Драммонд берет письмо и читает:
"Уважаемая миссис Блейк!
В семи предыдущих случаях компания отказала Вам в Вашей письменной просьбе. Сейчас мы отказываем Вам в восьмой раз, и в последний. Вы, должно быть, дура, дура и дура!"
Тридцать лет выступлений на судебных процессах сделали Драммонда не только закаленным бойцом, но и недюжинным актером. И тем не менее я сразу замечаю - это письмо он видит впервые. Клиенты не включили столь компрометирующее послание в общее досье. Драммонду словно под дых вмазали. Челюсть его слегка отвисает, а глаза лезут на лоб. Затем он свирепо встряхивает головой, щурится и перечитывает письмо.
В следующую минуту Драммонд делает то, о чем позже очень пожалеет. Он поднимает глаза и смотрит на меня. Я, само собой, поедаю его взглядом и ухмыляюсь, как бы говоря: «Что, приятель, попался со спущенными штанами?»
Но Драммонд продлевает агонию и переводит мученический взгляд на Киплера. Его честь бдительно следит за выражением и мимикой адвоката, и - подмечает то, чего нельзя было не подметить. Драммонд явно ошеломлен.
Адвокат, впрочем, быстро приходит в себя, однако зло уже содеяно. Он передает письмо полусонному Хиллу, который даже не подозревает, что получил от босса гранату с выдернутой чекой. Несколько секунд мы следим за Хиллом, и - тот застывает как громом пораженный.
- Прерываем протокол, - требует Киплер. Стенографистка послушно замирает, а видеооператор останавливает запись. - Мистер Драммонд, для меня очевидно, что это письмо вы видите впервые. Более того, интуиция подсказывает мне, что это не последний документ, который пытаются скрыть от вас ваши клиенты. В свое время я достаточно поднаторел в исках к страховым компаниям, чтобы уразуметь: необходимые бумаги имеют свойство сперва исчезать, а потом всплывать, причем в самый неудачный момент. - Киплер склоняется над столом и едва не тычет в Драммонда пальцем. - Если вы или ваши клиенты попытаются утаить от истца важные документы, я наложу на вас штраф. Вы оплатите не только судебные издержки, но и почасовую работу поверенного, причем по той же ставке, по которой оплачивают ваш труд ваши клиенты. Надеюсь, я ясно выразился?
Да, другая возможность заработать две с половиной сотни в час мне, боюсь, не скоро представится.
Драммонд и его лизоблюды ещё не оправились от удара. Могу только представить, как воспримет это письмо жюри присяжных - драммондовским сподручным это тоже наверняка ясно.
- Ваша честь, вы обвиняете меня в сокрытии документов? - скрипит Драммонд.
- Пока нет. - Палец Киплера по-прежнему наставлен на Драммонда, словно ствол пистолета. - Пока я только предупреждаю.
- На мой взгляд, ваша честь, вам бы следовало передать это дело кому-нибудь другому.
- Это ходатайство?
- Да, сэр.
- Отказано. Что-нибудь еще?
Драммонд шуршит бумагами, убивая время. Напряжение потихоньку спадает. Бедная Дот сидит, превратившись в каменное изваяние; опасается, наверное, что весь этот бедлам возник из-за нее. Я, признаться, тоже немного не в своей тарелке.
- Возобновляем заседание, - молвит Киплер, не спуская глаз с Драммонда.
Тот задает один за другим ещё несколько вопросов, на которые Дот должным образом отвечает. Еще несколько документов последовательно плывут по конвейеру. В половине первого мы прерываемся на ланч, а час спустя снова собираемся в прежнем составе. Дот уже изнемогает.
Киплер в довольно жестких выражениях требует, чтобы Драммонд не тянул кота за хвост. Драммонд старается, но ему это плохо удается. Стиль его выработан годами, денег приносит чертову уйму, а вопросы можно задавать до бесконечности.
Тогда моя клиентка прибегает к тактике, которой я не могу не восхищаться. Она заявляет во всеуслышание (не для протокола, разумеется), что у неё проблемы с мочевым пузырем - ничего уж очень серьезного, но, черт возьми, ей ведь уже почти шестьдесят! Словом, туалет приходится посещать все чаще и чаще. Драммонд, как и следовало ожидать, тут же начинает бомбардировать Дот вопросами про её мочевой пузырь, но Киплер довольно быстро пресекает эту тему. Как бы то ни было, каждые четверть часа Дот с извинениями покидает зал. Возвращаться она не торопится.
