- И комбинировать, интриговать, управлять событиями вам уже тоже не придется. Понимаете? Ничего не сможете сделать.
Издав ни на что не похожий звук, Сильвестр бросился к Аде и замахнулся тростью. Я смотрел на него и не верил своим глазам. Да, он болен, очень болен, и Ада воспользовалась этим.
Трость свистнула в воздухе, но Ада спокойно отступила в сторону, и трость ударила в ковер. Сильвестр словно споткнулся.
- И вы не сумеете предотвратить того, что вас ожидает, - продолжала твердить Ада.
И снова в воздухе свистнула трость, и снова опустилась на ковер, на этот раз упал и Сильвестр. Он упал лицом вниз. Попытался подняться, но не смог.
Ада подошла вплотную к нему.
- Это будет нечто такое, что вы не сможете предотвратить... Вы будете бессильны что-либо предпринять...
Сильвестр сделал новую попытку встать, приподнялся немного над полом, но ткнулся в ковер и затих.
Почти минуту мы молча смотрели на распростертое тело. Потом я опустился на колени и перевернул его. На меня глянули широко открытые закатившиеся глаза Сильвестра; я приложил ухо к его груди и сразу же поднялся.
- Боже мой! - вскрикнул я.
Ада кивнула, на секунду закрыла глаза и покачнулась.
- Присядь!
Она безвольно позволила усадить себя в кресло.
- Здорово мы разыграли этого старого дьявола, - пытаясь говорить шутливо, заметил я, хотя мне было вовсе не до шуток.
- Да, - прошептала Ада. - Рискуют только болваны. Умные люди все подготавливают и рассчитывают заранее.
Не понимая, о чем она говорит, я взглянул на нее и только тут сообразил, что Ада повторяет слова, сказанные в свое время Сильвестром.
- Правильно, - согласился я.
- Он все подготовил и рассчитал заранее. И все у него получилось. За исключением маленькой детали. Он не мог учесть состояния крохотной сердечной мышцы, а она-то и оказалась ненадежной. Подумать только, совсем маленькая мышца сорвала идеально разработанные планы!
- К тому же и ты немного помогла этой самой мышце, - добавил я, чувствуя, что меня трясет, вероятно, от радости. Теперь никто и ничто не могло нас остановить.
Ада не ответила, и, взглянув на нее, я увидел на ее глазах слезы.
- Да, - продолжал я. - Рискуют только болваны.
Ада разрыдалась.
- Придется вызвать "скорую помощь", - проговорил я.
* * *
Теперь нас беспокоили лишь копии показаний Лемора, если только они вообще существовали. Первым делом мы тщательно проверили содержимое письменного стола и сейфа Сильвестра в его кабинете в Капитолии. Но ничего не обнаружили.
На следующий день, захватив с собой двух полицейских, я отправился к нему домой, предъявив его секретарше поддельное письмо, в котором он предлагал ей в случае его внезапной смерти сообщить подателю письма цифровую комбинацию замка сейфа и разрешить взять любые бумаги. Письмо не вызвало у секретарши ни малейших подозрений. Открыв сейф, я нашел именно то, что хотел найти: в аккуратной папке с инициалами "Б. Д." лежало шесть копий лживых показаний. Я любезно поблагодарил секретаршу, взял бумаги домой и сжег.
На следующий день по моему вызову явился Луис Лемор.
- Садитесь, - предложил я. - Закуривайте. Надеюсь, с вами ничего не стряслось на пути из Нового Орлеана?
- Ничего, благодарю вас. - У него было смуглое лицо с гладкой кожей и карие, беспокойно бегающие глаза.
- Так вот, - продолжал я, стремясь вынудить его на полную откровенность, потому что только тогда все карты оказались бы у меня в руках. - Так вот, Сильвестр умер.
- Да. - Лемор то смотрел на меня, то пялил глаза на стены.
- Я нашел у него в столе папку с кое-какой информацией... Однако я не считаю настолько уж необходимым оставлять это дело в производстве. - Я сделал паузу, позволяя ему подумать над моими словами. - Мне казалось, что это, возможно, вас заинтересует.
Я имел в виду дело по обвинению Лемора в убийстве и не сводил с него глаз, желая убедиться, понял ли он меня; и он понял.
На какое-то время его глаза перестали бегать, и он взглянул на меня.
