Я внимательно просмотрел подшивки газет и вырезал все сообщения о произволе полиции и об избиениях людей "неустановленными хулиганами". Вырезки составили солидную пачку.
Подобные происшествия участились после ввода танков в Новый Орлеан. Кажется, именно с того времени Ада начала широко практиковать насилие, точнее говоря - стала во всем подчиняться Янси.
Мне не верилось, что людей избивали по ее указанию, но без ведома Ады это вряд ли могло бы происходить.
Вырезки из газет я аккуратно наклеил на листы белой бумаги, написал в сопроводительной: "Возможно, это вас заинтересует", подписался, сделал на конверте пометку "Лично" и отправил по адресу: "Губернатору Аде Даллас, Капитолий, Батон-Руж, Луизиана".
Она ответила не сразу. Я уверял себя, что и не жду ничего от нее. И все же я не был удивлен и даже в какой-то мере проникся сознанием выполненного долга, когда в одну из суббот поздним утром в квартире раздался телефонный звонок и единственный на всем белом свете голос Ады спросил:
- Алло, это ты, Стив?
Я согласился встретиться с ней через час под дубами на старой дуэльной площадке в Чалметте.
Из-за большого движения на дорогах в субботу я несколько задержался и застал Аду уже на условленном месте. У черных с толстыми стволами деревьев стоял одинокий "понтиак", взятый Адой напрокат.
Ада небрежно поздоровалась со мной, и мы молча пошли среди огромных корявых дубов, кроны которых образовывали живую крышу над мягким зеленым грунтом.
- А место тут надежное для встречи? - спросила она.
- Вполне. Правда, я не захватил с собой дуэльных пистолетов.
Ада рассеянно (как того и заслуживало мое замечание) улыбнулась.
Я все время спрашивал себя, из каких соображений она выбрала для свидания такое место вблизи от Нового Орлеана? Мне не составило бы труда приехать к ней в Капитолий в любое время дня, причем никто бы и словом не обмолвился, если бы о моем визите стало известно. Возможно, встреча среди дубов казалась ей более интимной... В таком случае, что же заставляет меня тревожиться?
Ада хотела объясниться и сбросить с себя бремя весом в пылинку, которое я взвалил на нее. Если я отклоню ее объяснение, она решит, что я просто-напросто болван, и пошлет меня к дьяволу. Если же я поверю, значит, наше свидание окажется не напрасным. В обоих случаях пылинка перестанет ее тяготить.
Я сел на траву и прислонился спиной к твердому, словно железо, стволу дуба. Ада сняла пальто, расстелила его подкладкой вверх и грациозно уселась рядом со мной.
- Я получила твое письмо вместе со всеми вложениями.
- Да?
Я взглянул на ее лицо, похожее на белую камею, - только с забранными наверх гладкими волосами. Она же смотрела не на меня, а куда-то вдаль.
- Это не я, - проговорила она, продолжая смотреть все в ту же далекую точку. - Не я.
Я молчал.
- Стив, это не я, - продолжала Ада. - Я не даю указаний Янси заниматься подобными делами.
Я внимательно наблюдал за машинами, проносившимися по шоссе. Некоторые из водителей замедляли ход, чтобы полюбоваться дубовой рощей. Странно, но среди деревьев сегодня никто не бродил.
- Ты мне веришь?
- Это ты дала ему такую власть, не так ли?
- Ну и что?
- Вот ты и должна нести ответственность.
- Не так-то все это просто. Я не могу выгнать его.
Шурша шинами, по шоссе неслись машины. Над нами тихо шептались листья, где-то далеко кричала сойка. Ада вздрогнула.
- Тебе холодно? Возьми мой пиджак.
- Ничего, пройдет.
Я все же набросил пиджак ей на плечи.
- Этот... - начал было я, но в нерешительности умолк.
Я все время старался забыть тайну, обладателем которой стал. Но она незримо витала между нами, укрывалась в тени дубов - мрачная и беспощадная.
- Ты же знаешь, не в моих силах остановить его. И хотела бы, да не могу.
- Он погубит тебя.
- Знаю. Он сейчас, как леопард, отведавший крови.
- Выгони его. Или он тебя уничтожит.
- У тебя есть конкретные предложения на сей счет? - криво улыбнулась Ада. - Может, мне пристрелить его? Или отравить? Или просто околдовать?.. Стив, что же делать, что же делать? - вдруг жалобно проговорила она.