Лично я убежден, что с мочевым пузырем у неё все в порядке и готов отдать голову на отсечение, что она просто запирается в кабинке и дымит как паровоз. Это её успокаивает, а вот терпение Драммонда постепенно истощается.
В половине четвертого, через шесть с половиной часов после начала, Киплер объявляет, что допрос свидетеля завершен.
* * *
Впервые более чем за две недели подъезд к дому свободен от взятых напрокат автомобилей. Лишь «кадиллак» мисс Берди одиноко маячит перед домом. Я, как в былые времена, останавливаю свою машину прямо за ним, выхожу и огибаю дом. Внутренний дворик пуст.
Итак, они наконец сгинули. Со дня приезда Делберта мне так ни разу и не удалось поговорить с мисс Берди, а мне уже есть что сказать ей. Нет, я вовсе не сержусь на нее, просто хочется потолковать по душам.
Я подхожу к шаткой лестнице, ведущей наверх, в мою берлогу, и вдруг слышу голос. Он даже отдаленно не напоминает щебет мисс Берди.
- Руди, у вас найдется минутка? - Я поворачиваюсь и вижу Рэндолфа, который встает с кресла-качалки.
Я оставляю портфель с пиджаком на ступеньках и иду во внутренний дворик.
- Присаживайтесь, - приглашает Рэндолф. - У меня к вам разговор. - Он улыбается и, похоже, чувствует себя на верху блаженства.
- А где мисс Берди? - любопытствую я. В её доме темно.
- Она, м-мм, в некотором роде уехала. Хочет пожить с нами во Флориде. Сегодня утром улетела.
- А когда она вернется? - спрашиваю я. Меня это, конечно, не касается, но удержаться трудно.
- Понятия не имею. Может, вообще никогда. Отныне все её дела будем вести мы с Делбертом. В последние годы мы несколько забросили старушку, и теперь нужно наверстать упущенное. - Он выжидательно молчит, затем добавляет: - Нам бы хотелось, чтобы вы оставались здесь. Более того, мы готовы предложить вам сделку. Вы живете здесь, присматриваете за домом, следите, чтобы все было в порядке, а за проживание мы с вас ничего не берем.
- Что значит - «присматривать за домом»?
- Обычные пустяки, ничего особенного. Мамочка говорит, что за лето вы всему этому научились, вот и продолжайте в том же духе. Всю почту нам будут пересылать во Флориду, так что эта забота с плеч долой. В случае чего - звоните мне. По-моему, Руди, сделка выгодная.
Еще бы, черт побери!
- Я согласен, - говорю я.
- Вот и прекрасно. Мамочка в вас души не чает, говорит, что вы славный малый, и вам можно доверять. Несмотря даже на то, что вы юрист. Ха-ха-ха!
- А как быть с её «кадиллаком»?
- Завтра я сам отправляюсь на нем во Флориду. - Рэндолф вручает мне пухлый конверт. - Здесь ключи от дома, телефоны страховых агентов, фирмы, установившей сигнализацию, и тому подобное. Включая мой адрес и телефон.
- А где она будет жить?
- Вместе с нами, неподалеку от Тампы. У нас там симпатичный домишко с уютной спаленкой для гостей. Мамочке там будет хорошо. Да и дети мои живут поблизости, так что скучать у нас ей не придется.
Ясное дело, теперь они все, пыхтя от усердия, наперегонки пытаются угодить мисс Берди. Окружат её навязчивой заботой, втайне рассчитывая, что старушенция скоро откинет копыта. Им всем не терпится разбогатеть. Мне приходится прикладывать героические усилия, чтобы не рассмеяться.
- Замечательно, - говорю я. - Ей было так одиноко.
- Вы ей и правда по душе, Руди. Вы были добры к ней. - Голос его искренен и участлив. Я тронут до глубины души.
Мы трясем друг друга за руки и прощаемся.
* * *
Я качаюсь в гамаке, отмахиваюсь от комаров и глазею на луну. Я понимаю, что скорее всего никогда не увижу больше мисс Берди, и мое сердце преисполнено печали. Родственнички, опасаясь, как бы бабуся не взялась за прежние игры с завещанием, не позволят ей ступить и шагу без надзора. На мгновение мне становится не по себе, ведь я то прекрасно знаю, насколько она в самом деле богата, но поделиться своей тайной я ни с кем не вправе.
