Интересно, прошли уже пролив?
Умар стоял у руля, а матросы управляли парусом, стараясь не дать ускользнуть переменчивому ветру. На краю моря ярко алела полоска зари, а на темном куполе небес зажигались звезды. Скоро стало совсем темно. Хозяин фелюги передал руль матросу, пробрался на нос и сел рядом с гонцом.
— Зачем тебе в Азов?
— Дела, — пожал плечами Макар, не желая вдаваться в подробности. Но в душе уже шевельнулся и настороженно поднял голову червь сомнения, отчего это вдруг Умара интересует, зачем ему надо в Азов?
— Мы можем не вернуться оттуда. Дай нам еще десять монет, — неожиданно потребовал Умар. — Или у тебя больше нет золота?
Яровитов понял, что совершил непростительную ошибку, согласившись расплатиться сразу: теперь этот вымогатель будет требовать все новых и новых подачек.
— Хорошо, вы получите еще пять монет, когда придем на место, — нехотя согласился он.
— Нет, десять! — продолжал настаивать капитан фелюги.
— Ладно, но я расплачусь только в устье Дона.
Из-под паруса вынырнули два матроса и стали прислушиваться к спору. Яровитов почувствовал себя неуютно, а Умар, ощутив молчаливую поддержку приятелей, вновь перешел в атаку:
— А если ты нас обманешь? Покажи золото!
Матросы придвинулись ближе. Дело приобретало дурной оборот.
— У тебя есть, чем заплатить, или нет? — Умар уже вопил, все больше распаляясь от собственного крика. — Давай деньги, не то мы спустим парус и выкинем тебя на берег. Добирайся, как знаешь!
В руках одного из матросов появился обломок весла, а другой вытащил тускло блеснувший нож. Плавание могло закончиться значительно раньше, чем предполагал гонец. Морские бродяги обезумели от жадности, и отдать им оставшиеся монеты равносильно самоубийству. Но и не отдать — то же самое.
Внезапно Умар прыгнул на Яровитова, схватил за горло и повалил — цепкие пальцы сжали шею Макара, перекрывая дыхание. В ноздри ударил запах давно немытого тела и перегара.
«Да он пьян», — отстранение подумал гонец, пытаясь сбросить с себя разъяренного Умара, но тот вцепился как клещ. Макар резко двинул его коленом в промежность, оторвал от горла жадно сомкнувшиеся руки и отпихнул его. Тут в свалку ринулись матросы. Гонец еле увернулся от размашистого, нацеленного в голову удара обломком весла и вскочил на ноги. Ухо обожгло ударом вскользь проехавшегося по лицу кулака, а сбоку наскакивал матрос с ножом, грозя выпустить кишки. Бродяги явно решили угробить пассажира, чтобы завладеть его золотом: зачем долго болтаться в море, если можно получить все сразу?
Макар быстро присел и кинулся в ноги матросу с ножом. Тот перелетел через спину гонца и крепко приложился головой о фальшборт. Но Умар уже успел немного отдышаться и вновь решительно полез в драку. Не отставал от него и второй матрос, сжимавший в мускулистых руках обломок весла. Яровитов сделал обманное движение, и его кулак впечатался в нос матроса. Тот рухнул на дно фелюги и притих. Капитан шустро юркнул под парус и завопил, призывая на помощь стоявшего у руля приятеля.
Медлить было нельзя: за спиной тяжело ворочался первый матрос, нашаривая выпавший из руки нож. Впереди готовились к нападению еще два противника. И Макар, торопливо перекрестившись, прыгнул за борт…
Глава 10
На закате следующего дня беглецы увидели с вершины горы родной городок Богумира. Открывшаяся их взору картина завораживала своей красотой. Протекавшая в долине река, изящно извиваясь, с трех сторон опоясывала утопавшие в зелени холмы, а высокие крутые скалы превращали городок в естественную неприступную крепость. Сверху были хорошо видны красные черепичные крыши домов, прилепившихся друг к другу или один над другим, свесившихся над обрывами, вползавших по крутым склонам скалистых холмов или спустившихся совсем близко к зеркальной поверхности реки. Дома образовывали лабиринты улочек, которые переплетались, плутали или совершенно неожиданно заканчивались тупиками. Заходящее солнце бросало красноватый отблеск на купол спрятавшейся между домами приземистой церквушки. Казалось, перед усталыми, голодными путниками приоткрылись врата рая, за которыми их ждал долгожданный приют, полный тишины и покоя.
