– Добрый день, мастер Редвинтер. Надеюсь, скоро мы окажемся в Лондоне.
– Вряд ли, – возразил он, взглянув на паруса. – При таком ветре нам придется тащиться бог знает сколько. Я слышал, капитан говорил, что в это плавание от него отвернулась удача. И на то есть причины.
– Моряки излишне подвержены предрассудкам.
– Быть может. Так или иначе, через несколько дней мы прибудем.
Губы его искривила столь хорошо мне знакомая издевательская ухмылка.
– Наш драгоценный сэр Эдвард наконец окажется в Тауэре, где ему предстоит множество развлечений.
– Он здоров?
– Вполне. Представьте себе, когда я сказал ему, что Спарн-Хед исчез из виду, он рыдал, как дитя. Причитал, что больше никогда не увидит свой ненаглядный Йоркшир. Я сказал ему, чтобы не расстраивался попусту. Может статься, голова его еще побывает в Йорке – в качестве украшения городских ворот.
– Впервые встречаю человека, которому совершенно неведомо сострадание, – бросил я.
– Для того чтобы хорошо исполнять свои обязанности, сострадание мне ни к чему, – усмехнулся Редвинтер. – Как-то раз вы назвали меня безумцем.
При этих словах в глазах его мелькнули злобные искорки, и я вновь осознал, как глубоко сумел его уязвить.
– На это я вам вот что скажу. Безумен тот тюремщик, который проливает слезы над изменниками и предателями. Отвратителен слюнтяй, не способный исполнить предназначение, данное ему Господом.
– Неужели Господь предназначил вас для того, чтобы терзать и мучить других людей?
– Для того чтобы спасти истинную религию, подчас необходимо пролить кровь.
Редвинтер смотрел на меня с презрительным недоумением, словно удивленный тем, что я не понимаю столь очевидных вещей.
– Вы что, не читали Ветхий Завет? Там на каждой странице битвы и кровопролития! Господь устроил этот мир так, что люди должны убивать друг друга. Король это понимает и потому не боится замарать руки в крови.
– А разве в Писании не говорится о том, что кроткие наследуют землю?
– Лишь после того, как сильные духом уничтожат всех врагов истинной веры.
– И когда же это произойдет? После того, как на воротах Йорка будет выставлена отрубленная голова последнего паписта?
– Возможно. Для того чтобы восстановить в этом мире порядок, необходимо быть сильным, мастер Шардлейк. Сильным и безжалостным. Таким же, как наши враги.
Я отвернулся, утомленный бессмысленным спором. К нам приблизился сержант Ликон.
– Добрый день, мастер Шардлейк, – приветствовал он меня, метнув на тюремщика исполненный неприязни взгляд.
– Добрый день, сержант. Я только что беседовал с Редвинтером, – сообщил я, понизив голос. – Как-то раз я назвал его безумцем. Похоже, с тех пор его безумие лишь усугубилось.
– Сэр Уильям, похоже, тоже так думает, – кивнул сержант, не сводя глаз с Редвинтера, который стоял в стороне, облокотившись на перила. – По крайней мере, он сказал, что отныне главную ответственность за арестанта несу я. Он больше не доверяет Редвинтеру. Это и понятно – в Йорке тот не справился со своим делом и допустил, чтобы арестант отравился.
– Редвинтер, как и все жестокие люди, не слишком умен. Поэтому заключенному удалось его перехитрить.
– Самое обидное для Редвинтера – потерять власть. Иногда он смотрит на меня с такой злобой, словно хочет убить, – заметил Ликон.
– К счастью, скоро мы окажемся в Лондоне и сможем избавиться от его общества, – сказал я. – А как себя чувствует Бродерик? Редвинтер сказал, он рыдал, когда йоркширский берег исчез из виду.
– Да, это правда. Но с тех пор он затих и редко произносит хоть слово.
Сержант замешкался, словно не решаясь что-то сообщить.
– Когда он увидел вас, он попросил разрешения поговорить с вами хотя бы минуту, – произнес он наконец.
Я посмотрел в ту сторону, где стоял Бродерик. Тот, не замечая солдат, задумчиво глядел на море.
– Я готов поговорить с ним.
– Отойдите-ка от заключенного на несколько шагов. Он никуда не убежит, – обратился Ликон к своим людям.
