Но слишком часто идет
обеспечение особой важности, то есть обеспечение нелегалов или массовое
обеспечение, когда в прикрытии работают все, включая и заместителей
резидента. И никому нет поблажек. В обеспечении все! Где людей взять?
Дважды в ночь пойдешь! Прием транзита из Франции. Прием транзита из
Гондураса. Понимать надо!
И вдруг колесо остановилось. Я листаю свою рабочую тетрадь, исписанную
вдоль и поперек, и вдруг внезапно открываю совершенно белую страницу. На
ней только одна запись: "Работа с 713". И этот белый лист означает
сегодняшний день. День, когда я сижу в своем кресле, а в моей голове
галопом несутся встречи, тайниковые операции, безличная связь.
Я долго смотрю на короткую фразу, затем поднимаю белую телефонную трубку
и, не набирая никаких цифр, спрашиваю:
- Товарищ генерал, вы не могли бы принять меня?
- До завтра подождет?
- Я уже несколько дней пытаюсь попасть к вам на прием, - это я вру, зная,
что сейчас у него нет времени проверять, - но сегодня последний день.
- Как последний?
- Даже не последний, товарищ генерал, а первый.
- Ах ты, черт. Слушай, я сейчас не могу. Через тридцать минут зайдешь ко
мне. Если кто-то будет в приемной, пошли на хрен от моего имени. Понял?
- Понял.
Я доложил ему маршрут следования, приемы и уловки, которыми я намеревался
сбить полицию со следа. Я доложил все, что мне теперь известно о нем -
человеке из Роты.
- Ну что ж, неплохо. Желаю удачи.
Он встал. Улыбнулся мне. И пожал руку. За четыре года третий раз.
4.
Дороги забиты туристами. Я тороплюсь. Я рассчитываю попасть в гостиницу к
вечеру, чтобы и этот вечер использовать для выполнения задачи. Пять часов я
гоню по большой автостраде. Иногда приходится подолгу стоять, когда
образовываются гигантские пробки на дорогах, но как только путь
освобождается, я снова гоню свою машину, не жалея ни мотора, ни шин,
обгоняя всех. Когда солнце стало склоняться к западу, я сошел с большой
дороги на узкую и, не снижая скорости, погнал по ней. Из-за поворота-белый
"мерседес". Тормоза надрывно визжат. Над ним облако пыли: его на обочину
вынесло. Водитель меня по глазам фарами своими хлещет и зычным ревом
сигнала - по ушам моим. Женщина на заднем сиденье "мерседеса" пальцем у
виска крутит, внушает мне, что я ненормальный. Зря стараетесь, мадам, я это
знаю и без вас. Я чуть педали тормоза коснулся на повороте, отчего тормоза
взвыли, протестуя, вынося мою машину на встречную полосу, тут же я тормоза
отпускаю, а педаль газа - в пол жму, до упора, пока нога не упрется. Голову
наотрез - моего номера запомнить они не могли и даже рассмотреть времени не
имели. Я уже за поворотом. Я руль ухватил и не отпущу его. Если в пропасть
лететь - так и тогда не отпущу, А машина моя ревет. Не нравятся машине
повадки мои. На первом же перекрестке я ухожу на совсем узкую дорогу в
темном лесу. По ней, по этой дороге, я долго вверх карабкаюсь, а потом
вниз, вниз, в горную долину. Более широкой дорога стала. По ней и пойду.
Картой не пользуюсь. Местность эту я хорошо представляю да по багровому
солнцу ориентируюсь. А оно уж своим раскаленным краем поросшей лесом
скалистой гряды коснулось.
В гостиницу я попал, когда уж совсем стемнело. Гостиница та на берегу
лесного озера у отлогого горного склона. Зимой тут, наверное, все пестрит
яркими лыжными костюмами. А сейчас, летом, тишина, покой. С гор прохладой
тянет, а над некошеным лугом кто-то раскинул упругую перину белого тумана.
А мне некогда на красоты любоваться. Я в номер. На второй этаж. А ключ в
дверь не попадает. Я сам себя успокаиваю. Дверь открываю. Чемодан в угол
бросаю, и - в душ. Грязный я совсем. Целый день за рулем.
Вот уж и чистенький. Полотенцем по коже сильнее, сильнее. Костюм
свеженький на себя, глаженый. Платок яркий - на шею. А теперь в зеркало.
