Зная организацию штаба армии, тут совсем легко ориентироваться.
Все ясно. Все понятно и логично. Мы, молодые пришельцы, еще раз стараемся
во всем убедиться и всюду суем свои носы: а это что? а это зачем?
Бывший начальник разведки Прикарпатского военного округа генерал-майор
Берестов смещен, а за ним ушла и вся его компания: старики на пенсию,
молодежь в Сибирь, на Новую Землю, в Туркестан. Начальником разведки
назначен полковник Кравцов, и мы - люди Кравцова - бесцеремонно гуляем по
широким коридорам львовского Пентагона. Строился он недавно и специально
как штаб округа. Тут все рассчитано, тут все предусмотрено. Наше Второе
управление занимает целый этаж во внутреннем корпусе колоссального
сооружения. Одно нехорошо - все наши окна выходят в пустой, огромный,
залитый бетоном двор. Наверное, так для безопасности лучше. Отсутствие
приятного вида из окон, пожалуй, единственное неудобство, а в остальном -
все нам подходит. Нравится нам и разумная планировка, и огромные окна, и
широкие кабинеты. Но больше всего нам нравится уход наших предшественников,
которые совсем недавно контролировали всю разведку в округе, включая и нашу
13-ю Армию. А теперь этих ребят судьба разметала по дальним углам империи.
Власть - дело деликатное, хрупкое. Власть нужно крепко держать. И
осторожно.
2.
На новом месте вся наша компания, и я в том числе, обживаемся быстро.
Работа у нас все та же, только тут размах шире. Тут интереснее. Меня уже
знают, и мне уже улыбаются в штабе. У меня уже хорошие отношения с ребятами
из "инквизиции" - из группы переводчиков, мне уже рассказывают анекдоты
шифровальщики с узла связи и операторы из центра радиоперехвата. Но и за
пределами Второго управления меня уже знают. Прежде всего в боевом
планировании - в Первом управлении. Боевое планирование без наших прогнозов
жить не может. Но им вход в наше управление запрещен, и потому они нас к
себе зовут:
- Витя, что в ближайшую неделю супостат в Битбурге делать собирается?
Битбург - американская авиабаза в Западной Германии. И чтобы ответить на
этот вопрос, я должен зарыться в свои бумаги. Через десять минут я уже в
Первом управлении:
- Активность на аэродроме в пределах нормы, одно исключение: в среду
прибывают из США три транспортных самолета С-141.
Когда мы такие прогнозы выдаем, операторы улыбаются: "Хорошо тот парень
работает!"
Им, операторам, знать не положено, откуда дровишки к нам поступают. Но
операторы - люди, и тоже шпионские истории читают, и оттого они наверняка
знают, что у Кравцова есть супершпион в каком-то натовском штабе.
Супершпиона они между собой называют "тот парень". Хвалят "того парня", и
довольны им очень офицеры боевого планирования. Действительно, есть у
Кравцова люди завербованные. Каждый военный округ вербует иностранцев и для
получения информации, и для диверсий. Но только в данном случае "тот
парень" ни при чем. То, что от секретной агентуры поступает, то Кравцов в
сейфе держит и мало кому показывает. А то, чем мы боевое планирование
питаем, имеет куда более прозаическое происхождение. Называется этот
источник информации - графики активности. И сводится этот способ добывания
информации к внимательному слежению за активностью радиостанций и радаров
противника. На каждую радиостанцию, на каждый радар дело заводится: тип,
назначение, расположение, кому принадлежит, на каких частотах работает.
Очень много сообщений расшифровывается нашим пятым отделом. Но есть
радиостанции, сообщения которых расшифровать не удается годами. И именно
они представляют для нас главный интерес, ибо это и есть самые важные
радиостанции. Понятны нам сообщения или нет, на станцию заводится график
активности и каждый ее выход в эфир фиксируется. Каждая станция имеет свой
характер, свой почерк. Одни станции днем работают, другие - ночью, третьи
имеют выходные дни, четвертые не имеют. Если каждый выход в эфир
фиксировать и анализировать, то скоро становится возможным предсказывать ее
поведение.
