Думаешь, им не плевать на капельку удобрений? Фунгицидов? Пестицидов? Черт, да эти говнюки могут сожрать столько ДДТ, сколько сами весят, и даже не пернут. Это же динозавры, блин. Им не нужны няньки из правительства США.
Тул смотрел прямо перед собой.
- Но остальные динозавры же вымерли?
- Что? - Ред Хаммернат не верил своим ушам. - Сынок, ты вообще за кого? Я понятия не имею, что стряслось с остальными динозаврами, чтоб им было пусто, да и кого это, блин, волнует?
- Я тут как-то аллигатора застрелил, - признался Тул. - Правда, в нем и четырех футов не было, но все же.
- Что - все же?
Ред кипел всю дорогу из Локсахатчи. Ему полегчало, только когда грузовик коснулся наконец сухой мостовой и на востоке замерцали натриевые огни округа Палм-Бич.
- Завтра первым делом поднимем вертолет, - холодно сообщил он. - Я не беспокоюсь. Мы выследим этого слизняка.
- Если динозавры не подсуетятся, - уточнил Тул с каменным лицом.
- Сынок, ты пытаешься меня разозлить? Я, знаешь ли, не в настроении, если ты еще не заметил.
- Да, сэр.
- Знаешь, чем ты можешь завтра заняться, мистер О'Тул? Можешь взять ту пушку двенадцатого калибра и отправиться в тир, пострелять по мишеням - может, в следующий раз не промахнешься хотя бы по амбару.
Тул невозмутимо проглотил оскорбление, и его молчание Ред Хаммернат ошибочно принял за покорность. Он не уловил ни хрупкости Туловой лояльности, ни гнева, что закипал в Туловом примитивном мозгу.
- Это из-за тебя он сбежал! - ярился Ред. - Это только твоя вина, черт бы тебя взял, и ничья больше!
Тул слегка пожал плечами:
- Сам давай постреляй с пулей в подмышке.
- Черт побери, просто веди машину. Вези меня домой.
Закрыв глаза, Ред подумал о горячем джакузи дома. Он жаждал отскрести от кожи пот, солнцезащитный крем и дохлых москитов и приняться за шестнадцатиунциевый бифштекс и бутылку «Джек Дэниэлс». Он был вырван из этих грез, когда Тул внезапно затормозил на поросшей травой обочине хайвея.
Ред огляделся:
- Ну, что еще? У нас колесо спустило?
- Сиди. - Тул вылез из грузовика.
- Эй ты! А ну вернись! - заорал Ред. Он выпрыгнул из машины и побежал за ним. - Куда ты, блин, намылился? У меня нет времени на эту чепуху!
Тул даже не сбился с шага. Ред пристроился рядом и принялся осыпать его всеми известными ему бранными словами.
- Заткнись, - приказал Тул, подняв ладонь размером с кирпич. Он остановился, чтобы изучить маленький белый крест, и убрал с него букетик увядших лилий.
- Не сейчас, сынок. Вернешься сюда в другой раз и заберешь его, но не сегодня, - увещевал его Ред. - Сейчас мое время.
- Всего секунда.
- Ты что, глухой? Глухой и тупой?
На самодельном кресте в свете фар была видна надпись:
Пабло Хумберто ДУАРТЕ
Возлюбленный муж, отец, сын и брат.
Родился 3 сентября 1959 г., погиб 21 марта 2003 г.
Теперь он ездит с Господом всемогущим.
Помните: ремни безопасности сохраняют жизни!
- Какой-то паршивый мекс, - сказал Ред Хаммернат. - Небось нажрался и заехал в канал.
- Ты не знаешь, - возразил Тул.
- Посмотри на имя. Пад-ла Хум-бер-те - ты считаешь, это не мексиканское имя?
Тул сидел на корточках, упершись локтями в колени.
- Ладно, тогда давай быстрее, - сварливо произнес Ред. - Вытаскивай эту чертову штуковину и поехали. Мне надо выпить и принять ванну.
Тул не шевелился. Ред сердито уставился на него:
- Что за фигня, сынок?
- Я типа тут подсчитываю. Старикану было примерно столько, сколько мне, - сказал Тул, - плюс-минус.
- Мексиканцу?
- Его зовут мистер Ду-ар-те. Как там ты это гришь.
- Спасибо, что поправил, - сказал Ред, думая: «Боже, только бы этот идиот не зарыдал у меня на плече».
Тул указал на деревянный крест:
- Он хоть был «мужем, отцом, сыном, братом», а я - ничё из этого, Ред. У меня нету ни жены, ни семьи… один вшивый кузен, и тот, етить его, сидит в Старке, прачечную ограбил.
На этом у Реда Хаммерната лопнуло терпение. По его мнению, не было ни одной разумной причины человеку его положения стоять на обочине внутриштатной дороги 441 субботним вечером в компании волосатого полудурка с пулей между ягодиц, у которого внезапно начался кризис среднего возраста, и все из-за того, что какой-то дохлый мекс забыл застегнуть свой проклятый ремень безопасности.
