А пока...
А пока девушке суждено было жить в доме будущего тестя на правах прислуги. Неплохо бы присмотреться к девчонке, решил Халаши, а заодно и приручить, если она вдруг окажется с норовом. Жена его сына должна быть ручной и неприметной, как и любая женщина в этом мире.
Впрочем, Рут и сам неплохо справится с этой задачей, с усмешкой заключил Халаши. Сынок знал толк в таких вещах, уж он-то живо укажет женушке ее истинное место.
Вечером, когда девушка вернулась домой, ее участь уже была решена.
Судьбу свою приняла она безропотно и спокойно, на безучастном, словно восковая маска, лице не отразилось ни единого чувства, ни даже тени недовольства неожиданным виражом в ее жизни. Старый отец с любопытством и какой-то смутной досадой вглядывался в родную дочь, и впервые за многие годы в сердце его шевельнулось нечто подобное сочувствию. Словно увидел дочь после долгой разлуки (собственно, так оно и было) - и понял, что видит ее в последний раз. Смятение, яд сомнения, тонкие ростки раскаяния, обрывки невысказанных теплых слов
- все это поднялось откуда-то из самых глубин его души, захлестнуло, закружилось, завертелось в бешеной стремительной круговерти - и отхлынуло вспять. Было слишком поздно что-либо менять. Да и незачем.
Девушка покинула отчий дом без сожаления. Она была женщиной, а удел женщины - терпение и покорность. Отец решил ее судьбу, значит так тому и быть. Слово отца обретало силу закона, священного табу, нарушить которое было не только нельзя, но невозможно, как невозможно перешагнуть через собственную тень или откусить собственное ухо. Да, внешне она покорилась - но только внешне.
Три года бесцельных скитаний по лесным чащобам и нехоженым тропам наложили неизгладимый отпечаток на ее душу, отпечаток, столь не свойственный женщинам Альпы Карантэн. Лес приучил ее к самостоятельности, вдохнул в одинокое девичье сердце дух воли и свободы, научил осторожности дикого зверя и совсем не женской способности анализировать происходящие события. Она смело принимала решения, если к тому вынуждали обстоятельства, не сворачивала с тропы, когда там подстерегала опасность (лес был полон ими), твердой, хотя далеко не крепкой рукой направляла стрелу арбалета в разверстую пасть хищника.
Вековая традиция и самобытность столкнулись на зыбкой почве ее души
- и вылились в компромисс. С видимым смирением вступила она под кров дома Халаши, но таящаяся настороженность в ее глазах с той минуты более не исчезала. Она приглядывалась ко всему в этом холодном неприветливом огромном доме - как приглядывался в свою очередь к ней самой старый Халаши. Прошло три, четыре, потом пять дней, и он забыл о ней. "Девка как девка", - мысленно пожал плечами Елпидифор. Неслышной и незаметной тенью скользила она по залам обширного дома, молча выполняла указанную работу, ни единым словом не обмолвившись ни с братьями, ни с их отцом. В глазах старого Халаши она воплощала идеал альпассийской женщины. Безмолвной женщины-рабыни.
И лишь Рут не спускал с нее огненного, алчущего взора. В первую же ночь, распалив себя изрядной дозой спиртного, он ворвался к ней в спальню. И наткнулся на холодную решимость в ее глазах и стальной блеск острого кинжала, рукоять которого крепко сжимала ее тонкая рука. Если он посмеет сделать еще хоть один шаг, бесстрастно заявила она, клинок вонзится в его горло. И Рут поверил ей. Трусовато озираясь, он попятился вон из комнаты, и лишь за ее пределами дал волю своему гневу и пьяному языку. Потоки проклятий и отборной ругани вылились на голову бедной девушки.
Дни, потянувшиеся вслед за той ночью, превратились для Рута в медленную пытку. О, как ждал, как жаждал он дня свадебного обряда.
Тогда - тогда он сполна рассчитается с этой стервой за все то унижение, что пришлось ему претерпеть под презрительным взглядом ее огромных черных глаз. Его руки мелко тряслись от предвкушения тех изощренных забав, которыми он насытит свою ненависть и животную страсть в первую же брачную ночь, потное лицо кривилось в сладострастной садистской ухмылке. Близок, близок миг, когда он сможет утолить свою жажду...
