Вряд ли они были засняты на микропленку, да и вообще в данном случае пленка не имеет юридической силы. А все остальное мы сожжем. Ада нервно расхаживала по номеру взад и вперед. Губы у нее были стиснуты, брови нахмурены; она уже давно забыла и про удар, который я нанес Ленуару, и про мой выстрел.
- Правильно, - согласился я. - Вот тогда-то мы и возьмем их за известное место.
Ада сурово сдвинула брови. Ей не понравился мой тон. Раньше я никогда так с ней не разговаривал.
Но ведь то было раньше.
- Вот так, - подытожила Ада. - А теперь я хочу взглянуть на подписи, прежде чем ты сожжешь бумаги... Пожалуй, я сама займусь этим. - Она рассмеялась. - Займусь с превеликим удовольствием.
- Понимаю, крошка. Отлично понимаю.
Ада заподозрила неладное и пристально посмотрела на меня.
- Ну так в чем же дело? - Она насторожилась. - Что ты тянешь? Дай бумаги.
Я не тронулся с места. Лишь ухмыльнулся.
Ада не сводила с меня глаз и чем-то напоминала сжатую пружину, готовую с силой расправиться при малейшем прикосновении.
- Давай бумаги, - ровным голосом тихо проговорила она.
- Потерпи немного.
- Что значит "потерпи"? Я сказала: сейчас же покажи бумаги!
- Может, покажу, а может - нет.
Именно после этих слов и сработала пружина. Вне себя от ярости Ада подскочила ко мне и, тщательно выговаривая разящие, как пули, слова, бросила:
- Что ты задумал, черт бы тебя побрал?
- О, не годится так разговаривать со старым приятелем, моя крошка!
- Сукин ты сын! Отдай мне бумаги сейчас же, слышишь?
- Слышу, моя крошка!
- Не смей называть меня крошкой! Ты что, хочешь, чтобы я позвала Сильвестра?
- Послушай, крошка, в твоих ли интересах, чтобы Сильвестр узнал кое о чем?
Ада не спускала с меня глаз, и мне показалось, будто я заглядываю в неплотно прикрытую дверцу раскаленной печи.
- Тебе и в самом деле нужны эти бумаги?
Она промолчала.
- Тебе так хочется их видеть, что ты готова попросить меня хорошенько?
Ада продолжала молчать. Дверца печи теперь была широко распахнута, и я видел бушующее пламя.
- Вот если ты попросишь меня хорошенечко...
И снова молчание.
- Если они тебе действительно нужны...
Что-то произошло с лицом Ады. Она наконец поняла, на что ей придется пойти, чтобы заполучить бумаги. Раньше она этого не знала и была абсолютно уверена, что у меня не хватит наглости сделать то, что я хотел. Лишь в это мгновенье ее осенило, что у меня хватит наглости; она поняла, чего я добиваюсь.
- Ты же не хочешь, моя крошка, чтобы петиция и все подписи к ней поступили по назначению и были официально зарегистрированы, не правда ли?
Плечи Ады вздрагивали, но не от рыданий.
- Я могу стереть тебя в порошок, - вяло заметила она.
Мы оба понимали, что это всего лишь пустой звук, что ей все равно придется капитулировать; она заранее знала мой ответ, а ответил я вот что:
- Ты только повредишь себе, моя крошка, вот и все.
Мы выжидающе молчали. Я слышал, как у меня колотится сердце. Наконец-то до нее дошло, что она в моих руках.
Ада сидела с застывшим лицом.
Я продолжал молчать. Больше мне ничего не надо было говорить.
Во мне все кипело, как и в тот момент, когда я понял, что придется стукнуть Ленуара, как в ту минуту, когда я почувствовал, что не могу не выстрелить в полицейского. Я был хозяином положения, мог делать, что хотел. Все, что угодно.
Первой прервала молчание Ада.
- Ну хорошо, - еле слышно проговорила она, - будь любезен, передай мне петицию.
- Плохо просишь. Побольше нежности!
Ада промолчала.
- Попроси-ка снова. Да поласковей.
Она повторила просьбу.
- И опять слишком сухо. Скажи так: "Любимый, дай, пожалуйста, документы!"
Ада дважды тяжело вздохнула, нервно передернула плечами. Потом, не глядя на меня, произнесла:
- Любимый, дай, пожалуйста, документы!