Не задумываясь, Ред треснул Эрла Эдварда О'Тула по голове. Это было неразумное решение, которое Тул расценил как недопустимый недостаток уважения к его персоне.
- Послушай, ты, тупая наркоманская горилла, - начал Ред. - Полмиллиона моих денег лежат в этом пикапе, как большая дымящаяся куча канючьего дерьма, открытая всем ветрам, и любой нарк в кроссовках может схватить их и слинять за пять секунд. Честно говоря, я не знаю, что на тебя нашло, сынок, но пока я считаю до десяти, ты выдернешь этот дебильный крест из земли, и мы валим отсюда на «додже» к чертовой матери. Ты меня понял?
Тул не пошевелился, даже чтобы стереть брызги слюны Реда с комбинезона.
- Один… - пыхтел Ред, - два… три… четыре… - Он понятия не имел, что делать, если упрямый осел откажется повиноваться. Еще раз его ударить?
К неизмеримому облегчению Реда, Тул медленно встал и сказал:
- Ты - босс.
Он здоровенными ручищами ухватил перекладину белого креста и неторопливо вытащил его из земли, стараясь не расщепить дерево.
- Пора ехать, блин, - сказал Ред. - Давай, поспеши.
- Тебе не пора, шеф.
- Чего?
«Забавно, - подумал Ред, - как у человека все шарики могут заехать за ролики от одного паршивого хлопка».
- Что ты сказал? - весьма легкомысленно переспросил он.
Эрл Эдвард О'Тул встал между Редом и грузовиком, своим широким силуэтом загораживая огни фар. Ред ощутил себя маленьким и впервые испугался. Он похолодел, услышав дыхание Тула, медленное и спокойное по сравнению с его собственным.
С унылым любопытством Ред смотрел на возвышающуюся над ним тень.
- Что дальше, ты, тупая обезьяна?
- Веди себя тихо, - посоветовал Тул.
Сэмюэл Джонсон Хаммернат увидел, как гигант воздымает руки к небу, на мгновение силуэт креста Пабло Дуарте нарисовался на фоне перламутровых облаков, и больше Ред ничего уже не видел.
Убийство Эверглейдс, совершаемое Редом Хаммернатом и такими, как он, коварно, незаметно и недраматично. В отличие от более телегеничных форм загрязнения, удобрения, тоннами текущие с плантаций сахарного тростника и овощных ферм Южной Флориды, не порождают зловонных от дохлой рыбы приливов или отвратительных картин гниющих звериных трупов. Напротив, фосфаты и прочие сельскохозяйственные загрязнители работают скромно, разрушая водорослевый ковер, так называемый перифитон, илистую коричневую грязь, что лежит под рекой травы и ее питает. Как только перифитон начинает умирать, уплывают маленькие рыбки, которые гнездятся и кормятся в нем. За ними следуют белые и серые цапли, синежаберники и большеротые окуни, и так далее, вверх по пищевой цепочке. Скоро меч-трава засыхает и увядает, ее сменяют волны рогоза и других водных растений, цветущих на потоках фосфора буйным цветом, но предоставляющих жалкое убежище исконным птицам и зверям.
Главной задачей правительственного проекта восстановления Эверглейдс было уменьшить непрерывный поток искусственных удобрений. Сахарные бароны и крупные фермеры нехотя подчинились, поскольку не могли больше полагаться на прикормленных политиканов и гнать Управление по охране окружающей среды и прочих инспекторов взашей. И хотя строительство специальных водоемов для фильтрации некоторых загрязнителей обещало успех, Эверглейдс все равно умирали со скоростью двух акров в день, когда Чарльз Регис Перроне вершил свой скорбный одинокий переход через Локсахатчи.
Он проклинал едкую трясину, стянувшую с его ног носки, прутья меч-травы, разодравшие в клочья майку и боксеры, заросли кувшинок и листья пузырчатки, затруднявшие его бегство. Ростки недавно зацветшего рогоза возвещали присутствие удобрений в воде, но не это беспокоило Чаза. Он знал, что фосфор не токсичен, как, скажем, мерзкие бактерии или нечистоты. Он также понимал, что низкие концентрации, отмеченные в Локсахатчи, радушнее к местной жизни, чем преступные концентрации в водах, граничащих с полями Реда Хаммерната.