Солдаты выполнили приказание.
– Малеверер дал мне под начало двух безнадежных болванов, – пожаловался сержант. – У обоих одно на уме – как бы напиться до бесчувствия. Мне уже пришлось отобрать у них деньги.
Бродерик повернулся ко мне. Тонкое лицо показалось мне еще более изможденным, чем прежде, в свалявшейся бороде и длинных светлых волосах блестели брызги морской воды. Сейчас он походил не на молодого человека, а на иссохшего старичка. Стоило ему хоть слегка пошевелить левой рукой, лицо его искажала гримаса боли.
– Вы повредили руку? – спросил я.
– Ее повредила дыба, – усмехнулся Бродерик.
Неистовая ярость, некогда сверкавшая в его глазах, угасла, взгляд арестанта поразил меня своим спокойствием. Очевидно, со времени последней нашей встречи в умонастроении Бродерика произошла значительная перемена.
– Я слышал, в Хоулме вас едва не убили, – тихо произнес он. – На вашу жизнь покушалась невеста Бернарда Лока.
– Да, это так.
– Я немного знаю Лока. Он из тех людей, ради которых женщины готовы на все. Так вот, я хотел сказать вам, что не имею к покушению на вас ни малейшего отношения. Малеверер допрашивал меня. И при этом отнюдь не церемонился.
– Мне очень жаль. А в том, что Дженнет Марлин действовала в одиночку, я не сомневался.
Помешкав несколько мгновений, я заговорил вновь:
– Скорее всего, она уничтожила документы, за которыми охотилась. Если только ей удалось их заполучить.
Бродерик хранил молчание.
– Я полагаю, документы мог похитить кто-то другой и ныне они находятся в руках заговорщиков, – продолжал я. – Но Малеверер и слушать меня не захотел. Заявил, что все это пустые домыслы.
Взгляд Бродерика, устремленный на меня, стал более внимательным, но он по-прежнему не проронил ни слова.
– А как вы думаете? – не унимался я. – Согласны с тем, что мои предположения небезосновательны?
Ответа не последовало.
– Но вы не сожалеете о том, что Дженнет Марлин не удалось осуществить свое намерение в отношении меня?
– Я рад, что вы остались живы, – наконец разомкнул губы Бродерик. – Вы были ко мне добры. В тех пределах, в которых позволяла ваша миссия.
– Тем не менее вы убили бы меня, если бы это требовалось для осуществления вашей цели? – спросил я, глядя ему прямо в глаза.
– Без всякого удовольствия, – равнодушно произнес Бродерик. – Я не из тех, кто получает удовольствие при виде чужой смерти. Даже если эта смерть необходима для дела. Как мне кажется, вы тоже не слишком кровожадны.
– Мистрис Марлин заявила, что моя смерть ей необходима. Как и смерть бедняги стекольщика. Признаюсь, мне противна сама мысль о том, что человеческая жизнь может быть жертвой, принесенной на алтарь какой-либо цели.
– Вот как? – Бродерик саркастически ухмыльнулся. – Однако вы согласны с тем, что моя смерть необходима для процветания и благополучия Англии. В противном случае вы отказались бы выполнять поручение Кранмера.
В ответ я лишь сокрушенно вздохнул.
– Почему вы взялись за столь гнусную миссию? – настойчиво вопросил Бродерик. – Ведь вы совсем не такой, как эти бессердечные скоты Малеверер и Редвинтер.
– Я многим обязан архиепископу и считал себя не вправе отказаться от его поручения.
Несколько мгновений мы оба молчали.
– Напрасно они думают, что пытками вынудят меня заговорить, – едва слышно проговорил Бродерик.
– Под пытками говорят все, сэр Эдвард, – ответил я так же тихо.
– Только не я.
Губы его тронула едва заметная улыбка, от которой по спине у меня пробежал холодок. То была улыбка человека, знающего, что ему предстоит.
– Они ничего не добьются. И помните, что я сказал вам, мастер Шардлейк. Время короля-еретика подходит к концу.
Он смотрел на меня едва ли не с сожалением.
– Знаете, я часто думаю о том, что вы могли бы стать одним из нас. И может, так оно и случится.
Сделав вид, что не расслышал этих слов, я повернулся и подошел к сержанту Ликону.
– Никогда раньше я не видел его таким спокойным, – заметил я.
