже смотрела на него. Они оба улыбались: Ада - как будто наступило сразу и рождество и Новый год, а Сильвестр - будто знал что-то такое, чего не знает ни один человек на свете.
- Они выходят из игры, - сказал Сильвестр. - Они могут, заплатив штраф, изъять из полиции протокол и не допустить этот материал в газеты, за исключением, конечно, "Свободной прессы". Если мы согласны воздействовать на "Свободную прессу", они выходят из игры. Вот их предложение. Нам предстоит решить. Какое решение мы примем, значения для нас не имеет. Если они выходят из игры, мы побеждаем. Не выходят, история получает огласку, мы побеждаем. Для них: куда ни кинь - везде клин. - Он молчал, глядя на Аду, в его черных глазах таилось что-то неуловимое. - Я предоставляю решение этого вопроса вам, моя дорогая. Ваш план, значит, и победа ваша. Вы заслужили право решать. Так что же? Жизнь? - И он поднял большой палец правой руки. - Или смерть?
Они не сводили друг с друга глаз и улыбались. Кончиком языка Ада провела по губам, медленно подняла большой палец правой руки, секунду смотрела на него, а потом, описав им дугу и улыбаясь еще шире, опустила вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60