Теперь настало самое время научить их, как поправить кое-что из содеянного. Иными словами - пора наконец и о деньжатах потолковать.
- Ваша честь, наш следующий свидетель - мистер Уилфред Кили, - объявляю я.
Кили быстро находят, и он буквально врывается в зал суда - ему не терпится поскорее принести свои показания. Он бодр и улыбчив - разительный контраст с Лафкином, - словно его компанию только что ни изобличили в злостных махинациях. Весь его облик внушает здоровье и уверенность - да, он человек ответственный, и ему можно полностью доверять.
Я задаю несколько дежурных вопросов, устанавливаю, что он исполнительный директор и член совета директоров, один из главных руководителей компании «Прекрасный дар жизни». Кили всем своим видом выражает горячее стремление помочь правосудию. Я вручаю ему копию последнего финансового отчета компании. Кили берет её с таким видом, словно изучает этот документ каждый день.
- Будьте любезны, мистер Кили, скажите присяжным, сколько стоит ваша компания?
- В каком смысле? - переспрашивает он.
- Я имею в виду чистую стоимость.
- Это понятие расплывчатое.
- Пусть так. Тогда загляните в этот финансовый отчет, посмотрите суммарную стоимость всех активов, вычтите из неё сумму пассивов, и назовите присяжным величину полученной разности. Она и составит чистую стоимость вашей компании.
- Это не так просто.
Я недоверчиво трясу головой.
- Тогда, возможно, вы согласитесь со мной, что чистая стоимость вашей компании лежит в пределах от четырехсот до пятисот миллионов долларов?
Уличать корпоративных чинуш во лжи выгодно вдвойне; мало того, что одного из них ловят со спущенными штанами, так ещё и следующий свидетель вынужден говорить правду. Кили ничего не остается, как повиноваться моим указаниям. Не сомневаюсь, что Драммонд всю плешь ему проел, пытаясь втолковать, что иначе нельзя.
- Да, это вполне разумная цифра. Я согласен с вами.
- Спасибо. Теперь ответьте, какова сумма наличных активов вашей компании?
Вопрос застает противника врасплох. Драммонд встает и вносит протест, который Киплер отклоняет.
- Ну, это трудно сказать, - мнется Кили, начиная, как я и ожидал, перечислять сложности оценки наличности такой огромной и разветвленной компании, как «Прекрасный дар жизни».
- Полно вам, мистер Кили, вы - исполнительный директор. Вы отдали компании восемнадцать лет жизни. Вы владеете данными всех финансовых отчетов. Неужто вам не известно, сколько у вас денег?
Кили лихорадочно листает страницы, а я терпеливо жду. Наконец он называет мне некую цифру, и я в очередной раз благодарю Макса Левберга. Извлекаю на свет божий собственный экземпляр и прошу Кили пояснить значение одного из так называемых «резервных счетов». Когда я подал иск на сумму десять миллионов долларов, финансисты «Прекрасного дара» тут же, не сходя с места, отложили эти десять миллионов в резерв для оплаты иска. Так они поступают при подаче любого иска. Деньги по-прежнему принадлежат компании, по-прежнему инвестируются и приносят барыши, однако числятся в пассиве. Таким образом, возбуждая многомиллионные иски, клиенты способствуют процветанию страховых компаний - те тут же заносят эти денежки в резервный фонд, а потом уверяют, что стоят на грани банкротства.
И все вполне законно - комар носа не подточит. Такова уж эта отрасль с её закулисными интригами и крайне сомнительной бухгалтерией.
Кили пускается в разглагольствования, пересыпая речь непонятными терминами. Он предпочитает запутать присяжных, но не сказать правду.
Я допрашиваю его про суть ещё одного фонда, после чего мы переходим к остаточным счетам. Изымаемым. Затем - не изымаемым. Я сверлю его как жук-древоточец, чувствуя себя как рыба в воде. Основываясь на сведениях, которые почерпнуты из полученных от Макса Левберга документов, я подытоживаю цифры и спрашиваю, верно ли, что наличность, которой распоряжается компания, составляет около четырехсот восьмидесяти пяти миллионов долларов.
- Если бы, - только и отвечает он, хохотнув. Никто в зале его веселья не разделяет.
