Она все еще сердилась, когда мы попрощались, а мне нравилось, что она ревнует.
Через неделю я явно стал испытывать желание увидеть ее и договорился взять у нее интервью по поводу какого-то благотворительного проекта: создание фонда то ли для лишенных прав несовершеннолетних преступников, то ли для незаконнорожденных. И отправился в Батон-Руж.
Я прошел через вестибюль, где стояли бюсты навеки запечатленных в бронзе прежних губернаторов, верных сынов своего отечества, и очутился в коридоре, который вел в приемную перед кабинетом Ады. Из приемной вышла женщина. Лет пятидесяти, она была неплохо, но несколько вызывающе одета. Рыжевато-коричневые крашеные волосы увенчаны лиловой шляпкой, а лицо застыло в злой или, скорей, ожесточенной улыбке. Мельком взглянув на меня, она прошла мимо, не проявив интереса, но мне сразу показалось, что я где-то ее видел.
В приемной я попытался вспомнить, где ее видел, но тщетно. Взяв кем-то оставленный экземпляр "Морнинг адвокейт", я принялся было читать статью "ЧЕТВЕРО ПОГИБЛИ В КАТАСТРОФЕ", как вдруг отбросил газету и встал. Я вспомнил.
На лбу у меня выступили капельки пота. Я подошел к окну и сделал глубокий вдох: мне было душно.
- Входи, Стив.
Голос Ады был ровным и беззвучным. Я повернулся и увидел ее на пороге кабинета.
Я вошел. Дверь за мной захлопнулась.
- Это она? - спросил я.
- Да. - Ее голос был лишен всяких эмоций. - Из Мобила. - Солнечный луч желтым пятном лег ей на щеку. - Через четыре года. Восстала из прошлого, из того прошлого, которое может погубить меня.
Только для того, чтобы не молчать, я спросил:
- Что ей нужно?
- Что ей может быть нужно? Деньги. Много денег.
Из-за стены доносился приглушенный треск пишущей машинки, гул разговора, слабый шум шагов. За дверью мир оставался таким, каким был прежде. А в этой комнате какое-то одно мгновенье все перевернуло.
Чем определяется время? Проходит год, и о нем забывают навсегда. И одна-единственная секунда способна погубить весь мир. Что помнится дольше: год поездок в трамвае, где аккуратно пробиваешь билет, или одна пятая секунды, когда из-под ног преступника выбивают табуретку?
- Что ты намерена делать? - спросил я. - И чем я могу помочь?
- Платить, что же еще? У нее, по-видимому, есть фотографии. Красноречивые, по ее словам.
Мне стало нехорошо.
- Вызови полицию. Твою полицию. Они заставят ее молчать.
- Не заставят.
Я и сам это понимал.
- Подожди, я что-нибудь придумаю.
Она с усталым видом повернулась ко мне - теперь ее лицо было в тени.
- Нет, нет, не нужно. Незачем тебе вмешиваться. Придется платить.
- Я обязан вмешаться. По-твоему, я могу оставаться в стороне, пока...
Она продолжала, словно не слыша моих слов.
- Удивительно, что она не появилась давным-давно. По-видимому, ей ни разу не приходилось видеть луизианские газеты. Только на прошлой неделе она впервые увидела мою фотографию. Тогда-то она и поняла, что Мэри Эллис и Ада Даллас - одно лицо.
Я ничего не сказал.
- А я-то надеялась, что об этом можно забыть. Что это было в другой стране и что женщина эта давно умерла. Но прошлое никогда не умирает; даже если ты похоронил его, в один прекрасный день оно может восстать из могилы. - Она криво улыбнулась. - Да, придется платить.
- Подожди, что-нибудь придумаем. - Я чувствовал, что лгу.
- Нет, Стив. - Теперь ее улыбка стала почти ласковой. - Деньги я могу заплатить. Но, к сожалению, это не конец, это только начало.
И я снова почувствовал, как она мне дорога. Пришлось взглянуть в глаза истине. Я не изменился. Я не мог измениться. Я любил ее. С той минуты мне пришлось с этим мириться.
* * *
На следующей неделе я увидел ее в телепередаче. Она открывала какой-то молодежный центр в Элизиан-Филдз и выглядела лучше прежнего.
Почти три месяца я пытался придумать, как помешать этой женщине. И ничего хорошего не придумал. Мы виделись с Адой несколько раз, но не наедине и поэтому поговорить не могли. Почти все время с ее лица не сходило выражение плохо замаскированного беспокойства. Однажды после интервью, которое она давала представителям прессы в Новом Орлеане, мы на несколько минут оказались вдвоем в гараже отеля.
