У подножия этой башни валялась бесформенная куча костей, перевитых цепями.
– Скелет Эска сорвался, – перекрестившись, сказал мастер Уотерс. – Ветер сбросил его вниз.
Солдаты принялись собирать кости, дабы не оставить ни одной на поживу охотникам за реликвиями.
– Как странно, что это произошло именно во время визита короля, – вполголоса произнес Ренн и многозначительно вскинул бровь. – Жители Йорка наверняка сочтут подобное совпадение дурным знаком.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Час спустя я уже объяснял Малевереру, каким образом Бродерик ухитрился добыть яд. Выслушав меня, он покачал головой и отрывисто рассмеялся.
– Богом клянусь, голова у вас варит неплохо, – заявил он, пристально глядя на меня и, по своему обыкновению, теребя в пальцах конец длинной бороды. – Значит, Бродерик сумел перехитрить этого болвана Редвинтера.
Малеверер вновь издал короткий хриплый смех.
– Когда об этом станет известно, Редвинтер мигом лишится своей репутации опытного тюремного надзирателя. Я приказал ему не выходить из своей комнаты. Ну, раз мы выяснили, что он здесь ни при чем, думаю, можно позволить ему выйти из заточения. Вы оказали ему немалую услугу, брат Шардлейк.
– Долг служителя закона – опровергать несправедливые подозрения. Даже если они тяготеют над таким человеком, как Редвинтер.
Улыбка, игравшая на губах Малеверера, превратилась в косую усмешку.
– Э, сэр, я вижу, вы большой любитель громких фраз. А я, признаюсь, не жалую напыщенных педантов.
Я счел за благо промолчать. Малеверер отвернулся и уставился в окно, наблюдая, как работники во дворе при помощи веревок укрепляют шатры, едва не поваленные ветром. Я украдкой разглядывал его угрюмое широкое лицо, размышляя про себя о том, что у этого неумолимого и грубого человека тоже есть свое уязвимое место. Тень подозрения в незаконнорожденности омрачила всю его жизнь. Странно было думать о том, что этому надменному вельможе доводилось слышать за своей спиной издевательский смех.
– При такой погоде шатры долго не простоят, – сквозь зубы процедил Малеверер. – Этот чертов шотландский король не торопится.
– О том, прибудет ли он, по-прежнему ничего не известно, сэр?
– Вас это не касается, – отрезал Малеверер. – Я прикажу Редвинтеру вернуться к своим обязанностям, – сменил он тему разговора. – А вы, как и прежде, не оставляйте Бродерика своими попечениями. Каждый день навещайте его хотя бы один раз. Слышите, каждый день! Наверняка он не отказался от намерения покончить с жизнью и придумает что-нибудь еще.
Малеверер задумчиво посмотрел на меня.
– Если Бродерик отравил себя сам, значит, единственный человек, которого действительно пытались убить, – это вы.
– Судя по всему, так оно и есть.
– Смотрите не пренебрегайте моим распоряжением и ни на шаг не отпускайте от себя вашего шалопая-клерка. А теперь идите.
Он махнул рукой. И я, поклонившись, вышел за дверь. После этого разговора я лишь укрепился в своем решении ничего не говорить Малевереру о ночном свидании королевы и Калпепера – этот человек не вызывал ни малейшего доверия. К тому же у меня было немало случаев убедиться в его неприязни. Вне всякого сомнения, он не упустил бы случая подложить мне свинью.
Выйдя во двор, я заметил, что ветер немного стих. Барак ждал меня у крыльца. Проходя мимо павильонов, я различил знакомую круглую фигурку в развевающейся длинной мантии. Это был мастер Крейк.
– У нас есть возможность разгадать еще одну загадку, – шепнул я Бараку.
Крейк зашел в церковь, и мы последовали за ним. Внутри царили шум и суета, конюхи сновали туда-сюда, во всех боковых капеллах горели кузнечные горны, под ногами валялись навоз и солома. При свете дня я разглядел, что стены разукрашены похабными рисунками, изображавшими грудастых женщин и мужчин с членами невероятных размеров.
– Куда запропастился Крейк? – спросил Барак, озираясь по сторонам.
– Наверное, поднялся на колокольню.
