Где-то неподалеку заржала лошадь, и лекарь насторожился.
По дороге катила повозка, в которой угадывались силуэты нескольких человек. Недоезжая до реки, повозка свернула и скрылась в зарослях. Вскоре оттуда вышел высокий мужчина и направился к мосту. Миновав его, он спустился к воде и присел на нос старой, полузатопленной лодки, положив на колени саблю. Вся его поза выражала спокойствие и терпеливое ожидание.
Пан Чарновский осторожно выбрался из-под моста я, стараясь не попасть на глаза сидевшему на лодке человеку, забрался в кусты у дороги — как раз напротив того места, где остановилась повозка. На траве еще лежала густая роса, и лекарь беззлобно выругал себя за то, что не смазал сапоги гусиным жиром. Не хватало еще подхватить в этой сырости насморк, помогая расхлебывать им же заваренную кашу. Но что поделаешь, придется терпеть.
Вскоре на дороге появился одинокий всадник. Как только он поравнялся с зарослями, в которых скрылась повозка, из них выскочили три человека с обнаженными саблями в руках. Всадник встрепенулся, но его лошадь уже успели схватить под уздцы.
— Слезай, приехал, — сиплым голосом сказал один из неизвестных.
Всадник поднял коня на дыбы, но двое нападавших повисли на поводьях, а третий замахнулся саблей. Не растерявшись, верховой, сильно пнув ногой в грудь, отбросил его в канаву и выхватил из ножен клинок. Но тут лошадь рванула, и он, потеряв стремя, рухнул наземь.
— Кажется, пора, — прошептал пан Казимир и вытащил из-за пояса пистолеты.
Предоставив коню полную свободу, нападавшие кинулись к упавшему, явно намереваясь зарубить его, пока он не успел встать на ноги. Лекарь тщательно прицелился и спустил курок. Бухнул выстрел, и первый из неизвестных схватился рукой за окровавленную грудь. Его лицо выразило крайнее изумление, быстро сменившееся гримасой жуткой боли. Даже не вскрикнув, он упал и затих.
Не теряя времени, пан Казимир поднял второй пистолет. Выстрел — и другой разбойник свалился рядом с первым.
На выстрелы от моста торопливо побежал сидевший на лодке мужчина, в котором лекарь узнал пана Гонсерека. В его руке сверкала обнаженная сабля.
Войтик — а это именно он приехал на лошади — уже вскочил на ноги и шустро кинулся к вылезавшему из канавы неизвестному. Не давая ему опомниться, он с такой яростью напал на него, что заставил отступить, и быстро нанес ему удар в грудь.
Не ожидавший такого развития событий, пан Гонсерек сначала замедлил шаги, потом остановился и, внезапно повернувшись, пустился наутек.
— Стой! — во все горло заорал Войтик и бросился за ним. — Стой, холера ясна!
Пан Марцин понял, что убежать не удастся. Он встал и приготовился достойно встретить противника.
— Ну вот, теперь начинается самое интересное, — усмехнулся лекарь. Войтик приближался шагом, стараясь выровнять дыхание и оглядываясь: он опасался появления новых врагов, возможно скрывающихся в кустах.
— Куда же пан так быстро побежал? — издевательски поинтересовался он у Гонсерека.
— Об этом вам расскажут на небесах, — ухмыльнулся тот. — Ждать осталось недолго, скоро все узнаете.
Войтик прыгнул вперед, и зазвенела сталь клинков. Не достигнув успеха в первом натиске, соперники, словно сговорившись, отскочили один от другого и на мгновение замерли. Потом выставили перед собой сабли, пригнулись и начали кружить, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар противнику в спину или в бок.
— Лайдак , — зло шипел Марцин. — Я отрежу тебе уши!
— Побереги свои, — не оставался в долгу Войтик.
Он горел желанием отомстить коварному Гонсереку. Это же надо, опуститься до такой подлости: подкараулить противника в засаде, чтобы расправиться с ним до поединка! И еще призвал для этого на помощь каких-то оборванцев без роду и племени. Хотя разве благородный человек согласился бы на такое?
— Вам пора следом за подручными! — Войтик сделал выпад, но пан Марцин умело отбил его и вновь отскочил, сохраняя дистанцию.
