Я сел в кресло и ссутулился.
- Ах, Томми! - заметил Сильвестр и одарил меня отеческой улыбкой.
"Точно, как с Хадсоном", - мелькнуло у меня. Но я знал, что за этим последует.
- Наш старина Томми, - добродушно продолжал Сильвестр и посмотрел на меня поверх очков. - Наш Томми.
"Боже мой! - снова подумал я. - Ну точь-в-точь как с Хадсоном!"
- Так вот, мой мальчик, - заметил Сильвестр. - Полагаю, ты догадываешься, о чем идет речь.
- В некотором роде, да.
Сильвестр засмеялся. Ада чуть заметно улыбнулась.
- Я не сомневался. Совсем не сомневался, Томми. Ты слишком умен, чтобы не догадаться.
- Да, - промямлил я.
- Вот так я и сказал Аде. Наш Томми, сказал я, большая умница и сразу все поймет.
Я улыбнулся и промолчал.
- Да, сказал я, наш Томми немедленно схватит суть вопроса. Томми немедленно схватит что к чему.
- Вы уверены? - усомнился я.
- Да, да, мой мальчик! И какое время тебе предстоит! - Голос Сильвестра был подобен кисти художника, рисующего умилительные картинки. - Какое время! К тому же у меня припасены два дельца, которые позволят тебе грести деньги лопатой. Понимаешь, лопатой!
- Вы уверены? - повторил я.
- И никаких забот по службе. Ни о чем не надо беспокоиться. Живи-поживай! - Широкий жест. - Одна дума: как лучше провести время.
Сильвестр гулко рассмеялся.
Ада вперила взор куда-то в пространство, рассматривая не то облако в небе, не то еще что-то. Лицо ее было мрачным и неподвижным.
- Все это звучит прекрасно, - заметил я.
- Не правда ли? И скоро ты получишь все это... Ну так вот. Мы не можем попусту тратить время. Твой срок пребывания в должности истекает через год с небольшим, нам надо торопиться.
Я кивнул; я вообще старался держаться как можно вежливее.
- Мы уже сейчас должны придумать какую-то вескую причину твоего ухода. - Он впервые назвал вещи своими именами, причем сделал это с такой непосредственностью, словно актер, хорошо заучивший свою роль. - Конечно, речь должна идти о твоем здоровье, только о нем, но не надо придумывать ничего серьезного, например инфаркта, ничего такого, что превратило бы тебя до конца дней твоих в беспомощного инвалида. Ты согласен? - невинным тоном осведомился он.
- Конечно, ничего похожего на инфаркт, - таким же тоном подтвердил я.
- Вот и хорошо! Что ты скажешь о таком плане? Мы угробим твою машину. А потом посадим в нее тебя. Доставим в больницу - с ее администрацией уже достигнута полная договоренность - и объявим, что твое состояние очень серьезно. Настолько серьезно, что оно вынуждает тебя уйти в отставку. Ради родного штата ты считаешь необходимым передать бразды правления в здоровые руки... Ну, что скажешь?
- Превосходно, - отозвался я.
- Видишь, моя дорогая? - Сильвестр повернулся к Аде. - Я говорил тебе, что на Томми можно положиться. Я знаю этого мальчика как родного сына и не сомневаюсь, что мы можем положиться на него.
Ада подняла брови, это могло что-то означать, но могло и ничего не означать. До сих пор она ни разу на меня не взглянула.
- Дорогой мой Сильвестр! - воскликнул я. - Моя верная жена!
Направляясь в кабинет Сильвестра, я думал, что мне придется натерпеться страху. Я и в самом деле боялся еще несколько минут назад. Однако сейчас, когда самое трудное осталось позади, я чувствовал себя отлично.
- В чем дело? - совсем иным тоном спросил Сильвестр, внимательно всматриваясь в меня.
- Хочу сообщить вам одну новость. - Я помолчал, внимательно наблюдая за их лицами. Внутри у меня что-то расправилось, словно пружина, и я крикнул: - Я отказываюсь играть в вашу игру!
Это мгновенье я запомню навсегда, как самое прекрасное в своей жизни. Я впервые увидел, что Сильвестр утратил способность управлять выражением лица, на котором читались одновременно и ярость и удивление. Ада, казалось, была готова выпрыгнуть из кресла.
Но не выпрыгнула и теперь не сводила с меня холодного, безжалостного взгляда.
