.. Покачайся на
задних ножках стула... Стой, стой, боишься?
- Боюсь.
- Это ничего. Это нормально. Было бы странно, если бы не боялся. Все
боятся. Возьмись руками за сиденье. Начинай без моих команд. Покачались...
Я качался на стуле, балансируя, затем слегка нарушил баланс, качнувшись
чуть больше, и стул медленно пополз в бездну. Я вжался в сиденье. Я втянул
голову в плечи. Потолок стремительно уходил вверх, но падение затянулось.
Время остановилось. И вдруг спинка стула грохнулась об пол. Только тут я
по-настоящему испугался и в то же мгновение радостно рассмеялся: со мной
решительно ничего не случилось. Голова, повинуясь рефлексу, чуть ушла
вперед, и оттого я просто не мог удариться затылком. Удар приняла спина,
плотно прижатая к спинке стула. Но площадь спины гораздо больше площади
ступней, и оттого падение назад менее неприятно, чем прыжок со стула на
землю.
Он протянул мне руку.
- А можно, я еще попробую?
- Конечно, можно, - улыбается.
Я сел на стул, ухватился руками за сиденье и повалился назад.
- Я еще попробую, - радостно кричу я.
- Да, да, наслаждайся.
9.
- По нашему заказу Академия наук разработала методику прыжков из
скоростного поезда, а равно из автомобиля, трамвая... математические
формулы тебе не нужны, пойми только вывод: из стремительно несущегося
поезда надо прыгать задом и назад, приземляться на согнутые ноги, стараясь
сохранить равновесие и не коснувшись руками земли. В момент касания земли
нужно мощно оттолкнуться и несколько секунд продолжать бег рядом с поездом,
постепенно снижая скорость. Наши ребята прыгают с поездов на скоростях 75
километров в час. Это общий стандарт. Но есть одиночки, которые этот
стандарт значительно перекрывают, прыгая с гораздо более скорых поездов,
прыгая под уклон, с мостов, прыгая с оружием в руках и со значительным
весом за спиной. Запомни, главное - не коснуться руками земли. Ноги вынесут
тебя. Мышцы ног обладают исключительной силой, динамичностью и
выносливостью. Касание рукой может нарушить стремительный ритм движения
ног. За этим следует падение и мучительная смерть. Потренируемся. Вначале
тренажер. Настоящий поезд будет позже. Начинаем со скорости десять
километров в час...
10.
А через месяц мы вдвоем стояли на перилах железнодорожного моста. Далеко
внизу холодная свинцовая река медленно несет свои воды, сворачиваясь в
могучие змеиные кольца у бетонных опор. Я уже грамотен и понимаю, что
человек может ходить и по телеграфному проводу над бездонной пропастью. Все
дело в психологической закалке. Человек должен быть уверен, что ничего
плохого не случится, и тогда все будет нормально. Цирковые артисты тратят
годы на элементарные вещи. Они ошибаются. У них нет научного подхода. Они
базируют свою подготовку на физических упражнениях, неуделяя достаточно
внимания психологии. Они тренируются много, но не любят смерть, боятся ее,
стараются ее обойти, забывая о том, что можно наслаждаться не только чужой
смертью, но и своей собственной. И только люди, не боящиеся смерти, могут
творить чудеса вместе с богами.
- Дураки говорят, что вниз смотреть нельзя, - кричит он. - Какое
наслаждение смотреть вниз на водовороты!
Я смотрю в глубину, и она больше не кажется мне жуткой и влекущей, как
змеиная пасть для лягушонка. И ладони мои больше не покрываются
отвратительной липкой холодной влагой.
11.
Снова изменения в руководстве 13-й Армии. В каждой Армии по два
генерал-майора артиллерии. Один командует ракетными подразделениями и
артиллерией, второй - ПВО. В 13-й смещены оба.
12.
В Прикарпатском военном округе грандиозные изменения.
Скоропостижно скончался командующий Прикарпатским военным округом
генерал-полковник Бисярин. Еще не прошло и года с того времени, когда он
командовал Прикарпатским фронтом в Чехословакии. Он был бодр и здоров и
правил четырьмя Армиями фронта легко и свободно. Говорят, что он никогда не
болел. И вот его нет.