Взгляд мой упал на кучу обгорелой сломы, которая по-прежнему валялась у стены; убитого медведя, к счастью, давно убрали.
Подойдя к двери, ведущей на колокольню, мы осведомились у стражника, там ли Крейк. Он кивнул и пропустил нас. Поднявшись на несколько пролетов, мы обнаружили моего бывшего однокашника. Он сидел на табуретке, уписывая здоровенный ломоть хлеба с мясом, и смотрел в окно. Наше появление немало его удивило.
– Что привело вас сюда, мастер Шардлейк?
На губах Крейка играла приветливая улыбка, но в глазах вновь метнулись настороженные огоньки, которые я уже замечал прежде.
– С этими хлопотами мне трудно выбрать время, чтобы перекусить, – пояснил он, указывая на кусок хлеба с мясом. – Пришлось укрыться здесь. Заодно и на лагерь погляжу. Это зрелище никогда мне не надоедает. Удивительно смотреть на землю с такой высоты, словно ты птица и паришь в небе.
Я выглянул в окно и в свете угасающего дня вновь разглядел великое множество людей, суетившихся возле своих палаток. Кто-то просто сидел, кто-то играл в карты, кто-то наблюдал за петушиным боем. Тут и там горели костры, и ветер донес до меня запах дыма. В отдалении, за рядами повозок, несколько работников рыли новые выгребные ямы.
Крейк встал и подошел ко мне.
– Дерьмо и отбросы – вот самая большая проблема, – со вздохом изрек он. – Когда больше двух тысяч человек размещаются в одном месте, через пару дней оно превращается в огромную выгребную яму. Поля вдоль дорог, по которым проехал король, так загажены, что фермеры не скоро смогут их засевать. А если сбрасывать отходы в реку, вся рыба мигом передохнет. Увы, человек так устроен, что не может не гадить.
Я внимательно посмотрел на пухлощекое, сияющее приветливостью лицо и набрал в грудь побольше воздуха, готовясь к неприятному разговору.
– Мастер Крейк, я хотел бы кое-что с вами обсудить, – произнес я наконец.
– Я весь внимание, сэр. Судя по вашему тону, вопрос чрезвычайно серьезный, – с деланным смехом ответил Крейк.
– Да, вы правы, вопрос очень серьезный.
Крейк вновь уселся на табуретку. Глаза его беспокойно перебегали с меня на Барака.
– Вы помните шкатулку? – спросил я. – Ту, что мы пытались спрятать в вашем бывшем кабинете?
– Думаю, я буду помнить эту злополучную шкатулку до конца своих дней, сэр.
– Вам известно, что в ней хранились важные документы?
– Мне известно лишь одно: эти чертовы документы пропали, и меня подозревали в их похищении. Люди Малеверера обыскали меня самым бесцеремонным образом. После мне приказали молчать о случившемся, и, клянусь богом, я выполнил это приказание.
– Не так давно Джек видел вас ночью в Йорке. Вы заходили в таверну под названием «Белый олень».
Крейк метнул на Барака взгляд, исполненный откровенного ужаса.
– Какое это имеет отношение к похищенным документам? – пролепетал он, не сумев скрыть дрожь в голосе.
– Вчера мы тоже посетили эту таверну. И выяснили, что ее владелец угощает своих клиентов отнюдь не только пивом. Он предлагает им женщин – скажем так, определенного сорта…
Крейк содрогнулся всем телом, его пухлые щеки залил багровый румянец.
– Вас привело в эту таверну желание развлечься… подобным образом? – продолжал я свой допрос.
Крейк не ответил, лишь закрыл лицо ладонями.
– Говорите же, – настаивал я. – Мне необходимо услышать ваш ответ.
– Мне стыдно… – донесся до меня едва слышный шепот. – Стыдно глядеть вам в глаза.
– Я начал этот разговор отнюдь не для того, чтобы устыдить вас, мастер Крейк. Прошу вас, посмотрите на меня.
Тяжело вздохнув, Крейк опустил руки. Мне показалось, что он внезапно постарел на несколько лет. Лицо его являло собой гримасу отчаяния, в уголках глаз стояли слезы.
– Эта таверна – грязный, отвратительный притон, – одними губами произнес он. – Но, бог свидетель, в Лондоне я навидался немало подобных мест. Может, со стороны я кажусь человеком, которому повезло в жизни. Только в действительности это не так.