- Болван! - прошипела она. - Настоящий кретин.
- Допустим. А все же играть в вашу игру я отказываюсь.
Я встал, вышел из кабинета и направился по коридору к лифту, на дверце которого висела табличка: "Только для губернатора". Нажав кнопку, я почувствовал, как кабина плавно двинулась вниз.
* * *
Конечно, это еще не было концом. Сильвестр дважды предоставлял мне возможность изменить свое решение, и моя неуступчивость больше удивляла, пожалуй, не его, а меня самого. В конце нашего последнего разговора он проявил удивительное дружелюбие.
- Что ж, хорошо, Томми, если ты так настаиваешь.
Вот тут-то я понял, что тучи над моей головой сгустились.
Но проходили день за днем, неделя за неделей, а все оставалось по-прежнему: никаких неприятностей, ни единого выпада с их стороны. Как женщина в положении ощущает в своем чреве растущего младенца, так и я чувствовал усиливающийся страх.
Но я не сдавался.
С Адой у меня, конечно, было покончено. Все то, что заново началось между нами в ночь, когда я силой овладел ею, оборвалось в день ее возвращения из Нового Орлеана. После ее попытки столкнуть меня с поста губернатора я уже не испытывал к ней ничего даже отдаленно напоминающего прежнее чувство. И все же наше последнее мимолетное сближение, или, если хотите, наш последний роман, оказал мне кое-какую услугу. Не будь его, я бы не смог отказать Сильвестру. Нет, определенно оказал.
Итак, я ждал.
Спустя пять недель и два дня (потом я точно подсчитал), ровно через пять недель и два дня после того, как я сказал Сильвестру "нет", мне пришлось поехать в Новый Орлеан на встречу с крупными профсоюзными деятелями.
Я опасался, что в Новом Орлеане со мной может случиться что-нибудь непредвиденное, а потому вызвал двух своих прежних помощников по Сент-Питерсу и велел им встретить меня в вестибюле гостиницы "Монтлеоне". Приняв меры предосторожности, я было почувствовал себя в безопасности, но, когда вспомнил, что это не столько мои люди, сколько Сильвестра, мое хорошее настроение мигом улетучилось.
Утром в тот день мой шофер сообщил по телефону, что заболел; это произвело на меня неприятное впечатление. Но дела требовали моего присутствия в Новом Орлеане, и я решил, что поведу машину сам, иначе, кто знает, не подставит ли мне Янси одного из своих головорезов.
Из-за большого движения в городе и в пригородах мне пришлось ехать черепашьим шагом, лишь миль через пятнадцать поток машин на дороге поредел. Мне предстояло выступать в десять тридцать; часы показывали уже девять. Выбрав сравнительно пустынный участок шоссе, я нажал на акселератор и сразу почувствовал, как рванулась вперед машина, услышал усиливающийся стук мотора, увидел, как полетели навстречу белая лента дороги и зеленые поля. Я взглянул на спидометр: стрелка переползла с цифры "60" на "65", коснулась "70". Я снова перевел взгляд на дорогу.
И тут лавина грохота обрушилась на меня, голубое небо и зеленая трава закружились в диком хороводе, словно я качался на огромных качелях, потом машина взлетела вверх тормашками, меня придавило, и я потерял сознание.
* * *
Я очнулся в мрачном океане, в который погрузился мир. Мне казалось, что отдельные части меня самого всплывают на поверхность этого безбрежного простора, но никак не хотят слиться воедино, не слушают моего приказа. Лишь огромным усилием воли я добился своего и в конце концов снова ощутил себя самим собой.
Да, я стал самим собой, открыл глаза и вперил взгляд в нечто белое, большое и плоское. Снова смежив веки и снова раскрыв их, я понял, что смотрю в белый потолок. Медленно поводя глазами, я увидел белые стены, часть белой койки, видимо моей, а сбоку женщину в белом халате и белой шапочке.
Женщина улыбнулась, и я осмелился сказать: "Привет, крошка!" - с тем, чтобы сразу придать нашим отношениям нужное направление.
И вдруг с удивлением понял, что не слышу своих слов. Еще больше я удивился, когда обнаружил, что рот у меня закрыт и я не в состоянии открыть его. И уже совсем нелепым мне показался тот факт, что я не могу даже пошевелиться.
