Болгария стонала под гнетом турок. Конечно, отсюда ближе до Польши, Греции и Македонии, чем от скамьи галерного раба, но путь к дому долог и опасен. Предстояло идти через чужие страны, не имея одежды, оружия и не зная языка. Это между собой гребцы общались на галерном жаргоне, а как договориться с местными жителями, среди которых есть и мусульмане? Толпа опять зашумела, разгорелись споры о том, что делать дальше. Каждая группа земляков тянула в свою сторону.
— Двинемся по берегу моря, — горячо убеждал рыжеволосый гигант. — По крайней мере, не заблудимся и найдем пресную воду.
— Зачем? — возразил один из эллинов. — На галиоте осталась фелюга. Спустим ее на воду и поплывем. Море не хранит следов, а шторм скоро утихнет.
— Да, да, в море! — закричали другие греки.
— Надо уходить в горы, — твердили болгары. — Там лес, быстрые реки, глубокие ущелья. Ни одна погоня не найдет.
— Кто хочет в море? — кричали третьи. — Посмотрите, турецкая галера еще не ушла.
— Мы пропадем в горах! — вопил кто-то из итальянцев. — Болгары разбредутся по домам и оставят нас!
— Эллада там! — показал на юго-запад один из греков.
— А Польша там, — повернулся на север жилистый поляк с разорванным ухом.
— Как мы проплывем мимо Константинополя? — мрачно спросил черноглазый испанец.
Тимофей не вмешивался в спор; он присел на камень и молча слушал, что говорили его товарищи по несчастью. Естественно, каждому хочется побыстрее оказаться дома и совсем не хочется вновь попасть в лапы турок. Какой же путь избрать ему?
Морское путешествие отпадает: лодка всего одна, и никто не согласится плыть в сторону Крыма. Грекам, итальянцам и испанцу нужно добраться до пролива, умудриться проскочить мимо Константинополя, а там уже рядом Эллада и Средиземноморье. Скорее всего, они поплывут ночью, а днем будут прятаться в уединенных бухточках. Нет, им он не попутчик. Пожалуй, хватит с него морских путешествий, лучше мерить шагами сушу.
Рыжеволосый гигант звал идти по берегу. Казалось бы, вполне разумное предложение, однако на побережье ты все время на виду и негде укрыться в случае опасности. А самое главное — он зовет идти в том же направлении, в каком собираются плыть эллины. Наверное, лучше вместе с болгарами забраться в горы, раствориться в дремучих лесах и пробираться к Дунаю. Спуститься по нему и пешочком до Днестра: там уже валашские земли, от которых рукой подать до черкасских казаков, до Запорожской Сечи. Язык, говорят, до Киева доведет, а Тимофей свободно говорил на татарском и турецком. Подкараулит какого-нибудь басурмана, завладеет его конем и оружием, переоденется, прыгнет в седло и…
На грека, стоявшего на камне, давно перестали обращать внимание: главное, он сказал, где очутились бывшие галерники, а дальше пусть каждый решает сам за себя. Он слез с камня и сел рядом с Тимофеем. И тут же к ним подскочил возбужденный болгарин:
— С кем вы пойдете, братья?
Подошел озабоченный франк. За ним притопал невозмутимый огромный арнаут. Опустился на корточки рядом с греком и уставился на волны, яростно трепавшие полузатопленный галиот.
— Твои земляки хотят взять лодку, — обратился болгарин к греку. — Другие собираются идти по берегу моря, а мы уходим в горы. С кем вы отправитесь?
— Шторм скоро утихнет. — Грек посмотрел на тучи. — Сердце зовет меня плыть в Элладу, а разум подсказывает уйти в лес.
— А мне все равно, — беззаботно рассмеялся франк. — Но морем я уже сыт по горло. Лучше в горы, там безопаснее.
— Что решил ты? — Болгарин обернулся к казаку.
— В горы, — лаконично ответил тот.
Арнаут молча переводил взгляд своих темных глаз с одного товарища на другого и согласно кивал.