- А теперь скажи: "Я буду паинькой, буду всегда и во всем слушаться тебя".
- Я... я буду паинькой...
- Договаривай.
- ...буду всегда и во всем слушаться тебя.
Я понимал, что Аде сейчас безумно хочется задушить меня, и мысль об этом доставляла мне удовольствие.
- Теперь получается лучше. Но я все еще не уверен, что тебе действительно так уж хочется заполучить эти документы.
Ада бросилась на меня, выкрикивая что-то нечленораздельное, норовя вцепиться мне в лицо. Я успел схватить ее за руки. Она извивалась, пытаясь вырваться, шипела и визжала, потом плюнула мне в лицо и сразу обмякла.
- Знаешь, крошка, так ты никогда ничего не получишь.
Ада не сомневалась, что я настою на своем. Я же не сомневался, что она расхохочется мне в лицо, если я проявлю слабость.
- А теперь приласкай меня, - продолжал я. - Ну хоть чуточку!
- Роберт! - Ада старалась придать своему голосу как можно больше мягкости, но это плохо ей удавалось. - Ну, что тебе еще нужно? Не вынуждай меня делать то, что сверх моих сил. Неужели тебе не жаль меня?
- Жаль-то жаль, дорогая. Но я хочу, чтобы ты была чуточку поласковее.
- Так вот в чем дело? А я-то не догадалась сразу.
Я ухмыльнулся.
- Вот если бы ты попросила меня как следует.
Она поняла, что все бесполезно. И попросила.
- Если бы попросила на коленях.
Она встала на колени. Я готов был танцевать, так хорошо я чувствовал себя в эту минуту.
- Теперь проси.
Не поднимаясь с колен, Ада принялась упрашивать меня, с трудом выговаривая слова. Рыдания и злоба душили ее.
...Еще утром, едва проснувшись, я уже знал, что мне предстоит замечательный день.
* * *
И все же петицию и списки с подписями под ней я оставил у себя. Сильвестр и не заикнулся о них. Ада, очевидно, сказала ему, что сожгла бумаги.
ТОММИ ДАЛЛАС
Я прочел об этом в газетах. Любой дурак понял бы, как все произошло. Хулиганье из "Лиги молодежи Луизианы" и Янси заранее условились, что, когда подростки остановят машины с петицией, Янси вмешается, арестует всех подряд и заберет документы. Сплошное жульничество, а не игра, но, если судьи у вас в кармане, вам плевать, заметит кто-нибудь жульничество или нет.
Публика слопает все что угодно, если вы не поскупитесь и хорошенько посахарите блюдо. Уж конечно, Ада и Сильвестр так и сделают. В виде сладкого они используют повышение пенсий, займы на строительство и деньги на медицинскую помощь, простофили съедят все, да еще будут просить добавки. А о повышении налогов и думать забудут.
Так они и сделали, и на этот раз им удалось выкрутиться. Это их спасло. Будь она проклята, эта продажная сука, моя жена! Но я должен был смотреть правде в глаза. Пока все козыри у нее в руках, и она остается сидеть в губернаторском кресле. В моем кресле! Она, несомненно, победит на выборах в будущем году. Устранив меня с пути, Ада обеспечила себе победу. Она бы ничего не добилась, если бы уже не пробралась в губернаторский кабинет, а теперь ее не остановить. Ее и Сильвестра, будь они оба трижды прокляты на веки вечные!
- На веки вечные! - повторил я и только тут сообразил, что произнес это вслух, потому что сестра вдруг взглянула на меня.
- Что, что, господин губернатор?
Господин губернатор... Как приятно это звучит!
- Вы могли бы дать мне еще кофе?
- Господин губернатор, но вы уже выпили две чашки, - наставительным тоном учительницы заметила сестра.
- Ну а если чего-нибудь покрепче? Давайте выпьем вдвоем и повеселимся.
Девушка хихикнула и покраснела, но я видел, что мое предложение пришлось ей по душе.
- Что вы, господин губернатор! Ничего подобного у вас и в мыслях не должно быть.
- Не должно? Черта с два! Давайте кутнем, а?.. - предложил я.
Сестра снова хихикнула.
- Ну ничего, отложим до лучших времен.
