– Я должна поговорить с вами.
Глазами она указала на удалявшиеся спины Тамазин и Барака.
– Мне не нравится, что ваш помощник не оставляет своих ухаживаний за мистрис Ридбурн. Здесь, в Йорке, я несу за нее ответственность. И я не хочу новых неприятностей для нас обеих. Мне вполне хватило того разноса, который устроил нам сэр Уильям.
– Но Барак тут вовсе ни при чем, – возразил я. – Виной всему послужила сама мистрис Ридбурн. Если бы она не…
– Мастер Барак – мужчина, а значит, в первую очередь отвечать должен именно он, – не терпящим возражений тоном ответила Дженнет Марлин.
– Мистрис Ридбурн производит впечатление весьма бойкой особы, которая в состоянии сама о себе позаботиться, – заявил я. – Вне всякого сомнения, для вас это тоже не тайна, ведь вы хорошо знаете свою подопечную. Мистрис Ридбурн очень хороша собой и великолепно одевается, – добавил я, кивнув на нарядное зеленое платье Тамазин.
Неодобрение, сквозившее во взоре моей собеседницы, стало более отчетливым.
– Как бы то ни было, дальнейшее сближение этих двоих представляется мне до крайности неблагоразумным, – отчеканила она. – Что до вашего помощника, то, простите, он отнюдь не кажется человеком, способным позаботиться о чести девушки. Такие, как он, думают лишь об удовлетворении собственной похоти. Тамазин очень молода, и ей не приходится рассчитывать на чью-либо помощь или защиту. Она круглая сирота и не имеет родственников. Мой долг – оградить ее от возможных опасностей. И предостеречь от сближения с молодыми людьми, которые видят в знакомстве с ней способ устроиться на службу при дворе, – процедила Дженнет Марлин, по-прежнему буравя меня взглядом. – Что до ее нарядов, все ваши подозрения напрасны. Бабушка Тамазин оставила ей немного денег. Стремление хорошо выглядеть – в природе молодых девушек, и я не вижу ничего зазорного в том, что часть этих денег Тамазин тратит на платья. Тем более нет никаких оснований упрекать ее в излишней расточительности.
– Вы до крайности несправедливо судите о моем помощнике, – бросил я довольно резко.
– Вот как? По-вашему, он образец нравственности и чужд корыстным устремлениям? – усмехнулась она и скривила рот, словно у нее внезапно разболелись зубы.
– В том, что у него и мысли не было с помощью Тамазин устроиться на придворную службу, я могу поручиться. Да и зачем ему это? Я плачу ему вполне приличное жалованье.
– Для многих двор весьма притягателен сам по себе, – надменно заявила мистрис Марлин.
– Вы правы. Но мы с Бараком не относимся к их числу. Мы, лондонские законники, и так неплохо устроены.
– Однако же вы тоже не упускаете случая показаться при дворе, – обожгла меня взглядом мистрис Марлин. – Говорят, завтра вы предстанете перед королем.
– Таковы мои обязанности, – пояснил я, мысленно досадуя на то, что она напомнила мне о завтрашнем испытании. – Я ведь занимался разбором прошений, поданных на высочайшее имя.
– Насколько мне известно, этим ваши обязанности не исчерпываются. Вы ведь выполняете секретные поручения сэра Уильяма?
– Кто вам это сказал? – нахмурившись, спросил я.
– Как говорится, слухами земля полнится, – пожала она плечами.
– Никаких тайных поручений я не выполнял. Я всего лишь дал ему несколько советов по вопросам, связанным с различными тонкостями законоведения. Любопытно, о чем столь оживленно беседуют Барак и мистрис Ридбурн? – счел я за благо сменить тему разговора.
Барак, склонившись к уху Тамазин, нашептывал ей что-то до того забавное, что девушка сотрясалась от смеха. Мистрис Марлин некоторое время буравила взглядом их спины, потом обернулась ко мне, и во взгляде ее мелькнуло нечто, весьма похожее на ненависть. Воспоминание двадцатилетней давности ожило в моей памяти, и я вновь увидел сельскую лужайку и несчастную, затравленную Сюзанну, в ярости винившую меня во всех своих невзгодах.