— Я не имею к этим разбойникам никакого отношения, — заявил он, отступая на мост.
Гонсерек понимал: Войтик моложе, у него лучше дыхание и поэтому нужно постараться вымотать его, а еще лучше — заставить биться в невыгодном положении. Он решил увлечь за собой противника в конец моста, а там заманить к воде. Если не удастся покончить с Войтиком на откосе, то на топком берегу тот уже не сможет так прыгать и скакать. А потеряв подвижность, быстро станет жертвой Марцина, более технично владеющего клинком.
— Ты трус! — наступая, ревел ослепленный яростью Войтик.
Гонсерек только усмехался, парируя удары. Кажется, замысел вполне удается: до конца моста осталось всего несколько шагов, а это пустяк. Главное, он сумел выдержать первый, бешеный напор пана Войтика! Теперь надо заманить его на откос, и там задор молодости неизбежно уступит победу хладнокровному опыту.
«Что ты делаешь? — мысленно обратился к приятелю наблюдавший за ходом поединка лекарь. — Неужели не видишь, куда он тебя тянет? Болван, зачем поддаешься?»
Он схватился за рукоять пистолета, торчавшего за поясом, но передумал. Нельзя стрелять! Он и так помог Войтику, а сейчас вмешаться в поединок практически нет возможности. Слишком велико расстояние для прицельного выстрела: пуля могла поразить любого из дуэлянтов, постоянно менявшихся местами.
Увидев совсем рядом откос, полого уходивший к реке, пан Марцин повеселел. Делая один ложный выпад за другим, он закружил возле Войтика, старательно добиваясь, чтобы тот оказался спиной к откосу и начал отступать к воде. Наконец ему это удалось.
— Пан любит танцевать обертас? — зорко следя за каждым движением противника, процедил он. — Не хочет ли пан сейчас поплясать?
Но Войтик проявил упрямство, никак не желая делать то, что должен был делать, следуя правилам и общепринятым законам боя на саблях. Он как бы внезапно вспомнил наставления Казимира и неожиданно для пана Марцина прыгнул вперед, вместо того чтобы отступать. Прыгнул — и нанес мощный удар!
Гонсерек едва успел подставить клинок, прикрыть им голову и грудь, иначе острая сталь в руке Войтика раскроила бы его от плеча до пояса. Такой прыти он никак не ожидал и, даже немного растерявшись, упустил инициативу. А Войтик смело атаковал, наскакивал, как драчливый петух, и шаг за шагом теснил пана Гонсерека к середине моста. Сходясь с ним грудь в грудь, он отбрасывал его все дальше и дальше от откоса и грозил прижать к широким деревянным перилам, полностью лишив свободы маневра. Это уже сулило встречу с несговорчивой безносой дамой, закутавшей кости в белый саван.
Отчаянно отбиваясь, Марцин применил не раз выручавшие его финты и попытался заманить противника к противоположному откосу, но Войтик вовремя разгадал его замысел и не поддался.
— Так его, так! — шептал Казимир. Он раздвинул ветви кустов, чтобы лучше видеть происходящее на мосту.
Войтик будто услышал. Он вновь атаковал, нанося удар за ударом, постоянно сходился с Гонсереком вплотную, заставлял его тратить много сил, чтобы удержаться на ногах, сохранить равновесие. Со стороны казалось, что наскоки Войтика пока не принесли результата, что пан Марцин стоит как скала, отражает атаки и даже переходит в контрнаступление, но опытный глаз Чарновского уже уловил момент перелома в поединке и приближение конца. И конец не замедлил себя ждать.
— Как пляшется пану? — спросил Войтик и в очередной раз заставил Марцина отступить еще на несколько шагов.
Тот не ответил. Стиснув зубы, он думал, что проклятый лайдак заставляет его бороться, а не действовать клинком. Какая-то мужицкая драка, но не бой на саблях. Войтик тяжелее и сильнее физически, поэтому Гонсереку стоило немалого труда отжимать от себя его клинок. Но следовало признать, такая тактика не давала ему возможности воспользоваться свободой маневра и раскроить противнику череп.