Конечно, много воды утечет, пока я смогу выполнить свое обещание. Сейчас я, в сущности, полутруп. Ада добилась своего, использовав меня на полную катушку, а я оказался у разбитого корыта, да еще со сломанной шеей, и все же довольный тем, что остался жив.
Забавно, но факт: я был доволен собой. Впервые в жизни я отказался лизать пятки Сильвестра. И он вместе со сворой своих холуев ничего не мог со мной сделать. Да, они расправились со мной. Я был искалечен, но они не заставили меня изменить свое решение. Все шло так, как должно было идти, согласись я на их предложение с самого начала. Но зато мне не приходится винить самого себя, они были вынуждены действовать сами.
И вот я свободен... Лязг ломающегося металла... Грохот машины, швыряющей меня, как шарик рулетки... Распахнутая дверца, из которой я вылетаю подобно игральной кости... Все это оторвало меня от Ады и от Сильвестра. Я стал свободен!
Финал мог оказаться куда более трагичным, а сейчас, месяцев через шесть, самое большее через год, я снова стану человеком.
- Сестра! - позвал я.
С ее лица еще не сошла краска, вызванная моим предложением.
- Да, господин губернатор?
- Вы знаете, чем мы с вами займемся, когда я поправлюсь?
И я пустился в подробности.
Она стала совсем пунцовой. И только твердила:
- Господин губернатор! Господин губернатор! Как вам не стыдно!
Однако из палаты не ушла.
СТИВ ДЖЕКСОН
"Лига молодежи штата Луизиана" и полковник Роберт Янси выручили Аду. Конфискация петиции об "отзыве" и подписей под ней означала конец кампании. Прокурор штата, человек Сильвестра, без конца откладывал возвращение документов, а потом заявил, что подписи вообще не имеют никакой юридической силы. Ленуар и его сторонники раскудахтались, требовали вмешательства федеральных властей, и некоторое время обстановка оставалась накаленной.
Однако страсти мигом охладели, словно от ледяного душа, как только были выплачены новые пенсии по старости.
Дело в том, что Ада, сама или вкупе с Сильвестром, выкинула ловкий трюк.
Пенсии были выплачены не только за текущий месяц, но и за четыре предыдущих, то есть с момента подписания закона, а не в оговоренный в нем срок. Ада сделала это своей властью, в обход конгресса, что являлось прямым нарушением конституции штата. Но признать ее распоряжение антиконституционным мог только верховный суд штата, а там сидели люди Сильвестра.
Чеки на первую выплату новых пенсий по старости были выписаны каждый на 400 долларов. Сразу же, как только пенсионеры получили деньги, движение "Долой Аду!" тихо скончалось, и роман между публикой и Адой возобновился с новой силой. Ада выступила по телевидению и, помахивая чеком, мило объяснила, что ей удалось повысить пенсии благодаря повышению налогов, что, хотя, таким образом, налоги идут на благое дело, определенные круги в штате сопротивляются, мешают ей проявлять заботу о народе.
За эту саморекламу Аде не потребовалось даже платить, поскольку она выступала не с политической речью, а как губернатор, с официальным обращением.
Все последующие месяцы из казначейства штата потоком шли чеки на пособия по старости и безработице, а департамент общественных работ развил самую бурную деятельность в связи с постройкой дорог, общественных зданий, медицинских учреждений. На каждом новом здании укреплялась огромная доска, которая гласила:
ВОЗДВИГНУТО АДМИНИСТРАЦИЕЙ
ГУБЕРНАТОРА ШТАТА АДЫ ДАЛЛАС.
Все это вместе с выплаченными за четыре месяца пособиями по старости совершенно изменило ситуацию. За каких-нибудь два месяца Ада как губернатор стала необыкновенно популярна.
Надвигались выборы, и Ада с Сильвестром заранее стремились укрепить свои позиции.
Поэтому...
Через четыре месяца после введения новых налогов, когда избиратели уже начали привыкать к ним, как к цене, которую они должны платить за повышение пенсий и пособий, Ада полностью отменила торговый налог, взимавшийся лет двадцать.
По ее распоряжению, департамент финансов в один прекрасный день прекратил сбор этого налога. Это было, разумеется, незаконно. Но кто будет жаловаться?