- Я все еще думаю, - сказал я.
- Не нужно, Стив. Бесполезно. Я в ее руках.
- Должен же быть выход.
- Выход есть. - Она устало улыбнулась уголком рта. - Платить.
- Что-нибудь еще.
- Я взвешивала каждую возможность, - усмехнулась она, но в пещерном мраке гаража было видно, как она вдруг побледнела от страха.
Подъехала, резко затормозив, ее машина. Она села, я захлопнул за ней дверцу, подошел к окну и наклонился.
- Стив... - Лицо ее стало спокойным. - Прошу тебя, не беспокойся больше об этом. Прошу тебя.
Большая желтая машина, выехав из широкого проема, скрылась на улице.
РОБЕРТ ЯНСИ
С того вечера в болотах, когда я обнял ее, она не подпускала меня к себе и на ярд. Она не избегала меня. Она вела себя так, будто меня вообще не существует.
Я специально подкарауливал ее в холле, она вежливо улыбалась и проходила мимо, и вправду меня не замечая. Раза два я заходил к ней в кабинет поговорить на тему, какую был способен придумать; она отвечала ровным, бесцветным голосом, словно говорила: ты начальник полиции штата, и ничто больше. Но я упрямо сидел возле ее стола и смотрел на нее. Под тонким шелком блузы обрисовывалась ее грудь, и я чувствовал дрожь во всем теле. И когда она шла по коридору, я провожал ее взглядом: высокие каблуки цокали по бетону, бедра покачивались над стройными, обтянутыми шелковыми чулками ногами, и я чувствовал, что она должна стать моей.
"Не дразнит ли она меня?" - иногда думал я. Но потом перестал обманывать себя. Просто она давала мне понять, что надеяться не на что.
Наблюдая за ней даже на расстоянии, я видел, что она задумала нечто грандиозное. Затем ее назначили вице-губернатором. А я сходил по ней с ума еще больше прежнего. Мне ведь хотелось обладать ею еще и потому, что она вознеслась так высоко и до нее трудно было дотянуться. А теперь она поднялась еще выше.
Предстояло так или иначе что-то придумать.
Иногда я прятался в мужском туалете по другую сторону холла и ждал. Я следил, когда она появится, и выходил ей навстречу, чтобы пройти мимо, посмотреть на нее, а то и перекинуться словом-двумя.
Все равно никакого толку. Она могла улыбнуться, но очень вежливо и холодно, сдержанно здоровалась и проходила мимо. А меня потом в течение часа терзало ощущение пустоты.
Она видела меня насквозь, но я уже не мог остановиться. Я должен был довести дело до конца.
Однажды я шел за нею на расстоянии двух-трех шагов, а затем громко, по-деловому позвал:
- Миссис Даллас!
Она остановилась, обернулась, но, увидев меня, раздраженно нахмурилась.
- Да? - Лицо ее было непроницаемым, как белая стена, брови сдвинуты, а губы сжаты. Мне хотелось одновременно и ударить и поцеловать ее.
Сохраняя абсолютно деловой вид, я спросил:
- Можно вас на минутку?
- Пожалуйста, полковник. - Ее лицо чуть разгладилось, но особой радости она не проявила. - В чем дело?
Я схватился за первое, что мне пришло в голову.
- Я насчет вашей поездки в Шривпорт. - Я изо всех сил старался держаться официально. - Нужны ли вам сопровождающие?
- Нет, - коротко ответила она.
- Тогда мы возьмем с собой лишь наряд полиции, чтобы сдерживать толпу, - согласился я.
- Отлично.
Она не была рассержена, просто холодная стена, и только, и не успел я сообразить, что делаю, как схватил ее за руку и прошептал:
- Когда же мы увидимся, черт побери?
Она вырвала руку, лицо ее от злости еще больше побелело, и она прошипела:
- Сейчас же прекратите!
- Когда мы увидимся? - повторил я, не отпуская ее.
- Убирайтесь! - В ее голосе явно слышались раскаты грома.
- Я спрашиваю, когда мы увидимся?
- Никогда! - швырнула она. - И больше не лезьте ко мне. Никогда, говорю я вам.
Я был груб. Я решил быть помягче.
- Ада...
- Убирайтесь!