Отскочив, Марцин неожиданно ударился спиной о перила моста и скорчился. Но нет худа без добра! Оттолкнувшись от перил, он бросился на Войтика, который опустил клинок, чтобы дать противнику возможность вновь занять боевую позицию. К черту благородные замашки, надо срубить лайдака, пока он не успел поднять свою саблю!
Но Войтик оказался быстрее. Крутнувшись волчком, он очутился слева от Гонсерека и всадил ему в бок саблю. Мгновенно выдернул ее и отступил на шаг, еще не веря случившемуся. Неужели поединок закончился, и он вышел из него победителем?
Пан Марцин вздрогнул, жутко побледнел и мягко осел на щелястый, покрытый грязью настил моста. Его ослабевшие пальцы разжались и выронили оружие.
Войтик расширенными глазами глядел на струйку крови, вытекшую из-под неподвижного Гонсерека. Сдавленно вскрикнув, он в испуге попятился: ему вдруг показалось, что безжизненно вытянутая рука шевельнулась, а пальцы скрючились, словно пан Марцин хотел схватить недавнего противника, оказавшегося более счастливым, и утянуть за собой в могильный холод небытия.
Еще один шаг назад, и Войтик, размахивая окровавленной саблей, побежал туда, где стояла его лошадь. Поймал повод, вскочил в седло и плашмя ударил по крупу клинком, оставив на шерсти темную полосу кровавого следа. Через минуту он уже скрылся за поворотом.
— Совсем ошалел, — Чарновский проводил его взглядом и направился к мосту. Разбойники его не интересовали, он хотел знать, что стало с Гонсереком.
Увидев лежавшего в луже крови пана Марцина, лекарь опустился возле него на колени. «Неужели убит? Ну, Войтик, какой же ты болван! Мог бы немного придержать руку».
Казимир припал ухом к груди Гонсерека, уловил слабое биение сердца и облегченно улыбнулся:
— Живой!.. Однако не стоит терять время, вон из него уже сколько натекло.
Он расстегнул свой черный кунтуш , достал спрятанный на груди кусок чистого полотна, разорвал его на полосы и принялся умело перевязывать раненого, бормоча себе под нос, что рану можно осмотреть потом. Раз пан сразу не отдал Богу душу, получив такой удар саблей, то, надо надеяться, не успеет ее отдать в ближайший час или два.
Закончив перевязку, лекарь сходил за повозкой и уложил в нее потерявшего сознание пана Марцина. Усевшись на передок, он хлестнул лошадь кнутом и покатил в город…
* * *
Вечером Казимир отправился к знакомому знахарю: надеялся купить у него необходимые ему травы, запас которых, как назло, недавно кончился. Стоявший на углу оборванец поплелся за ним следом. Он, как привязанный, тащился за паном Чарновским до предместья, где жил знахарь. Вскоре этот провожатый изрядно надоел лекарю. Остановившись, он подождал, пока оборванец приблизится, и спросил:
— Чего тебе нужно? Почему ты идешь за мной? Нищий стянул с головы драную шапку и поклонился:
— Я вижу вельможного пана лекаря? Пана Казимира?
— Да. Ты чем-нибудь болен и у тебя нет денег на лечение? Приходи завтра ко мне домой Я посмотрю, что с тобой.
Оборванец осклабился, показав гнилые зубы.
— Хвала пану Езусу, я здоров.
— Тогда чего тебе надо? — нахмурился Казимир и положил руку на рукоять сабли.
— Вельможный пан не пожалеет для бедного человека монетку? — заискивающе заглянул ему в лицо оборванец. — А я скажу нечто пану.
— Говори. — Лекарь бросил ему мелкую монетку. Ловко схватив ее на лету, нищий сообщил:
— Пана ждут в корчме «Три петуха». Пан знает, где корчма? А то я могу проводить.
— Пан знает, — желая поскорее отвязаться от назойливого попрошайки, буркнул Казимир. — Кто ждет?
— Знакомый вельможного пана, но он не назвался. Он будет ждать до первой ночной стражи.
— Хорошо, вот тебе еще одна монета, и проваливай.