– Я сразу поняла, что вы до крайности честолюбивы, – заявила Дженнет Марлин. – Вы из тех, кто всю свою жизнь карабкается по общественной лестнице и ради этого продвижения готов на все. А ваш помощник, разумеется, ничем не отличается от своего хозяина.
– Ваши суждения излишне скороспелы! – сердито воскликнул я, в это мгновение позабыв о правилах учтивости.
Разговор так захватил нас обоих, что мы остановились, вынуждая всех прочих пешеходов обходить нас стороной.
– Надеюсь лишь, вы не из тех, кто использовал церковные реформы в качестве трамплина для собственных амбиций, – произнесла она, глядя мне прямо в лицо. – Именно так поступил Малеверер.
– Клянусь, сударыня, вы слишком много себе позволяете, – пробурчал я. – Особенно если учесть, что удовольствие познакомиться с вами я имел совсем недавно. Могу я узнать, почему вас так занимает моя скромная персона?
Мистрис Марлин, что называется, и бровью не повела.
– Я слышала, как ваш помощник рассказывал Тамазин о прошлом своего патрона, – изрекла она, по-прежнему неотрывно глядя на меня. – О том, как в прежние времена вы были ревностным сторонником реформ. О том, что вы служили лорду Кромвелю. Но сейчас прежний ваш пыл угас, это видно всякому. Подобно многим, ныне вы заботитесь лишь о собственном благополучии.
Мы говорили так громко, что прохожие бросали на нас любопытные взгляды. Один парень даже крикнул:
– Эй, сударь, отвесь этой визгливой ведьме хорошую оплеуху!
– Знаете, почему бедный мой Бернард оказался в Тауэре? – вопросила мистрис Марлин, которая, казалось, ничего не видела и не слышала. – Потому что в Лондоне нашлись люди, пожелавшие завладеть его землями. И эти люди возвели на него поклеп, обвинив в папизме и в заговоре против короля! Но это ложь, гнусная ложь!
Голос ее истерически зазвенел.
– Я очень сожалею о печальном уделе вашего жениха, сударыня, – холодно произнес я. – Но сам я не имею ни малейшего отношения к постигшему его несчастью. Не думаю, что столь непродолжительное знакомство позволяет вам судить о моих взглядах и жизненных целях. При всем почтении, которое я питаю к вам, я не могу терпеть подобных оскорблений. Понимаю, что в вашем нынешнем положении козел отпущения необходим, однако прошу уволить меня от сей тягостной роли!
Завершив свою тираду, я резко повернулся и пошел прочь, оставив Дженнет Марлин в одиночестве.
Полчаса спустя я вошел в ворота аббатства Святой Марии. За время моего отсутствия работникам удалось поднять рухнувший шатер, и они суетились вокруг него, в свете факелов отчищая грязь с золотой парчи.
Я вошел в королевский особняк. Все приготовления к приезду монарха были завершены, и здесь царила тишина. Лишь несколько слуг и придворных скользили по коридорам в благоговейном молчании; по всей видимости, они упражнялись в той манере поведения, которая потребуется от них завтра, когда дом этот станет резиденцией короля.
Стражник проводил меня в кабинет Малеверера. Тот сидел за столом, погруженный в чтение каких-то бумаг. В свете свечей лицо его, обрамленное черной бородой, казалось бледным и особенно неприветливым.
– Что вам еще надо? – пробурчал он, подняв на меня взгляд.
– Сэр, мне в голову пришла одна мысль.
– Говорите, не тяните.
Я рассказал ему о том, какие воспоминания связаны у меня с именем Блейбурн.
– Может, все это не более чем случайное совпадение, сэр, – завершил я свой рассказ. – Но я решил поставить вас в известность. Ведь среди стражников много уроженцев Кента.
– Значит, по-вашему, этот Блейбурн тоже родом из Кента? – пророкотал Малеверер. – Что ж, это вполне может быть.
Губы его искривились в язвительной ухмылке.
– Однако проку от вашего открытия ровным счетом никакого, мастер Шардлейк. Эдвард Блейбурн умер задолго до того, как вы появились на свет. Сегодня я был на Тайном совете. И узнал немало интересного о Блейбурне.