— Вон мой дом! — радостно воскликнул болгарин.
— Где? На вершине холма? — уточнил обстоятельный Кондас.
— Да нет же, нет. Вон там, на окраине, у реки, — показал Богумир.
— Какая маленькая часовня, — удивленно протянул Жозеф.
— Это не часовня, а храм, — немного обиженно поправил болгарин. — А маленьким он кажется только издали.
— Но он не выше окружающих домов, — возразил француз.
— Турки запрещают строить высокие церкви, — объяснил ему Тимофей. — Янычар встает ногами на седло и вытягивает вверх руку с саблей. Такова должна быть высота храма.
— Зато их минареты упираются в облака, — зло сплюнул Сарват.
Стон Яцека вернул их к действительности. У раненого опять поднялся жар, он метался в бреду, шепча сухими потрескавшимися губами непонятные слова. На щеках поляка горел лихорадочный румянец. Арнаут взял больного на руки и первым начал спускаться в долину. За ним последовали остальные.
— Слушай, а турки там есть? — Кондас задал мучивший всех допрос.
За время отсутствия Богумира селение значительно выросло, и в нем мог появиться турецкий гарнизон. Тем более что оно представляло собой маленькую, построенную самой природой крепость.
— Раньше не было, — ответил болгарин.
— Хорошо, что дом на окраине, — заметил Жозеф. — Нас никто не увидит.
— Скоро совсем стемнеет, — успокоил товарищей Богумир. — Лишь бы мои родные были живы и здоровы.
Солнце скрылось за горами. Быстро начали сгущаться сумерки, повеяло ночной прохладой. В окнах домиков зажглись тусклые огни, казавшиеся беглецам путеводными маяками. Вскоре они вышли к реке. Широкая и полноводная, она быстро бежала в каменистых берегах, сердито наскакивая на гигантские валуны, выставившие на стремнине свои мокрые покатые спины. И нигде не видно моста.
— Здесь был брод, — Богумир побежал вдоль кромки воды и через несколько минут радостно закричал: — Нашел! Давайте сюда!
На счастье, брод оказался мелководным, но и там вода доходила почти до колен, а сильное течение затрудняло переправу. Жозеф оступился и упал. Тимофей успел подхватить его и помог выбраться на берег. Растянувшись цепочкой, в середине которой шел Сарват, держа раненого Яцека на руках, начали подниматься к домикам. Шагавший впереди Богумир отыскал тропку, ведущую к родному очагу, и заторопился, не в силах сдержать волнение. Увидев свет в окнах своего дома, он сдавленно вскрикнул, одним махом перескочил через низкую изгородь, взбежал на крыльцо и постучал. В окне мелькнула чья-то тень, потом за дверью послышался старческий кашель.
— Кого послал Господь?
— Это я… Отвори, отец! — прерывающимся голосом откликнулся Богумир.
— Какой я тебе отец, — сердито проворчали за дверью. — Чего нужно?
— Отец! — Болгарин забарабанил по доскам кулаками, — Я вернулся! Где Злата? Отец!
Дверь распахнулась, и на пороге появился сгорбленный старик с вислыми седыми усами. Одной рукой он держался за косяк, а другую прижал к сердцу.
— Богумир? — неуверенно произнес он. Протянул дрожащую руку и провел ею по лицу сына. — Богумир! Боже!
Богумир стиснул отца в объятиях, прижал к груди. Но тот слабеющими глазами успел заметить во дворе неясные тени и резко отстранил сына:
— Кто это?
— Мы вместе бежали от турок, — успокоил его Богумир. — Пошли в дом. А Злата?
— Она здесь, здесь, — вытирая ладонью слезы, ответил старик. — Да пошли в дом. Скорее, пока никто не увидел.
Но тут на крыльцо выскочила девушка и бросилась на шею Богумиру. Плача и смеясь, она гладила его длинные спутанные волосы, говорила какие-то непонятные ласковые слова и часто, почти как ее полуслепой отец, ощупывала его плечи, словно хотела убедиться, что перед ней живой человек, а не призрак канувшего без вести брата.