Нет, так, конечно, не пойдет. Глаза свинцовые, губы сжаты. На лице
беззаботное счастье светиться должно. Вот так. Так-то лучше. А теперь вниз.
Да не спеша. Смотрят люди на меня, и никто не подумает, что сегодня в моей
очень трудной жизни, лишенной выходных и праздников, - один из наиболее
утомительных дней. И не думайте, что мой рабочий день уже кончился, нет, он
продолжается.
А в зале музыка грохочет. А в зале по темным стенам яркие огни мечутся,
по потолку тоже и по лицам счастливых людей, распыляющих уйму энергии в
угоду своему наслаждению. В бурном водовороте звуков вдруг яростно
доминирует труба, заглушая все своим ревом, и ритм торжествует над толпой,
подчиняя себе каждого. И по властному велению ритма звенит хрусталь, вторя
пьянящему шуму танцующей толпы.
Моя рука чувствует режущий холод запотевшего хрусталя, я поднимаю перед
собой сверкающий, искрящийся сосуд, наполненный обжигающей влагой, и в то
же мгновение в нем отражается весь бушующий ураган звука и цвета. Улыбаясь
брызжущему огню и закрывая им лицо, я медленно обвожу зал глазами, стараясь
не выдать своего напряжения. Вот уголком глаза я увидел того, кто в зеленой
блестящей папке числится под номером 713. Я видел его только раз, только на
маленькой фотографии. Но я узнаю его. Это он. Я медленно подношу бокал к
губам, гашу улыбку, пригубливаю спиртное и так же медленно поворачиваю
лицо. Вот он медленно поднимает глаза на меня. Вот наши взгляды
встретились. Я изображаю радостное удивление на лице и салютую широким
приветственным жестом. Он изумленно оборачивается, но сзади - никого. Он
вновь смотрит на меня с неким вопросом: ты это кому?! Тебе! - молча отвечаю
я. Кому же еще? Расталкивая танцующих, с бокалом в руке я пробиваюсь к
нему.
- Здравствуй! Никогда не думал тебя встретить тут! Ты помнишь тот
великолепный вечер в Ванкувере?
- Я никогда не был в Канаде.
- Извините, - смущенно говорю я, всматриваясь в его лицо. - Тут так мало
света, а вы так похожи на моего знакомого... Извините, пожалуйста...
Я вновь пробился к бару. Минут двадцать я наблюдаю за танцующими. Я
стараюсь уловить наиболее характерные движения: в моей жизни никогда не
было времени для танцев. Когда приятное тепло разливается по всему телу, я
вступаю в круг танцующих, и толпа радушно расступилась, открывая ворота в
королевство веселья и счастья.
Танцую я долго и исступленно. Постепенно мои движения приобретают
необходимую гибкость и вольность. А может, это только мне кажется. Во
всяком случае, на меня никто не обращает внимания. Веселая толпа принимает
в свои ряды всех и прощает всем.
Когда он ушел, я не знаю. Я уходил поздней ночью в числе самых
последних...
5.
Звонок будильника разбудил меня рано утром. Я долго лежу, уткнувшись
лицом в подушку. Меня мучает хроническая нехватка сна. И пять часов никак
не могут компенсировать многомесячного недосыпа.
Потом я заставляю себя резко вскочить. Пятнадцать минут я мучаю себя
гимнастикой, а потом душ жгуче холодный, беспощадно горячий, снова холодный
и снова нестерпимо горячий. Тот, кто так делает регулярно, выглядит на
пятнадцать лет моложе своего возраста. Но не это мне важно. Я должен
выглядеть бодрым и веселым, каким подобает быть праздному бездельнику.
Вниз я спускаюсь самым первым и погружаюсь в утренние газеты, изображая
равнодушие.
Вот к завтраку спустилась пожилая чета. Вот прошла женщина
неопределенного возраста, неопределенной национальности со вздорной, не в
меру агрессивной собачкой. Вот группа улыбающихся японцев, обвешанных
фотоаппаратами. А вот и он. Я улыбнулся и кивнул. Он узнал меня и кивнул...
После завтрака я иду в свой номер. Уборка еще не началась. Я вешаю на
двери табличку "Не беспокоить", запираю дверь на ключ, опускаю жалюзи на
окнах и, оказавшись в темноте, с удовольствием вытягиваюсь на кровати.
