Занавес начал подниматься. Толпа откликнулась на это возбужденными возгласами, которые уступили место восхищенному шепоту, когда всеобщему взору открылась изысканно украшенная сцена. Расписной задник изображал лесную лужайку, над которой сияло голубое небо; вдали, над горными вершинами, красовалась радуга. Легкие бумажные облака, укрепленные на невидимых проволоках, скользили туда-сюда. Мальчики-хористы выстроились в ряд, за ними полукругом стояли музыканты.
– Наконец-то горожане увидят настоящее представление, – шепотом сказал Ренн. – Я с детства обожал смотреть театральные мистерии. Искренне жаль, что реформаторы сочли их кощунственными и запретили.
– Да, – согласился я, – тут сторонники реформы, что называется, перегнули палку.
– Уверен, мистерии приносили немалую пользу, – продолжал Ренн. – Благодаря им даже неграмотные могли познакомиться с библейскими историями и жизнью нашего Спасителя.
Он говорил с неподдельным пылом, и я осознал, что собеседник мой является человеком глубокой и искренней веры; увы, о себе я более не мог сказать того же.
Музыканты тем временем настраивали инструменты. Шепот стих, сменившись напряженной тишиной ожидания. И в этой тишине отчетливо прозвучал резкий и пронзительный голос леди Рочфорд:
– Но это чистая правда! Неопытность Анны Клевской доходила до смешного. Она искренне верила, что обычный поцелуй способен…
Заметив устремленные на нее любопытные взоры, леди Рочфорд покраснела и прикусила губу.
«Господи, эта женщина столь же глупа, сколь и громкоголоса», – пронеслось у меня в голове.
Я заметил, что Барак оживленно беседует с Тамазин. Взгляд сэра Ричарда Рича скользнул по мне, но выражение лица его оставалось непроницаемым и бесстрастным. Я торопливо отвернулся. В этот момент музыканты начали играть.
Прозвучало несколько веселых мелодий, исполненных с немалым искусством. Затем вступил и хор:
Добро пожаловать в Йорк, король, великий повелитель!
Солнечные лужайки и темные горы приветствуют тебя.
Ты приносишь с собой справедливость и милосердие,
Прощаешь нам наш тяжкий грех.
И как свет приходит на смену тьме и ненастью,
Так к нам вернутся благоденствие и процветание.
Когда прозвучали последние слова, бумажные тучи, скользнув по проволокам, раздвинулись, открыв огненно-желтое солнце, а радуга поднялась еще выше.
– Остается лишь надеяться, что завтра, во время представления, не разразится еще один ливень, – прошептал Ренн. – Это изрядно испортило бы впечатление.
За первой песней последовала вторая, за ней – третья. Все они прославляли верноподданнические чувства жителей Йорка, а также выражали сожаление о прошлых грехах и уверенность в том, что визит короля принесет в город благополучие и процветание.
Однообразие представления вскоре мне наскучило, и я начал бросать взгляды по сторонам. В большинстве своем зрители взирали на сцену с благоговейным восторгом; однако некоторые, преимущественно рослые жители долин, стояли, пренебрежительно скрестив руки на груди, и насмешливо улыбались.
Через полчаса наступил антракт; занавес опустился, и в толпе появились многочисленные продавцы пирогов. Подносы, на которых они несли свой товар, заставили меня вспомнить о письменной доске Крейка. Повернувшись к Ренну, я встретил его серьезный внимательный взгляд.
– Брат Шардлейк, вам не известно, как долго король намерен пробыть в Йорке? – осведомился он. – Объявлено, что он предполагает встретиться здесь с королем Шотландии. Однако никто не слыхал о том, что тот оставил свою страну.
– Я пребываю в полном неведении.
– Думаю, король проведет в нашем городе несколько дней, – заметил Ренн. – Я бы хотел знать об этом точно, ибо мне необходимо сделать некоторые приготовления.
Старый законник набрал в грудь побольше воздуха и произнес, не сводя с меня глаз:
– Сэр, могу я быть с вами откровенен?
– Разумеется.
– Видите ли, я намереваюсь уехать в Лондон вместе с королевской свитой. Хочу посетить юридические корпорации и попытаться отыскать своего племянника, Мартина Дейкина.