- Возможно, - согласился он.
- Вот оно. - Я вынул дело из стола. - Как я уже сказал, у меня нет особых оснований оставлять его в производстве. Если, конечно, у вас нет документов вроде всяких там показаний, которые могут вынудить меня ускорить расследование.
Я смотрел на него, он - на меня, и мы прекрасно понимали друг друга.
- Что вы, сэр! Никаких документов у меня нет. И я не собираюсь сочинять ничего нового.
- Вот и хорошо. В таком случае я сейчас же вынесу постановление о прекращении следствия и возьму дело домой, на тот случай, если кому-нибудь по ошибке придет в голову опять направить его в производство.
Лемор понял и это.
- Все в порядке, - сообщил я Аде в тот же вечер. - Инцидент с Лемором исчерпан. Теперь мы с тобой на вершине мира и можем вечно править им. Сейчас же возьмемся за Новый Орлеан.
- Вечно - это слишком долгий срок, - заметила она.
ТОММИ ДАЛЛАС
Всю ночь мы с Эрлом ехали из Флориды, чтобы успеть на похороны Сильвестра. Я не мог не приехать. Пожалуй, я не поверил бы в смерть этого человека, пока не увидел его в гробу.
Я увидел его. Он и вправду умер.
Я смотрел на его лицо, сохранившее обычное жесткое выражение, и думал, что оно нисколько не изменилось, разве что немного заострилось, да веки, словно тонкая бумага, прикрыли глаза. Я никогда не видел его с закрытыми глазами. "Рискуют только болваны", - любил говаривать Сильвестр. Он пытался убить меня, и вот он лежит в гробу, а я стою рядом и смотрю на него. Интересно, что сказал бы он теперь!
День для похорон выдался самый подходящий.
Серое небо, холодный ветер, посвистывающий над надгробными плитами. Я наблюдал, как могильщики орудуют лопатами, как уменьшается куча земли, сбрасываемой в могилу и постепенно закрывающей крышку посеребренного гроба, и пытался вызвать в себе жалость к Сильвестру, потому что сейчас он мертв, а когда-то был добр ко мне. Однако совсем иное чувство овладело мною. "Сукин ты сын! - думал я. - Ведь ты изо всех сил пытался отправить меня на тот свет. А что получилось? Ты в могиле, а я вот он, живой!.."
Но о покойниках грешно думать плохо, поэтому в конце концов я перестал думать о Сильвестре и все чаще повторял про себя, что вокруг холодно и сыро и добрый глоток виски придется весьма кстати, о чем я и позабочусь сразу же после похорон.
Мелькнуло что-то желтое, я испуганно мигнул, но тут же сообразил, что это всего лишь лампа-вспышка. Отвык я от нее. Какой-то фоторепортер снял меня и Аду. Давненько фотокорреспондентам не выпадало такое везение.
Ада взяла меня под руку - разумеется, для следующего снимка, - и я украдкой взглянул на ее лицо с гладкой белой кожей, слегка прикрытое черной вуалеткой. Ада казалась серьезной, но не печальной. "Интересно, - подумал я, - какой бы у нее был вид, если бы она узнала о моей находке и о том, как я намерен ею воспользоваться!"
Опять мелькнула вспышка.
- Теперь можешь убрать руку, - шепнул я. - Больше фотографировать не будут.
Но Ада словно не слышала.
И тут у меня мелькнула сумасшедшая мысль.
- Это ты "позаботилась" о нем?
В ответ она лишь чуть заметно поджала губы.
И тогда меня прорвало.
- Я ездил в Мобил на прошлой неделе. Останавливался в мотеле "Парадизо". Очень интересное место.
На ее лице что-то отразилось. Не слишком заметно, но отразилось, я хорошо это видел. Пусть помучается как следует.
Похороны закончились, и я сел в свой "кадиллак", где меня поджидал Эрл. Я не хотел уезжать с кладбища вместе с Адой. Пусть она объяснит это газетчикам, как хочет.
- Останови вон у того бара, - приказал я Эрлу.
"Гастон" - так он назывался, судя по вывеске. В воздухе висел сигарный дым, свет ярких ламп отражался на полированной стойке, а я глотал виски и чувствовал, как по телу разливается приятная теплота. На задней стене висела доска с результатами заездов на ипподроме, а перед ней несколько мужчин без пиджаков играли в покер и в домино. За одним из столов над чем-то громко смеялись, и этот смех заполнял душный зал.