Он зашелся горьким смехом и вдруг затараторил с лихорадочной поспешностью:
– У меня есть жена, дети, достойное положение в обществе, почет и уважение. Но увы, никто не знает, какие грязные похоти скрывает моя душа. Воистину, я недостоин ступать по земле. Монахи, у которых я учился, быстро разгадали мою низкую натуру. Они смеялись надо мной и постоянно меня секли. С тех пор я полюбил розги, полюбил телесную боль. Лишь когда я испытываю телесную боль, я получаю удовлетворение, ибо чувствую, что получаю по заслугам.
Он вновь зашелся смехом, таким отчаянным, что у меня похолодело в груди.
Рассказ его не мог не возбуждать отвращения. Но в то же время я чувствовал жалость к бедняге, попавшему в ловушку собственных извращенных пристрастий, которые находились за пределами моего разумения.
– Но как вы отыскали эту таверну? – выдавил я из себя. – Вам рассказал о ней Олдройд?
– Нет. Я пытался навести разговор на городские бордели, намекал, что меня просили узнать о них высокопоставленные чиновники, одуревшие от долгого воздержания. Но он ничем не мог мне помочь. Он был человеком твердых устоев и подобными вещами не интересовался. Нет, мне пришлось идти в город и пускаться в рискованные расспросы. Так я и узнал про таверну «Белый олень».
– Что ж, спасибо за откровенность, – кивнул я. – Простите за то, что я был столь неделикатен. То, что вы рассказали, действительно не имеет никакого отношения к моим делам.
– Увы, я рассказал не все.
Крейк вновь вздохнул, так тяжело, словно у него разрывалось сердце. Однако выражение лица его немного прояснилось. Казалось, он отвратил взор от ада, царившего в его душе, и увидел окружающий мир.
– Я должен открыть вам кое-что еще, – выпалил он. – В Саутворке есть публичный дом, который я часто посещаю. Мадам, которая содержит этот дом, – осведомительница Ричарда Рича.
– И снова Рич, – пробормотал я и добавил, метнув взгляд на Барака: – Насколько мне известно, Кромвель тоже не чурался подобных методов.
– После того как Кромвеля казнили, многие его осведомители перешли на службу Ричу. Содержатели публичных домов за плату сообщают ему имена своих клиентов. О, для лорда Кромвеля такая мелкая рыбешка, как я, не представляла никакого интереса. А вот Рич – совсем другое дело. Вам известно, каковы мои служебные обязанности. В Лондоне я занимаюсь тем же, чем занимаюсь здесь, – размещаю придворных в королевских дворцах.
– Да-да.
– Вам, без сомнения, известно также, что по части алчности сэр Ричард Рич не знает себе равных в Англии. Особенно он жаден до недвижимого имущества. А от меня порой кое-что зависит. Если я доложу управляющему двором, что какое-либо здание, прежде принадлежавшее монастырю, не подходит для размещения придворных, его пустят с торгов за ерундовую цену. И можете не сомневаться, Ричард Рич не упустит такой кусок.
– Так он шантажировал вас?
– Да, – вздохнул Крейк. – Сказал, если я не буду действовать в его интересах, он расскажет обо всем жене. А у моей супруги крутой нрав, сэр. Узнай она только неприглядную правду, немедленно оставит меня и всему свету растрезвонит о моих порочных наклонностях. И я больше никогда не увижу детей.
По щекам Крейка ручьями текли слезы, которых он, казалось, не замечал. Неожиданно он смахнул их и взглянул на меня с вызовом:
– Я выложил вам все, как на исповеди. Вы сами видите, мои тайны никак не связаны с похищением документов. Думаю, мне нет нужды предупреждать – если тайны эти выйдут наружу, вы навлечете на себя гнев Ричарда Рича. И разрушите мою жизнь.
– Рич и сейчас продолжает вас шантажировать?
– Да. Малеверер хочет приобрести дом в Лондоне. Дом этот расположен поблизости от Смитфилда и принадлежит короне. Рич всячески содействует Малевереру и требует от меня назначить за этот дом смехотворно низкую цену. А разницу между этой ценой и истинной стоимостью дома они с Малеверером поделят пополам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Скелет Эска сорвался, – перекрестившись, сказал мастер Уотерс. – Ветер сбросил его вниз.
