Однако наши шансы на успех, и без того мизерные, уменьшались на глазах. Даже если нам повезет и беседа с Мэттьюсом действительно состоится, мне предстояло убедить его, что из всех участников проекта «Тринити» один я говорю правду. Это мне удастся лишь в том случае, если у меня на руках будут веские доказательства. А пока что я оперирую одними догадками. Разумеется, можно прямо сейчас обратиться в средства массовой информации, но это оттолкнет от нас единственного человека, который способен нас спасти: президент придет в ярость и решит, что руководство проекта «Тринити» совершенно справедливо характеризовало меня как психа и авантюриста, которому наплевать на интересы национальной безопасности. Значит, надо затаиться на три дня… на три бесконечных дня!
- И долго мы тут будем сидеть? - поинтересовалась Рейчел.
- Не торопите меня. Надо все хорошенько обдумать.
Нет, затаиться - не выход. Метаться по стране в течение трех суток тоже не выход. И то, и другое плохо кончится. Решение должно быть неожиданным и радикальным. Настолько непредсказуемым, что любые, даже самые матерые, охотники за людьми будут сбиты с толку. Легко ли придумать такое, что никому в голову не придет?
Глядя невидящими глазами на проносящиеся мимо машины, я вдруг сообразил: если мы с Рейчел до сих пор живы, то лишь благодаря моим снам. Мы познакомились из-за моих видений. Мое переселение во сне в голову белобрысого киллера спасло нас в моем доме. И тем не менее сегодня я понимаю смысл «галлюцинаций» так же мало, как в тот день, когда я впервые появился в кабинете Рейчел.
Из месяца в месяц видения менялись и развивались, словно я был живой антенной, принимающей чьи-то зашифрованные радиограммы. В самом начале непостижимые образы сна беспокоили и даже пугали меня. Но со временем - и особенно в последние три недели - во мне стало зреть убеждение, что посредством этих снов некто хочет сообщить мне что-то очень важное… Впрочем, шизофреники тоже убеждены в том, что их бред исполнен великого смысла. Чем я от них отличаюсь?
Я закрыл глаза и попытался на время отключить мозг вообще. Однако случилось нечто противоположное. Я внезапно увидел окруженный стеной город на холме, облитые солнцем желтые камни зданий и прямо перед собой - ворота с бесхитростной аркой.
"Восточные ворота, - шепнул голос в моей голове. - Иерусалим!"
Впервые за все время у меня было видение в состоянии бодрствования.
Я резко открыл глаза и увидел, что Рейчел скучающе таращится на приборную панель. Я быстро закрыл глаза - но, словно вырванный из темноты фотовспышкой только на мгновение, город исчез.
- Что у вас с глазами, Дэвид?
- Ничего, все в порядке.
Я тер виски и старался не спугнуть то, что поднималось из подсознания. Меня и прежде необъяснимо тянуло в некоторые места. В молодости я, как и многие студенты, был одержим жаждой путешествовать и немало поездил по свету. Хотя время от времени какие-то неясные движения в глубинах души сбивали меня с намеченного маршрута.
Скажем, гостя в Оксфордском университете, я однажды утром проснулся с острым чувством, что прямо сегодня должен побывать в Стоунхендже, - причем не затем, чтобы поглазеть на кромлех, а чтобы иметь счастье побыть рядом с сарацинскими камнями и вострепетать от близости этих священных сарсенов. Мой спутник только фыркнул: что ты так рассуетился? Камни стояли там в течение пяти тысяч лет и никуда убегать не собираются. Но я был как одержимый: бросив товарища, взял напрокат автомобиль и рванул на юг, к Солсбери. Уже в темноте я в одиночку приблизился к древнему кольцу валунов и сделал то, что туристам недоступно: прошел между освещенными лунным светом камнями и возлег на жертвенный алтарь. При этом я не принадлежал к числу псевдоинтеллектуалов, которые тащатся от любой мистики; сухой материалист, нацеленный на успешную врачебную карьеру, я изучал медицину в университете штата Виргиния и считал себя свободным от всякой новомодной дури. И тем не менее английское приключение не было единичным случаем. Точно так же во время другого путешествия неведомая сила влекла меня сделать крюк к Чичен-Ице на полуостров Юкатан и побыть рядом с храмами индейцев майя. А поехав однажды к Большому Каньону, я вместо этого провел неделю в каньоне Чако в Нью-Мексико. В Греции я внезапно бежал из Афин в Дельфы. Во всех этих ситуациях я ощущал что-то вроде принуждения извне, словно кто-то посторонний заставлял меня посетить определенное место.