Сильвестр лежал мертвый в земле, а я живой сидел здесь.
- Еще порцию, - сказал я бармену.
РОБЕРТ ЯНСИ
Через два дня после похорон Сильвестра я ехал по шоссе в Новый Орлеан, покачиваясь на заднем сиденье штабной машины. На плечах у меня красовались погоны с двумя генеральскими звездами, а за мной катилась целая дивизия. Не все на колесах, разумеется, но тем не менее колес было немало: двенадцать легких танков, столько же самоходных противотанковых орудий, а бронетранспортеров, джипов и грузовиков не сосчитать. И все это принадлежало мне!
Боже, да если бы так я вступал в Ремаген! Но мы направлялись всего-навсего в Новый Орлеан; позиции, которые нам предстояло атаковать, представляли собой всего-навсего наспех воздвигнутые баррикады, а силы противника - всего-навсего несколько полицейских.
Разумеется, они и не подумают сопротивляться, когда увидят нас. Они тут же разбегутся, едва увидят танки, противотанковые самоходки, грузовики и солдат. Разбегутся ко всем чертям. Только болваны рискнули бы оказать сопротивление механизированной дивизии, располагая лишь дубинками и пистолетами.
В качестве ординарца я взял с собой рыжего верзилу Пэкстона - не потому, что он отличался особым умом, а потому, что ухитрялся говорить то, что мне нравилось.
- Какой прекрасный денек, а, господин полковник? - заметил он и тут же спохватился: - Прошу прощения, я хотел сказать - господин генерал.
- Ничего, ничего, - снисходительно улыбнулся я.
- Черт возьми, так и должно было произойти, а, господин пол... генерал? Вы и с вами целая армия?
Я засмеялся.
- Да-с, сэр, наступит времечко, когда вы, господин генерал, поведете не одну дивизию. Я уверен, такое время наступит, и, клянусь всеми святыми, я бы и тогда хотел быть вместе с вами.
- Будешь, Пэкстон, будешь!
- Вот здорово-то! До чего же здорово!
Я опять засмеялся. Штабная машина катилась по шоссе со скоростью, позволявшей другим машинам не отставать от нее. Мы миновали пригороды, шоссе перешло в Тьюлейн-авеню; переправившись по мосту через осушенный навигационный канал, мы пересекли Броуд-стрит, за ней Канал-стрит и наконец увидели главную линию обороны противника.
Это было всего несколько старых плотничьих верстаков, перед которыми стояла жиденькая цепь полицейских в новоорлеанской синей форме.
- Остановись здесь, - приказал я водителю; он повиновался, и позади тотчас загрохотали и завизжали тормозами бесчисленные машины. А нам противостояла всего лишь реденькая цепочка полицейских.
Я уже выбирался из машины, когда Пэкстон прикоснулся к моей руке.
- Не лучше ли вам остаться в машине, сэр?
- Мой мальчик, я ведь настоящий, а не штабной генерал, - ответил я и подошел к стоявшему у баррикады капитану полиции.
- Вам известно, зачем мы здесь? - обратился я к нему.
- Известно, но у нас есть свой приказ, генерал.
Я вынул из внутреннего кармана кителя бумагу.
- Вот предписание верховного суда Луизианы. Вам предлагается без сопротивления передать мне все служебные здания, оборудование и дела дирекции порта и ирригационной комиссии, новый состав которых только что назначен губернатором в соответствии с существующими законоположениями.
- У нас есть свой приказ.
- Это же предписание уполномочивает администрацию штата Луизиана принять все необходимые меры для осуществления данного распоряжения. Слышите? Все необходимые меры.
- Я уже вам ответил, генерал. У нас есть свой приказ.
- Послушайте, разве вы не видите эти машины вон там, на шоссе? Вы что, хотите, чтобы все это обрушилось на вас?
По лицу капитана было видно, что он вовсе не испытывает подобного желания. Однако все тем же тоненьким и безжизненным голосом он повторил:
- Приказ.
- Вот что я вам скажу. Я не хочу кровопролития. Даю вам тридцать минут на размышление. Если не передумаете - пеняйте на себя.
Я резко повернулся и направился к своей машине. Настроение у меня было превосходное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60