То была последняя попытка вдохнуть воздух наполненными водой легкими; в следующее мгновение тело Ренна превратилось в подобие огромной тряпичной куклы. Я не выпускал из рук его шеи, слезы текли по моим щекам, мешаясь с дождевыми струями. Потом я опустился на колени перед человеком, которого только что убил, и разразился рыданиями.
Не знаю, сколько времени я стоял на коленях в ледяной воде рядом с мертвым. Наконец я поднялся на ослабевшие ноги и, содрогаясь, заставил себя перевернуть тело лицом вниз. Почти ослепнув от слез, я обшарил его карманы. В одном из них обнаружился кошелек, в другом – толстая пачка бумаг, завернутая в промасленную кожу. Я забрал все это и, не оглядываясь, побрел к дому.
Барак и Тамазин вернулись час спустя, промокшие насквозь. Тамазин выглядела расстроенной, покрасневшие глаза говорили о том, что она недавно плакала. Я встретил их, сидя у огня в гостиной. Подбросив в очаг несколько новых поленьев, я помешивал угли кочергой. В том, что у меня началась лихорадка, не оставалось никаких сомнений, ибо озноб сменялся приливами жара, во время которых по лицу струился пот. Барак и Тамазин в ужасе уставились на меня, так как я был перепачкан грязью с головы до пят, а от мокрой одежды валил пар.
– Господи боже, сэр, что случилось? – воскликнул Барак, подбегая ко мне.
– Джайлс Ренн погиб, – произнес я едва слышно. – Мы сидели здесь, в этой комнате, за ужином и беседовали. Внезапно им овладел приступ безумия, он выскочил в сад, призывая племянника.
У меня было время тщательно продумать эту историю, и сейчас, рассказывая ее, я смотрел прямо в голубые глаза Тамазин. Лгать мне приходилось не только ради собственного спасения, но и ради того, чтобы не впутывать Барака и его подругу в очередное темное дело.
– Найти его мне удалось не сразу, так как он убежал в вырубленный фруктовый сад, – продолжал я. – Я отыскал его в огромной луже, которая сейчас превратилась в настоящее озеро. Должно быть, он потерял сознание, упав в воду, и захлебнулся.
– Боже мой, но почему он вдруг впал в безумие? – закрыв лицо руками, прошептала Тамазин.
– Вероятно, тому виной его болезнь. Тяжкие недуги нередко влекут за собой помутнение рассудка. К тому же сегодня мне пришлось сообщить ему дурную весть. Мартин Дейкин, его племянник, умер два года назад. Для старика это оказалось непереносимым ударом.
– Бедный, бедный мастер Ренн, – пробормотала Тамазин, и на глаза ее навернулись слезы.
«Напрасно я подозревал эту девушку в хитрости и притворстве, – пронеслось у меня в голове. – Душа ее отзывчива на чужое горе и полна сострадания. Сейчас она искренне горюет о Ренне, как прежде горевала о мистрис Марлин. А в Йорке, во дворе аббатства, она сочувствовала мне».
– Где он? – спросил Барак.
– Там, у пруда. Он слишком тяжелый, мне не принести его в дом. К тому же я, кажется, нездоров.
– Пойду погляжу, что там такое, – сказал Барак. – А вы ждите здесь.
Тамазин подошла ко мне и положила на мой лоб свою прохладную руку.
– У вас сильный жар, сэр. Вам надо немедленно лечь.
– Да, я сейчас лягу. Я должен попросить у вас прощения, Тамазин.
– Но за что?
– За то, что я питал на ваш счет необоснованные подозрения.
– Я заслужила их, начав наше знакомство с обмана, – слабо улыбнулась девушка.
– Которому я придал слишком большое значение, – вздохнул я и тихо добавил: – Сегодня я потерял друга.
Она тихонько погладила мою закованную в наручник руку.
– Найти слесаря, о котором говорил Джек, оказалось не так просто. Но нам все же удалось его отыскать. Завтра он придет и избавит вас от этой мерзкой штуковины.
– Замечательно, замечательно. Спасибо вам за хлопоты.
– А мистрис Вуд спит?
– Да, Джоан сегодня рано легла. Она ничего не видела и не слышала, и, думаю, нам не стоит ее беспокоить.
Я немного помолчал и спросил, пристально глядя в лицо девушки:
– Почему вы плакали, Тамазин?