А кроме того, активность радиостанций в эфире сопоставляется с
деятельностью войск противника. Для нас бесценны сведения, поступающие от
водителей советских грузовиков за рубежом, от проводников советских
поездов, от экипажей Аэрофлота, от наших спортсменов и, конечно, от
агентуры. Сведения эти отрывочны и не связаны: "Дивизия поднята по
тревоге", "Ракетная батарея ушла в неизвестном направлении", "Массовый
взлет всех самолетов". Эти кусочки наша электронная машина сопоставляет с
активностью в эфире. Замечаются закономерности, учитываются особые случаи и
исключения из правил. И вот в результате многолетнего анализа появляется
возможность сказать: "Если вышла в эфир РБ-7665-1, значит, через четыре дня
будет произведен массовый взлет в Рамштейне". Это нерушимый закон. А если
вдруг заработает станция, которую мы называем Ц-1000, тут и ребенку ясно,
что боеготовность американских войск в Европе будет повышена. А если, к
примеру...
- Слушай, Витя, мы, конечно, понимаем, что нельзя об этом говорить... Но
вы уж того... Как бы сказать понятнее... В общем, вы берегите "того парня".
3.
Меня проверяют. Меня всю жизнь будут проверять. Такая работа. Меня
проверяют на уравновешенность, на выдержку, на сообразительность, на
преданность. Проверяют не меня одного. Всех проверяют. Кому улыбаешься,
кому не улыбаешься, с кем пьешь, с кем спишь. А если ни с кем - опять же
проверка: а почему?
- Заходи.
- Товарищ полковник, старший лей...
- Садись, - приказывает он.
Он - это полковник Марчук, новый заместитель Кравцова. У советской
военной разведки формы особой нет. Каждый ходит в форме тех войск, из
которых в разведку пришел.- Я, к примеру, - танкист. Кравцов - артиллерист.
В Разведывательном управлении у нас и пехота, и летчики, и саперы, и
химики. А полковник Марчук - медик. На малиновых петлицах чаша золотистая
да змеюга вокруг. Красивая у медиков эмблема. Не такая, конечно, как у нас,
танкистов, но все же красивая. В армии медицинскую эмблему по-своему
расшяфровывают: хитрый, как змей, и выпить не дурак.
Марчук смотрит на меня тяжелым, подавляющим взглядом. Гипнотизер, что ли?
Мне от этого взгляда не по себе. Но я его выдерживаю. Тренировка у меня на
этот счет солидная. Каждый в Спецназе на собаках тренируется. Если смотреть
в глаза собаке, то она человеческого взгляда не выдерживает. Человек может
ревущего пса взглядом остановить. Правда, если пес один, а не в своре.
Против своры нужно ножом взгляду помогать. В глаза ей смотришь, а ножичком
под бочок ей, под бочок. А тогда на другую начинай смотреть.
- Вот что, Суворов, мы на тебя внимательно смотрим. Хорошо ты работаешь и
нравишься нам. Мозг у тебя вроде как электронная машина... ненастроенная,
Но тебя настроить можно. В это я верю. Иначе бы тебя тут не держали. Память
у тебя отменная. Способность к анализу развита достаточно. Вкус у тебя
утонченный. Девочку из группы контроля ты себе хорошую присмотрел. Звонкая
девочка. Мы ее знаем. Она к себе никого не подпускала. Ишь, ты какой. А
вроде ничего в тебе примечательного нет...
Я не краснею. Не институтка. Я офицер боевой. Да и кожа у меня не та.
Шкура у меня азиатская и кровь азиатская. Оттого не краснею. Физиология не
та. Но как, черт их побери, они про мою девочку узнали?
- Как ни печально.. Суворов, но мы обязаны такие вещи знать. Мы обязаны о
тебе все знать. Такая у нас работа. Изучая тебя, мы делаем заключения, и в
своем большинстве это положительные заключения. Больше всего нам нравится
прогресс, с которым ты освобождаешься от своих недостатков. Ты почти не
боишься теперь высоты, закрытых помещений. Крови ты не боишься, и это
исключительно важно в нашей работе. Тебя не пугает неизбежность смерти. С
собачками у тебя хорошие отношения. Поднатаскать тебя, конечно, в этом
вопросе следует. Но вот с лягушками и со змеями у тебя совсем плохо.
Боишься?
- Боюсь, - признался я. - А вы как узнали?