Получив подачку, оборванец исчез, а Чарновский медленно побрел к дому знахаря, раздумывая, кто его может ждать в корчме «Три петуха». Она стояла за городом, на дороге в Краков. Днем это место достаточно бойкое, но уже темнело, и стоило ли понапрасну рисковать, отправляясь туда на ночь глядя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
По дороге катила повозка, в которой угадывались силуэты нескольких человек. Недоезжая до реки, повозка свернула и скрылась в зарослях. Вскоре оттуда вышел высокий мужчина и направился к мосту. Миновав его, он спустился к воде и присел на нос старой, полузатопленной лодки, положив на колени саблю. Вся его поза выражала спокойствие и терпеливое ожидание.
Пан Чарновский осторожно выбрался из-под моста я, стараясь не попасть на глаза сидевшему на лодке человеку, забрался в кусты у дороги — как раз напротив того места, где остановилась повозка. На траве еще лежала густая роса, и лекарь беззлобно выругал себя за то, что не смазал сапоги гусиным жиром. Не хватало еще подхватить в этой сырости насморк, помогая расхлебывать им же заваренную кашу. Но что поделаешь, придется терпеть.
Вскоре на дороге появился одинокий всадник. Как только он поравнялся с зарослями, в которых скрылась повозка, из них выскочили три человека с обнаженными саблями в руках. Всадник встрепенулся, но его лошадь уже успели схватить под уздцы.
— Слезай, приехал, — сиплым голосом сказал один из неизвестных.
Всадник поднял коня на дыбы, но двое нападавших повисли на поводьях, а третий замахнулся саблей. Не растерявшись, верховой, сильно пнув ногой в грудь, отбросил его в канаву и выхватил из ножен клинок. Но тут лошадь рванула, и он, потеряв стремя, рухнул наземь.
— Кажется, пора, — прошептал пан Казимир и вытащил из-за пояса пистолеты.
Предоставив коню полную свободу, нападавшие кинулись к упавшему, явно намереваясь зарубить его, пока он не успел встать на ноги. Лекарь тщательно прицелился и спустил курок. Бухнул выстрел, и первый из неизвестных схватился рукой за окровавленную грудь. Его лицо выразило крайнее изумление, быстро сменившееся гримасой жуткой боли. Даже не вскрикнув, он упал и затих.
Не теряя времени, пан Казимир поднял второй пистолет. Выстрел — и другой разбойник свалился рядом с первым.
На выстрелы от моста торопливо побежал сидевший на лодке мужчина, в котором лекарь узнал пана Гонсерека. В его руке сверкала обнаженная сабля.
Войтик — а это именно он приехал на лошади — уже вскочил на ноги и шустро кинулся к вылезавшему из канавы неизвестному. Не давая ему опомниться, он с такой яростью напал на него, что заставил отступить, и быстро нанес ему удар в грудь.
Не ожидавший такого развития событий, пан Гонсерек сначала замедлил шаги, потом остановился и, внезапно повернувшись, пустился наутек.
— Стой! — во все горло заорал Войтик и бросился за ним. — Стой, холера ясна!
Пан Марцин понял, что убежать не удастся. Он встал и приготовился достойно встретить противника.
— Ну вот, теперь начинается самое интересное, — усмехнулся лекарь. Войтик приближался шагом, стараясь выровнять дыхание и оглядываясь: он опасался появления новых врагов, возможно скрывающихся в кустах.
— Куда же пан так быстро побежал? — издевательски поинтересовался он у Гонсерека.
— Об этом вам расскажут на небесах, — ухмыльнулся тот. — Ждать осталось недолго, скоро все узнаете.
Войтик прыгнул вперед, и зазвенела сталь клинков. Не достигнув успеха в первом натиске, соперники, словно сговорившись, отскочили один от другого и на мгновение замерли. Потом выставили перед собой сабли, пригнулись и начали кружить, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар противнику в спину или в бок.
— Лайдак , — зло шипел Марцин. — Я отрежу тебе уши!
— Побереги свои, — не оставался в долгу Войтик.
Он горел желанием отомстить коварному Гонсереку. Это же надо, опуститься до такой подлости: подкараулить противника в засаде, чтобы расправиться с ним до поединка! И еще призвал для этого на помощь каких-то оборванцев без роду и племени. Хотя разве благородный человек согласился бы на такое?
— Вам пора следом за подручными! — Войтик сделал выпад, но пан Марцин умело отбил его и вновь отскочил, сохраняя дистанцию.