– Джек отыскал моего отца, сэр, – вздохнула Тамазин. – Он и в самом деле занимает при дворе неплохое положение. Представьте себе, он повар на королевской кухне. Но, по словам Джека, он слишком высоко задирает нос, а обо мне слышать не желает.
Она всхлипнула и прикусила губу. Глаза ее вновь наполнились слезами.
– Мне очень жаль, Тамазин.
– Глупо было так долго тешить себя мечтами. И я рада, что наконец узнала правду.
– Да, рано или поздно узнать правду все равно приходится, – произнес я, думая о Джайлсе. – Хотя подчас неведение бывает куда приятнее.
Несколько минут мы оба молчали. Потом пришел Барак. Судя по пронзительному взгляду, который он бросил на меня, стряхивая воду с волос, в голове у него зародились тревожные предположения.
– Ты бы не могла оставить нас вдвоем, Тэмми? – мягко попросил он.
Тамазин кивнула и направилась к дверям.
– Доброй ночи, сэр, – сказала она и вышла из комнаты. Я выжидающе посмотрел на Барака. Он вынул мой кинжал и положил на стол.
– Я нашел это в саду, у самой лужи.
– Должно быть, он выпал у меня из-за пояса, когда я пытался поднять Джайлса.
– Там вокруг все истоптано, словно после драки.
«Барак обо всем догадался, – понял я. – Он знает, что смерть Джайлса – отнюдь не следствие несчастного случая».
– На его лицо страшно смотреть, – проронил Барак. – Во взгляде застыло отчаяние.
Мысленно я порадовался тому, что избежал этого зрелища.
– Утром мы должны безотлагательно сообщить коронеру о случившемся, – отчеканил я, глядя Бараку прямо в глаза. – Полагаю, причины этой смерти не вызовут у него никаких сомнений. Джайлс Ренн утонул.
Барак выдержал мой взгляд, испустил вздох и медленно кивнул. Вопрос был закрыт.
– Тамазин сказала, что вы нашли ее отца, – перевел я разговор на другое.
– Да, он оказался поваром. Моему визиту он, прямо скажем, не слишком обрадовался. Заявил, что слышать не желает ни о какой дочери. Видно, каналья решил, что Тамазин подбирается к его денежкам. Надо же, бедняжка не слишком сильно ошибалась, – невесело усмехнулся он. – Отец ее хоть и не вельможа, но занимает при дворе теплое сытное местечко.
– Бедная Тамазин.
– Да, ей придется забыть о своих мечтах. Но я решил рассказать ей все без утайки. Всегда лучше знать правду.
– Возможно, – проронил я, бросив взгляд належавший на столе кинжал.
– Уверен, Тамазин не будет слишком долго переживать. Она и не такое способна вынести. Поэтому она мне и нравится. И не только поэтому.
– Все эти семейные связи доставляют слишком много хлопот, – заметил я с горькой усмешкой. – Особенно когда дело касается амбиций и притязаний.
Дрожь сотрясла все мое тело. Барак это заметил.
– Вам надо поскорее лечь, – сказал он. – Выглядите вы отвратительно.
– А чувствую себя еще хуже. Помогите мне встать.
Прежде чем покинуть комнату, я еще раз помешал кочергой в очаге. Огонь набросился на тлеющие остатки признания Эдварда Блейбурна, уничтожив их безвозвратно.
ЭПИЛОГ
Три месяца спустя, февраль 1542 года
Я стоял у окна своей комнаты в маленькой таверне, наблюдая за восходом солнца. Мороз, сковавший землю, держался вот уже целую неделю; кроваво-красный шар, появившись на небе, зажег множеством искристых отблесков иней, покрывавший траву, деревья и крышу маленькой церкви напротив.
«Может статься, три дня назад, накануне своей казни, королева Кэтрин тоже смотрела на морозный рассвет из окон Тауэра», – подумал я.