Тем временем стихийно образовались три группы беглецов. Первую составили болгары, к которым примкнули Тимофей, поляк с разорванным ухом, арнаут, франк и два македонца. Грек все еще колебался, не зная, на что решиться. Он то подходил к землякам, давал им советы, как лучше спустить на воду фелюгу, куда плыть и где искать пресную воду, то возвращался к болгарам.
Вторую группу сколотил рыжеволосый гигант: его избрали своим предводителем почти четыре десятка македонцев, сербы, греки и несколько итальянцев, — он убедил их, что путь по берегу моря самый удобный и безопасный. К ним же пристал и карлик-черпальщик, так и не бросивший свой ковш, хотя цепь разбили камнями. Двадцать семь бывших рабов — преимущественно греки, итальянцы и один испанец — решились плыть на фелюге.
При дележе оружия спорили до хрипоты, но, в конце концов, разобрались без драки. По общему согласию, большую часть сухарей и запас пресной воды отдали тем, кто собирался вновь пуститься в плавание. Зато их обделили оружием.
Прощание было недолгим. Короткий взмах руки, пожелание удачи, и две группы людей направились в разные стороны, а третья осталась на берегу. Оставшиеся смело полезли на полузатопленный галиот, надеясь спустить на воду подвешенную за его кормой фелюгу. Грек, который был прикован вместе с Тимофеем, вдруг заметался. Он горячо обнимал остающихся и никак не мог оторваться от них. Потом кинулся догонять уходящих в горы, но вдруг остановился и вернулся к галиоту.
— Эй! — окликнул его болгарин. — Ты остаешься?
Эллин жалко улыбнулся, потоптался на месте, потом обреченно махнул рукой и бегом догнал карабкавшихся на откос товарищей.
— Я с вами!
На откосе Головин оглянулся. У полузатопленного галиота копошились маленькие фигурки полуголых гребцов. В море по-прежнему качалась на волнах огромная турецкая галера, выгребая против ветра. По небу неслись рваные облака, но в промежутках между ними кое-где проглядывало чистое небо. А вдоль пенистой полосы прибоя, растянувшись неровной цепочкой, уходили галерники, предводительствуемые рыжим гигантом. Он широко шагал впереди, положив на плечо длинное копье, казавшееся издали тонкой тростинкой в его могучих руках. Позади всех вприпрыжку скакал по камням карлик-черпальщик, так и не расставшийся с ковшом.
Неожиданно болгары остановились и заспорили, в какую сторону идти. К сожалению, итальянец оказался прав — они хотели разбрестись по домам, и никто не желал зря терять время, забираясь глубоко в лес. Среди болгар уже образовались маленькие землячества по три — пять человек, чьи селения стояли неподалеку друг от друга. Все хотели получить как можно больше оружия: кричали, ссорились и размахивали руками. Тимофей с трудом понимал, о чем они говорят, но и так было ясно, что единым отрядом дальше двигаться не удастся.
Невозмутимый арнаут опустился на корточки и терпеливо ждал. Грек прислонился плечом к дереву, брезгливо поджал губы и мрачно наблюдал за спорщиками. Кто знает, может быть, он уже пожалел, что не остался на берегу, и теперь прикидывал: не поздно ли вернуться к своим?
— Пся крев! — выругался поляк с разорванным ухом. — Так мы никогда не уберемся от моря.
Два македонца немедленно примкнули к тем, кто хотел отправиться на юго-запад: это как нельзя лучше совпадало с их планами. Ничего не понимавший франк дергал Тимофея за рукав и встревожено спрашивал:
— Что случилось? Почему они кричат? Надо уходить!
— Они опять хотят разделиться, как те, на берегу, — объяснил Головин.
— Глупо, — покачал головой франк.
Оставив спорящих, к ним подошел болгарин. Лицо его было потным и разгоряченным, на щеках выступил лихорадочный румянец.
— До моего дома отсюда несколько дней пути, — без лишних предисловий сообщил он. — Я готов отвести вас к себе, дать одежду и пищу, а потом проводить каждого, куда он пожелает. Кто со мной? Нам все равно придется разделиться: никто не хочет уступить.
— Где твой дом? — поинтересовался поляк и показал на север: — Если там, я иду.