Насколько я помню, ни одно мероприятие ни одного губернатора Луизианы не пользовалось у населения штата таким успехом. Очевидно, Марин немало потрудился, чтобы как следует подготовить новый шаг Ады, справедливо полагая, что он поможет окончательно забыть недовольство, вызванное введением новых налогов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
- Правильно, - согласился я. - Вот тогда-то мы и возьмем их за известное место.
Ада сурово сдвинула брови. Ей не понравился мой тон. Раньше я никогда так с ней не разговаривал.
Но ведь то было раньше.
- Вот так, - подытожила Ада. - А теперь я хочу взглянуть на подписи, прежде чем ты сожжешь бумаги... Пожалуй, я сама займусь этим. - Она рассмеялась. - Займусь с превеликим удовольствием.
- Понимаю, крошка. Отлично понимаю.
Ада заподозрила неладное и пристально посмотрела на меня.
- Ну так в чем же дело? - Она насторожилась. - Что ты тянешь? Дай бумаги.
Я не тронулся с места. Лишь ухмыльнулся.
Ада не сводила с меня глаз и чем-то напоминала сжатую пружину, готовую с силой расправиться при малейшем прикосновении.
- Давай бумаги, - ровным голосом тихо проговорила она.
- Потерпи немного.
- Что значит "потерпи"? Я сказала: сейчас же покажи бумаги!
- Может, покажу, а может - нет.
Именно после этих слов и сработала пружина. Вне себя от ярости Ада подскочила ко мне и, тщательно выговаривая разящие, как пули, слова, бросила:
- Что ты задумал, черт бы тебя побрал?
- О, не годится так разговаривать со старым приятелем, моя крошка!
- Сукин ты сын! Отдай мне бумаги сейчас же, слышишь?
- Слышу, моя крошка!
- Не смей называть меня крошкой! Ты что, хочешь, чтобы я позвала Сильвестра?
- Послушай, крошка, в твоих ли интересах, чтобы Сильвестр узнал кое о чем?
Ада не спускала с меня глаз, и мне показалось, будто я заглядываю в неплотно прикрытую дверцу раскаленной печи.
- Тебе и в самом деле нужны эти бумаги?
Она промолчала.
- Тебе так хочется их видеть, что ты готова попросить меня хорошенько?
Ада продолжала молчать. Дверца печи теперь была широко распахнута, и я видел бушующее пламя.
- Вот если ты попросишь меня хорошенечко...
И снова молчание.
- Если они тебе действительно нужны...
Что-то произошло с лицом Ады. Она наконец поняла, на что ей придется пойти, чтобы заполучить бумаги. Раньше она этого не знала и была абсолютно уверена, что у меня не хватит наглости сделать то, что я хотел. Лишь в это мгновенье ее осенило, что у меня хватит наглости; она поняла, чего я добиваюсь.
- Ты же не хочешь, моя крошка, чтобы петиция и все подписи к ней поступили по назначению и были официально зарегистрированы, не правда ли?
Плечи Ады вздрагивали, но не от рыданий.
- Я могу стереть тебя в порошок, - вяло заметила она.
Мы оба понимали, что это всего лишь пустой звук, что ей все равно придется капитулировать; она заранее знала мой ответ, а ответил я вот что:
- Ты только повредишь себе, моя крошка, вот и все.
Мы выжидающе молчали. Я слышал, как у меня колотится сердце. Наконец-то до нее дошло, что она в моих руках.
Ада сидела с застывшим лицом.
Я продолжал молчать. Больше мне ничего не надо было говорить.
Во мне все кипело, как и в тот момент, когда я понял, что придется стукнуть Ленуара, как в ту минуту, когда я почувствовал, что не могу не выстрелить в полицейского. Я был хозяином положения, мог делать, что хотел. Все, что угодно.
Первой прервала молчание Ада.
- Ну хорошо, - еле слышно проговорила она, - будь любезен, передай мне петицию.
- Плохо просишь. Побольше нежности!
Ада промолчала.
- Попроси-ка снова. Да поласковей.
Она повторила просьбу.
- И опять слишком сухо. Скажи так: "Любимый, дай, пожалуйста, документы!"
Ада дважды тяжело вздохнула, нервно передернула плечами. Потом, не глядя на меня, произнесла:
- Любимый, дай, пожалуйста, документы!
- А теперь скажи: "Я буду паинькой, буду всегда и во всем слушаться тебя".
- Я... я буду паинькой...