Наконец все вошли в дом, состоявший из двух смежных комнат. Первая служила кухней и столовой. В ней был большой, сложенный из дикого камня очаг. Раненого Яцека уложили на лавку, и Злата вздула огонь. При свете каганца Тимофей увидел, как красива сестра Богумира: чистая белая кожа, заплетенные в косы темные волосы, большие карие глаза, тонкий нос и пухлые алые губы. Девушка заметила устремленные на нее восхищенные взгляды незнакомых мужчин, немного смутилась, но тут же принялась хлопотать вокруг раненого.
— Надо кусок чистого полотна, и хорошо бы дать ему выпить чего-нибудь теплого, — попросил Тимофей.
— Сейчас, сейчас все будет, — подбрасывая в разгоравшийся очаг тонкие поленья, заверил старик. — Меня зовут Славчо, или, как принято у нас, бай Славчо. А кто вы?
Богумир представил товарищей и коротко рассказал, как разбился на скалах галиот.
— А мы давно считали тебя погибшим и оплакивали, — помогая снять с Яцека пропитавшиеся потом и кровью лохмотья, призналась Злата.
— Говорят, тот, кого заживо отпели, проживет сто лет, — пошутил Головин и, склонившись над Яцеком, понюхал рану. Место разреза вспухло и покраснело, но, к счастью, гнилостного запаха не ощущалось. Это давало надежду, что все может обойтись благополучно.
Сарват скромно опустился на корточки в углу, стараясь никому не мешать. Жозеф пристроился поближе к огню, чтобы просушить одежду. Кондас, Тимофей и Злата занимались раненым. Богумир помогал отцу. Они повесили над огнем котел с водой, а потом бай Славчо принес остатки похлебки, овощи, немного хлеба и сыра. Сбегал в погреб за кувшином вина.
— Наверное, будет дождь, — вернувшись, сообщил он. — Все небо заволокло тучами.
Рану Яцека промыли виноградной водкой и смазали топленым маслом. Наложили повязку из чистого полотна. Бережно поддерживая голову поляку, Злата напоила его теплой похлебкой.
— Где же его так? — участливо спросила она.
— На дороге, у перевала, — ответил Богумир. — Кстати, турки здесь есть?
— А где этих собак нет? — зло сплюнул Славчо. — Но вы не бойтесь, они далеко, там. — Он махнул рукой в сторону гор.
Однако осторожный Кондас не успокоился, пока точно не выяснил, что в городке нет турецкого гарнизона, и что турок здесь последний раз видели больше недели назад, когда они приезжали собирать харадж — налог, который ввели для иноверцев в покоренных странах.
Бай Славчо развел водой немного вина и дал выпить очнувшемуся Яцеку. Поляк поблагодарил слабой улыбкой и провалился в сон.
— Пусть спит. — Старик укрыл его старой шерстяной накидкой. — Сон даст ему силы. А вы садитесь к столу.
Изголодавшиеся беглецы жадно набросились на скудное угощение. Жозеф похвалил вино и сыр, Сарват молча ворочал челюстями. Кондас, утолив первый голод, расспрашивал Славчо о житье-бытье. Слушая их, Тимофей разглядывал жилище отца Богумира и думал, что вряд ли здесь удастся получить одежду и оружие, — все вокруг свидетельствовало о бедности хозяев, едва сводивших концы с концами. Конечно, беглецов здесь укроют и обогреют, поделятся с ними последним куском хлеба, но… Стоит ли обременять добрых людей и подвергать их опасности? Не лучше ли потихоньку разойтись каждому в свою сторону, сохранив в душе искреннюю благодарность баю Славчо и его дочери? Им и так придется оставить у себя поляка до тех пор, пока он не поднимется на ноги.
Далеко над перевалом прокатился первый раскат грома, в темном небе блеснула молния. Все подняли головы и подумали, как хорошо, что в эту ненастную ночь они под крышей гостеприимного дома, где жарко пылает очаг, а на столе стоит глиняный кувшин с вином.
— Пора спать, — ни к кому не обращаясь, сказал Жозеф.
— Я постелю. — Злата поднялась и ушла в смежную комнату.