Она швырнула это слово мне в лицо, как нож, а где-то поодаль открылась дверь, раздался чей-то голос, и я отпустил ее. Она двинулась по коридору, от гнева еще больше раскачивая бедрами, и, пройдя через холл, скрылась в своем кабинете.
Лицо у меня пылало, уши горели. Я еще никогда в жизни так не ненавидел.
Но не думать о ней я не мог. Как ни старался. Горящее бледное лицо, сжатое в тугой комок тело и голос, швыряющий в меня камнем: "Никогда!" Я ежедневно помнил это слово. Я мог забыть его на десять, двадцать, а то и тридцать минут кряду и чувствовал себя превосходно, не думая о ней, а потом вдруг мне приходила на ум мысль: "Господи, ведь ты не вспоминал о ней целых полчаса", - и я снова принимался думать о ней. Опять она стояла передо мной, и я вновь слышал ее ледяной голос: "Никогда!" - и вновь оставалась лишь пустота в сердце и тяжесть в желудке.
Я старался заняться работой. Без толку. Виски, женщины. Тоже бесполезно.
Когда я был с женщиной, передо мной вставала она, и я видел белое лицо с кровоподтеками от моих пощечин и тело, исхлестанное кнутом. Это была моя месть ей.
Если бы я мог причинить ей боль! Оскорбить ее, а потом овладеть ею! "Никогда!" - сказала она.
Однажды я вернулся к себе в кабинет после проверки гаража. Слишком много неполадок в моторах. Я лично проверил все случаи, уволил двух механиков, которые были не гражданскими лицами, а служили у нас в полиции, и вернулся в значительно лучшем расположении духа.
Я сел. И тут увидел на столе записку: "Просила позвонить миссис Даллас". Больше ничего. Даже время не было указано.
Что надо этой золотоволосой суке? Хочет сказать, что я уволен? Именно. Наверное, заставила этого паяца Томми рассчитаться со мной. А теперь решила получить удовольствие, лично сообщив мне эту приятную новость. Черт с ней! Постараюсь не доставить ей этой радости.
Я попытался было сочинить несколько приказов, но ничего не получилось. Будь она проклята! И Томми вместе с ней! Будь они все прокляты!
И вдруг раздался официально-бесстрастный голос моей секретарши:
- Полковник, вас просит миссис Даллас.
- Скажите ей... - Пусть она скажет, что я еще не пришел. Но остановился, взял трубку и как можно тверже произнес: - Полковник Янси у телефона.
Если эта сука думает, что заставит меня ползать перед ней на коленях, она очень ошибается.
- Здравствуйте, полковник. - Мягкий, приятный голос.
Меня этим не купишь.
- Слушаю вас. - Я все еще был тверд. Они могут уволить меня, но получить удовольствие - черта с два.
- Надеюсь, я не очень помешала вам, полковник. - Она помолчала секунду. - Не можем ли мы увидеться сегодня в течение дня?
Я знал, что ей нужно.
- Если вам требуется от меня прошение об отставке, я пришлю его с курьером.
- Отставка? Полковник, о чем вы говорите? Никто не собирается требовать вашей отставки. Просто мне нужно вас видеть.
Что я теряю?
- Хорошо, - сказал я.
- Мы можем встретиться в кафе в два часа?
- Хорошо, - повторил я.
Через стеклянную дверь я увидел, что она сидит за столиком вместе со своей секретаршей. Наверное, нарочно привела ее с собой: респектабельнее выглядит. На столике стояли только чашки с кофе, она не курила. Она никогда не курила на людях. Боялась потерять голоса сельских жителей.
Я толкнул дверь и вошел. Секунду она смотрела мне в лицо, потом ее взгляд скользнул куда-то в сторону, и я понял, что наше свидание должно выглядеть случайным. Я сделал вид, что, проходя мимо, заметил их, поздоровался и попросил разрешения сесть за их столик.
- Пожалуйста, полковник, - сказала Ада.
Я сел. Подошла официантка, я заказал кофе. Я взглянул Аде в лицо: гладкое, свеженапудренное, оно было непроницаемым. Какого черта ей нужно?
Мы немного поболтали, так, ни о чем, а затем Ада сказала:
- Ах! Я вспомнила, что должна ехать в город, а моя машина в гараже.
Я сообразил, что от меня ожидалось.
- Моя машина у дверей, миссис Даллас. Позвольте мне вас отвезти.
- Ну что вы, полковник! Как я могу вас так затруднять?
- Никаких затруднений, миссис Даллас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60