— Я не имею к этим разбойникам никакого отношения, — заявил он, отступая на мост.
Гонсерек понимал: Войтик моложе, у него лучше дыхание и поэтому нужно постараться вымотать его, а еще лучше — заставить биться в невыгодном положении. Он решил увлечь за собой противника в конец моста, а там заманить к воде. Если не удастся покончить с Войтиком на откосе, то на топком берегу тот уже не сможет так прыгать и скакать. А потеряв подвижность, быстро станет жертвой Марцина, более технично владеющего клинком.
— Ты трус! — наступая, ревел ослепленный яростью Войтик.
Гонсерек только усмехался, парируя удары. Кажется, замысел вполне удается: до конца моста осталось всего несколько шагов, а это пустяк. Главное, он сумел выдержать первый, бешеный напор пана Войтика! Теперь надо заманить его на откос, и там задор молодости неизбежно уступит победу хладнокровному опыту.
«Что ты делаешь? — мысленно обратился к приятелю наблюдавший за ходом поединка лекарь. — Неужели не видишь, куда он тебя тянет? Болван, зачем поддаешься?»
Он схватился за рукоять пистолета, торчавшего за поясом, но передумал. Нельзя стрелять! Он и так помог Войтику, а сейчас вмешаться в поединок практически нет возможности. Слишком велико расстояние для прицельного выстрела: пуля могла поразить любого из дуэлянтов, постоянно менявшихся местами.
Увидев совсем рядом откос, полого уходивший к реке, пан Марцин повеселел. Делая один ложный выпад за другим, он закружил возле Войтика, старательно добиваясь, чтобы тот оказался спиной к откосу и начал отступать к воде. Наконец ему это удалось.
— Пан любит танцевать обертас? — зорко следя за каждым движением противника, процедил он. — Не хочет ли пан сейчас поплясать?
Но Войтик проявил упрямство, никак не желая делать то, что должен был делать, следуя правилам и общепринятым законам боя на саблях. Он как бы внезапно вспомнил наставления Казимира и неожиданно для пана Марцина прыгнул вперед, вместо того чтобы отступать. Прыгнул — и нанес мощный удар!
Гонсерек едва успел подставить клинок, прикрыть им голову и грудь, иначе острая сталь в руке Войтика раскроила бы его от плеча до пояса. Такой прыти он никак не ожидал и, даже немного растерявшись, упустил инициативу. А Войтик смело атаковал, наскакивал, как драчливый петух, и шаг за шагом теснил пана Гонсерека к середине моста. Сходясь с ним грудь в грудь, он отбрасывал его все дальше и дальше от откоса и грозил прижать к широким деревянным перилам, полностью лишив свободы маневра. Это уже сулило встречу с несговорчивой безносой дамой, закутавшей кости в белый саван.
Отчаянно отбиваясь, Марцин применил не раз выручавшие его финты и попытался заманить противника к противоположному откосу, но Войтик вовремя разгадал его замысел и не поддался.
— Так его, так! — шептал Казимир. Он раздвинул ветви кустов, чтобы лучше видеть происходящее на мосту.
Войтик будто услышал. Он вновь атаковал, нанося удар за ударом, постоянно сходился с Гонсереком вплотную, заставлял его тратить много сил, чтобы удержаться на ногах, сохранить равновесие. Со стороны казалось, что наскоки Войтика пока не принесли результата, что пан Марцин стоит как скала, отражает атаки и даже переходит в контрнаступление, но опытный глаз Чарновского уже уловил момент перелома в поединке и приближение конца. И конец не замедлил себя ждать.
— Как пляшется пану? — спросил Войтик и в очередной раз заставил Марцина отступить еще на несколько шагов.
Тот не ответил. Стиснув зубы, он думал, что проклятый лайдак заставляет его бороться, а не действовать клинком. Какая-то мужицкая драка, но не бой на саблях. Войтик тяжелее и сильнее физически, поэтому Гонсереку стоило немалого труда отжимать от себя его клинок. Но следовало признать, такая тактика не давала ему возможности воспользоваться свободой маневра и раскроить противнику череп.
Отскочив, Марцин неожиданно ударился спиной о перила моста и скорчился. Но нет худа без добра! Оттолкнувшись от перил, он бросился на Войтика, который опустил клинок, чтобы дать противнику возможность вновь занять боевую позицию. К черту благородные замашки, надо срубить лайдака, пока он не успел поднять свою саблю!