Командование военным округом принял генерал-лейтенант танковых войск
Обатуров. И тут же в штабе военного округа произошло массовое смещение
людей Бисярина и замена их людьми Обатурова. И тут же волна изменений
покатилась вниз в штабы армий. В округе их четыре: 57-я воздушная, 8-я
гвардейская танковая, 13-я и 38-я. По мягкому ковру нашего коридора быстро
прошли два новых генерала - новый командующий нашей 13-й Армией и новый
начальник штаба.
В этот день бронированную дверь разведывательного отдела всем посетителям
открывал я. Звонок. Через танковый триплекс я вижу незнакомого лейтенанта.
О, я знаю, кто это.
- Пароль?
- Омск.
- Допуск?
- 10-б.
- Заходите. - Тяжелая дверь плавно отошла в сторону, пропуская
лейтенанта.
- Доброе утро. Товарищ старший лейтенант, мне нужен начальник разведки.
- Я доложу ему. Одну минуту подождите, пожалуйста. - Я стукнул в дверь
своего шефа и тут же вошел. - Товарищ подполковник, к вам адъютант нового
командующего армией.
- Просите.
Лейтенант входит:
- Товарищ подполковник, вас просит командующий.
Я знаю наперед, что будут учения, что шифровки будут сыпаться как из рога
изобилия, что молодые адъютанты устанут смертельно, у них будут красные,
воспаленные глаза, когда ночами мы будем вместе с ними работать над Большой
картой. Я знаю, что после первых учений два новых адъютанта и я напьемся до
зеленых чертиков и станем друзьями. Я буду рассказывать им похабные
анекдоты, а они мне - смешные истории из интимной жизни их покровителей. Но
и сейчас уже, после самой первой встречи, уже по тому, как адъютант
приветствовал меня, и по тому, как он входил в кабинет моего шефа, я
понимаю, что мы фигуры одного цвета. Новые генералы в штабе Армии - люди
Обатурова. Новые начальники отделов, включая и Кравцова, - люди Обатурова.
Новые адъютанты, новые офицеры в штабе - все они люди Обатурова. Я осознаю
впервые, что и я член этой группы. И я знаю, что сам новый командующий
Прикарпатским военным округом генерал-лейтенант Обатуров - человек какой-то
мощной группы, стремительно и неудержимо идущей к власти.
Все, кто пришел в этот штаб и в другие штабы округа раньше нас, все они -
фигуры другого цвета. И их время кончилось. Тех, кто достаточно стар, будут
вышибать на пенсию, остальных - в раскаленные пески. Старая группа под
мощным, но невидимым со стороны ударом рухнула и рассыпалась, и ее осколкам
никогда не быть верными слугами воротил этого общества, никогда не нежиться
в лучах могущества...
В секретном отделе я столкнулся с бывшим адъютантом бывшего начальника
штаба. Он сдавал документы. Он едет куда-то очень далеко командовать
взводом. Он более двух лет уже офицер, но никогда не имел в своем
распоряжении недисциплинированных, полупьяных, совершенно неуправляемых
солдат. Если бы с этого началась его служба, то все было бы нормально. Но
его служба началась с мягких ковров. В любой обстановке он сытно ел и был в
тепле. Теперь все ломалось. Человек привыкает быть на дне пропасти. И если
он всегда там находился, то с трудом представляет, что может быть
какая-либо другая жизнь. Но лейтенант был вознесен к вершинам, а теперь
снова падал в пропасть. На самое дно. И это падение было мучительным.
Он улыбается мне. А улыбка его кажется собачьей. Когда-то очень давно на
Дальнем Востоке я видел двух псов, прибившихся к чужой своре. Но свора
рычала, не желая принимать чужаков в свою среду. И тогда один из этих псов
бросился на своего несчастного товарища и загрыз его. Их борьба
продолжалась долго, и свора терпеливо следила за исходом поединка. Один
ревел, а другой, более слабый, жутко визжал, не желая расставаться с
жизнью. Убив своего товарища, а может быть, и брата, весь искусанный и
изорванный пес, поджав хвост, подошел к своре, демонстрируя свою
покорность. И тогда свора бросилась на него и разорвала.