Солдаты принялись собирать кости, дабы не оставить ни одной на поживу охотникам за реликвиями.
– Как странно, что это произошло именно во время визита короля, – вполголоса произнес Ренн и многозначительно вскинул бровь. – Жители Йорка наверняка сочтут подобное совпадение дурным знаком.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Час спустя я уже объяснял Малевереру, каким образом Бродерик ухитрился добыть яд. Выслушав меня, он покачал головой и отрывисто рассмеялся.
– Богом клянусь, голова у вас варит неплохо, – заявил он, пристально глядя на меня и, по своему обыкновению, теребя в пальцах конец длинной бороды. – Значит, Бродерик сумел перехитрить этого болвана Редвинтера.
Малеверер вновь издал короткий хриплый смех.
– Когда об этом станет известно, Редвинтер мигом лишится своей репутации опытного тюремного надзирателя. Я приказал ему не выходить из своей комнаты. Ну, раз мы выяснили, что он здесь ни при чем, думаю, можно позволить ему выйти из заточения. Вы оказали ему немалую услугу, брат Шардлейк.
– Долг служителя закона – опровергать несправедливые подозрения. Даже если они тяготеют над таким человеком, как Редвинтер.
Улыбка, игравшая на губах Малеверера, превратилась в косую усмешку.
– Э, сэр, я вижу, вы большой любитель громких фраз. А я, признаюсь, не жалую напыщенных педантов.
Я счел за благо промолчать. Малеверер отвернулся и уставился в окно, наблюдая, как работники во дворе при помощи веревок укрепляют шатры, едва не поваленные ветром. Я украдкой разглядывал его угрюмое широкое лицо, размышляя про себя о том, что у этого неумолимого и грубого человека тоже есть свое уязвимое место. Тень подозрения в незаконнорожденности омрачила всю его жизнь. Странно было думать о том, что этому надменному вельможе доводилось слышать за своей спиной издевательский смех.
– При такой погоде шатры долго не простоят, – сквозь зубы процедил Малеверер. – Этот чертов шотландский король не торопится.
– О том, прибудет ли он, по-прежнему ничего не известно, сэр?
– Вас это не касается, – отрезал Малеверер. – Я прикажу Редвинтеру вернуться к своим обязанностям, – сменил он тему разговора. – А вы, как и прежде, не оставляйте Бродерика своими попечениями. Каждый день навещайте его хотя бы один раз. Слышите, каждый день! Наверняка он не отказался от намерения покончить с жизнью и придумает что-нибудь еще.
Малеверер задумчиво посмотрел на меня.
– Если Бродерик отравил себя сам, значит, единственный человек, которого действительно пытались убить, – это вы.
– Судя по всему, так оно и есть.
– Смотрите не пренебрегайте моим распоряжением и ни на шаг не отпускайте от себя вашего шалопая-клерка. А теперь идите.
Он махнул рукой. И я, поклонившись, вышел за дверь. После этого разговора я лишь укрепился в своем решении ничего не говорить Малевереру о ночном свидании королевы и Калпепера – этот человек не вызывал ни малейшего доверия. К тому же у меня было немало случаев убедиться в его неприязни. Вне всякого сомнения, он не упустил бы случая подложить мне свинью.
Выйдя во двор, я заметил, что ветер немного стих. Барак ждал меня у крыльца. Проходя мимо павильонов, я различил знакомую круглую фигурку в развевающейся длинной мантии. Это был мастер Крейк.
– У нас есть возможность разгадать еще одну загадку, – шепнул я Бараку.
Крейк зашел в церковь, и мы последовали за ним. Внутри царили шум и суета, конюхи сновали туда-сюда, во всех боковых капеллах горели кузнечные горны, под ногами валялись навоз и солома. При свете дня я разглядел, что стены разукрашены похабными рисунками, изображавшими грудастых женщин и мужчин с членами невероятных размеров.
– Куда запропастился Крейк? – спросил Барак, озираясь по сторонам.
– Наверное, поднялся на колокольню.
Взгляд мой упал на кучу обгорелой сломы, которая по-прежнему валялась у стены; убитого медведя, к счастью, давно убрали.