Появление инопланетников на какое-то время отвлекло его от планов мести невесте, а роковой выстрел, оборвавший жизнь Старого Хлоппа, гнев отца, вызванный этим событием, и стремительная подготовка к захвату земли убитого охотника окончательно вытеснили из головы Рута образ Флорианы. До поры до времени.
Она слышала все, о чем говорилось в этот тихий летний вечер у холодного камина. Поначалу весть о смерти отца Флориана восприняла на удивление спокойно, безропотно, покорно, как и подобает альпассийской женщине. Ни любви, ни особой привязанности к нему она не испытывала, равно как и он к ней. Она жила своей замкнутой жизнью, отгородившись от мира каменной стеной отчуждения и равнодушной неприязни. Отец остался по ту сторону стены, и в этом была только его вина - так о чем же горевать?.. Но сердце вдруг сжалось от печали и какой-то странной тоски, доселе ей неведомой, чувство утраты чего-то такого, о чем она даже не подозревала, внезапно выдавило из ее неподвижных бездонных глаз несколько скупых слезинок. Отец... бедный, бедный отец... Наверное, он был все-таки дорог ей, и где-то в глубине души, в самом потаенном ее уголке, укрываясь от нее самой, теплилась крохотная искорка любви к нему, к этому ворчливому, вечно брюзжащему нелюдимому старику. Наверное...
Иначе бы не было этих слез на смуглых щеках, и не была бы она сейчас такой несчастной, одинокой, беззащитной, никому не нужной, брошенной на произвол судьбы. Наверное... Как часто прозрение нисходит на нас, когда шаг в пропасть уже сделан!..
Но хватит об этом, прошлого уже не вернуть. Нужно действовать, и действовать немедленно. Так, как учил ее лес.
Она словно очнулась от многолетней спячки. Теперь ее руки развязаны, она свободна, свободна, и ничто больше не удержит ее в этом мрачном доме, похожем на склеп. Слово, данное отцом Елпидифору Халаши, потеряло силу, закон рухнул, табу рассыпалось в прах, а невозможное стало единственно возможным, и причиной этой головокружительной, ошеломляющей метаморфозы послужила не столько смерть отца, сколько Рут, этот негодяй, самый младший из семейства Халаши. Никогда, никогда не станет она женой убийцы ее отца. Уж лучше смерть от клинка, с которым она не расстается ни днем, ни ночью.
Она покинет этот дом немедленно. Вот только сначала утолит свое любопытство.
Чужеземцев она видала лишь мельком, накануне вечером, когда братья Халаши пригнали их из тех краев, где горы спускаются в долину.
Оттуда, где еще не успело остыть тело ее отца.
Эти четверо странным образом волновали ее. Что-то в их облике приковывало ее взор, что-то неуловимое, чужое - и вместе с тем такое близкое, знакомое. Быть может, нездешний блеск их утомленных глаз? Или осунувшиеся, усталые лица, так непохожие на сытые самодовольные рожи братьев? Какие-то штрихи их летных комбинезонов?
Ей хотелось увидеть их еще раз, прежде чем она уйдет отсюда навсегда. Просто увидеть - и ничего больше. Посмотреть в их глаза, и... может быть, понять что-то такое, что до сих пор сокрыто от ее понимания. Что-то, похожее на надежду.
Девушка выскользнула из-за тяжелых портьер, бесшумной тенью пересекла зал, у самого порога выхватила из бронзового кольца потрескивающий факел и крадучись стала пробираться вниз по узкой каменной лестнице. С пылающим факелом это было куда сложнее.
Двое братьев, Рут и Симсон, были в отъезде, двое других, Агапит и Викул, разошлись по своим спальням и наверняка уже дрыхнут без задних ног, а старший Халаши бродит сейчас где-то в противоположном крыле здания, производя ежевечерний осмотр усадьбы. Других людей в доме не было.
Она знала это. Ее зоркий глаз примечал все, что творилось в доме, ни единая мелочь не ускользала от нее.
Она знала, что пленников увели в подземелье. До сего дня она ни разу не спускалась туда.
