Не забудьте запереть квартиру.
…У серого «опель-корса» с распахнутыми дверцами стоял Николай Николаевич и, показалось Любину, был чем-то встревожен. Или озабочен.
– Доброе утро, – поприветствовал Корчной, пожимая руку Ивана Кирилловича и внимательно всматриваясь в его лицо. – Разбудили мы вас. Не выспались?
– Да какой у меня сейчас сон…
– Вижу, вижу, не выспались, – Корчной приобнял директора музея за плечи, осторожно, но твердо подвел к правой задней дверце машины. – Располагайтесь здесь, Иван Кириллович. Просторно – как на диване. И в углу подушечка надувная.
Любин подчинился предложению, очутился на заднем сиденье, а Николай Николаевич уже протягивал ему пластмассовый стаканчик с водой:
– Прошу!
Иван Кириллович, ничего не понимая, принял стаканчик.
– И вот таблетка от Арчила Тимуровича. Успокоительная. Запейте водой…
Таблетка представляла собой продолговатую капсулу, состоящую из двух половинок: одна бледно-фиолетовая, другая бледно-зеленая.
– Да что вы, Иван Кириллович! – улыбнулся Корчной. – Не отравим. Может быть, и подремлете в дороге.
Иван Кириллович покорно проглотил таблетку, запив ее глотком минеральной воды.
– Вот и славно! – Корчной захлопнул дверцу, сел за руль. – Ну, с богом!
Машина плавно, мягко тронулась с места. «…И она уже на Кастанаевской, – определил Любин и подумал: – Правда, как здесь удобно. И прилечь можно». Голова склонилась к надувной податливой подушке, уже в полусне, почти инстинктивно, он сбросил ботинки. «Как хорошо. И покачивает. Будто я маленький и…»
Корчной в зеркальце взглянул на Ивана Кирилловича, который, свернувшись калачиком, сладко спал.
…Проснулся директор музея в тот момент, когда «опель-корса» осторожно, медленно спускался в подземный гараж и скоро занял свое место над ремонтной ямой.
Любин сел, деловито надел ботинки, сладко потянулся. Глядя на него, можно было подумать, что спать в чужих легковых машинах – его любимое занятие.
Посидев буквально несколько мгновений, Иван Кириллович почувствовал, осознал, что он бодр, свеж, полон сил и – вот уж неожиданно! – в прекрасном расположении духа.
Дверцу машины распахнул Арчил Тимурович Табадзе и, протягивая Любину руку, извлекая его из салона гостеприимного автомобиля, сказал улыбаясь:
– Вижу, Иван Кириллович, вы в отменной форме. Немного отдохнули?
– Изумительно! Изумительно! – только и мог проговорить господин Любин.
– И прекрасно! Сразу хочу предупредить: времени у нас в обрез, и поэтому предлагаю следующее… – Напряжение появилось на лице Табадзе. – Вначале я покажу вам нечто и растолкую, что это такое. Минут десять, крайнее – пятнадцать. Потом у нас будет легкий завтрак, а за ним мы все дальнейшее обговорим подробно и детально. Ведь вы не завтракали, Иван Кириллович?
– Кажется, не завтракал, – признался Любин.
Лестницы, переходы, просторные помещения; в одном из них, обратил внимание Иван Кириллович, огромный камин и рояль насыщенного коричневого цвета. Опять переходы, лестницы, одна из них винтовая, спускающаяся вниз. «Наверное, мы в другом „кубе“», – определил Любин. Совершив вокруг оси этой лестницы по два оборота, они оказались в большом зале со сплошными широкими окнами по трем стенам. Помещение было заполнено ярким солнечным светом. Арчил Тимурович нажал кнопку на панели у входной двери, и на все окна сверху бесшумно спустились жалюзи из прозрачного голубого материала. Теперь зал погрузился в свет, какой может создать ясный тихий день, а солнце, очевидно, в восточном окне стояло неотчетливым розовым шаром, и на него можно было смотреть.
Всё пространство помещения было заставлено столами с компьютерами, принтерами, ксероксами, еще какой-то замысловатой техникой. Столы и одинаковые черные кресла на колесиках располагались асимметрично (какой-нибудь аккуратист мог сказать, что «все в полном беспорядке»), и между ними были удобные, широкие проходы.