По крыше застучали первые капли дождя. Сначала робко, а потом все сильней и сильней, пока их стук не превратился в барабанную дробь ливня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Умар стоял у руля, а матросы управляли парусом, стараясь не дать ускользнуть переменчивому ветру. На краю моря ярко алела полоска зари, а на темном куполе небес зажигались звезды. Скоро стало совсем темно. Хозяин фелюги передал руль матросу, пробрался на нос и сел рядом с гонцом.
— Зачем тебе в Азов?
— Дела, — пожал плечами Макар, не желая вдаваться в подробности. Но в душе уже шевельнулся и настороженно поднял голову червь сомнения, отчего это вдруг Умара интересует, зачем ему надо в Азов?
— Мы можем не вернуться оттуда. Дай нам еще десять монет, — неожиданно потребовал Умар. — Или у тебя больше нет золота?
Яровитов понял, что совершил непростительную ошибку, согласившись расплатиться сразу: теперь этот вымогатель будет требовать все новых и новых подачек.
— Хорошо, вы получите еще пять монет, когда придем на место, — нехотя согласился он.
— Нет, десять! — продолжал настаивать капитан фелюги.
— Ладно, но я расплачусь только в устье Дона.
Из-под паруса вынырнули два матроса и стали прислушиваться к спору. Яровитов почувствовал себя неуютно, а Умар, ощутив молчаливую поддержку приятелей, вновь перешел в атаку:
— А если ты нас обманешь? Покажи золото!
Матросы придвинулись ближе. Дело приобретало дурной оборот.
— У тебя есть, чем заплатить, или нет? — Умар уже вопил, все больше распаляясь от собственного крика. — Давай деньги, не то мы спустим парус и выкинем тебя на берег. Добирайся, как знаешь!
В руках одного из матросов появился обломок весла, а другой вытащил тускло блеснувший нож. Плавание могло закончиться значительно раньше, чем предполагал гонец. Морские бродяги обезумели от жадности, и отдать им оставшиеся монеты равносильно самоубийству. Но и не отдать — то же самое.
Внезапно Умар прыгнул на Яровитова, схватил за горло и повалил — цепкие пальцы сжали шею Макара, перекрывая дыхание. В ноздри ударил запах давно немытого тела и перегара.
«Да он пьян», — отстранение подумал гонец, пытаясь сбросить с себя разъяренного Умара, но тот вцепился как клещ. Макар резко двинул его коленом в промежность, оторвал от горла жадно сомкнувшиеся руки и отпихнул его. Тут в свалку ринулись матросы. Гонец еле увернулся от размашистого, нацеленного в голову удара обломком весла и вскочил на ноги. Ухо обожгло ударом вскользь проехавшегося по лицу кулака, а сбоку наскакивал матрос с ножом, грозя выпустить кишки. Бродяги явно решили угробить пассажира, чтобы завладеть его золотом: зачем долго болтаться в море, если можно получить все сразу?
Макар быстро присел и кинулся в ноги матросу с ножом. Тот перелетел через спину гонца и крепко приложился головой о фальшборт. Но Умар уже успел немного отдышаться и вновь решительно полез в драку. Не отставал от него и второй матрос, сжимавший в мускулистых руках обломок весла. Яровитов сделал обманное движение, и его кулак впечатался в нос матроса. Тот рухнул на дно фелюги и притих. Капитан шустро юркнул под парус и завопил, призывая на помощь стоявшего у руля приятеля.
Медлить было нельзя: за спиной тяжело ворочался первый матрос, нашаривая выпавший из руки нож. Впереди готовились к нападению еще два противника. И Макар, торопливо перекрестившись, прыгнул за борт…
Глава 10
На закате следующего дня беглецы увидели с вершины горы родной городок Богумира. Открывшаяся их взору картина завораживала своей красотой. Протекавшая в долине река, изящно извиваясь, с трех сторон опоясывала утопавшие в зелени холмы, а высокие крутые скалы превращали городок в естественную неприступную крепость. Сверху были хорошо видны красные черепичные крыши домов, прилепившихся друг к другу или один над другим, свесившихся над обрывами, вползавших по крутым склонам скалистых холмов или спустившихся совсем близко к зеркальной поверхности реки. Дома образовывали лабиринты улочек, которые переплетались, плутали или совершенно неожиданно заканчивались тупиками. Заходящее солнце бросало красноватый отблеск на купол спрятавшейся между домами приземистой церквушки. Казалось, перед усталыми, голодными путниками приоткрылись врата рая, за которыми их ждал долгожданный приют, полный тишины и покоя.