– Да, его не узнать. Сказал он что-нибудь важное?
– Лишь заявил, что никакие пытки не заставят его заговорить.
– Он ошибается.
– Так я ему и сказал.
Я направился к люку, ведущему вниз. Редвинтер по-прежнему стоял, облокотившись на перила, и глядел на море.
Вечером после ужина я сидел на палубе и наблюдал, как солнце опускается за горизонт. На море царил почти полный штиль, корабль лишь слегка покачивало. Впрочем, багровый закат и тучи, затянувшие небо, предвещали перемену погоды.
«Будем надеяться, на нас не обрушится новый приступ ненастья», – мысленно пожелал я.
Тамазин на палубе не было, а Барак, стоя поодаль, болтал со слугами.
Вскоре поднялся ветер, наполнивший паруса и позволивший кораблю двигаться быстрее. Я был рад, ибо хотел поскорее оказаться в Лондоне – прежде всего, из-за Джайлса, силы которого заметно таяли.
Почти все пассажиры высыпали на палубу. В наступивших сумерках смутно вырисовывались силуэты, закутанные в плащи. Кто-то дремал, кто-то играл в карты или шахматы. До меня доносились обрывки приглушенных разговоров.
Из люка высунулась голова еще одного человека, пожелавшего подышать свежим воздухом. Под шапкой, усыпанной драгоценными камнями, я узнал острые черты Ричарда Рича. Погрузившись в задумчивость, он прошествовал по палубе. Матросы торопливо отскакивали прочь, уступая ему дорогу. Поравнявшись со скамьей, на которой сидел я, он на мгновение вскинул голову и встретился со мной взглядом. Губы его искривила многозначительная зловещая ухмылка. Затем он подошел к люку и двинулся вниз по лестнице.
Стоило Ричу скрыться из виду, ко мне подскочил Барак.
– Как надоел этот сукин сын, – прошипел он.
– Да уж, – кивнул я, тронутый его беспокойством.
– Он сказал вам что-нибудь?
– Только бросил злобный взгляд. Думаю, мне пора спуститься в каюту.
– Да, холод пробирает до костей.
– Я весь покрылся мурашками. Но никак не могу понять, холод тому виной или взгляд Рича.
На нижней палубе царила тишина. Проходя мимо дверей Бродерика, я с неудовольствием отметил, что солдаты, стоящие в карауле, угощаются пивом из большой фляги, которую они передавали друг другу. Заметив меня, один из них попытался спрятать флягу за спину. Я нахмурился и вошел в свою каюту. Едва опустившись на койку, я услышал в коридоре громкие голоса и приоткрыл дверь. Двери других кают тоже раскрывались, оттуда выглядывали удивленные лица.
– Какого черта вы наливаетесь пивом прямо на посту?
Сержант Ликон, побагровев от ярости, едва не набрасывался на своих подчиненных с кулаками. Солдаты стояли понурившись, один из них по-прежнему сжимал в руке злополучную флягу. Сержант вырвал ее и швырнул на пол. Осколки брызнули в разные стороны, пиво растеклось по дощатой обшивке. Солдаты смотрели на лужу с нескрываемой тоской.
– Богом клянусь, вам это с рук не сойдет! – не унимался сержант. – Вы оба пойдете со мной к Малевереру! Прямо сейчас!
Лица солдат покрыла бледность. Дверь арестанта отворилась, и оттуда показался Редвинтер.
– Что за шум? – процедил он.
– Эти олухи пили на посту, – бросил сержант Ликон. – Я веду их к Малевереру.
С этими словами он схватил солдат за воротники и потащил по коридору. Редвинтер проводил их довольным взглядом, как видно, радуясь, что у соперника не все идет гладко. Я захлопнул свою дверь прежде, чем он успел меня заметить.
В каюте я вскоре забылся дремой и проснулся оттого, что чья-то рука бесцеремонно трясла меня за плечо. Растерянно моргая, я открыл глаза. Каюту освещал яркий свет лампы. Дверь была распахнута настежь. Из коридора доносился гул возбужденных голосов. Подняв голову, я увидел прямо перед собой мрачное лицо Малеверера. За его спиной маячил Барак в одной рубашке, со спутанными волосами.
– Хватит дрыхнуть! – Малеверер злобно хлопнул меня по лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115