Он смерил меня надменным взглядом.
– Но все это не подлежит разглашению.
– Мне остается лишь принести свои извинения за напрасное беспокойство, сэр.
– Завтра кто-нибудь из членов Тайного совета непременно пожелает с вами встретиться, – сообщил он. – Вам придется еще раз рассказать все, что вы знаете. И принести свои заверения в том, что вы намерены хранить нерушимое молчание. А напоследок вы, разумеется, получите хороший нагоняй, который вполне заслужили.
Мысленно я отметил, что к Малевереру вернулась прежняя самоуверенность. Вне всякого сомнения, ему удалось убедить Тайный совет, что причиной всех произошедших бед является моя неосмотрительность.
– Однако никто не снимает с вас обязанности заботиться о Бродерике, – продолжал Малеверер. – Непременно навестите его, прежде чем отправитесь спать. Вы должны посещать его каждый день, дабы удостовериться, что он пребывает в добром здравии. Охранник отведет вас в его камеру.
– Я отправлюсь к нему прямо сейчас, сэр Уильям.
– Я уже поговорил с мастером Редвинтером, – процедил Малеверер. – Предупредил, что впредь ему лучше воздерживаться от подобных просчетов.
Он махнул рукой, давая понять, что более меня не задерживает, и проводил меня до дверей взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
Вслед за стражником я вышел во двор и направился к монастырским строениям, теснившимся за церковью. В прежние времена здесь жили и трудились монахи аббатства Святой Марии; теперь бывшие кельи и дортуары опустели. Мебели в них почти не было, лишь в некоторых я заметил кровати, как видно, предназначенные для прибывающих завтра гостей. По узкому каменному коридору стражник провел меня в глубь дома и остановился в самом конце, перед массивной дубовой дверью с зарешеченным оконцем, сквозь которое проникал свет свечи. Двое солдат, из тех, что сопровождали нас в замок, стояли у дверей в карауле.
– Как себя чувствует заключенный? – осведомился я.
– Он все время лежит, сэр. Но недавно его осмотрел лекарь и сказал, что ему лучше.
– Слава богу. А где мастер Редвинтер?
– Сейчас он в камере, с арестантом. Вы тоже хотите войти?
Я кивнул, и солдат отворил дверь.
Бродерик, растянувшись на постели, крепко спал. Редвинтер, опустившись на корточки у его изголовья, изучал лицо спящего узника. На собственном его лице застыло выражение сосредоточенной, неизбывной злобы. Скрип двери заставил его обернуться; завидев меня, он вскочил на ноги с легкостью, невольно возбудившей мою зависть.
– Мне сказали, что заключенному лучше, – произнес я вполголоса.
– Он спит. И мне придется спать здесь же, в камере. Да еще и разделять с ним ночной горшок. Таким образом сэр Уильям решил меня наказать.
– Бродерик говорил что-нибудь?
– Нет. До того как он заснул, я пытался его расспросить. Но он упорно нес чушь, которую вы уже слышали. О том, что его отравил король. Если бы мне предоставили действовать по собственному усмотрению, я быстро заставил бы его выложить правду.
– Будь это так легко, не возникло бы надобности отправлять заключенного в Лондон.
Во взгляде тюремщика сверкнули столь хорошо мне знакомые ледяные искорки.
– Запомните, мастер Шардлейк, сломать можно любого человека. Вся штука в том, чтобы к каждому подобрать особый способ.
Удостоверившись, что жизни Бродерика ничего не угрожает, я отправился в свое временное пристанище. В холле, по обыкновению, несколько клерков играли в карты. Я сухо кивнул им и постучал в дверь каморки Барака.
– Да?
– Это я. Нам надо поговорить.
Я вошел в свою комнатушку и, ощутив внезапный приступ усталости, опустился на кровать. Через несколько минут появился Барак. С первого взгляда было понятно, что настроение у него превосходное.
– Что-то рано вы сегодня вернулись, – усмехнулся я. – Неужели вам с мистрис Ридбурн не удалось найти укромного местечка для продолжения приятной беседы?
– Эта мегера Марлин стережет Тамазин, как цепной пес, так что ни о каком продолжении не могло быть и речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Глазами она указала на удалявшиеся спины Тамазин и Барака.
