Ее я видел преимущественно через стекло во время проверок на детекторе лжи, которым меня периодически подвергали.
- Годин только что дал нам три свободных дня. Может, отложим до моего возвращения?
- Боюсь, дело не терпит отлагательства.
У нее был легкий неопределенный акцент выпускницы европейской элитной частной школы.
- Вы же сказали, что ничего особенного.
В ответ только механическая улыбка.
- Присаживайтесь, профессор.
- Вы в моем кресле.
Гели и не подумала встать. Она упивалась возможностью хамить.
- Вы обычно не занимаетесь рутиной лично, - сказал я. - Чем обязан?..
- Смерть профессора Филдинга создала нестандартную ситуацию. Мы должны убедиться, что знаем максимально много о сопутствующих ей обстоятельствах.
- Профессор Филдинг скончался от инсульта.
Она несколько секунд молча всматривалась в мое лицо. Шрам на ее левой щеке напоминал мне о тех, что я видел в госпиталях у ветеранов вьетнамской войны. Ветераны рассказывали, что осколки фосфорной гранаты прожигали себе путь глубоко под кожу и там гасли, но когда хирурги вскрывали рану, опять активизировались на воздухе - и калечили врачей. Гели Бауэр пострадала не иначе как от этого варварского оружия. Вообще-то женщину с подобным шрамом я бы только уважал: красавица с такой отметиной знает про жизнь больше своих благополучных сестер. Однако все прежние контакты с Гели наводили меня на мысль, что, пройдя через ад, она ничему, кроме ненависти, не научилась.
- Меня интересуют ваши отношения с профессором Филдингом.
Любопытно, что она никогда не прячется за бюрократическим «мы», "нас". Всегда «я», "меня". Ясно, что безопасность проекта «Тринити» она воспринимает как свое личное дело.
- Серьезно? - сказал я, словно для меня это большой сюрприз.
- Как вы охарактеризовали бы эти отношения?
- Он был моим другом.
- Вы встречались с ним и общались вне рабочих помещений проекта?
Ответив «да», я признаюсь в грубом нарушении правил безопасности, придерживаться которых я когда-то обязался своей подписью. Но Гели наверняка имеет в виду видеозапись наших с Филдингом встреч.
- Да, - сказал я.
- Это большое нарушение.
Я театрально закатил глаза.
- Подайте на меня в суд.
- Не ерничайте. Нам ничего не стоит посадить вас в тюрьму.
Ах ты черт! Но что мне остается, кроме как отшучиваться?
- Ну, если меня упрячут в кутузку, здешним тайнам точно ничего грозить не будет.
Гели что-то поправила в своих золотых волосах. Словно ястреб охорашивается.
- Профессор, ведя себя столь легкомысленно, вы можете потерять свое место.
- А-а, теперь дошло, зачем вы явились. Меня уволить.
Улыбка скользнула по губам Гели.
- Давайте не будем драматизировать ситуацию. Я просто пытаюсь побольше узнать о Филдинге.
- А зачем? Он мертв. Скончался. Его больше нет с нами.
- Что вы с ним обсуждали во внерабочее время?
- Футбол.
- Футбол?
- Да, Филдинг был заядлый болельщик. Фанат английской команды «Арсенал». Надоел мне этими разговорами до смерти, но общаться с ним мне нравилось.
- Вы скрываете правду.
- С чего вы взяли?
- Вы на пару с профессором Филдингом боролись за прекращение проекта.
- Неправильная формулировка. У меня были кое-какие этические возражения против одной из сторон проекта. У Филдинга были возражения другого порядка.
- Он хотел остановить работы над проектом!
- Лишь до тех пор, пока не будет выяснена причина неврологических побочных действий супертомографии.
- Он обсуждал эти побочные эффекты с кем-либо, кому доступ к информации «Тринити» не разрешен?
- Понятия не имею.
- Со своей женой, к примеру?
Я старался, чтобы ни один мускул на моем лице не выдал меня.
- В высшей степени сомневаюсь.
Гели многозначительно поиграла бровями.
- Вчера вечером вы провели почти час в доме вдовы Филдинга.
Значит, все-таки следили. Впрочем, я и не сомневался. Как же, убив Филдинга, не пронаблюдать за реакцией его лучшего друга! Стало быть, они знают и про то, что со мной была Рейчел.