Высоко держа факел над головой, Флориана шагнула в черный проем подземного лабиринта.

Глава двадцать шестая
БЕЗМОЛВНЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
- Вспомнил.
Голос Флойда странным диссонансом прозвучал в жуткой тишине сырого подземелья. Вот уже более часа тишина эта не нарушалась ни единым словом. Отчаяние медленно овладевало пленниками, воля была пронзена ржавыми прутьями стальной решетки, надежно отгородившей их от внешнего мира.
Факел тускло чадил в полумраке, пламя медленно угасало. Зловещие тени толпились у клетки с людьми, словно ожидая своего часа, чтобы полакомиться живой теплой плотью. Сонно мерцающие глазки нетопырей вдруг вспыхивали красным жадным огнем, пронзали плотную, почти осязаемую тьму притягивающими гипнотизирующими стрелами.
Перепончатые кровососы были начеку и тоже ждали своего часа.
- Вспомнил - что? - нехотя, сквозь призрачную пелену сна отозвался Джералд.
Они страшно устали за последние несколько суток, и теперь им чертовски хотелось спать. Сон им был просто необходим, чтобы хоть немного восстановить силы и прояснить вспухшие от треволнений мозги.
- Вспомнил, куда нас занесло. Я об этой проклятой планете.
Остатки сна мигом слетели с троих Охотников. Они уставились на Флойда с любопытством и жадным вниманием.
- Ну-ка выкладывай, малыш, - отчетливо произнес Марк.
- В общих чертах, на большее не рассчитывайте, - предупредил Флойд, - я вам все-таки не ходячий справочник. Так вот, Альпа Карантэн. Лет триста назад на нее наткнулся кое-кто из тогдашних разведчиков. Поверхностный анализ показал, что планета вполне пригодна для жизни, но никакими иными достоинствами она не обладает.
Ни полезных ископаемых, ни ценных пород древесины, ни уникальной фауны. Все, что здесь водилось, не представляло интереса ни для науки, ни для коммерции - в том или ином виде, с теми или иными видоизменениями подобных тварей можно было встретить на сотнях планетах Обозримого Космоса. Альпа Карантэн была признана "бесплодной". И тогда ее решили использовать как общегалактическую тюрьму.
- Тюрьму! - ахнул Джералд. - Теперь понимаю...
- В течение сотни лет сюда ссылались преступники со всей Галактики,
- продолжал Флойд. - Первую, наиболее крупную партию снабдили всем необходимым для основания независимой колонии, включая теплую одежду, домашнюю утварь, простейшие орудия труда, примитивное оружие и даже деньги.
- Какая трогательная забота о несчастных уголовничках, усмехнулся Джералд. - Даже деньги? И где? На необитаемом острове в океане Космоса.
Флойд пожал плечами.
- Не знаю, кому пришла в голову эта абсурдная мысль, но деньгами их действительно обеспечили. В конце концов, деньги необходимы при расчетах между покупателем и продавцом - как знать, быть может, во всем этом и есть капля здравого смысла? Кстати, о теплой одежде.
Альпа Карантэн славится суровыми зимами, и нам крупно повезло, что мы свалились сюда летом.
- Просто фантастическое везение, - криво усмехнулся Марк. - И чем же закончилась эпопея с этой роскошной тюрьмой?
- Терпение, Марк, я уже подхожу к концу. Кое-что на Альпе Карантэн оказалось под строжайшим запретом. В первую очередь это касалось теле- и радиоустановок, а также космических кораблей всех типов и классов. Никакого информационного обмена с внешним миром. Ни малейшей возможности бегства с планеты-тюрьмы. Полная изоляция. И полное отсутствие помощи извне. Небольшими "подъемными" снабжались лишь новые партии заключенных, который изредка продолжали прибывать из различных секторов Федерации. Спустя столетие бурный поначалу человеческий поток начал ослабевать, потом превратился в редкие незначительные инъекции, и наконец иссяк. Планета оказалась окончательно отрезанной от мира. Альпу Карантэн забыли. Забыли крепко и надолго.
- Да, так оно и было, - проговорил Крис Стюарт после непродолжительной паузы, - теперь и я что-то припоминаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65