- Это не твоя проблема. Твоя проблема научиться змей не бояться. Чего их
бояться? Видишь, у меня змеюги даже на петлицах сидят. А некоторые люди
лягушек даже едят.
- Китайцы?
- Не только. Французы тоже.
- В голодный год я, товарищ полковник, лучше бы людей ел...
- Они не от голода. Это деликатес. Не веришь?
Ну, конечно же, я этому не верю. Пропаганда. Мол, плохая жизнь во
Франции. Если он настаивать будет, я, конечно, соглашусь, что плохо
пролетариату во Франции живется. Но это только вслух. А про себя я останусь
при прежнем мнении. Жизнь во Франции хорошая, и пролетариат лягушек не ест.
Но не обманешь Марчука. Сомнение в моих глазах он разглядел без труда.
- Иди сюда. - В кинозал зовет, где нам фильмы секретные про супостата
крутят. Марчук кнопку нажимает, и на экране замелькала кухня, повара,
лягушки, кастрюли, красный зал, официанты, посетители ресторана. На
фокусников посетители не похожи, но лапки съели.
- Ну, что?
А что тут скажешь? Крыть вроде нечем. Но вот фильм недавно показывали
"Освобождение", и Гитлер там. Но ведь это не Гитлер совсем, а артист из
ГДР. Диц его имя. Вот если бы ты, полковник, сам лягушку съел, тут бы я
тебе поверил, а в кино что угодно показать можно, даже Гитлера, не то что
лягушек.
- Ну, что? - повторяет он.
Что ему скажешь? Скажи, что поверил, он тут же и прицепится, да как же
ты, разведчик, такой чепухе поверил? "Я тебе всякую чушь показываю, а ты
веришь? Да как же ты, офицер информации, сможешь отличать ценные документы
от сфабрикованных?
- Нет, - говорю, - этому фильму я поверить не могу. Подделка. Дешевка.
Если людям есть нечего, то они в крайнем случае могут съесть кота или
собаку. Зачем же лягушек? - Мне ясно совершенно, что фильм учебный.
Сообразительность проверяют. Вон у дамы какой пудель пушистый был. Тут меня
проверяют, заметил я пуделя или нет. Ну, конечно, я его заметил. И вывод
делаю, которого вы явно от меня добиваетесь: не станет нормальный человек
лягушку есть, если у него в запасе есть пудель. Не логично это. А Марчук
уже сердится:
- Лягушки денег стоят - и немалых.
Я молчу. В полемику не ввязываюсь. Каждому ясно, что не могут быть
лягушки дорогими. Но с полковником соглашаюсь дипломатично, неопределенно,
оставляя лазейку для отхода:
- С жиру бесятся. Буржуазное разложение.
- Ну вот. Наконец поверил. Я тебе фильм вот зачем показал: люди их едят,
а ты даже в руки их взять боишься. Откровенно говоря, лягушку или змею я и
сам в руку взять не могу, но мне это и не надо. А ты, Виктор, начинающий
молодой перспективный офицер разведки, тебе это надо.
Внутри холодеет все: неужели и есть заставят? Марчук психолог. Он мои
мысли, как в книге, читает:
- Не бойся, есть мы тебя лягушек не заставим. Змей - может быть, а
лягушек - нет.
4.
Солдатик совсем маленький. Личико детское. Ресницы длинные, как у
девочки. Диверсант. Спецназовец. Четыре батальона диверсионной бригады
огромными солдатами укомплектованы. Идут по городку, как стая медведей. Но
одна рота в бригаде укомплектована разнокалиберными солдатиками, совсем
маленькими иногда. Это особая профессиональная рота. Она опаснее, чем все
четыре батальона медведей, вместе взятых.
Тоненькая шейка у солдатика. Фамилия не русская у него - Кипа. Однако в
особой роте он не зря. Значит, он специалист в какой-то особой области
убийств. Видел я однажды, как он отбивал атаку четырех, одетых в защитные
доспехи, вооруженных длинными шестами. Отбивался он от шестов обычной
саперной лопаткой. Не было злости в нем, а умение было. Такой бой всегда
привлекает внимание. Куда бы диверсант ни спешил, а если видит, что на
центральной площадке бой идет, обязательно остановится посмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54