– Мне не нравится, что ваш помощник не оставляет своих ухаживаний за мистрис Ридбурн. Здесь, в Йорке, я несу за нее ответственность. И я не хочу новых неприятностей для нас обеих. Мне вполне хватило того разноса, который устроил нам сэр Уильям.
– Но Барак тут вовсе ни при чем, – возразил я. – Виной всему послужила сама мистрис Ридбурн. Если бы она не…
– Мастер Барак – мужчина, а значит, в первую очередь отвечать должен именно он, – не терпящим возражений тоном ответила Дженнет Марлин.
– Мистрис Ридбурн производит впечатление весьма бойкой особы, которая в состоянии сама о себе позаботиться, – заявил я. – Вне всякого сомнения, для вас это тоже не тайна, ведь вы хорошо знаете свою подопечную. Мистрис Ридбурн очень хороша собой и великолепно одевается, – добавил я, кивнув на нарядное зеленое платье Тамазин.
Неодобрение, сквозившее во взоре моей собеседницы, стало более отчетливым.
– Как бы то ни было, дальнейшее сближение этих двоих представляется мне до крайности неблагоразумным, – отчеканила она. – Что до вашего помощника, то, простите, он отнюдь не кажется человеком, способным позаботиться о чести девушки. Такие, как он, думают лишь об удовлетворении собственной похоти. Тамазин очень молода, и ей не приходится рассчитывать на чью-либо помощь или защиту. Она круглая сирота и не имеет родственников. Мой долг – оградить ее от возможных опасностей. И предостеречь от сближения с молодыми людьми, которые видят в знакомстве с ней способ устроиться на службу при дворе, – процедила Дженнет Марлин, по-прежнему буравя меня взглядом. – Что до ее нарядов, все ваши подозрения напрасны. Бабушка Тамазин оставила ей немного денег. Стремление хорошо выглядеть – в природе молодых девушек, и я не вижу ничего зазорного в том, что часть этих денег Тамазин тратит на платья. Тем более нет никаких оснований упрекать ее в излишней расточительности.
– Вы до крайности несправедливо судите о моем помощнике, – бросил я довольно резко.
– Вот как? По-вашему, он образец нравственности и чужд корыстным устремлениям? – усмехнулась она и скривила рот, словно у нее внезапно разболелись зубы.
– В том, что у него и мысли не было с помощью Тамазин устроиться на придворную службу, я могу поручиться. Да и зачем ему это? Я плачу ему вполне приличное жалованье.
– Для многих двор весьма притягателен сам по себе, – надменно заявила мистрис Марлин.
– Вы правы. Но мы с Бараком не относимся к их числу. Мы, лондонские законники, и так неплохо устроены.
– Однако же вы тоже не упускаете случая показаться при дворе, – обожгла меня взглядом мистрис Марлин. – Говорят, завтра вы предстанете перед королем.
– Таковы мои обязанности, – пояснил я, мысленно досадуя на то, что она напомнила мне о завтрашнем испытании. – Я ведь занимался разбором прошений, поданных на высочайшее имя.
– Насколько мне известно, этим ваши обязанности не исчерпываются. Вы ведь выполняете секретные поручения сэра Уильяма?
– Кто вам это сказал? – нахмурившись, спросил я.
– Как говорится, слухами земля полнится, – пожала она плечами.
– Никаких тайных поручений я не выполнял. Я всего лишь дал ему несколько советов по вопросам, связанным с различными тонкостями законоведения. Любопытно, о чем столь оживленно беседуют Барак и мистрис Ридбурн? – счел я за благо сменить тему разговора.
Барак, склонившись к уху Тамазин, нашептывал ей что-то до того забавное, что девушка сотрясалась от смеха. Мистрис Марлин некоторое время буравила взглядом их спины, потом обернулась ко мне, и во взгляде ее мелькнуло нечто, весьма похожее на ненависть. Воспоминание двадцатилетней давности ожило в моей памяти, и я вновь увидел сельскую лужайку и несчастную, затравленную Сюзанну, в ярости винившую меня во всех своих невзгодах.