– Мой мозговой центр, – пояснил Табадзе и, взглянув на наручные часы, добавил: – Через полчаса здесь начнется напряженная работа моих коллег. Но нам не сюда, Иван Кириллович.
Они прошествовали через весь зал. Первым в неприметную дверь вошел Табадзе.
– Прошу за мной.
Длинный коридор, освещенный светильниками, вмонтированными в потолок. Коридор упирался в следующую дверь. Ее Арчил Тимурович открыл пластиковой картой.
– Здесь крутые ступеньки. Осторожно! Держитесь за поручни.
Спускаясь вниз по крутой лестнице, Любин вдруг ощутил непонятное, быстро нарастающее волнение: «Сейчас что-то произойдет, случится…»
И произошло, случилось…
На мгновение он оказался в полной кромешной тьме, но рядом был Табадзе, который успокаивал:
– Момент, Иван Кириллович. Вспыхнул яркий свет.
Они находились в таком же большом зале, как верхний, только округлой формы. Стены, потолок и пол были покрыты единым, без швов и соединений, материалом пепельного цвета. Окна отсутствовали. Источников освещения Любин не обнаружил. «Мы под землей, подземный этаж», – определил он.
– Освоились? – спросил Табадзе.
– Освоился…
– Наша… Точнее сказать, моя святая святых.
– Тут ничего нет, – удивился Любин. – И никого.
– Когда надо, нужное появляется – и одушевленное, и неодушевленное. Но вы не правы. И сейчас в этом зале кое-что есть, просто сливается с полом, и сразу не заметить. Давайте снимем обувь.
В носках, осторожно ступая, Иван Кириллович двинулся следом за главой фирмы «Барс». Оказывается, через три или четыре метра от стен все пространство пола покрывали большие листы ватмана, аккуратно соединенные по краям.
– План вашего музея, все его помещения, включая два подвальных этажа. Увеличено в двадцать пять раз. Не буду вас, Иван Кириллович, утомлять объяснениями, что и где. Не вникайте.
У Любина уже слегка закружилась голова от хитросплетений, линий, пересечений, овальных и квадратных пересекающихся фигур, от цифр разными красками…
– Помните печально известный персонаж истории сервиза «Золотая братина» в самом начале, в первые годы советской власти? – спросил Табадзе.
– Вы кого имеете в виду?
– Дмитрия Наумовича Картузова.
– Да, да… Припоминаю…
– У него была любимая присказка, по латыни: куикве суум – каждому свое. Эрудит был. Тем не менее справедливо сказано. Так что… Пусть над этим ребусом ломают головы мои умники, – Табадзе улыбнулся, – под моим руководством. Пока скажу вам две вещи. Во-первых, каким-то непостижимым образом один фрагмент этого плана снят как бы сверху…
– Не понимаю! – перебил Любин.
– Не на вашем плане. Мы перенесли этот снимок сюда… Идите! Старайтесь не наступать на чертежи. – Они сделали несколько шагов к центру зала. – Вот. Узнаете? Тоже увеличено в двадцать пять раз.
Иван Кириллович стоял возле огромного круга, обведенного жирной черной чертой.
– Мой круг! – воскликнул он.
– Совершенно верно. Ваш. А вот этот, не совсем правильный квадрат… Мы его раскрасили «зеброй»… Узнаете?
– «Золотая братина»?… – прошептал директор музея.
– Она самая. Стенд с сервизом под бронированным стеклом в подвальном помещении. Он в самом центре круга. А стрелки, расходящиеся от него на пятнадцать метров – видите? – упираются в линию круга. То есть внутри его обозначено все, что находится вокруг стенда на расстоянии пятнадцати метров.
– И… и что это значит?
– Вопросы потом. За завтраком. Хорошо?
– Да, да…
– А вот эта стрелка, совершающая угол на сорок пять градусов, как бы уходит вниз. И на чем она останавливается, Иван Кириллович? Некое помещение с внутренними перегородками. Это не что иное, как часть подвала второго нижнего этажа, что находится под стендом с «Золотой братиной».