На этот раз я опять чувствовал давление, только идущее изнутри: ты должен съездить в Иерусалим, чего бы тебе это ни стоило! У меня не было ничего общего с миллионами истово верующих паломников, стремящихся в Святую землю. Никакого религиозного подтекста - просто очень трезвое предчувствие, что только в этом городе я найду ответы на важные для меня вопросы.
- Ну и куда мы направимся? - спросила Рейчел не без раздражения.
- В Израиль, - сказал я.
- Что-что?
- Точнее, в Иерусалим.
- Дэвид…
- Это потому, что…
- Можете не говорить. Я знаю. Из-за ваших галлюцинаций, да?
- Да.
Она вдруг протянула руку, взяла меня за подбородок и пристально посмотрела мне в глаза.
- Дэвид, нас пытаются убить. И не просто кто-нибудь, а всемогущая правительственная организация. Ваши галлюцинации вызваны непонятными причинами, но весьма вероятно, что они возникли в результате ущерба, причиненного вашему мозгу супертомографией. И теперь вы хотите позволить этим галлюцинациям руководить спасением наших жизней?
- "Ибо спасший жизнь свою, ее потеряет".
- Что?
Я примиряюще поднял ладони.
- Я не говорю, что мои «галлюцинации» спасут нам жизнь. Но если мне суждено быть выслеженным и убитым, я обязан хотя бы попытаться понять смысл того, что имеет, по-моему, какое-то большое значение.
- Вы всерьез убеждены, что ваши галлюцинации исполнены значения?
- Да.
- Чем вы аргументируете свое убеждение?
- Логически не объяснить. Просто знаю внутри себя, и все. Так птица знает, что надо лететь на юг.
Рейчел тяжело вздохнула - как мать, уставшая от препираний с непокладистым ребенком.
- "Не могу объяснить" - это не разговор взрослых людей.
Я закрыл глаза, подыскивая слова, чтобы выразить невыразимое.
- Я чувствую, что избран.
- Для чего?
Я пожал плечами.
- И кто вас избрал?
- Бог.
- Который? Наш?
Я усмехнулся:
- Наш, если вам по душе именно такая формулировка.
Рейчел печально вздохнула и уронила руки на колени. Было заметно, как она старается сохранить самообладание.
- Думаю, пора вам поделиться со мной содержанием ваших последних галлюцинаций. Вам по-прежнему снится, что вы Иисус?
- Да.
- Чем же новые галлюцинации отличаются от прежних? Почему вы упрямо скрывали их от меня?
Похоже, настал момент невозвратно перебраться из палаты неврастеников в обитую войлоком комнату для буйных. Я был доволен, что мы находились в пикапе и на шоссе, а не в кабинете Рейчел. Здесь у нее нет под рукой звонка, чтобы вызвать санитаров и надеть на меня смирительную рубашку.
- Дело в том, что я больше не считаю все это снами или галлюцинациями. По-моему, это мои воспоминания.
Рейчел огорченно фыркнула.
- Воспоминания?.. Вы меня пугаете, Дэвид. И что случается в этих… "воспоминаниях"?
- Я проживаю моменты жизни Иисуса. Его путешествие в Иерусалим, как он там проповедовал. Слышу голоса. Свой собственный и… голоса моих учеников. Поверьте, Рейчел: то, что я вижу в своем сознании, куда реальней, чем то, что я вижу вокруг себя в действительности. И события в моих воспоминаниях теперь развиваются быстро. Близится распятие на кресте.
Рейчел саркастически покачала головой.
- Если это воспоминания, которым две тысячи лет, то где, в каком дальнем углу памяти они у вас пылились? Отчего они всплыли?
- Понятия не имею.
- Именно эти сны толкают вас безотлагательно направиться в Израиль, да?