– Я сразу поняла, что вы до крайности честолюбивы, – заявила Дженнет Марлин. – Вы из тех, кто всю свою жизнь карабкается по общественной лестнице и ради этого продвижения готов на все. А ваш помощник, разумеется, ничем не отличается от своего хозяина.
– Ваши суждения излишне скороспелы! – сердито воскликнул я, в это мгновение позабыв о правилах учтивости.
Разговор так захватил нас обоих, что мы остановились, вынуждая всех прочих пешеходов обходить нас стороной.
– Надеюсь лишь, вы не из тех, кто использовал церковные реформы в качестве трамплина для собственных амбиций, – произнесла она, глядя мне прямо в лицо. – Именно так поступил Малеверер.
– Клянусь, сударыня, вы слишком много себе позволяете, – пробурчал я. – Особенно если учесть, что удовольствие познакомиться с вами я имел совсем недавно. Могу я узнать, почему вас так занимает моя скромная персона?
Мистрис Марлин, что называется, и бровью не повела.
– Я слышала, как ваш помощник рассказывал Тамазин о прошлом своего патрона, – изрекла она, по-прежнему неотрывно глядя на меня. – О том, как в прежние времена вы были ревностным сторонником реформ. О том, что вы служили лорду Кромвелю. Но сейчас прежний ваш пыл угас, это видно всякому. Подобно многим, ныне вы заботитесь лишь о собственном благополучии.
Мы говорили так громко, что прохожие бросали на нас любопытные взгляды. Один парень даже крикнул:
– Эй, сударь, отвесь этой визгливой ведьме хорошую оплеуху!
– Знаете, почему бедный мой Бернард оказался в Тауэре? – вопросила мистрис Марлин, которая, казалось, ничего не видела и не слышала. – Потому что в Лондоне нашлись люди, пожелавшие завладеть его землями. И эти люди возвели на него поклеп, обвинив в папизме и в заговоре против короля! Но это ложь, гнусная ложь!
Голос ее истерически зазвенел.
– Я очень сожалею о печальном уделе вашего жениха, сударыня, – холодно произнес я. – Но сам я не имею ни малейшего отношения к постигшему его несчастью. Не думаю, что столь непродолжительное знакомство позволяет вам судить о моих взглядах и жизненных целях. При всем почтении, которое я питаю к вам, я не могу терпеть подобных оскорблений. Понимаю, что в вашем нынешнем положении козел отпущения необходим, однако прошу уволить меня от сей тягостной роли!
Завершив свою тираду, я резко повернулся и пошел прочь, оставив Дженнет Марлин в одиночестве.
Полчаса спустя я вошел в ворота аббатства Святой Марии. За время моего отсутствия работникам удалось поднять рухнувший шатер, и они суетились вокруг него, в свете факелов отчищая грязь с золотой парчи.
Я вошел в королевский особняк. Все приготовления к приезду монарха были завершены, и здесь царила тишина. Лишь несколько слуг и придворных скользили по коридорам в благоговейном молчании; по всей видимости, они упражнялись в той манере поведения, которая потребуется от них завтра, когда дом этот станет резиденцией короля.
Стражник проводил меня в кабинет Малеверера. Тот сидел за столом, погруженный в чтение каких-то бумаг. В свете свечей лицо его, обрамленное черной бородой, казалось бледным и особенно неприветливым.
– Что вам еще надо? – пробурчал он, подняв на меня взгляд.
– Сэр, мне в голову пришла одна мысль.
– Говорите, не тяните.
Я рассказал ему о том, какие воспоминания связаны у меня с именем Блейбурн.
– Может, все это не более чем случайное совпадение, сэр, – завершил я свой рассказ. – Но я решил поставить вас в известность. Ведь среди стражников много уроженцев Кента.
– Значит, по-вашему, этот Блейбурн тоже родом из Кента? – пророкотал Малеверер. – Что ж, это вполне может быть.
Губы его искривились в язвительной ухмылке.
– Однако проку от вашего открытия ровным счетом никакого, мастер Шардлейк. Эдвард Блейбурн умер задолго до того, как вы появились на свет. Сегодня я был на Тайном совете. И узнал немало интересного о Блейбурне.