— Да, почти там, — подтвердил болгарин. — В горах.
— Я тоже пойду, — решился Тимофей.
— Мне опять придется выбирать, — грустно улыбнулся грек. — Разум зовет на юг, а сердце — на север. Я иду с вами! Мне просто не хочется через несколько дней остаться одному.
— Мне все равно, — привычно заявил франк. — Но лучше иметь хоть какую-то цель, чем отправляться с этими болванами, которые опять начнут спорить и ругаться. Моя родина так далеко, что безразлично, в какую сторону идти.
— Не осуждай их, — примирительно заметил казак. — Они хотят быстрее попасть домой.
Арнаут молча поднялся и встал рядом, давая понять, что он не собирается покидать их.
Вновь, уже который раз за сегодня, начался раздел оружия и скудных запасов. Головину и его товарищам достался лук с десятком стрел, старый ятаган и по три сухаря, покрытых тонкой пленкой плесени. Неугомонный франк хотел выменять у одного из македонцев длинноствольный пистолет, предложив за него свои сухари, но Тимофей отговорил его: у них нет ни пороховницы, ни свинца, а таскать по горам бесполезную тяжесть не имеет смысла, сухари хотя бы съесть можно.
Забыв недавние споры и раздоры, галерники распрощались, от всего сердца пожелав друг другу удачи. И разошлись в разные стороны. Маленький отряд, проводником которого стал болгарин, отправился на север, забираясь все выше в горы…
* * *
Еще до темноты они успели далеко уйти от побережья. Привал устроили только один раз, когда увидели в долине быструю светлую речку с каменистыми островками отмелей. Уж больно всем не терпелось смыть с себя грязь, соль морской воды и въевшегося в кожу пота. Купались, разделившись на две партии, — одни караулили на берегу, а другие плескались в студеной воде. Потом, чтобы согреться, пришлось бежать, но зато наверстали упущенное время.
По дороге болгарин настрелял из лука птиц; как он утверждал, все они годились в пищу. Но с ним никто и не спорил — каждый был готов съесть даже ядовитую змею, лишь бы утолить голод, все чаще напоминавший о себе спазмами в желудке. Тимофей порадовался, что не пропало ни одной стрелы — болгарин не знал промаха.
Когда стало смеркаться, отыскали укромное местечко для ночлега и развели костер: как оказалось, сметливый франк вытащил кремень из турецкого пистолета, когда собирался меняться с македонцем. Нарвали сухого мха, ударили по кремню ятаганом и раздули слабо затлевший огонек. Птиц не ощипывали. Выпотрошили их, завернули в листья, сдвинули костер и сунули в горячую золу. Вскоре уже все жадно раздирали полусырое мясо и обгладывали косточки. Съели по сухарю, запили водой и стали устраиваться на ночлег.
— Может быть, каждый из нас расскажет о себе? — предложил болгарин. — Мы вместе были на галерах, вместе добыли свободу и должны доверять друг другу. Меня зовут Богумир. Я родился в этих горах, но уже много лет не был дома.
— Куда же ты нас ведешь? — встревожился поляк. — Может, и дома твоего нет?
— Кто знает? — грустно улыбнулся Богумир. — Но всегда хочется надеяться на лучшее. У меня оставались там старый отец и сестра.
— Как ты попал на галеры? — спросил Головин. Он говорил на турецком. Этот язык хорошо понимали все гребцы.
— За сопротивление туркам. Хотели казнить, но им всегда нужны рабы на весла. Поэтому мне не отрубили голову, не посадили на кол, а приковали к скамье. Не беспокойтесь, если мы не найдем моих родных, наверняка остались соседи, которые помнят меня.
— Пан Езус! — перекрестился поляк. — Вечно мне не везет, даже в мелочах. Ну да ладно. Моя история совсем простая: был солдатом, попал в плен к татарам, а они продали туркам. А те не нашли ничего лучшего, чем посадить на весла. Вы можете называть меня пан Яцек Маслок. Хотя… Какой из меня сейчас пан, зовите просто Яцеком.
Все невольно улыбнулись. Действительно, полуголый, с порванным ухом, так и не смывший до конца въевшуюся грязь, поляк был похож на лесного бродягу-разбойника.