- Почему ты спрашиваешь у меня?
- Потому что ты моя совесть. Разве ты не знаешь? - усмехнулась Ада.
- Вот уж чего не знал! - Я почувствовал, как вспыхнули у меня щеки.
- Во всяком случае, я спрашиваю тебя: что мне делать?
Я глубоко вздохнул и, подумав, ответил:
- По-моему, есть несколько вариантов. Во-первых, ты могла бы уволить его, но... ты же сама говоришь, что это не в твоих силах. Во-вторых, ты могла бы отказаться от поста губернатора, а новый губернатор немедленно вышвырнул бы Янси и даже, возможно, посадил в тюрьму. В-третьих, можно оставить все как есть, но попытаться сдерживать его. Подходит?
- Нет.
- Тогда остается одно из двух: либо уйти в отставку, либо закрыть на все глаза.
Ада промолчала.
- Какой же путь ты выбираешь? - настаивал я. - Уйдешь в отставку?
- Нет.
На этот раз промолчал я, и Ада продолжала:
- Если я уйду, меня разорвут на части. Ты же понимаешь, раз уж ухватилась за что-то, держи крепче, не выпускай.
Я молчал.
- Не хочу лгать. - Она заглянула мне в глаза. - Если бы я и могла уйти, я бы не ушла.
- В таком случае, Ада, ты должна что-то предпринять, И как можно скорее.
Я не видел смысла повторять то, что мы оба прекрасно понимали: теперь, когда по Канал-стрит прогрохотали танки, ей все больше надоедало играть роль новоявленного мессии, и "деятельность" Янси лишь ускоряла события.
И все же я хотел верить, что она сумеет найти выход из тупика, как не раз выходила раньше из, казалось бы, безвыходного положения.
РОБЕРТ ЯНСИ
Сразу же после возвращения из Нового Орлеана Ада вызвала меня к себе. Едва взглянув на нее, я понял, что всем своим видом она хочет сказать: "Хотя ночью я и предаюсь с тобой кое-каким забавам, днем ты должен делать то, что я прикажу".
Правда, мы оба хорошо понимали, что приказывать мне она уже не может.
Я небрежно опустился в большое кресло и перебросил ногу через подлокотник.
- Наше вам! - поприветствовал я ее.
Ада притворилась, что сосредоточенно пишет какую-то бумагу, но не выдержала и гневно взглянула на меня.
- Ты губишь нас! - крикнула она, вскочила, обогнула стол и вплотную подошла ко мне. - Ты губишь нас, и я больше не намерена терпеть.
Я не спеша снял ногу с подлокотника и так же не спеша встал.
- Вздор! Взгляни-ка лучше вот на это.
Я сунул руку в карман и протянул Аде сюрприз, вернее сюрпризы, поскольку их было четыре.
Она с опаской взяла их. Я заметил, как у нее расширились и снова сузились глаза. Это были чековые книжки банков в Техасе, Миссисипи и Арканзасе на четыре различных женских имени: Стеллы Хьюстон, Евы О'Грэйди, Евы Дарт и Мэри Мэлоун - на общую сумму в двести двадцать тысяч долларов.
- Твоя половина, - пояснил я.
Она опустила руку с чековыми книжками и посмотрела в окно.
Я проследил за ее взглядом. Было уже почти пять; потоки людей вытекали из здания и направлялись к машинам, оставленным на улице перед входом или на стоянке. Среди зелени возвышалась статуя старины Лонга, выглядевшего так, будто все вокруг принадлежит ему. В свое время так оно и было. Вот и Ада, наверно, думала, что ей принадлежит все. В действительности же ей принадлежала только часть; другая часть была моей, и я собирался позаботиться, чтобы она была как можно больше.
- Если ты хочешь вернуть...
Ада ничего не ответила.
- Или если ты действительно хочешь, чтобы я прекратил...
Ада продолжала молчать.
- Тут результаты трех месяцев работы. Года за два ты сможешь собрать кучу денег для следующей выборной кампании.
Ада повернулась ко мне. Ее взгляд был пристальным.
- Да, - ровно, с расстановкой проговорила она. - Кучу денег.
- Так прекращать мне мое занятие или не прекращать?