- Заехал принести соболезнования.
- Вы обсуждали секретную информацию с Лу Ли Филдинг. Китайским физиком.
- Ничего подобного я не делал!
Вообще-то я полагал, что после брака с Филдингом Лу Ли стала британской или американской подданной. Но не время было обсуждать эти тонкости.
- Миссис Филдинг исчезла. А мне очень хотелось бы поговорить с ней.
- Ну, это уже ваша проблема.
Гели игнорировала мой сарказм.
- Если это вы помогли ей бежать - пахнет государственной изменой.
- А разве Лу Ли совершила какое-либо преступление?
У Гели был прежний непроницаемый вид.
- Вот это мы и хотим узнать. Возможно, она была инструментом в чьих-то преступных руках.
"Кристалл", - внезапно подумал я. Не исключено, что Гели уже знает про часы Филдинга.
- Выходит, теперь вы всех Филдингов потеряли. Досадно, да? - продолжал я все тем же шутливым тоном.
Но Гели огорченной не выглядела. Сама невозмутимость.
- Вчера вечером Лу Ли пожаловалась, что ее не пустили к телу мужа, - сказал я. - Она чрезвычайно расстроилась.
- За это отвечаю не я.
- А как насчет личных вещей Филдинга? Лу Ли упоминала, в частности, его золотые карманные часы. Семейная реликвия.
Гели поджала губы и покачала головой:
- Часов не помню. Но как только миссис Филдинг объявится, мы разберемся.
Врет! За два года общения с Филдингом она видела его часы по меньшей мере сто раз - золотые карманные часы в наши времена обращают на себя внимание.
- Надо бы проверить вас сегодня на детекторе лжи, - сказала Гели.
Я почувствовал, как у меня вспотели подмышки от волнения.
- Извините, сегодня не получится, - решительно заявил я.
Ее глаза сузились. Я отказывался впервые за все время.
- Почему же?
- Я только что потерял близкого друга. Ночь практически не спал. Чувствую себя отвратительно.
- Профессор Теннант!
- Сегодня я не в настроении подвергать себя вашим фашистским штучкам. И точка!
Гели Бауэр откинулась в моем кресле и смотрела на меня с явно растущим интересом.
- При поступлении на работу вы подписали документ, согласно которому вас можно посадить за детектор лжи в любой момент. Так что это дело не добровольное и ваше согласие мне не требуется.
Мой животный страх был так велик, что хоть с кулаками на Гели бросайся. Всю свою жизнь я был предельно свободен. Даже терапевтом я имел собственную практику и был сам себе хозяин. А когда книгу писал - был ограничен только собственными способностями. Поэтому в атмосфере «Тринити», с ее диктатурой секретности, я страдал своего рода духовной клаустрофобией - задыхался от несвободы.
Мой отец, участвуя в разработке ядерного оружия в Лос-Аламосе и Окридже, испытывал те же чувства. И его снова и снова усаживали за детектор лжи. Но теперь времена холодной войны кажутся идиллическими. Нынче в распоряжении АНБ детекторы лжи - на базе магнитно-резонансной технологии; в отличие от традиционных аппаратов они практически никогда не ошибаются.
Принцип простой: для лжи человеческий мозг задействует большее количество нейросвязей, чем для правды. Даже патологический лгун сначала мысленно представляет правильный ответ и только потом произносит вслух только что придуманную или заранее заготовленную ложь. На экране томографа мозг лгуна по количеству очагов активности похож на рождественскую елку с лампочками. Именно Филдинг добился прекращения проверок на "томографе лжи" - мол, они способны лишь усугубить наши неврологические расстройства после супертомографии. Это была временная победа Филдинга в войне против вторжения в нашу частную жизнь. Однако и традиционный детектор лжи - штука преотвратная и по нервам бьет жутко. Вдвойне мерзко, что за него тебя могут посадить в любой момент, ни с того ни с сего. Живешь словно в антиутопии по Оруэллу, в вечном напряжении - особенно неприятном, если тебе действительно есть что скрывать.
- А как вы меня принудите? - спросил я с вызовом. - Что-нибудь вколете? Или свяжете?