- А сколько у компании денег на ваш взгляд, мистер Кили?
- Ну, не знаю, - пожимает плечами он. - Миллионов сто, наверное.
Что ж, пока этого достаточно. В заключительном слове я набросаю основные выкладки на доске и сумею объяснить присяжным, где эти акулы скрывают свои денежки.
Я передаю Кили копию компьютерной распечатки по заявлениям страхователей, чем вновь застаю его врасплох. Еще во время обеденного перерыва я решил отказаться от повторного допроса Лафкина, взамен направив главный удар на Кили. Тот мечет молящий взгляд на Драммонда, но адвокат не в состоянии его выручить. Кили - исполнительный директор, и ему сам бог велел помочь нам разобраться в хитросплетениях интриг собственной компании. Во вражеском стане наверняка рассчитывали, что я вновь вызову для дачи пояснений Лафкина, чтобы заставить его испить чашу до дна. Ан нет, я принимаю решение, что разлюбезный вице-президент уже испил свою чашу до дна. А то станет ещё выкручиваться и опровергать показания Джеки Леманчик. Нет уж, не бывать этому.
- Вы узнаете эту распечатку, мистер Кили? Ее передали мне сегодня утром.
- Да, разумеется.
- Чудесно. Можете вы сказать присяжным, какое количество полисов на страхование здоровья выдала ваша компания в 1991 году?
- Ну, точно я не помню. Сейчас проверю. - Он переворачивает страницы, берет одну, откладывает, берет следующую, и так до бесконечности.
- Девяносто восемь тысяч плюс минус несколько сотен - это близко к реальности?
- Вполне вероятно. Да, думаю, что это соответствует действительности.
- А сколько заявлений на выплату страховых премий поступило в 1991 году по этим полисам?
Повторяется та же тягомотина. Кили роется в распечатке, бормоча себе под нос какие-то цифры. Мне даже немного стыдно за него. Время идет, и наконец я подсказываю:
- По моим сведениям, таких заявлений было примерно одиннадцать тысяч четыреста. Что вы на это скажете?
- Что ж, это вполне похоже на правду, но я все-таки хотел бы удостовериться сам.
- Каким образом?
- Мне нужно ещё немного времени, чтобы ознакомиться с этими материалами?
- То есть, искомые сведения там есть?
- Думаю, что да.
- А можете вы сказать присяжным, в скольких случаях ваша компания отказывала в выплате страховых премий?
- Я бы и в этом случае предпочел сначала свериться с этими материалами, - поясняет Кили, обеими руками приподнимая распечатку.
- То есть, и эти сведения там есть?
- Наверное. Да, должны быть.
- Очень хорошо. Тогда откройте одиннадцатую, а затем восемнадцатую, тридцать третью и сорок первую страницы.
Кили так и делает. Он на все готов, лишь бы не свидетельствовать под присягой. Слышится потрескивание бумаги и шелест переворачиваемых страниц.
- Верно ли, что искомое число составляет около девяти тысяч ста? - спрашиваю я.
Кили мое возмутительное заявление шокирует.
- Нет, конечно! - горячится он. - Это просто смешно.
- Но точно вы не знаете?
- Я знаю, что это число не может быть настолько велико.
- Благодарю вас. - Я приближаюсь к свидетелю, забираю у него распечатку, а взамен вручаю полис «Прекрасного дара жизни», который приобрел Макс Левберг. - Вы узнаете это?
- Да, разумеется, - поспешно отвечает Кили, радостный до беспамятства, что отделался от проклятой распечатки.
- Что это такое?
- Это полис на страхование здоровья, выданный моей компанией.
- Когда именно?
Кили всматривается в документ.
- В сентябре 1992 года. Пять месяцев назад.
- Взгляните, пожалуйста, на одиннадцатую страницу. Раздел "Ж", параграф четыре, часть "В", условие номер тринадцать. Что там сказано?
Шрифт настолько мелкий, что Кили приходится поднести бумагу почти к самому носу. Я усмехаюсь и смотрю на присяжных. Комизм ситуации не ускользнул от них.
- Нашел, - произносит наконец Кили.
- Хорошо. Зачитайте, пожалуйста, вслух.