– Но может быть, благоразумнее будет сперва написать ему? – спросил я, с удивлением глядя на старика. – Ведь, насколько я помню, между вами произошла ссора?
– Я не могу ждать, – решительно покачал головой мастер Ренн. – Скорее всего, у меня более не будет возможности попасть в Лондон. Я слишком стар, чтобы путешествовать в одиночестве. В прежние времена я оказал немало важных услуг многим жителям Йорка. В том числе и нашему общему другу Малевереру – в то пору, когда он еще не вознесся так высоко. Полагаю, я могу рассчитывать на то, что мне будет позволено присоединиться к королевской свите.
– Несомненно. И все же после семейного раздора, который длился многие годы…
– Я должен увидеть племянника во что бы то ни стало, – перебил меня Ренн.
Меня поразила страсть, прозвучавшая в голосе старого законника, обычно столь размеренном и спокойном. Ренн сморщился, лицо его внезапно исказила страдальческая гримаса.
– Что с вами, брат? – воскликнул я, схватив его за руку. – Вы нездоровы?
– Пощупайте мой живот, – неожиданно попросил он. – Вот здесь, с этой стороны.
Изумленный этой странной просьбой, я послушно прижал руку к тому месту, на которое указывал Ренн, и ощутил под пальцами какой-то твердый ком. Ренн вновь вперил в меня взгляд.
– У меня в животе опухоль, – произнес он. – День ото дня она растет и в последнее время причиняет мне боль. Точно такая же опухоль была у моего отца. В течение года она лишила его сил и свела в могилу.
– Но возможно, опытный лекарь…
– Я потратил на лекарей немало времени и денег, – нетерпеливо махнул рукой Ренн. – Против моей болезни они бессильны. А я хорошо знаю, как она беспощадна, ведь отец умирал у меня на глазах. Мне не дожить до весны, брат Шардлейк.
– Брат Ренн, я очень вам сочувствую, – пробормотал я, ошеломленный этим известием.
– О том, что я болен, не знает никто, кроме Меджи. Но… – Ренн тяжело перевел дух и заговорил своим обычным, спокойным и невозмутимым тоном: – Надеюсь, вы понимаете, что сам я не в состоянии совершить путешествие в Лондон. Вместе с королевской свитой я доберусь до Халла, а затем, на корабле, до Лондона. Король передвигается не спеша, и такой путь будет мне по силам. А если вы будете рядом, это послужит мне огромным облегчением. По крайней мере, я буду знать, что не останусь без помощи, если болезнь свалит меня с ног.
– Брат Ренн, я непременно сделаю для вас все, что могу, – убежденно произнес я.
– А когда мы прибудем в Лондон, возможно, вы не откажетесь проводить меня в Грейс-Инн, – продолжал старый законник. – Один я, чего доброго, заплутаю. Я не был в Лондоне пятьдесят лет, и, по слухам, он изрядно вырос за это время. Простите мою бесцеремонность, сэр, – заключил он с грустной улыбкой. – Но, увы, я вступил в такую пору, когда не могу уже рассчитывать только на себя.
– Вы можете рассчитывать на меня, – заверил я. – Поверьте, мне очень жаль…
– Не надо сожалений! – с досадой перебил старик. – Жалеть меня совершенно не за что. Я прожил долгую жизнь, куда более долгую, чем большинство людей. Хотя, спору нет, я предпочел бы, чтобы смерть явилась ко мне внезапно, избавив от томительного ожидания близкого конца. Впрочем, будь это так, я, возможно, не успел бы завершить некоторых важных дел. А сейчас, даст бог, я встречусь с Мартином и помирюсь с ним. После этого я могу умереть спокойно.
– Не сомневаюсь, мы отыщем вашего племянника.
Меж тем голоса хористов взмыли вверх, в запредельные выси, но представление более не занимало меня.
– Отец мой был фермером, всю жизнь провел в деревне неподалеку от Холдернесса, – сообщил Ренн, когда хор вновь зазвучал тише. – Он возлагал на меня большие надежды, работал не покладая рук, чтобы я мог выучиться на законника.