И в то же время я не могу не порадоваться за несчастную старую женщину. Наконец-то ей удалось вырваться из своей одиночной камеры и воссоединиться с семьей. Мисс Берди внезапно вновь становится центром всеобщего внимания, которое так ценит и любит. Я вспоминаю её в Доме пожилых граждан из Кипарисовых садов. Словно воочию я вижу, как она управляет толпой, дирижирует стариковским хором, вещает в микрофон, хлопочет над Боско и другими дряхлыми хрычами. Сердце у неё золотое, но оно жаждет внимания.
Надеюсь, флоридское солнышко пойдет мисс Берди на пользу. От всей души желаю ей счастья. Но вот сумеет ли кто-нибудь заменить её в Кипарисовых садах?
Глава 32
Думаю, что этот шикарный ресторан Букер выбрал не случайно, а потому, что у него есть хорошие новости. На столе сверкает серебро. Салфетки из тончайшего льна. Надеюсь, что платит за все это великолепие его клиент.
Правда, Букер опоздал на целых четверть часа, но это не удивительно - хлопот у него сейчас полон рот. Зато первые же его слова меня радуют: «Прошел все-таки!». Потягивая воду, я слушаю взволнованный рассказ о том, как он подал апелляцию в экзаменационный совет. Его ответы внимательно изучили, повысили оценку на три балла, и вот теперь Букер - полноправный юрист. В жизни ещё не видел, чтобы, говоря, он расплывался до ушей. Из всей нашей группы удача после апелляции улыбнулась лишь двоим.
Сара Плэнкмор в их число не попала. До Букера дошли слухи, что оценку моя бывшая любовь получила настолько низкую, что под угрозой оказалась даже её работа в престижной прокурорской конторе.
Вопреки желанию Букера, я заказываю бутылку шампанского и шепчу официанту, чтобы счет он вручил мне. Я чую, что тут пахнет деньгами.
Приносят еду, тонюсенькие, почти прозрачные ломтики лосося, столь дивно разложенные и разукрашенные, что мы долго любуемся ими, не приступая к трапезе. Шэнкл гоняет Букера в хвост и в гриву, заставляя вкалывать по пятнадцать часов в день, но терпение Чарлин безгранично. Она готова идти сейчас на любые жертвы, понимая, что впоследствии все воздастся сторицей. На мгновение мне становится отрадно, что я не обременен женой и детишками.
Разговор наш переключается на Киплера, который, оказывается, имел обстоятельную беседу с Шэнклом, после чего быстро просочились слухи. Юристам вообще трудно бывает держать язык за зубами. Шэнкл насплетничал Букеру, что, по словам Киплера, приятель Букера, то есть я, сижу на золотой жиле. Похоже, Киплер уже пришел к выводу, что «Дар жизни» уже у меня в руках, и вопрос только в сумме, которую присудит мне жюри присяжных. Киплер дал зарок опекать меня, чтобы до суда ни один волос не упал с моей головы.
Что ж, слухи и правда замечательные.
Букер спрашивает, что я ещё поделываю. Звучит это так, словно Киплер проговорился, что кроме иска Блейков я ничем другим не занимаюсь.
За творожным пудингом Букер упоминает, что у него есть куча дел, которые могли бы меня заинтересовать. Затем поясняет. Речь идет о «Раффинзе», одной из крупнейших в Мемфисе фирм по торговле мебелью. Владеют фирмой темнокожие, а филиалы разбросаны по всему городу. «Раффинз» знают все - по вечерам их агрессивные рекламные ролики предлагают совершенно немыслимые скидки, причем продается мебель исключительно в рассрочку. По словам Букера, годовой оборот компании достигает восьмидесяти миллионов, а представляет их интересы контора Марвина Шэнкла. «Раффинз» берет колоссальные кредиты, а неплательщиков у них хоть пруд пруди. Таков уж их бизнес. И вот контора Шэнкла буквально завалена делами по несостоятельности покупателей раффинзовской мебели.
Не угодно ли мне взяться за подобные дела?
Взыскание просроченных долгов - не то занятие, ради которого смышленые и честолюбивые школяры грызут гранит науки в юридических колледжах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93