Иван Кириллович молчал, хотя в его голове нарастали, как снежный ком, вопросы, вопросы, вопросы…
– Вижу ваши нетерпение и недоумение. И поэтому… первое, что я довожу до вашего сведения: круг с бабочкой… Давайте называть его так. Круг взят из плана вашего музея и из плоского изображения поставлен вертикально. Повторюсь: как бы сфотографирован сверху, притом с проникновением через пол в нижний этаж подвала.
– Но зачем? – вырвалось у Ивана Кирилловича.
– Это во-вторых. Скорее всего, перед нами план похищения сервиза «Золотая братина», которое должно осуществиться (пока не понятным нам образом) сверху.
– Боже мой!.. – прошептал Любин. – Через потолки двух этажей, что ли?
– Может быть… – Арчил Тимурович помолчал, о чем-то напряженно думая. – Может быть… Одно вам обещаю: ответ на этот вопрос мы обязательно найдем. Все последние дни и ночи напряженно ищем. А теперь, дорогой Иван Кириллович, следуйте за мной.
Они подошли к дальней стене, как показалось Любину, более чем странного помещения. Табадзе на неприметной панели такого же цвета, как стены, нажал кнопку. Бесшумно отодвинулась часть стены, открыв дверцы лифта, которые тут же разошлись.
– Прошу!
Оказавшись в кабине, Любин успел заметить, что Арчил Тимурович произвел еще какие-то быстрые манипуляции с панелькой – погас свет в округлом помещении, мгновенно погрузившись в кромешную тьму; как только Табадзе оказался в лифте, сдвинулись его дверцы.
Быстрое движение вверх. Дверцы лифта разошлись. Любин и Табадзе очутились в просторной комнате с широкими окнами на три стороны, задернутыми полупрозрачными занавесками бледно-коричневого цвета, и сквозь них внизу призрачно проступали асимметричные кубические формы «городка», который воспринимался каким-то ирреальным, неземным урбанистическим пейзажем, завораживающим и страшноватым одновременно.
Комната была похожа на небольшой зал дорогого изысканного ресторана: несколько столиков, покрытых накрахмаленными белыми скатертями, и один в центре, длинный (наверное, для банкетов), удобные стулья из темного дерева, мягкая мебель вдоль стен (кресла, диваны), по углам в кадках пальмы, картины на стенах (кажется, какая-то художественная резьба по металлу).
Иван Кириллович не успел рассмотреть – его удивил, можно сказать, поразил большой портрет президента Медведева, просто замечательно выполненный художником, в тяжелой, инкрустированной раме, висевший над входной дверью на третьей стене комнаты. Проследив взгляд Любина, глава фирмы «Барс» усмехнулся:
– Удивлены?
– Когда вы успели? И… и зачем?
– Портрет будущего президента я заказал еще за два месяца до выборов. А зачем… В этой комнате заканчиваются ответственные переговоры, заключаются контракты… Вот сегодня вечером будут у меня два англичанина. Часто с клиентами приезжают сюда переводчики, юристы, консультанты, которые могут быть, сами понимаете, откуда. Так сказать, по совместительству. Старая, добрая советская традиция. Вот их и будет завораживать своим прямым, светлым взглядом, с легким прищуром и ослепительной улыбкой, Дмитрий Анатольевич. Он как бы тоже участник в наших переговорах. Занял почетное место Владимира Владимировича. – Возникла короткая пауза. – Иван Кириллович, – Табадзе засмеялся, – вы меня втянули в странный разговор. Так… Прошу. Вон у окна столик для нас. Там уже все приготовлено.
Столик был на двоих. Все, что на нем находилось, покрывала большая салфетка с вышивкой по округлым краям. «Ручная работа», – взглядом профессионала определил Любин.
– Чем бог послал. Послано было немало.
– Предлагаю начать с сока. Все стопроцентные и без консервантов… – Они уже сидели за столиком. – Какой вы предпочитаете?
– Все равно. На ваш вкус.
– Тогда клюквенный.