- Договаривай.
- ...буду всегда и во всем слушаться тебя.
Я понимал, что Аде сейчас безумно хочется задушить меня, и мысль об этом доставляла мне удовольствие.
- Теперь получается лучше. Но я все еще не уверен, что тебе действительно так уж хочется заполучить эти документы.
Ада бросилась на меня, выкрикивая что-то нечленораздельное, норовя вцепиться мне в лицо. Я успел схватить ее за руки. Она извивалась, пытаясь вырваться, шипела и визжала, потом плюнула мне в лицо и сразу обмякла.
- Знаешь, крошка, так ты никогда ничего не получишь.
Ада не сомневалась, что я настою на своем. Я же не сомневался, что она расхохочется мне в лицо, если я проявлю слабость.
- А теперь приласкай меня, - продолжал я. - Ну хоть чуточку!
- Роберт! - Ада старалась придать своему голосу как можно больше мягкости, но это плохо ей удавалось. - Ну, что тебе еще нужно? Не вынуждай меня делать то, что сверх моих сил. Неужели тебе не жаль меня?
- Жаль-то жаль, дорогая. Но я хочу, чтобы ты была чуточку поласковее.
- Так вот в чем дело? А я-то не догадалась сразу.
Я ухмыльнулся.
- Вот если бы ты попросила меня как следует.
Она поняла, что все бесполезно. И попросила.
- Если бы попросила на коленях.
Она встала на колени. Я готов был танцевать, так хорошо я чувствовал себя в эту минуту.
- Теперь проси.
Не поднимаясь с колен, Ада принялась упрашивать меня, с трудом выговаривая слова. Рыдания и злоба душили ее.
...Еще утром, едва проснувшись, я уже знал, что мне предстоит замечательный день.
* * *
И все же петицию и списки с подписями под ней я оставил у себя. Сильвестр и не заикнулся о них. Ада, очевидно, сказала ему, что сожгла бумаги.
ТОММИ ДАЛЛАС
Я прочел об этом в газетах. Любой дурак понял бы, как все произошло. Хулиганье из "Лиги молодежи Луизианы" и Янси заранее условились, что, когда подростки остановят машины с петицией, Янси вмешается, арестует всех подряд и заберет документы. Сплошное жульничество, а не игра, но, если судьи у вас в кармане, вам плевать, заметит кто-нибудь жульничество или нет.
Публика слопает все что угодно, если вы не поскупитесь и хорошенько посахарите блюдо. Уж конечно, Ада и Сильвестр так и сделают. В виде сладкого они используют повышение пенсий, займы на строительство и деньги на медицинскую помощь, простофили съедят все, да еще будут просить добавки. А о повышении налогов и думать забудут.
Так они и сделали, и на этот раз им удалось выкрутиться. Это их спасло. Будь она проклята, эта продажная сука, моя жена! Но я должен был смотреть правде в глаза. Пока все козыри у нее в руках, и она остается сидеть в губернаторском кресле. В моем кресле! Она, несомненно, победит на выборах в будущем году. Устранив меня с пути, Ада обеспечила себе победу. Она бы ничего не добилась, если бы уже не пробралась в губернаторский кабинет, а теперь ее не остановить. Ее и Сильвестра, будь они оба трижды прокляты на веки вечные!
- На веки вечные! - повторил я и только тут сообразил, что произнес это вслух, потому что сестра вдруг взглянула на меня.
- Что, что, господин губернатор?
Господин губернатор... Как приятно это звучит!
- Вы могли бы дать мне еще кофе?
- Господин губернатор, но вы уже выпили две чашки, - наставительным тоном учительницы заметила сестра.
- Ну а если чего-нибудь покрепче? Давайте выпьем вдвоем и повеселимся.
Девушка хихикнула и покраснела, но я видел, что мое предложение пришлось ей по душе.
- Что вы, господин губернатор! Ничего подобного у вас и в мыслях не должно быть.
- Не должно? Черта с два! Давайте кутнем, а?.. - предложил я.
Сестра снова хихикнула.
- Ну ничего, отложим до лучших времен.
Конечно, много воды утечет, пока я смогу выполнить свое обещание. Сейчас я, в сущности, полутруп. Ада добилась своего, использовав меня на полную катушку, а я оказался у разбитого корыта, да еще со сломанной шеей, и все же довольный тем, что остался жив.