Медсестра заметила, что я пришел в себя, и снова улыбнулась.
- Ни о чем не беспокойтесь, - сказала она. - И не пытайтесь двигаться.
Прошло два дня, прежде чем Сильвестр и Ада навестили меня. Сильвестр принес большую корзину белых роз. Ада была очаровательна и изображала убитую горем верную супругу. За открытой дверью палаты толпились репортеры.
Сильвестр и Ада словно нависли надо мной.
Ада коснулась моего лба. Ее рука была холодной, мягкой и благоухала.
- Мой бедный, мой любимый! - воскликнула она.
- Стерва! Ненасытная гиена! - ответил я, однако мои слова заглохли в марле, плотно окутывавшей голову.
- Как же это произошло? - расстроенно спросила Ада. - Наверное, мы никогда этого не узнаем.
- Наверное, - подтвердил Сильвестр, будто говорил о покойнике, и, возможно, был не так далек от истины. - Бедняга Томми!
- Мерзавцы! - крикнул я и опять с тем же результатом. - Оба вы мерзавцы!
В ту минуту ничего большего я бы не сказал, если бы и мог. У меня просто-напросто не хватило бы слов, чтобы высказать все, что хотелось.
- Ни о чем не беспокойся, мой мальчик, - снова заговорил Сильвестр. - Ни о чем абсолютно. Мы сами обо всем позаботимся.
- Он прав, любимый. - Ада печально улыбнулась. - Думай сейчас только о том, чтобы поскорее поправиться.
Я не мог даже повернуться к ним спиной. Мое самочувствие было, наверно, ничуть не лучше самочувствия тех несчастных, которых в старину, во время пыток, связывали по рукам и ногам, бросали на землю, клали на живот им крысу и прикрывали ее горшком.
- Если бы не эта поездка, будь она проклята! - сказала Ада, и я заметил, что она говорит искренне. На какое-то мгновенье она выглядела значительно старше своих лет.
"Если бы я вовремя убрался из кабинета губернатора и пустил тебя туда!" - подумал я.
Сильвестр похлопал меня по плечу.
- Так ты не беспокойся. Все в надежных руках. Обязанности губернатора исполняет твоя жена, и дела у нее идут неплохо.
Ада промолчала. Она смотрела на дверь и больше не улыбалась.
- Мы подумали, что тебе захочется знать об этом, - продолжал Сильвестр и снова дотронулся до моего плеча. - Ни о чем не беспокойся. - Он взглянул на часы. - Я подожду тебя на улице, Ада.
Сильвестр ушел.
Я посмотрел на Аду.
- Томми, Томми! Я не... - Она не договорила.
Глаза у нее затуманились. В первую минуту я решил, что это только показалось мне - никогда бы не подумал, что она способна заплакать, но на щеках у нее действительно показались слезы.
- Поправляйся! - крикнула она и выбежала из палаты.
Через закрытую дверь до меня донесся стук ее каблуков и чьи-то голоса, которые затихали по мере удаления.
На следующий день врач сообщил, что у меня перелом шейных позвонков.
- Поправиться-то вы поправитесь, - утешил он, - но потребуется время. Очень много времени.
Предупреждая мой вопрос, он добавил:
- Вы потеряли управление машиной. Возможно, произошел прокол. Лопнули обе покрышки передних колес. Автомобиль трижды перевернулся. - Он засмеялся, словно не знал, что можно сказать еще. - Страшный случай. Это чудо, что вы остались в живых.
Я вопросительно посмотрел на доктора, и он понял мой взгляд.
- Ну, месяцев шесть, а то и год. Можно только гадать.
Спустя неделю верховный суд штата вынес определение о том, что, согласно закону, я не в состоянии выполнять функции губернатора, и передал бразды правления в руки Ады.
Газеты принесла медсестра. Она прочитала кое-что из напечатанного в них и показала первые полосы. Я увидел себя в гипсе и снимок печальной Ады, поднимающейся по ступеням Капитолия.
- Видите? - спросила медсестра. - Вы ни о чем не должны беспокоиться. Обо всем позаботились без вас.
На следующий день после того, как Ада стала исполнять обязанности губернатора, со мной попыталась повидаться газетная братия, но врач не разрешил. Кстати, встреча все равно оказалась бы бесполезной, поскольку я даже знаками не смог бы изобразить ни "да", ни "нет".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60