…Потом дома, вечером, Иван Кириллович попытался вспомнить, чем его потчевал гостеприимный хозяин, и – странное дело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
…У серого «опель-корса» с распахнутыми дверцами стоял Николай Николаевич и, показалось Любину, был чем-то встревожен. Или озабочен.
– Доброе утро, – поприветствовал Корчной, пожимая руку Ивана Кирилловича и внимательно всматриваясь в его лицо. – Разбудили мы вас. Не выспались?
– Да какой у меня сейчас сон…
– Вижу, вижу, не выспались, – Корчной приобнял директора музея за плечи, осторожно, но твердо подвел к правой задней дверце машины. – Располагайтесь здесь, Иван Кириллович. Просторно – как на диване. И в углу подушечка надувная.
Любин подчинился предложению, очутился на заднем сиденье, а Николай Николаевич уже протягивал ему пластмассовый стаканчик с водой:
– Прошу!
Иван Кириллович, ничего не понимая, принял стаканчик.
– И вот таблетка от Арчила Тимуровича. Успокоительная. Запейте водой…
Таблетка представляла собой продолговатую капсулу, состоящую из двух половинок: одна бледно-фиолетовая, другая бледно-зеленая.
– Да что вы, Иван Кириллович! – улыбнулся Корчной. – Не отравим. Может быть, и подремлете в дороге.
Иван Кириллович покорно проглотил таблетку, запив ее глотком минеральной воды.
– Вот и славно! – Корчной захлопнул дверцу, сел за руль. – Ну, с богом!
Машина плавно, мягко тронулась с места. «…И она уже на Кастанаевской, – определил Любин и подумал: – Правда, как здесь удобно. И прилечь можно». Голова склонилась к надувной податливой подушке, уже в полусне, почти инстинктивно, он сбросил ботинки. «Как хорошо. И покачивает. Будто я маленький и…»
Корчной в зеркальце взглянул на Ивана Кирилловича, который, свернувшись калачиком, сладко спал.
…Проснулся директор музея в тот момент, когда «опель-корса» осторожно, медленно спускался в подземный гараж и скоро занял свое место над ремонтной ямой.
Любин сел, деловито надел ботинки, сладко потянулся. Глядя на него, можно было подумать, что спать в чужих легковых машинах – его любимое занятие.
Посидев буквально несколько мгновений, Иван Кириллович почувствовал, осознал, что он бодр, свеж, полон сил и – вот уж неожиданно! – в прекрасном расположении духа.
Дверцу машины распахнул Арчил Тимурович Табадзе и, протягивая Любину руку, извлекая его из салона гостеприимного автомобиля, сказал улыбаясь:
– Вижу, Иван Кириллович, вы в отменной форме. Немного отдохнули?
– Изумительно! Изумительно! – только и мог проговорить господин Любин.
– И прекрасно! Сразу хочу предупредить: времени у нас в обрез, и поэтому предлагаю следующее… – Напряжение появилось на лице Табадзе. – Вначале я покажу вам нечто и растолкую, что это такое. Минут десять, крайнее – пятнадцать. Потом у нас будет легкий завтрак, а за ним мы все дальнейшее обговорим подробно и детально. Ведь вы не завтракали, Иван Кириллович?
– Кажется, не завтракал, – признался Любин.
Лестницы, переходы, просторные помещения; в одном из них, обратил внимание Иван Кириллович, огромный камин и рояль насыщенного коричневого цвета. Опять переходы, лестницы, одна из них винтовая, спускающаяся вниз. «Наверное, мы в другом „кубе“», – определил Любин. Совершив вокруг оси этой лестницы по два оборота, они оказались в большом зале со сплошными широкими окнами по трем стенам. Помещение было заполнено ярким солнечным светом. Арчил Тимурович нажал кнопку на панели у входной двери, и на все окна сверху бесшумно спустились жалюзи из прозрачного голубого материала. Теперь зал погрузился в свет, какой может создать ясный тихий день, а солнце, очевидно, в восточном окне стояло неотчетливым розовым шаром, и на него можно было смотреть.
Всё пространство помещения было заставлено столами с компьютерами, принтерами, ксероксами, еще какой-то замысловатой техникой. Столы и одинаковые черные кресла на колесиках располагались асимметрично (какой-нибудь аккуратист мог сказать, что «все в полном беспорядке»), и между ними были удобные, широкие проходы.