Похоже, Гели бы и не прочь…
- Нет? Запрещено? Ну, тогда забудьте про детектор лжи.
Она подняла к лицу указательный палец и рассеянно провела им по шраму.
- Не понимаю, профессор, отчего вы сегодня такой агрессивный.
- Отлично понимаете!
- Вы что-то скрываете.
- Еще неизвестно, кто из нас сейчас менее искренен!
- Вы пытаетесь саботировать проект "Тринити".
- Каким образом? И зачем мне это нужно? Проект уже приостановлен.
Гели внимательно осматривала свои ногти - два из них были обгрызены. Похоже, она человек куда более нервный, чем кажется со стороны.
- Каким образом саботировать? - переспросила она. - Да предав его гласности!
Вот он, самый великий кошмар параноидального военного мышления. Они дико боятся огласки.
- Я ничего не разглашал.
- Но хотите?
- Нет.
- Вы разговаривали с президентом Соединенных Штатов?
- Вообще когда-нибудь?
Впервые в ее голосе прозвучала нотка раздражения.
- Я имею в виду после смерти профессора Филдинга.
- Нет.
- Вы звонили в Белый дом и оставили сообщение для президента.
Теперь я почувствовал пот и на лбу.
- Да.
- Вы звонили из телефона-автомата.
- Ну и что?
- Почему вы не воспользовались своим сотовым?
- Батарейка сдохла.
Эту маленькую ложь никак не проверишь.
- Могли бы подождать и позвонить из дома.
- Приспичило поговорить прямо в тот момент.
- И часто у вас бывает настроение прямо сейчас поговорить с президентом Соединенных Штатов?
- Время от времени.
- Вы звонили в связи со смертью профессора Филдинга?
- Это было одним из поводов.
Свой следующий вопрос она, казалось, долго взвешивала.
- Вы предупредили сотрудника Белого дома, что о вашем звонке не следует уведомлять руководство проекта «Тринити», верно?
У меня сердце екнуло. Как эти гады прознали, что именно я сказал сотруднику Белого дома из телефона-автомата? Тут могло сработать только тотальное слежение за всей телефонной сетью. В подвалах форта Джордж-Мид компьютеры АНБ ежедневно прослушивают миллионы частных телефонных звонков - запись включается, если прозвучит одно из сотен или тысяч ключевых слов типа "пластиковая бомба", «президент», "шифровка", «гексоген»… наверняка и «Тринити» в этом списке. Мне вспомнилось, что «Тринити» я упомянул в первой же фразе разговора - в ответ на вопрос оператора Белого дома, по какому поводу я звоню.
Я заставил себя посмотреть Гели в глазах.
- В проект меня назначил лично президент. Не АНБ меня сюда прислало. Ни Джон Скоу, ни Питер Годин меня не выбирали. Я тут для того, чтобы оценивать этические аспекты текущей работы. Если мне кажется, что есть проблема, я уполномочен докладывать президенту напрямую. То есть минуя руководство проекта.
Итак, перчатка брошена. Я сознательно бравирую своим особым положением среди сотрудников проекта «Тринити». Мне позволено то, что им не позволено.
Гели подалась вперед. В ее голубых глазах сверкал вызов.
- Сколькими сотовыми телефонами вы пользуетесь, профессор Теннант?
- Одним.
- А другие есть?
Этот вопрос мне многое открыл. Итак, они в курсе, что я звонил в Белый дом, но не знают, перезвонил ли мне президент. Они прослушивают мои телефоны - те, о существовании которых им известно, - и опасаются, что у меня есть другие, неподконтрольные каналы связи. Если их это волнует - значит, у них нет уверенности, что президент у них в кармане, и у меня сохраняется шанс убедить его в верности моих подозрений.
- У Рейчел Вайс есть сотовый телефон, - сказала Гели Бауэр, не спуская с меня глаз и ловя все оттенки моей реакции.
Я сделал глубокий вдох и произнес ровным голосом:
- А вы видели современного врача без сотового телефона?
- В здешних местах профессора Вайс вы знаете лучше, чем кого бы то ни было.
- Вполне естественно. Ведь она - мой психиатр.
- Она - единственный человек за стенами проекта, с кем вы за последние два месяца обменялись более чем полусотней слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78