— Вон мой дом! — радостно воскликнул болгарин.
— Где? На вершине холма? — уточнил обстоятельный Кондас.
— Да нет же, нет. Вон там, на окраине, у реки, — показал Богумир.
— Какая маленькая часовня, — удивленно протянул Жозеф.
— Это не часовня, а храм, — немного обиженно поправил болгарин. — А маленьким он кажется только издали.
— Но он не выше окружающих домов, — возразил француз.
— Турки запрещают строить высокие церкви, — объяснил ему Тимофей. — Янычар встает ногами на седло и вытягивает вверх руку с саблей. Такова должна быть высота храма.
— Зато их минареты упираются в облака, — зло сплюнул Сарват.
Стон Яцека вернул их к действительности. У раненого опять поднялся жар, он метался в бреду, шепча сухими потрескавшимися губами непонятные слова. На щеках поляка горел лихорадочный румянец. Арнаут взял больного на руки и первым начал спускаться в долину. За ним последовали остальные.
— Слушай, а турки там есть? — Кондас задал мучивший всех допрос.
За время отсутствия Богумира селение значительно выросло, и в нем мог появиться турецкий гарнизон. Тем более что оно представляло собой маленькую, построенную самой природой крепость.
— Раньше не было, — ответил болгарин.
— Хорошо, что дом на окраине, — заметил Жозеф. — Нас никто не увидит.
— Скоро совсем стемнеет, — успокоил товарищей Богумир. — Лишь бы мои родные были живы и здоровы.
Солнце скрылось за горами. Быстро начали сгущаться сумерки, повеяло ночной прохладой. В окнах домиков зажглись тусклые огни, казавшиеся беглецам путеводными маяками. Вскоре они вышли к реке. Широкая и полноводная, она быстро бежала в каменистых берегах, сердито наскакивая на гигантские валуны, выставившие на стремнине свои мокрые покатые спины. И нигде не видно моста.
— Здесь был брод, — Богумир побежал вдоль кромки воды и через несколько минут радостно закричал: — Нашел! Давайте сюда!
На счастье, брод оказался мелководным, но и там вода доходила почти до колен, а сильное течение затрудняло переправу. Жозеф оступился и упал. Тимофей успел подхватить его и помог выбраться на берег. Растянувшись цепочкой, в середине которой шел Сарват, держа раненого Яцека на руках, начали подниматься к домикам. Шагавший впереди Богумир отыскал тропку, ведущую к родному очагу, и заторопился, не в силах сдержать волнение. Увидев свет в окнах своего дома, он сдавленно вскрикнул, одним махом перескочил через низкую изгородь, взбежал на крыльцо и постучал. В окне мелькнула чья-то тень, потом за дверью послышался старческий кашель.
— Кого послал Господь?
— Это я… Отвори, отец! — прерывающимся голосом откликнулся Богумир.
— Какой я тебе отец, — сердито проворчали за дверью. — Чего нужно?
— Отец! — Болгарин забарабанил по доскам кулаками, — Я вернулся! Где Злата? Отец!
Дверь распахнулась, и на пороге появился сгорбленный старик с вислыми седыми усами. Одной рукой он держался за косяк, а другую прижал к сердцу.
— Богумир? — неуверенно произнес он. Протянул дрожащую руку и провел ею по лицу сына. — Богумир! Боже!
Богумир стиснул отца в объятиях, прижал к груди. Но тот слабеющими глазами успел заметить во дворе неясные тени и резко отстранил сына:
— Кто это?
— Мы вместе бежали от турок, — успокоил его Богумир. — Пошли в дом. А Злата?
— Она здесь, здесь, — вытирая ладонью слезы, ответил старик. — Да пошли в дом. Скорее, пока никто не увидел.
Но тут на крыльцо выскочила девушка и бросилась на шею Богумиру. Плача и смеясь, она гладила его длинные спутанные волосы, говорила какие-то непонятные ласковые слова и часто, почти как ее полуслепой отец, ощупывала его плечи, словно хотела убедиться, что перед ней живой человек, а не призрак канувшего без вести брата.