Подойдя к двери, ведущей на колокольню, мы осведомились у стражника, там ли Крейк. Он кивнул и пропустил нас. Поднявшись на несколько пролетов, мы обнаружили моего бывшего однокашника. Он сидел на табуретке, уписывая здоровенный ломоть хлеба с мясом, и смотрел в окно. Наше появление немало его удивило.
– Что привело вас сюда, мастер Шардлейк?
На губах Крейка играла приветливая улыбка, но в глазах вновь метнулись настороженные огоньки, которые я уже замечал прежде.
– С этими хлопотами мне трудно выбрать время, чтобы перекусить, – пояснил он, указывая на кусок хлеба с мясом. – Пришлось укрыться здесь. Заодно и на лагерь погляжу. Это зрелище никогда мне не надоедает. Удивительно смотреть на землю с такой высоты, словно ты птица и паришь в небе.
Я выглянул в окно и в свете угасающего дня вновь разглядел великое множество людей, суетившихся возле своих палаток. Кто-то просто сидел, кто-то играл в карты, кто-то наблюдал за петушиным боем. Тут и там горели костры, и ветер донес до меня запах дыма. В отдалении, за рядами повозок, несколько работников рыли новые выгребные ямы.
Крейк встал и подошел ко мне.
– Дерьмо и отбросы – вот самая большая проблема, – со вздохом изрек он. – Когда больше двух тысяч человек размещаются в одном месте, через пару дней оно превращается в огромную выгребную яму. Поля вдоль дорог, по которым проехал король, так загажены, что фермеры не скоро смогут их засевать. А если сбрасывать отходы в реку, вся рыба мигом передохнет. Увы, человек так устроен, что не может не гадить.
Я внимательно посмотрел на пухлощекое, сияющее приветливостью лицо и набрал в грудь побольше воздуха, готовясь к неприятному разговору.
– Мастер Крейк, я хотел бы кое-что с вами обсудить, – произнес я наконец.
– Я весь внимание, сэр. Судя по вашему тону, вопрос чрезвычайно серьезный, – с деланным смехом ответил Крейк.
– Да, вы правы, вопрос очень серьезный.
Крейк вновь уселся на табуретку. Глаза его беспокойно перебегали с меня на Барака.
– Вы помните шкатулку? – спросил я. – Ту, что мы пытались спрятать в вашем бывшем кабинете?
– Думаю, я буду помнить эту злополучную шкатулку до конца своих дней, сэр.
– Вам известно, что в ней хранились важные документы?
– Мне известно лишь одно: эти чертовы документы пропали, и меня подозревали в их похищении. Люди Малеверера обыскали меня самым бесцеремонным образом. После мне приказали молчать о случившемся, и, клянусь богом, я выполнил это приказание.
– Не так давно Джек видел вас ночью в Йорке. Вы заходили в таверну под названием «Белый олень».
Крейк метнул на Барака взгляд, исполненный откровенного ужаса.
– Какое это имеет отношение к похищенным документам? – пролепетал он, не сумев скрыть дрожь в голосе.
– Вчера мы тоже посетили эту таверну. И выяснили, что ее владелец угощает своих клиентов отнюдь не только пивом. Он предлагает им женщин – скажем так, определенного сорта…
Крейк содрогнулся всем телом, его пухлые щеки залил багровый румянец.
– Вас привело в эту таверну желание развлечься… подобным образом? – продолжал я свой допрос.
Крейк не ответил, лишь закрыл лицо ладонями.
– Говорите же, – настаивал я. – Мне необходимо услышать ваш ответ.
– Мне стыдно… – донесся до меня едва слышный шепот. – Стыдно глядеть вам в глаза.
– Я начал этот разговор отнюдь не для того, чтобы устыдить вас, мастер Крейк. Прошу вас, посмотрите на меня.
Тяжело вздохнув, Крейк опустил руки. Мне показалось, что он внезапно постарел на несколько лет. Лицо его являло собой гримасу отчаяния, в уголках глаз стояли слезы.
– Эта таверна – грязный, отвратительный притон, – одними губами произнес он. – Но, бог свидетель, в Лондоне я навидался немало подобных мест. Может, со стороны я кажусь человеком, которому повезло в жизни. Только в действительности это не так.