Но Войтик оказался быстрее. Крутнувшись волчком, он очутился слева от Гонсерека и всадил ему в бок саблю. Мгновенно выдернул ее и отступил на шаг, еще не веря случившемуся. Неужели поединок закончился, и он вышел из него победителем?
Пан Марцин вздрогнул, жутко побледнел и мягко осел на щелястый, покрытый грязью настил моста. Его ослабевшие пальцы разжались и выронили оружие.
Войтик расширенными глазами глядел на струйку крови, вытекшую из-под неподвижного Гонсерека. Сдавленно вскрикнув, он в испуге попятился: ему вдруг показалось, что безжизненно вытянутая рука шевельнулась, а пальцы скрючились, словно пан Марцин хотел схватить недавнего противника, оказавшегося более счастливым, и утянуть за собой в могильный холод небытия.
Еще один шаг назад, и Войтик, размахивая окровавленной саблей, побежал туда, где стояла его лошадь. Поймал повод, вскочил в седло и плашмя ударил по крупу клинком, оставив на шерсти темную полосу кровавого следа. Через минуту он уже скрылся за поворотом.
— Совсем ошалел, — Чарновский проводил его взглядом и направился к мосту. Разбойники его не интересовали, он хотел знать, что стало с Гонсереком.
Увидев лежавшего в луже крови пана Марцина, лекарь опустился возле него на колени. «Неужели убит? Ну, Войтик, какой же ты болван! Мог бы немного придержать руку».
Казимир припал ухом к груди Гонсерека, уловил слабое биение сердца и облегченно улыбнулся:
— Живой!.. Однако не стоит терять время, вон из него уже сколько натекло.
Он расстегнул свой черный кунтуш , достал спрятанный на груди кусок чистого полотна, разорвал его на полосы и принялся умело перевязывать раненого, бормоча себе под нос, что рану можно осмотреть потом. Раз пан сразу не отдал Богу душу, получив такой удар саблей, то, надо надеяться, не успеет ее отдать в ближайший час или два.
Закончив перевязку, лекарь сходил за повозкой и уложил в нее потерявшего сознание пана Марцина. Усевшись на передок, он хлестнул лошадь кнутом и покатил в город…
* * *
Вечером Казимир отправился к знакомому знахарю: надеялся купить у него необходимые ему травы, запас которых, как назло, недавно кончился. Стоявший на углу оборванец поплелся за ним следом. Он, как привязанный, тащился за паном Чарновским до предместья, где жил знахарь. Вскоре этот провожатый изрядно надоел лекарю. Остановившись, он подождал, пока оборванец приблизится, и спросил:
— Чего тебе нужно? Почему ты идешь за мной? Нищий стянул с головы драную шапку и поклонился:
— Я вижу вельможного пана лекаря? Пана Казимира?
— Да. Ты чем-нибудь болен и у тебя нет денег на лечение? Приходи завтра ко мне домой Я посмотрю, что с тобой.
Оборванец осклабился, показав гнилые зубы.
— Хвала пану Езусу, я здоров.
— Тогда чего тебе надо? — нахмурился Казимир и положил руку на рукоять сабли.
— Вельможный пан не пожалеет для бедного человека монетку? — заискивающе заглянул ему в лицо оборванец. — А я скажу нечто пану.
— Говори. — Лекарь бросил ему мелкую монетку. Ловко схватив ее на лету, нищий сообщил:
— Пана ждут в корчме «Три петуха». Пан знает, где корчма? А то я могу проводить.
— Пан знает, — желая поскорее отвязаться от назойливого попрошайки, буркнул Казимир. — Кто ждет?
— Знакомый вельможного пана, но он не назвался. Он будет ждать до первой ночной стражи.
— Хорошо, вот тебе еще одна монета, и проваливай.
Получив подачку, оборванец исчез, а Чарновский медленно побрел к дому знахаря, раздумывая, кто его может ждать в корчме «Три петуха». Она стояла за городом, на дороге в Краков. Днем это место достаточно бойкое, но уже темнело, и стоило ли понапрасну рисковать, отправляясь туда на ночь глядя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114