Слова Рейчел навели меня на мысль, что мое желание ехать в Иерусалим возникло не только что. То общее чувство непокоя, которое я испытывал в последние недели, было на самом деле медленным созреванием решения не откладывая ехать туда, где разворачиваются события снов.
- Да, я хочу в Святую землю. Немедленно!
- Вы боитесь, что умрете в реальной жизни, если не доберетесь до Иерусалима до прихода галлюцинации о распятии на кресте?
- Не исключено. Хотя главная причина все же другая. У меня ясное ощущение: не попаду туда в самое ближайшее время - навсегда утрачу шанс понять, что именно пытаются сказать мне мои сны.
Рейчел молча следила за проезжающими машинами, провожая их не просто глазами, а движением головы. И вдруг, словно ее осенило, она повернулась ко мне.
- А вы сознаете, что у нас на календаре?
- Нет. Что вы имеете в виду?
- До Пасхи меньше недели!
Я только растерянно моргал.
- Ну и что?
- Мы накануне смерти и воскресения Иисуса Христа! Таким образом, ваши галлюцинации как-то соотносятся с событиями реального мира.
- Вы думаете, что мои сны привязаны к датам?
- Похоже на то. Так или иначе, приближение Пасхи спровоцировало все это возбуждение, которое вы называете непокоем. Вы вроде тех людей, которые ждали конца света в последний день двадцатого века. Разве вам теперь не ясно? У вашего бреда есть определенная система!
Я покачал головой и улыбнулся:
- Вы не правы, называя это бредом. А вот относительно дат - наблюдение замечательное. Причем очень важное.
Рейчел смотрела на меня, как на злого шутника, сложный розыгрыш которого наконец разгадан.
- А как насчет встречи с президентом? - спросила она ядовито.
- Вернемся - встретимся. Несколько дней ничего не изменят. Особенно если как раз поездка в Израиль спасет нам жизнь.
Рейчел устало закрыла глаза и тихо промолвила:
- А Эндрю Филдингу вы рассказывали про ваши галлюцинации?
- Да. И довольно подробно.
- И что он?
- Просил меня и дальше с максимальным вниманием относиться к этим снам. Филдинг не раз повторял, что, пытаясь создать «Тринити», мы идем по стопам Господа. Если бы он знал, что прав почти буквально!
- Чудесно. Два сапога пара!
Рейчел положила руки на руль, словно хотела немедленно ехать. Но мотор заводить не стала. Не поворачиваясь в мою сторону, она с вызовом спросила:
- Ну так что, вы действительно решили галлюцинировать дальше уже в Израиле?
- Да, - сухо отозвался я.
- Несмотря на то, что ваши галлюцинации, как вы и сами соглашаетесь, могут быть результатом повреждения мозга?
- Когда я говорил о нарушениях работы мозга, я имел в виду не те проблемы, с какими вы имеете дело в своей врачебной работе. - Я вспомнил горящее энтузиазмом лицо Филдинга в момент, когда он развивал передо мной только что рожденную теорию работы человеческого сознания. - Я имел в виду нарушения работы мозга на квантовом уровне, то есть не повреждение рассудка в клиническом смысле, а неожиданные изменения каких-то его функций.
Рейчел сжимала руль так, что суставы пальцев побелели.
- Что бы вы сказали про человека, которому однажды приснилось, будто он некогда был фараоном и поэтому сел в самолет и рванул в Египет - обрести смысл собственной жизни, заявив права на египетский престол?
- Что он чокнутый. Но ваш пример ничего не доказывает. Я знаю, мое желание попасть в Иерусалим кажется вам блажью. Однако штука в том, что выбор у нас невелик. Если вам будет так приятнее, то посмотрите на мое «сумасшедшее» предложение с практической стороны. Оно хорошо уже тем, что никакой суперкомпьютер вычислить его не может. Он для этого слишком разумен.
- По-вашему, ему слабо угадать, что вы улетели в Израиль?
- Слабо. Сны у меня начались после супертомографии. Таким образом, мой нейрослепок о них понятия не имеет. Я повторяю, тут никакой мистики. Нейрослепок будущего не читает. Он знает только то, что знал я на момент сканирования. Иерусалим ни разу не упомянут и в моей истории болезни, потому что я уже перестал ходить к вам, когда тема Иисуса стала ведущей в снах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78