Кили читает, прищуриваясь и хмурясь - занятие это явно не доставляет ему удовольствия. Закончив, выдавливает вымученную улыбку. - Все.
- В чем заключается смысл этого условия?
- В том, что на определенные хирургические процедуры действие полиса не распространяются.
- Какие именно?
- Любые операции по пересадке органов.
- Упомянут ли в числе прочих костный мозг?
- Да, речь идет и о нем.
Я подхожу к свидетелю и вручаю ему копию полиса Блейков. Прошу его прочитать вслух то же условие того же раздела. Крохотный шрифт вновь вынуждает его щуриться, но Кили стоически переносит и это испытание.
- Пересадки каких органов перечислены здесь?
- Всех основных органов. Почки, печень, сердце, легкие, глаза - все это здесь есть.
- А костный мозг?
- Его нет.
- То есть, если я вас правильно понял, костный мозг не включен в число трансплантируемых органов, на которые действие полиса не распространяется?
- Совершенно верно.
- А не можете ли вы вспомнить, мистер Кили, когда страхователь подал заявление на выплату страховки по данному полису?
Кили бросает взгляд на Драммонда, который вновь бессилен ему помочь.
- Кажется, в середине прошлого лета. В июне, может быть?
- Да, сэр, - говорю я. - А известно ли вам, когда именно ваша компания изменила текст полиса, включив трансплантацию костного мозга в число операций, на которые действие полиса не распространяется?
- Нет, я этого не знаю. - Кили мотает головой. - Я за составление текста полисов не отвечаю.
- А кто отвечает? Кто творец этого текста, набранного микроскопическим шрифтом?
- Этим занимаются в юридическом отделе.
- Понятно. Вправе ли мы тогда утверждать, что в текст полиса внесли изменения вскоре после того, как был подан данный судебный иск?
Кили изучающе смотрит на меня, затем отвечает:
- Нет. Текст, наверное, изменили до того, как был подан этот иск.
- Может быть, его изменили в августе 1991 года, после поступления заявления на выплату страховой премии?
- Не знаю.
Ответ его сразу вызывает подозрения. Либо Кили плохо разбирается в делах собственной компании, либо пытается водить присутствующих за нос. Лично меня это не заботит. Я добился желаемого. Я могу доказать присяжным: исправление текста полиса неопровержимо свидетельствует о том, что в деле Блейков операция по трансплантации костного мозга подлежала оплате. Прекраснодаровцам остается винить только самих себя.
Мне осталось уладить с Кили один вопрос.
- Скажите, вы располагаете копией заявления, которое подписала Джеки Леманчик в день увольнения?
- Нет.
- А вы его видели?
- Нет.
- А вы дали свое согласие на выплату Джеки Леманчик десяти тысяч долларов в порядке отступного?
- Нет. Она солгала.
- Солгала?
- Именно.
- А как насчет Эверетта Лафкина? Он тоже солгал присяжным по поводу руководства для служащих своего отдела?
Кили уже открывает было рот, чтобы ответить, но в последний миг спохватывается. Крыть ему нечем. Присяжные прекрасно понимают, что Лафкин врал напропалую, поэтому разуверять их в этом Кили бессмысленно. Но и признать, что один из его вице-президентов врал под присягой, ему вовсе не улыбается.
А ведь я не готовил этот вопрос заранее, просто так уж вдруг язык повернулся.
- Итак, мистер Кили, я спросил вас - солгал ли Эверетт Лафкин нашим присяжным по поводу руководства для служащих своего отдела?
- По-моему, я не обязан отвечать на этот вопрос, - лепечет Кили.
- Отвечайте! - сурово требует Киплер.
Кили долго испепеляет меня взглядом. В зале висит могильная тишина. Глаза всех присяжных прикованы к члену совета директоров «Прекрасного дара жизни». Ответ очевиден для всех, и я решаю сжалиться над беднягой.
- Вы молчите, поскольку не можете признать, что вице-президент вашей компании лгал присяжным?
- Протестую! - вскакивает Драммонд.
- Протест принят.
- У меня больше нет вопросов к свидетелю.
- И у меня нет, ваша честь, - говорит Драммонд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93