– Мой мозговой центр, – пояснил Табадзе и, взглянув на наручные часы, добавил: – Через полчаса здесь начнется напряженная работа моих коллег. Но нам не сюда, Иван Кириллович.
Они прошествовали через весь зал. Первым в неприметную дверь вошел Табадзе.
– Прошу за мной.
Длинный коридор, освещенный светильниками, вмонтированными в потолок. Коридор упирался в следующую дверь. Ее Арчил Тимурович открыл пластиковой картой.
– Здесь крутые ступеньки. Осторожно! Держитесь за поручни.
Спускаясь вниз по крутой лестнице, Любин вдруг ощутил непонятное, быстро нарастающее волнение: «Сейчас что-то произойдет, случится…»
И произошло, случилось…
На мгновение он оказался в полной кромешной тьме, но рядом был Табадзе, который успокаивал:
– Момент, Иван Кириллович. Вспыхнул яркий свет.
Они находились в таком же большом зале, как верхний, только округлой формы. Стены, потолок и пол были покрыты единым, без швов и соединений, материалом пепельного цвета. Окна отсутствовали. Источников освещения Любин не обнаружил. «Мы под землей, подземный этаж», – определил он.
– Освоились? – спросил Табадзе.
– Освоился…
– Наша… Точнее сказать, моя святая святых.
– Тут ничего нет, – удивился Любин. – И никого.
– Когда надо, нужное появляется – и одушевленное, и неодушевленное. Но вы не правы. И сейчас в этом зале кое-что есть, просто сливается с полом, и сразу не заметить. Давайте снимем обувь.
В носках, осторожно ступая, Иван Кириллович двинулся следом за главой фирмы «Барс». Оказывается, через три или четыре метра от стен все пространство пола покрывали большие листы ватмана, аккуратно соединенные по краям.
– План вашего музея, все его помещения, включая два подвальных этажа. Увеличено в двадцать пять раз. Не буду вас, Иван Кириллович, утомлять объяснениями, что и где. Не вникайте.
У Любина уже слегка закружилась голова от хитросплетений, линий, пересечений, овальных и квадратных пересекающихся фигур, от цифр разными красками…
– Помните печально известный персонаж истории сервиза «Золотая братина» в самом начале, в первые годы советской власти? – спросил Табадзе.
– Вы кого имеете в виду?
– Дмитрия Наумовича Картузова.
– Да, да… Припоминаю…
– У него была любимая присказка, по латыни: куикве суум – каждому свое. Эрудит был. Тем не менее справедливо сказано. Так что… Пусть над этим ребусом ломают головы мои умники, – Табадзе улыбнулся, – под моим руководством. Пока скажу вам две вещи. Во-первых, каким-то непостижимым образом один фрагмент этого плана снят как бы сверху…
– Не понимаю! – перебил Любин.
– Не на вашем плане. Мы перенесли этот снимок сюда… Идите! Старайтесь не наступать на чертежи. – Они сделали несколько шагов к центру зала. – Вот. Узнаете? Тоже увеличено в двадцать пять раз.
Иван Кириллович стоял возле огромного круга, обведенного жирной черной чертой.
– Мой круг! – воскликнул он.
– Совершенно верно. Ваш. А вот этот, не совсем правильный квадрат… Мы его раскрасили «зеброй»… Узнаете?
– «Золотая братина»?… – прошептал директор музея.
– Она самая. Стенд с сервизом под бронированным стеклом в подвальном помещении. Он в самом центре круга. А стрелки, расходящиеся от него на пятнадцать метров – видите? – упираются в линию круга. То есть внутри его обозначено все, что находится вокруг стенда на расстоянии пятнадцати метров.
– И… и что это значит?
– Вопросы потом. За завтраком. Хорошо?
– Да, да…
– А вот эта стрелка, совершающая угол на сорок пять градусов, как бы уходит вниз. И на чем она останавливается, Иван Кириллович? Некое помещение с внутренними перегородками. Это не что иное, как часть подвала второго нижнего этажа, что находится под стендом с «Золотой братиной».