Томас Калпепер и Франциск Дерем были казнены еще в декабре. Что до королевы, соблюдение различных судебных формальностей продлило ее жизнь на два месяца. Согласно дошедшим до меня слухам, она так ослабела от страха, что не смогла самостоятельно подняться на эшафот, и палачу пришлось нести ее на руках. Бедная девочка, она слишком дорого заплатила за свое легкомыслие, и теперь голова ее выставлена на Зеленой башне в назидание жителям Лондона. Леди Рочфорд разделила участь королевы. В Тауэре она лишилась рассудка, и королю пришлось издать особый указ, дозволяющий казнить сумасшедших. Говорили, впрочем, что перед самой смертью Джейн Рочфорд обрела присутствие духа. Стоя у плахи, обагренной кровью королевы, она публично покаялась во всех своих грехах и заблуждениях. Грехов этих оказалось так много, что речь леди Рочфорд затянулась, и толпа начала скучать. Эта женщина, столь же надменная, сколь и недалекая, отнюдь не вызывала у меня симпатии, но все равно, думая о ее печальной судьбе, я ощутил приступ жалости. Всю свою жизнь она хитрила, изворачивалась и кривила душой и в конце концов подстроила ловушку себе самой. Мысленно я понадеялся, что ныне душа ее обрела мир и покой, так же как и душа несчастной королевы.
Мы с Бараком выехали из Лондона на следующий день после казни. По пути в Кент мы промерзли до костей, но, к счастью, мороз благотворно сказался на состоянии дорог, и в Эшфорде мы оказались уже вечером. Весь следующий день мы провели, копаясь в архивах. Мне удалось-таки отыскать неопровержимые доказательства того, что земля, которой пользовались родители сержанта Ликона, была передана им в свободное владение. По всей видимости, землевладелец предоставил в суд поддельные документы. Завтра в Эшфорде мне предстояло встретиться с его адвокатом в присутствии молодого Ликона и его родителей. Я заранее предвкушал, как разоблачу обман, стоивший этим бедным людям так дорого.
Вчерашний день выдался свободным, и я сказал Бараку, что использую его для собственных надобностей. Оставив своего помощника в Эшфорде, я верхом отправился в деревню, расположенную в десяти милях от города. То было маленькое бедное селение, похожее на сотни английских деревень. Вдоль единственной улицы тянулись убогие домики, на возвышении стояла церковь, а неподалеку – таверна.
Я вышел на улицу, завернувшись в плащ как можно плотнее. Впрочем, он все равно болтался на мне, ибо я изрядно похудел после тяжелой лихорадки. Три недели я провел в постели, поначалу беспрестанно мечась в бреду. Потом жар ослабел, и я не без удовольствия наблюдал за тем, как Джоан и Тамазин оспаривают друг у друга честь принести мне чашку бульона.
Мороз щипал лицо и руки. Дыхание, вырываясь изо рта, тут же превращалось в облачка пара. Я подошел к церкви и открыл калитку, ведущую на кладбище. Скользя по покрытой инеем траве, я двинулся вдоль могильных камней.
То был совсем маленький, скромный памятник, расположенный на краю кладбища, у самого леса, раскинувшегося за оградой. Я наклонился и с трудом разобрал полустертую надпись:
Памяти Джайлса Блейбурна 1390–1446 его супруги Элизабет 1395–1444 и их сына Эдварда, погибшего на королевской службе во Франции в 1441 году.
Я долго стоял у камня, погрузившись в задумчивость. Никаких шагов я не слышал, и потому голос, внезапно раздавшийся за спиной, заставил меня вздрогнуть:
– Значит, Эдвард Блейбурн назвал сына в честь своего отца – Джайлс.
Обернувшись, я увидел Барака, который взирал на меня с довольной ухмылкой.
– Господи боже, Джек, как вы здесь оказались?
– Мне не составило труда догадаться, куда вы направились. Я прекрасно помню о том, что неподалеку от Эшфорда расположена некая деревенька Брейбурн. Сегодня я встал пораньше и поскакал сюда. Сьюки я привязал у церкви.
– От неожиданности меня едва удар не хватил.
– Простите, я не думал, что мой голос нагонит на вас страху, – усмехнулся Барак. – Я так понимаю, в этой богом забытой деревеньке есть всего лишь одно примечательное место? – добавил он, оглядевшись по сторонам.
– Да, – кивнул я на могильный камень. – Бедные родители Эдварда Блейбурна. Получив весть о гибели сына, они оба вскоре сошли в могилу. А у Сесиль Невиль не было другого выхода, кроме как объявить Эдварда мертвым.
Внезапно до меня дошел смысл слов Барака.
– Подождите… раз вы догадались, куда я поехал, значит… значит, вы все знаете? Знаете, что Джайлс Ренн – сын Эдварда Блейбурна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115