Грек подбросил в огонь веток и тихо представился:
— Кондас. Это мое имя. Был владельцем и капитаном корабля. Страшно сказать, но меня продали туркам христиане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
— Двинемся по берегу моря, — горячо убеждал рыжеволосый гигант. — По крайней мере, не заблудимся и найдем пресную воду.
— Зачем? — возразил один из эллинов. — На галиоте осталась фелюга. Спустим ее на воду и поплывем. Море не хранит следов, а шторм скоро утихнет.
— Да, да, в море! — закричали другие греки.
— Надо уходить в горы, — твердили болгары. — Там лес, быстрые реки, глубокие ущелья. Ни одна погоня не найдет.
— Кто хочет в море? — кричали третьи. — Посмотрите, турецкая галера еще не ушла.
— Мы пропадем в горах! — вопил кто-то из итальянцев. — Болгары разбредутся по домам и оставят нас!
— Эллада там! — показал на юго-запад один из греков.
— А Польша там, — повернулся на север жилистый поляк с разорванным ухом.
— Как мы проплывем мимо Константинополя? — мрачно спросил черноглазый испанец.
Тимофей не вмешивался в спор; он присел на камень и молча слушал, что говорили его товарищи по несчастью. Естественно, каждому хочется побыстрее оказаться дома и совсем не хочется вновь попасть в лапы турок. Какой же путь избрать ему?
Морское путешествие отпадает: лодка всего одна, и никто не согласится плыть в сторону Крыма. Грекам, итальянцам и испанцу нужно добраться до пролива, умудриться проскочить мимо Константинополя, а там уже рядом Эллада и Средиземноморье. Скорее всего, они поплывут ночью, а днем будут прятаться в уединенных бухточках. Нет, им он не попутчик. Пожалуй, хватит с него морских путешествий, лучше мерить шагами сушу.
Рыжеволосый гигант звал идти по берегу. Казалось бы, вполне разумное предложение, однако на побережье ты все время на виду и негде укрыться в случае опасности. А самое главное — он зовет идти в том же направлении, в каком собираются плыть эллины. Наверное, лучше вместе с болгарами забраться в горы, раствориться в дремучих лесах и пробираться к Дунаю. Спуститься по нему и пешочком до Днестра: там уже валашские земли, от которых рукой подать до черкасских казаков, до Запорожской Сечи. Язык, говорят, до Киева доведет, а Тимофей свободно говорил на татарском и турецком. Подкараулит какого-нибудь басурмана, завладеет его конем и оружием, переоденется, прыгнет в седло и…
На грека, стоявшего на камне, давно перестали обращать внимание: главное, он сказал, где очутились бывшие галерники, а дальше пусть каждый решает сам за себя. Он слез с камня и сел рядом с Тимофеем. И тут же к ним подскочил возбужденный болгарин:
— С кем вы пойдете, братья?
Подошел озабоченный франк. За ним притопал невозмутимый огромный арнаут. Опустился на корточки рядом с греком и уставился на волны, яростно трепавшие полузатопленный галиот.
— Твои земляки хотят взять лодку, — обратился болгарин к греку. — Другие собираются идти по берегу моря, а мы уходим в горы. С кем вы отправитесь?
— Шторм скоро утихнет. — Грек посмотрел на тучи. — Сердце зовет меня плыть в Элладу, а разум подсказывает уйти в лес.
— А мне все равно, — беззаботно рассмеялся франк. — Но морем я уже сыт по горло. Лучше в горы, там безопаснее.
— Что решил ты? — Болгарин обернулся к казаку.
— В горы, — лаконично ответил тот.
Арнаут молча переводил взгляд своих темных глаз с одного товарища на другого и согласно кивал.
Тем временем стихийно образовались три группы беглецов. Первую составили болгары, к которым примкнули Тимофей, поляк с разорванным ухом, арнаут, франк и два македонца. Грек все еще колебался, не зная, на что решиться. Он то подходил к землякам, давал им советы, как лучше спустить на воду фелюгу, куда плыть и где искать пресную воду, то возвращался к болгарам.