Он зашелся горьким смехом и вдруг затараторил с лихорадочной поспешностью:
– У меня есть жена, дети, достойное положение в обществе, почет и уважение. Но увы, никто не знает, какие грязные похоти скрывает моя душа. Воистину, я недостоин ступать по земле. Монахи, у которых я учился, быстро разгадали мою низкую натуру. Они смеялись надо мной и постоянно меня секли. С тех пор я полюбил розги, полюбил телесную боль. Лишь когда я испытываю телесную боль, я получаю удовлетворение, ибо чувствую, что получаю по заслугам.
Он вновь зашелся смехом, таким отчаянным, что у меня похолодело в груди.
Рассказ его не мог не возбуждать отвращения. Но в то же время я чувствовал жалость к бедняге, попавшему в ловушку собственных извращенных пристрастий, которые находились за пределами моего разумения.
– Но как вы отыскали эту таверну? – выдавил я из себя. – Вам рассказал о ней Олдройд?
– Нет. Я пытался навести разговор на городские бордели, намекал, что меня просили узнать о них высокопоставленные чиновники, одуревшие от долгого воздержания. Но он ничем не мог мне помочь. Он был человеком твердых устоев и подобными вещами не интересовался. Нет, мне пришлось идти в город и пускаться в рискованные расспросы. Так я и узнал про таверну «Белый олень».
– Что ж, спасибо за откровенность, – кивнул я. – Простите за то, что я был столь неделикатен. То, что вы рассказали, действительно не имеет никакого отношения к моим делам.
– Увы, я рассказал не все.
Крейк вновь вздохнул, так тяжело, словно у него разрывалось сердце. Однако выражение лица его немного прояснилось. Казалось, он отвратил взор от ада, царившего в его душе, и увидел окружающий мир.
– Я должен открыть вам кое-что еще, – выпалил он. – В Саутворке есть публичный дом, который я часто посещаю. Мадам, которая содержит этот дом, – осведомительница Ричарда Рича.
– И снова Рич, – пробормотал я и добавил, метнув взгляд на Барака: – Насколько мне известно, Кромвель тоже не чурался подобных методов.
– После того как Кромвеля казнили, многие его осведомители перешли на службу Ричу. Содержатели публичных домов за плату сообщают ему имена своих клиентов. О, для лорда Кромвеля такая мелкая рыбешка, как я, не представляла никакого интереса. А вот Рич – совсем другое дело. Вам известно, каковы мои служебные обязанности. В Лондоне я занимаюсь тем же, чем занимаюсь здесь, – размещаю придворных в королевских дворцах.
– Да-да.
– Вам, без сомнения, известно также, что по части алчности сэр Ричард Рич не знает себе равных в Англии. Особенно он жаден до недвижимого имущества. А от меня порой кое-что зависит. Если я доложу управляющему двором, что какое-либо здание, прежде принадлежавшее монастырю, не подходит для размещения придворных, его пустят с торгов за ерундовую цену. И можете не сомневаться, Ричард Рич не упустит такой кусок.
– Так он шантажировал вас?
– Да, – вздохнул Крейк. – Сказал, если я не буду действовать в его интересах, он расскажет обо всем жене. А у моей супруги крутой нрав, сэр. Узнай она только неприглядную правду, немедленно оставит меня и всему свету растрезвонит о моих порочных наклонностях. И я больше никогда не увижу детей.
По щекам Крейка ручьями текли слезы, которых он, казалось, не замечал. Неожиданно он смахнул их и взглянул на меня с вызовом:
– Я выложил вам все, как на исповеди. Вы сами видите, мои тайны никак не связаны с похищением документов. Думаю, мне нет нужды предупреждать – если тайны эти выйдут наружу, вы навлечете на себя гнев Ричарда Рича. И разрушите мою жизнь.
– Рич и сейчас продолжает вас шантажировать?
– Да. Малеверер хочет приобрести дом в Лондоне. Дом этот расположен поблизости от Смитфилда и принадлежит короне. Рич всячески содействует Малевереру и требует от меня назначить за этот дом смехотворно низкую цену. А разницу между этой ценой и истинной стоимостью дома они с Малеверером поделят пополам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115