О таком дне, когда никуда не надо спешить, я мечтал давно. Я пытаюсь
вспомнить все детали вчерашнего дня, но из этого получается только
блаженная улыбка на лице. С этой улыбкой я, наверное, и засыпаю.
Вечером я исступленно танцую в толпе. Он все на том же месте, что и
вчера. Один. Увидев его, я улыбаюсь. Я подмигиваю и жестом приглашаю в
толпу безумствующих. Он улыбается и отрицательно качает головой.
Следующим утром я первым спустился в холл. Он был вторым.
- Доброе утро, - говорю я, протягивая свежие газеты.
- Доброе утро, - улыбается он.
На первых страницах всех газет президент Уганды Амин Дада. Мы
перебросились фразами и пошли завтракать.
Самое главное сейчас - не испугать его. Можно, конечно, быка взять за
рога, но у меня есть несколько дней, и потому я использую "плавный
контакт". Многое об этом человеке нам не известно. Но даже наблюдение в
течение нескольких дней дает очень много полезной информации: он один, на
женщин не бросается, деньгами не сорит, но и не жалеет каждый доллар,
весел. Последний факт очень важен - хуже всего вербовать угрюмого. Не
напивается, но пьет регулярно. Книг читает много. Последние известия
смотрит и слушает. Юмор понимает и ценит, одевается аккуратно, но без
роскоши. Никаких ювелирных украшений не носит. Волосы на голове не всегда
гладко причесаны - уже этого достаточно для того, чтобы что-то знать о
внутреннем мире человека. Часто челюсти сжаты - это верный признай
внутренней подтянутости, собранности и воли. Такого трудно вербовать, зато
потом легко с таким работать. Очень долго украдкой я наблюдаю за выражением
его лица. Особенно мне важны все детали о его глазах; глаза расположены
широко, веки не нависают, небольшие мешки под глазами. Зрачки с одного
положения на другое переходят очень медленно и задерживаются в одном
положении долго. Веки опускает медленно и так же медленно их поднимает.
Взгляд долгий, но не всегда внимательный. Чаще взгляд отсутствующий, чем
изучающий. При изучении человека особое внимание уделяется мышцам рта в
разных ситуациях: в улыбке, в гневе, в раздражении, в расслаблении. Но и
улыбка бывает снисходительной, презрительной, брезгливой, счастливой,
иронической, саркастической, бывает улыбка победителя и улыбка
проигравшего, улыбка попавшего в неловкое положение или улыбка угрожающая,
близкая к оскалу. И во всех этих ситуациях принимают участие мышцы лица.
Работа этих мышц - зеркало души. И детали эти гораздо более важны, чем
знание его финансовых и служебных затруднений, хотя и это неплохо знать.
Ночью я бросаю в машину рюкзак, длинные сапоги, удочки и еду на дальнее
озеро ловить рыбу. На рассвете из камышей появляется Младший лидер. Он
садится рядом со мной и забрасывает удочку в воду. Кругом никого. Вода
теплая к рассвету, парит слегка. Розовая от восхода, солнца еще не видно.
Заместитель командира рыбалку терпеть не может. Особенно его раздражает
то, что находятся на свете люди, которые добровольно руками берут червяков.
Он к ним притронуться боится, если бы приказали - другое дело. Но тут
старшим был Он. Нужды брать их в руки не было, и потому он забрасывает
удочки с пустым крючком. Он очень устал. Глаза у него совсем красные, а
лицо серое. Ради короткой встречи со мной он явно всю ночь провел за рулем.
А у него множество своих ответственных дел. Он неудержимо зевает, слушая
меня, правда, в конце рассказа он зевать перестал, слегка даже заулыбался.
- Все хорошо, Виктор.
- Вы думаете, можно вербовать?
Третий раз в жизни я удостоился взгляда, который усталый учитель дарит на
редкость бестолковому ученику. Учитель трет свои красные от недосыпа глаза:
- Слушай, Суворов, ты чего-то не понимаешь. В таком деле ты просто не
имеешь права спрашивать разрешения. Если ты спросишь, я тебе дам отказ.
Когда-нибудь ты станешь Младшим лидером и даже Навигатором, но запомни: и
тогда ты не должен никого спрашивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54