Забавно, но факт: я был доволен собой. Впервые в жизни я отказался лизать пятки Сильвестра. И он вместе со сворой своих холуев ничего не мог со мной сделать. Да, они расправились со мной. Я был искалечен, но они не заставили меня изменить свое решение. Все шло так, как должно было идти, согласись я на их предложение с самого начала. Но зато мне не приходится винить самого себя, они были вынуждены действовать сами.
И вот я свободен... Лязг ломающегося металла... Грохот машины, швыряющей меня, как шарик рулетки... Распахнутая дверца, из которой я вылетаю подобно игральной кости... Все это оторвало меня от Ады и от Сильвестра. Я стал свободен!
Финал мог оказаться куда более трагичным, а сейчас, месяцев через шесть, самое большее через год, я снова стану человеком.
- Сестра! - позвал я.
С ее лица еще не сошла краска, вызванная моим предложением.
- Да, господин губернатор?
- Вы знаете, чем мы с вами займемся, когда я поправлюсь?
И я пустился в подробности.
Она стала совсем пунцовой. И только твердила:
- Господин губернатор! Господин губернатор! Как вам не стыдно!
Однако из палаты не ушла.
СТИВ ДЖЕКСОН
"Лига молодежи штата Луизиана" и полковник Роберт Янси выручили Аду. Конфискация петиции об "отзыве" и подписей под ней означала конец кампании. Прокурор штата, человек Сильвестра, без конца откладывал возвращение документов, а потом заявил, что подписи вообще не имеют никакой юридической силы. Ленуар и его сторонники раскудахтались, требовали вмешательства федеральных властей, и некоторое время обстановка оставалась накаленной.
Однако страсти мигом охладели, словно от ледяного душа, как только были выплачены новые пенсии по старости.
Дело в том, что Ада, сама или вкупе с Сильвестром, выкинула ловкий трюк.
Пенсии были выплачены не только за текущий месяц, но и за четыре предыдущих, то есть с момента подписания закона, а не в оговоренный в нем срок. Ада сделала это своей властью, в обход конгресса, что являлось прямым нарушением конституции штата. Но признать ее распоряжение антиконституционным мог только верховный суд штата, а там сидели люди Сильвестра.
Чеки на первую выплату новых пенсий по старости были выписаны каждый на 400 долларов. Сразу же, как только пенсионеры получили деньги, движение "Долой Аду!" тихо скончалось, и роман между публикой и Адой возобновился с новой силой. Ада выступила по телевидению и, помахивая чеком, мило объяснила, что ей удалось повысить пенсии благодаря повышению налогов, что, хотя, таким образом, налоги идут на благое дело, определенные круги в штате сопротивляются, мешают ей проявлять заботу о народе.
За эту саморекламу Аде не потребовалось даже платить, поскольку она выступала не с политической речью, а как губернатор, с официальным обращением.
Все последующие месяцы из казначейства штата потоком шли чеки на пособия по старости и безработице, а департамент общественных работ развил самую бурную деятельность в связи с постройкой дорог, общественных зданий, медицинских учреждений. На каждом новом здании укреплялась огромная доска, которая гласила:
ВОЗДВИГНУТО АДМИНИСТРАЦИЕЙ
ГУБЕРНАТОРА ШТАТА АДЫ ДАЛЛАС.
Все это вместе с выплаченными за четыре месяца пособиями по старости совершенно изменило ситуацию. За каких-нибудь два месяца Ада как губернатор стала необыкновенно популярна.
Надвигались выборы, и Ада с Сильвестром заранее стремились укрепить свои позиции.
Поэтому...
Через четыре месяца после введения новых налогов, когда избиратели уже начали привыкать к ним, как к цене, которую они должны платить за повышение пенсий и пособий, Ада полностью отменила торговый налог, взимавшийся лет двадцать.
По ее распоряжению, департамент финансов в один прекрасный день прекратил сбор этого налога. Это было, разумеется, незаконно. Но кто будет жаловаться?
Насколько я помню, ни одно мероприятие ни одного губернатора Луизианы не пользовалось у населения штата таким успехом. Очевидно, Марин немало потрудился, чтобы как следует подготовить новый шаг Ады, справедливо полагая, что он поможет окончательно забыть недовольство, вызванное введением новых налогов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60