Вторую группу сколотил рыжеволосый гигант: его избрали своим предводителем почти четыре десятка македонцев, сербы, греки и несколько итальянцев, — он убедил их, что путь по берегу моря самый удобный и безопасный. К ним же пристал и карлик-черпальщик, так и не бросивший свой ковш, хотя цепь разбили камнями. Двадцать семь бывших рабов — преимущественно греки, итальянцы и один испанец — решились плыть на фелюге.
При дележе оружия спорили до хрипоты, но, в конце концов, разобрались без драки. По общему согласию, большую часть сухарей и запас пресной воды отдали тем, кто собирался вновь пуститься в плавание. Зато их обделили оружием.
Прощание было недолгим. Короткий взмах руки, пожелание удачи, и две группы людей направились в разные стороны, а третья осталась на берегу. Оставшиеся смело полезли на полузатопленный галиот, надеясь спустить на воду подвешенную за его кормой фелюгу. Грек, который был прикован вместе с Тимофеем, вдруг заметался. Он горячо обнимал остающихся и никак не мог оторваться от них. Потом кинулся догонять уходящих в горы, но вдруг остановился и вернулся к галиоту.
— Эй! — окликнул его болгарин. — Ты остаешься?
Эллин жалко улыбнулся, потоптался на месте, потом обреченно махнул рукой и бегом догнал карабкавшихся на откос товарищей.
— Я с вами!
На откосе Головин оглянулся. У полузатопленного галиота копошились маленькие фигурки полуголых гребцов. В море по-прежнему качалась на волнах огромная турецкая галера, выгребая против ветра. По небу неслись рваные облака, но в промежутках между ними кое-где проглядывало чистое небо. А вдоль пенистой полосы прибоя, растянувшись неровной цепочкой, уходили галерники, предводительствуемые рыжим гигантом. Он широко шагал впереди, положив на плечо длинное копье, казавшееся издали тонкой тростинкой в его могучих руках. Позади всех вприпрыжку скакал по камням карлик-черпальщик, так и не расставшийся с ковшом.
Неожиданно болгары остановились и заспорили, в какую сторону идти. К сожалению, итальянец оказался прав — они хотели разбрестись по домам, и никто не желал зря терять время, забираясь глубоко в лес. Среди болгар уже образовались маленькие землячества по три — пять человек, чьи селения стояли неподалеку друг от друга. Все хотели получить как можно больше оружия: кричали, ссорились и размахивали руками. Тимофей с трудом понимал, о чем они говорят, но и так было ясно, что единым отрядом дальше двигаться не удастся.
Невозмутимый арнаут опустился на корточки и терпеливо ждал. Грек прислонился плечом к дереву, брезгливо поджал губы и мрачно наблюдал за спорщиками. Кто знает, может быть, он уже пожалел, что не остался на берегу, и теперь прикидывал: не поздно ли вернуться к своим?
— Пся крев! — выругался поляк с разорванным ухом. — Так мы никогда не уберемся от моря.
Два македонца немедленно примкнули к тем, кто хотел отправиться на юго-запад: это как нельзя лучше совпадало с их планами. Ничего не понимавший франк дергал Тимофея за рукав и встревожено спрашивал:
— Что случилось? Почему они кричат? Надо уходить!
— Они опять хотят разделиться, как те, на берегу, — объяснил Головин.
— Глупо, — покачал головой франк.
Оставив спорящих, к ним подошел болгарин. Лицо его было потным и разгоряченным, на щеках выступил лихорадочный румянец.
— До моего дома отсюда несколько дней пути, — без лишних предисловий сообщил он. — Я готов отвести вас к себе, дать одежду и пищу, а потом проводить каждого, куда он пожелает. Кто со мной? Нам все равно придется разделиться: никто не хочет уступить.
— Где твой дом? — поинтересовался поляк и показал на север: — Если там, я иду.
— Да, почти там, — подтвердил болгарин. — В горах.
— Я тоже пойду, — решился Тимофей.
— Мне опять придется выбирать, — грустно улыбнулся грек. — Разум зовет на юг, а сердце — на север. Я иду с вами! Мне просто не хочется через несколько дней остаться одному.