Почему-то бывший адъютант мне напомнил того пса с поджатым хвостом,
готового грызть кого угодно, лишь бы быть принятым в свору победителей.
Дурак. Будь гордым. Езжай в свою пустыню и не виляй хвостом, пока тебя не
загрызли.
13.
В ту ночь снился мне старый добрый еврей дядя Миша. Было мне тогда 15
лет. Учился я в школе и работал в колхозе. Зимой работал время от времени,
летом - наравне с матерыми мужиками. Поэтому, когда на обсуждение встал
серьезный вопрос, то на собрание позвали и меня. Дело вот в чем было: в
конце августа каждый год наш колхоз отправлял в город Запорожье одного
человека на две-три недели торговать арбузами. Конец августа приближался, и
нужно было решить, кто из мужиков поедет в этом году торговать арбузами.
Cидят мужики в клубе. Пора горячая - уборка в разгаре, а мужикам не до
уборки. Спорят все, кричат. Председатель предложил на арбузы зятя своего
Сережку послать. Первые ряды молчат, а с задних рядов свистят, стучат
ногами и скамейками. Председатель ставит вопрос на голосование.
Разгорячился он, голову теряет. В таких случаях нужно сначала спросить:
"Кто против?" Никто, конечно, не поднимет руку. Тогда и голосованию конец,
значит, все согласны. Но председатель по ошибке спрашивает: "Кто за?" Он
привык так вопрос ставить, когда нужно мудрую политику нашей родной партии
одобрять. Но тут вопрос кровный. Тут все руки вверх не будут тянуть.
- Кто за? - повторяет председатель.
А зал молчит. Ни одна рука вверх не поднялась. Просчитался председатель.
Не так вопрос поставил. Сережку, зятя председателева, нельзя посылать,
значит. Махнул он рукой: сами тогда решайте. Опять шум и крик. Все с мест
повскакивали. Снова все недовольны.
А я в углу сижу. О чем люди спорят, никак в толк не возьму. Те мужики,
что в прошлые годы арбузами торговать ездили, уверяют всех, что работа эта
опасна: шпана на базаре зарезать может. Если ошибешься в расчетах, милиция
арестует или придется потом с колхозом своими собственными деньгами
рассчитываться. Но странное дело, ни один из них, раньше торговавших, вроде
бы и не очень упирается, если его на эту опасную неблагодарную работу вновь
выдвигают. Зато все остальные сразу ногами топают и кричат, что он мошенник
и плут, что от него только убыток колхозу.
Опять же странно, если работа опасная и неблагодарная, отчего его и не
сунуть на эту работу вместо себя. Но нет. Не пускает колхозное собрание ни
одного из названных.
Все новых кандидатов называют. И все так же решительно собрание их
отклоняет. Чудеса. Нет бы первого, кого председатель назвал, и послать на
это проклятое место. Всем бы облегчение. Так нет же, никому не хочется
посылать туда ни врага своего, ни друга, ни соседа. Такое впечатление, что
каждый сам туда норовит попасть, да другие его не пускают: а коли я туда не
попал, так и тебя не пущу.
Спорили, спорили, утомились. Всех перебрали. Всех отклонили.
- Кого ж тогда? Витьку Суворова, что ли? Мал еще.
Но мужики на этот счет другое мнение имели. Я им не равен ни по возрасту,
ни по опыту, ни по авторитету, для мужиков вроде бы как никто. И послать
меня - означало для них почти то же самое, что не послать никого. Пусть
Витька едет, рассуждал каждый, лишь бы мой враг туда не попал. Так и
порешили. Проголосовали единогласно. Председатель и даже зять его Сережка-и
те руки вверх подняли.
Привезли меня в город два лохматых мужика в три часа ночи. Вместе мы
арбузы разгрузили, уложили их в деревянный короб у зеленого дощатого
навеса, в котором мне предстояло проработать шестнадцать дней и проспать
пятнадцать ночей.
В пять утра базар уже гудел тысячами голосов. Мужики давно уехали, а я
один со своими арбузами остался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54