Иван Кириллович молчал, хотя в его голове нарастали, как снежный ком, вопросы, вопросы, вопросы…
– Вижу ваши нетерпение и недоумение. И поэтому… первое, что я довожу до вашего сведения: круг с бабочкой… Давайте называть его так. Круг взят из плана вашего музея и из плоского изображения поставлен вертикально. Повторюсь: как бы сфотографирован сверху, притом с проникновением через пол в нижний этаж подвала.
– Но зачем? – вырвалось у Ивана Кирилловича.
– Это во-вторых. Скорее всего, перед нами план похищения сервиза «Золотая братина», которое должно осуществиться (пока не понятным нам образом) сверху.
– Боже мой!.. – прошептал Любин. – Через потолки двух этажей, что ли?
– Может быть… – Арчил Тимурович помолчал, о чем-то напряженно думая. – Может быть… Одно вам обещаю: ответ на этот вопрос мы обязательно найдем. Все последние дни и ночи напряженно ищем. А теперь, дорогой Иван Кириллович, следуйте за мной.
Они подошли к дальней стене, как показалось Любину, более чем странного помещения. Табадзе на неприметной панели такого же цвета, как стены, нажал кнопку. Бесшумно отодвинулась часть стены, открыв дверцы лифта, которые тут же разошлись.
– Прошу!
Оказавшись в кабине, Любин успел заметить, что Арчил Тимурович произвел еще какие-то быстрые манипуляции с панелькой – погас свет в округлом помещении, мгновенно погрузившись в кромешную тьму; как только Табадзе оказался в лифте, сдвинулись его дверцы.
Быстрое движение вверх. Дверцы лифта разошлись. Любин и Табадзе очутились в просторной комнате с широкими окнами на три стороны, задернутыми полупрозрачными занавесками бледно-коричневого цвета, и сквозь них внизу призрачно проступали асимметричные кубические формы «городка», который воспринимался каким-то ирреальным, неземным урбанистическим пейзажем, завораживающим и страшноватым одновременно.
Комната была похожа на небольшой зал дорогого изысканного ресторана: несколько столиков, покрытых накрахмаленными белыми скатертями, и один в центре, длинный (наверное, для банкетов), удобные стулья из темного дерева, мягкая мебель вдоль стен (кресла, диваны), по углам в кадках пальмы, картины на стенах (кажется, какая-то художественная резьба по металлу).
Иван Кириллович не успел рассмотреть – его удивил, можно сказать, поразил большой портрет президента Медведева, просто замечательно выполненный художником, в тяжелой, инкрустированной раме, висевший над входной дверью на третьей стене комнаты. Проследив взгляд Любина, глава фирмы «Барс» усмехнулся:
– Удивлены?
– Когда вы успели? И… и зачем?
– Портрет будущего президента я заказал еще за два месяца до выборов. А зачем… В этой комнате заканчиваются ответственные переговоры, заключаются контракты… Вот сегодня вечером будут у меня два англичанина. Часто с клиентами приезжают сюда переводчики, юристы, консультанты, которые могут быть, сами понимаете, откуда. Так сказать, по совместительству. Старая, добрая советская традиция. Вот их и будет завораживать своим прямым, светлым взглядом, с легким прищуром и ослепительной улыбкой, Дмитрий Анатольевич. Он как бы тоже участник в наших переговорах. Занял почетное место Владимира Владимировича. – Возникла короткая пауза. – Иван Кириллович, – Табадзе засмеялся, – вы меня втянули в странный разговор. Так… Прошу. Вон у окна столик для нас. Там уже все приготовлено.
Столик был на двоих. Все, что на нем находилось, покрывала большая салфетка с вышивкой по округлым краям. «Ручная работа», – взглядом профессионала определил Любин.
– Чем бог послал. Послано было немало.
– Предлагаю начать с сока. Все стопроцентные и без консервантов… – Они уже сидели за столиком. – Какой вы предпочитаете?
– Все равно. На ваш вкус.
– Тогда клюквенный.
…Потом дома, вечером, Иван Кириллович попытался вспомнить, чем его потчевал гостеприимный хозяин, и – странное дело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92