Наконец все вошли в дом, состоявший из двух смежных комнат. Первая служила кухней и столовой. В ней был большой, сложенный из дикого камня очаг. Раненого Яцека уложили на лавку, и Злата вздула огонь. При свете каганца Тимофей увидел, как красива сестра Богумира: чистая белая кожа, заплетенные в косы темные волосы, большие карие глаза, тонкий нос и пухлые алые губы. Девушка заметила устремленные на нее восхищенные взгляды незнакомых мужчин, немного смутилась, но тут же принялась хлопотать вокруг раненого.
— Надо кусок чистого полотна, и хорошо бы дать ему выпить чего-нибудь теплого, — попросил Тимофей.
— Сейчас, сейчас все будет, — подбрасывая в разгоравшийся очаг тонкие поленья, заверил старик. — Меня зовут Славчо, или, как принято у нас, бай Славчо. А кто вы?
Богумир представил товарищей и коротко рассказал, как разбился на скалах галиот.
— А мы давно считали тебя погибшим и оплакивали, — помогая снять с Яцека пропитавшиеся потом и кровью лохмотья, призналась Злата.
— Говорят, тот, кого заживо отпели, проживет сто лет, — пошутил Головин и, склонившись над Яцеком, понюхал рану. Место разреза вспухло и покраснело, но, к счастью, гнилостного запаха не ощущалось. Это давало надежду, что все может обойтись благополучно.
Сарват скромно опустился на корточки в углу, стараясь никому не мешать. Жозеф пристроился поближе к огню, чтобы просушить одежду. Кондас, Тимофей и Злата занимались раненым. Богумир помогал отцу. Они повесили над огнем котел с водой, а потом бай Славчо принес остатки похлебки, овощи, немного хлеба и сыра. Сбегал в погреб за кувшином вина.
— Наверное, будет дождь, — вернувшись, сообщил он. — Все небо заволокло тучами.
Рану Яцека промыли виноградной водкой и смазали топленым маслом. Наложили повязку из чистого полотна. Бережно поддерживая голову поляку, Злата напоила его теплой похлебкой.
— Где же его так? — участливо спросила она.
— На дороге, у перевала, — ответил Богумир. — Кстати, турки здесь есть?
— А где этих собак нет? — зло сплюнул Славчо. — Но вы не бойтесь, они далеко, там. — Он махнул рукой в сторону гор.
Однако осторожный Кондас не успокоился, пока точно не выяснил, что в городке нет турецкого гарнизона, и что турок здесь последний раз видели больше недели назад, когда они приезжали собирать харадж — налог, который ввели для иноверцев в покоренных странах.
Бай Славчо развел водой немного вина и дал выпить очнувшемуся Яцеку. Поляк поблагодарил слабой улыбкой и провалился в сон.
— Пусть спит. — Старик укрыл его старой шерстяной накидкой. — Сон даст ему силы. А вы садитесь к столу.
Изголодавшиеся беглецы жадно набросились на скудное угощение. Жозеф похвалил вино и сыр, Сарват молча ворочал челюстями. Кондас, утолив первый голод, расспрашивал Славчо о житье-бытье. Слушая их, Тимофей разглядывал жилище отца Богумира и думал, что вряд ли здесь удастся получить одежду и оружие, — все вокруг свидетельствовало о бедности хозяев, едва сводивших концы с концами. Конечно, беглецов здесь укроют и обогреют, поделятся с ними последним куском хлеба, но… Стоит ли обременять добрых людей и подвергать их опасности? Не лучше ли потихоньку разойтись каждому в свою сторону, сохранив в душе искреннюю благодарность баю Славчо и его дочери? Им и так придется оставить у себя поляка до тех пор, пока он не поднимется на ноги.
Далеко над перевалом прокатился первый раскат грома, в темном небе блеснула молния. Все подняли головы и подумали, как хорошо, что в эту ненастную ночь они под крышей гостеприимного дома, где жарко пылает очаг, а на столе стоит глиняный кувшин с вином.
— Пора спать, — ни к кому не обращаясь, сказал Жозеф.
— Я постелю. — Злата поднялась и ушла в смежную комнату.
По крыше застучали первые капли дождя. Сначала робко, а потом все сильней и сильней, пока их стук не превратился в барабанную дробь ливня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114