Он смерил меня надменным взглядом.
– Но все это не подлежит разглашению.
– Мне остается лишь принести свои извинения за напрасное беспокойство, сэр.
– Завтра кто-нибудь из членов Тайного совета непременно пожелает с вами встретиться, – сообщил он. – Вам придется еще раз рассказать все, что вы знаете. И принести свои заверения в том, что вы намерены хранить нерушимое молчание. А напоследок вы, разумеется, получите хороший нагоняй, который вполне заслужили.
Мысленно я отметил, что к Малевереру вернулась прежняя самоуверенность. Вне всякого сомнения, ему удалось убедить Тайный совет, что причиной всех произошедших бед является моя неосмотрительность.
– Однако никто не снимает с вас обязанности заботиться о Бродерике, – продолжал Малеверер. – Непременно навестите его, прежде чем отправитесь спать. Вы должны посещать его каждый день, дабы удостовериться, что он пребывает в добром здравии. Охранник отведет вас в его камеру.
– Я отправлюсь к нему прямо сейчас, сэр Уильям.
– Я уже поговорил с мастером Редвинтером, – процедил Малеверер. – Предупредил, что впредь ему лучше воздерживаться от подобных просчетов.
Он махнул рукой, давая понять, что более меня не задерживает, и проводил меня до дверей взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
Вслед за стражником я вышел во двор и направился к монастырским строениям, теснившимся за церковью. В прежние времена здесь жили и трудились монахи аббатства Святой Марии; теперь бывшие кельи и дортуары опустели. Мебели в них почти не было, лишь в некоторых я заметил кровати, как видно, предназначенные для прибывающих завтра гостей. По узкому каменному коридору стражник провел меня в глубь дома и остановился в самом конце, перед массивной дубовой дверью с зарешеченным оконцем, сквозь которое проникал свет свечи. Двое солдат, из тех, что сопровождали нас в замок, стояли у дверей в карауле.
– Как себя чувствует заключенный? – осведомился я.
– Он все время лежит, сэр. Но недавно его осмотрел лекарь и сказал, что ему лучше.
– Слава богу. А где мастер Редвинтер?
– Сейчас он в камере, с арестантом. Вы тоже хотите войти?
Я кивнул, и солдат отворил дверь.
Бродерик, растянувшись на постели, крепко спал. Редвинтер, опустившись на корточки у его изголовья, изучал лицо спящего узника. На собственном его лице застыло выражение сосредоточенной, неизбывной злобы. Скрип двери заставил его обернуться; завидев меня, он вскочил на ноги с легкостью, невольно возбудившей мою зависть.
– Мне сказали, что заключенному лучше, – произнес я вполголоса.
– Он спит. И мне придется спать здесь же, в камере. Да еще и разделять с ним ночной горшок. Таким образом сэр Уильям решил меня наказать.
– Бродерик говорил что-нибудь?
– Нет. До того как он заснул, я пытался его расспросить. Но он упорно нес чушь, которую вы уже слышали. О том, что его отравил король. Если бы мне предоставили действовать по собственному усмотрению, я быстро заставил бы его выложить правду.
– Будь это так легко, не возникло бы надобности отправлять заключенного в Лондон.
Во взгляде тюремщика сверкнули столь хорошо мне знакомые ледяные искорки.
– Запомните, мастер Шардлейк, сломать можно любого человека. Вся штука в том, чтобы к каждому подобрать особый способ.
Удостоверившись, что жизни Бродерика ничего не угрожает, я отправился в свое временное пристанище. В холле, по обыкновению, несколько клерков играли в карты. Я сухо кивнул им и постучал в дверь каморки Барака.
– Да?
– Это я. Нам надо поговорить.
Я вошел в свою комнатушку и, ощутив внезапный приступ усталости, опустился на кровать. Через несколько минут появился Барак. С первого взгляда было понятно, что настроение у него превосходное.
– Что-то рано вы сегодня вернулись, – усмехнулся я. – Неужели вам с мистрис Ридбурн не удалось найти укромного местечка для продолжения приятной беседы?
– Эта мегера Марлин стережет Тамазин, как цепной пес, так что ни о каком продолжении не могло быть и речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115