— Мне все равно, — привычно заявил франк. — Но лучше иметь хоть какую-то цель, чем отправляться с этими болванами, которые опять начнут спорить и ругаться. Моя родина так далеко, что безразлично, в какую сторону идти.
— Не осуждай их, — примирительно заметил казак. — Они хотят быстрее попасть домой.
Арнаут молча поднялся и встал рядом, давая понять, что он не собирается покидать их.
Вновь, уже который раз за сегодня, начался раздел оружия и скудных запасов. Головину и его товарищам достался лук с десятком стрел, старый ятаган и по три сухаря, покрытых тонкой пленкой плесени. Неугомонный франк хотел выменять у одного из македонцев длинноствольный пистолет, предложив за него свои сухари, но Тимофей отговорил его: у них нет ни пороховницы, ни свинца, а таскать по горам бесполезную тяжесть не имеет смысла, сухари хотя бы съесть можно.
Забыв недавние споры и раздоры, галерники распрощались, от всего сердца пожелав друг другу удачи. И разошлись в разные стороны. Маленький отряд, проводником которого стал болгарин, отправился на север, забираясь все выше в горы…
* * *
Еще до темноты они успели далеко уйти от побережья. Привал устроили только один раз, когда увидели в долине быструю светлую речку с каменистыми островками отмелей. Уж больно всем не терпелось смыть с себя грязь, соль морской воды и въевшегося в кожу пота. Купались, разделившись на две партии, — одни караулили на берегу, а другие плескались в студеной воде. Потом, чтобы согреться, пришлось бежать, но зато наверстали упущенное время.
По дороге болгарин настрелял из лука птиц; как он утверждал, все они годились в пищу. Но с ним никто и не спорил — каждый был готов съесть даже ядовитую змею, лишь бы утолить голод, все чаще напоминавший о себе спазмами в желудке. Тимофей порадовался, что не пропало ни одной стрелы — болгарин не знал промаха.
Когда стало смеркаться, отыскали укромное местечко для ночлега и развели костер: как оказалось, сметливый франк вытащил кремень из турецкого пистолета, когда собирался меняться с македонцем. Нарвали сухого мха, ударили по кремню ятаганом и раздули слабо затлевший огонек. Птиц не ощипывали. Выпотрошили их, завернули в листья, сдвинули костер и сунули в горячую золу. Вскоре уже все жадно раздирали полусырое мясо и обгладывали косточки. Съели по сухарю, запили водой и стали устраиваться на ночлег.
— Может быть, каждый из нас расскажет о себе? — предложил болгарин. — Мы вместе были на галерах, вместе добыли свободу и должны доверять друг другу. Меня зовут Богумир. Я родился в этих горах, но уже много лет не был дома.
— Куда же ты нас ведешь? — встревожился поляк. — Может, и дома твоего нет?
— Кто знает? — грустно улыбнулся Богумир. — Но всегда хочется надеяться на лучшее. У меня оставались там старый отец и сестра.
— Как ты попал на галеры? — спросил Головин. Он говорил на турецком. Этот язык хорошо понимали все гребцы.
— За сопротивление туркам. Хотели казнить, но им всегда нужны рабы на весла. Поэтому мне не отрубили голову, не посадили на кол, а приковали к скамье. Не беспокойтесь, если мы не найдем моих родных, наверняка остались соседи, которые помнят меня.
— Пан Езус! — перекрестился поляк. — Вечно мне не везет, даже в мелочах. Ну да ладно. Моя история совсем простая: был солдатом, попал в плен к татарам, а они продали туркам. А те не нашли ничего лучшего, чем посадить на весла. Вы можете называть меня пан Яцек Маслок. Хотя… Какой из меня сейчас пан, зовите просто Яцеком.
Все невольно улыбнулись. Действительно, полуголый, с порванным ухом, так и не смывший до конца въевшуюся грязь, поляк был похож на лесного бродягу-разбойника.
Грек подбросил в огонь веток и тихо представился:
— Кондас. Это мое имя. Был владельцем и капитаном корабля. Страшно сказать, но меня продали туркам христиане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114