- Нет, - так же ровно, с расстановкой ответила Ада. - Я вовсе не хочу, чтобы ты прекратил свою... финансовую деятельность. Но без хамства, понял?
- Понял, крошка!
Дальше дела пошли так гладко, что порой я даже сожалел о добром старом времени. Сейчас все шло как по расписанию. Мне оставалось только заезжать за приготовленными деньгами и, порядка ради, бросать коротенькое "спасибо".
Теперь уже не приходилось ни избивать какого-нибудь жалкого старикашку при свете луны, ни чувствовать в руке тяжести занесенного над чьей-нибудь головой топора, ни ощущать в ладонях сладостного томления после того, как вы основательно стукнули того или иного мерзавца. Все это отошло в прошлое.
Теперь я слышал лишь: "Сигару, господин генерал?..", "Виски, господин генерал?.."
А тем временем портфель, набитый подержанными банкнотами, валялся на столе, и мы оба делали вид, что не замечаем его, потом я небрежно прихватывал его с собой. Я никогда не считал содержимого. Я был уверен, что все будет правильно. Посмел бы кто-нибудь дать меньше оговоренного!
Стол, на котором лежал портфель, иногда был красного дерева, покрытый стеклом, иногда дубовым - поцарапанным, в пятнах, а иногда простым, колченогим. И стены то были отделаны богатыми, под орех панелями, то оклеены роскошными обоями, а случалось и так, что с них отваливалась штукатурка или сквозь плохо пригнанные доски просвечивало небо. Я видел перед собой то тщательно выбритое, холеное лицо и ручной росписи галстук, то морщинистое, худое и грязную сорочку с расстегнутым воротом. Мы соблюдали полную беспристрастность. Мы позволяли любому и каждому вносить свою лепту.
Никто не жаловался, неприятностей не существовало.
- Как дела, господин генерал?
- Все идет хорошо, господин генерал?
- Как вы прекрасно выглядите, господин генерал!
- Как госпожа губернатор, господин генерал?
- Передайте губернатору наши наилучшие пожелания.
Или, если они считали себя близкими нам людьми:
- Как Ада? Скажите Аде, что будем рады видеть ее у себя.
Вот так все и шло. Без сучка и задоринки. Без шума и треволнений.
А я от безделья и скуки, как солдат оккупационной армии, испытывал нарастающее беспокойство и нервозность. Именно потому, что все шло чересчур гладко. Дела в штате крутились как раз и навсегда заведенная машина. Ада ложилась в постель по первому моему требованию, но принадлежала мне только как женщина. Я стал похож на человека, живущего стрижкой купонов. Ни необходимости, ни возможности действовать. И напрасно я вдалбливал себе, что накопление денег, процесс обогащения гораздо приятнее активных действий. Я не находил выхода копившейся во мне энергии, внутреннее напряжение росло. Неудовлетворенность и скука мучили меня. Вдобавок из головы не выходило то...
Иногда мне удавалось на несколько дней избавляться от видения той картины, но потом воспоминание снова возникало подобно взрыву снаряда, разорвавшегося у самых моих ног. Снова у меня перед глазами покачивался большой сук, снова я слышал крики соек в лесу, видел выражение лица женщины, ощущал в руке нож. В такие минуты зримо представала передо мной бесформенная куча под деревом, и мы с Адой на земле. Так зримо, словно это случилось вчера.
Время шло, а воспоминания оставались - живые, реальные. Коль скоро, что-то произошло - не так уж важно когда, двадцать лет или двадцать минут назад. Отделаться от прошлого невозможно, оно всегда с вами, всегда за плечами.
Однажды вечером, слушая ровное дыхание Ады и глядя на ее белевшее в темноте тело, я спросил:
- Ты когда-нибудь вспоминаешь об этом?
Она сразу поняла, о чем я спрашиваю, и коротко ответила:
- Нет.
Я промолчал, и она заговорила:
- Почему, собственно, я должна помнить? Все давно забыто. Да и потом, она вполне заслужила свою участь. Никто и не вспомнит о ней. Никто и никогда не причинит нам никаких неприятностей. Все забыто.
- Черт возьми, как бы мне хотелось забыть!
- Ну и забудь. Она покончила с собой, и только. Виновны не ты и не я, а она сама. Помни это. Она сама виновата. Она сама, и никто больше.
Я понимал, что Ада права. Но ножом орудовал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60