– Мой отец тоже был фермером, – откликнулся я. – В Личфилде. Я похоронил его незадолго перед тем, как приехать в Йорк. Увы, я не был заботливым сыном и навещал его непростительно редко.
– Никогда не поверю в то, что вы были плохим сыном.
– Тем не менее отец мой умер в одиночестве.
Взгляд Ренна на несколько мгновений стал рассеянным, словно бы устремленным внутрь.
– Когда единственный мой сын умер и я понял, что других детей у меня не будет, мне было трудно с этим смириться, – произнес он. – Полагаю, тоска и отчаяние, которые я испытывал в ту пору, привели меня к ссоре с родными моей бедной жены. Я непременно должен помириться с Мартином. На всем белом свете у меня не осталось других родственников.
– Мы найдем его, сэр, – уверенно повторил я. – Мой помощник Барак способен отыскать иголку в стоге сена.
– Вот уж не думал, что вы тоже сын фермера, – с улыбкой заметил Ренн. – Вероятно, именно поэтому мы так легко сошлись друг с другом, – добавил он с некоторым смущением.
– Очень может быть.
– Простите за то, что я обременяю вас своими заботами.
– Вы удостоили меня своим доверием, и я почитаю это за честь.
– У меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность. Прошу вас, с этой минуты зовите меня просто Джайлс. Как старого друга.
– А вы меня – Мэтью, – сказал я, протянув руку.
Пожатие старика оказалось на удивление крепким. У меня даже мелькнула мысль о том, что, возможно, он ошибается относительно смертельности своего недуга. Ренн похлопал меня по плечу и обернулся к сцене, где в эту минуту вновь поднялся занавес и мальчик-хорист в одеянии знатной дамы запел печальную песню о любви.
В аббатство Святой Марии я возвращался в одиночестве, ибо разговор с Джайлсом заставил меня забыть об угрожавшей опасности. Мысли о семейной ссоре, разлучившей старого законника с племянником, не выходили у меня из головы. Судя по всему, причиной этой ссоры послужило отнюдь не случайное недоразумение.
«Несомненно, покойной жене Ренна семейные неурядицы доставили немало переживаний», – со вздохом подумал я.
– Пели недурственно, правда? – раздался знакомый голос у меня за спиной.
Обернувшись, я увидел Барака. Он пребывал в превосходном расположении духа. Рядом с ним шла Тамазин, не сводившая со своего спутника сияющего взгляда. Миловидное ее лицо покрывал румянец.
«Что ж, – подумал я, – эта красотка, подобно всем прочим хорошеньким девушкам, без труда получила то, что хотела».
Однако остаться со своим кавалером наедине Тамазин пока не удалось, ибо Дженнет Марлин тоже была здесь. По своему обыкновению, выглядела она так, словно только что глотнула уксуса. Но каштановые локоны, обрамлявшие ее лицо, придавали ему до странности юный вид и противоречили его кислому выражению. Мысленно я вновь подивился сходству между этой придворной дамой и Сюзанной, подругой моих детских лет.
– Да, представление удалось на славу, – кивнул я.
– Наверняка королю оно очень понравится! – с пылом воскликнула Тамазин. – Может, потом его сыграют еще раз в аббатстве Святой Марии, для шотландского короля. Оказывается, все эти приготовления были сделаны для него, – добавила она со вздохом. – А мы-то думали, для королевы. Думали, здесь, в Йорке, будет объявлено, что она беременна. Жаль, что это не так. Королева такая душка.
– Правда?
– Честное слово, королева ужасно мила. Я видела ее много раз, хотя, конечно, ни разу не имела чести с ней говорить.
Вне всякого сомнения, Тамазин изо всех сил пыталась завоевать мое расположение. Барак, пристально поглядев на меня, догадался, что мне сейчас не до праздной болтовни.
– Идемте, – сказал он, потянув свою спутницу за руку. – А то мы перегородили всю дорогу.
И он увлек Тамазин вперед, оставив меня в обществе мистрис Марлин, которая наградила меня ледяной улыбкой.
– А вам понравилось представление, мистрис? – любезно осведомился я.
– Не слишком, – проронила она, устремив на меня взгляд своих больших темных глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115