Тем не менее Чаз Перроне пересекал колышущееся под ветром болото в панике - он боялся, что Ред и его громила-оруженосец крадутся за ним, боялся прожорливых насекомых - разносчиков заразы, боялся мокасиновых щитомордников с их ядовитыми зубами, кровососущих пиявок и оленьих клещей, страдающих водобоязнью рысей и вырождающихся пум, аллигаторов, чьи сиплые любовные призывы нарушали хрупкую тишину…
Чаз не видел никакой иронии в своем положении, он всегда считал себя скорее свидетелем, чем главным обвиняемым в деле отравления дикой природы. Он считал, что обвинять в гибели Эверглейдс ученых-проституток вроде него самого - такая же глупость, как обвинять в раке легких врачей, спонсируемых табачными компаниями, которые десятилетиями настаивали на безвредности сигарет. Истина заключалась в том, что людям предназначено курить, что бы ни говорили разные там тупые исследователи. Точно так же городам и фермам предназначено избавляться от жидких отходов самым дешевым и эффективным способом - сливать их в общественные воды, - невзирая на опасность для окружающей среды.
«Нельзя противиться человеческой природе, - рассуждал Чаз, - поэтому надо, так сказать, плыть по течению».
Начав работать на Реда Хаммерната секретной биоституткой, он ознакомился с экологией Эверглейдс настолько, чтобы вести беседы с коллегами и не выказать себя невежественным жуликом. Из своего краткого курса он вспомнил, что жирная грязь, по которой он сейчас бредет, каким-то смутным образом важна для экологии и что остальные ученые в шутку называют ее «обезьяньей блевотиной», - Чаз заново оценил это определение.
Он терпеть не мог мокнуть, в том числе и в тепличных условиях - отказывался даже на цыпочках ходить на отмелях загородных клубов за заплутавшим мячиком для гольфа. Мысль о прогулке по темному болоту с голым хозяйством и без оружия так ужасала, что Чаз даже думать об этом подолгу не мог, чтобы не сломаться. Небо прояснялось, вода поблескивала под звездами, и он наконец различал очертания теней. Особое внимание он уделял тем, что хоть слегка напоминали аллигаторов, - о том, что их тут изобилие, говорило громогласное урчание со всех сторон. Чаз вспомнил из общей герпетологии, что подобные территориальные выступления в основе своей сексуальны, и задался вопросом, чего ему следует опасаться больше: что его сожрут или что его изнасилуют? Он знал, что у большинства змей два действующих пениса - студенты-биологи по этому поводу неизменно веселились, - но не мог вспомнить, как оснащены крокодилы. Вскоре его частый ночной кошмар о съедении двухголовым аллигатором сменило видение еще более душераздирающее.
Вдали маячила рощица, оазис сухой земли посреди мокрой саванны. Чаз с дикой скоростью похлюпал к нему, подгоняемый кошмарной перспективой двойного изнасилования пятисотфунтовой возбужденной ящерицей. Меч-трава нещадно резала его, но он бежал, не склоняя пред ней головы. Лишь когда Чаз достиг поросшего кустами холмика сухой земли и упал под лавром, он сделал паузу, чтобы осознать всю глубину постигшего его несчастия.
Его мускулы болят от усталости и обезвоживания.
Его спина горит от осыпавшей ее картечи.
Его руки и торс до крови исполосованы травяными лезвиями.
Его лицо покрывает гудящий ковер из москитов.
Его промежность и бедра загадочным образом зудят.
И это лишь физические мучения. Но и негативные эмоции тоже переполняли Чаза Перроне.
Тринадцатимиллионное наследство, о котором он мечтал, оказалось садистской шуткой.
Жена, которую он пытался убить, осталась в живых и направляется в полицию.
Подружка, в которую он стрелял с аналогичными намерениями, выжила и помогла его похитить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Тул смотрел прямо перед собой.
- Но остальные динозавры же вымерли?
- Что? - Ред Хаммернат не верил своим ушам. - Сынок, ты вообще за кого? Я понятия не имею, что стряслось с остальными динозаврами, чтоб им было пусто, да и кого это, блин, волнует?
- Я тут как-то аллигатора застрелил, - признался Тул. - Правда, в нем и четырех футов не было, но все же.
- Что - все же?
Ред кипел всю дорогу из Локсахатчи. Ему полегчало, только когда грузовик коснулся наконец сухой мостовой и на востоке замерцали натриевые огни округа Палм-Бич.
- Завтра первым делом поднимем вертолет, - холодно сообщил он. - Я не беспокоюсь. Мы выследим этого слизняка.
- Если динозавры не подсуетятся, - уточнил Тул с каменным лицом.
- Сынок, ты пытаешься меня разозлить? Я, знаешь ли, не в настроении, если ты еще не заметил.
- Да, сэр.
- Знаешь, чем ты можешь завтра заняться, мистер О'Тул? Можешь взять ту пушку двенадцатого калибра и отправиться в тир, пострелять по мишеням - может, в следующий раз не промахнешься хотя бы по амбару.
Тул невозмутимо проглотил оскорбление, и его молчание Ред Хаммернат ошибочно принял за покорность. Он не уловил ни хрупкости Туловой лояльности, ни гнева, что закипал в Туловом примитивном мозгу.
- Это из-за тебя он сбежал! - ярился Ред. - Это только твоя вина, черт бы тебя взял, и ничья больше!
Тул слегка пожал плечами:
- Сам давай постреляй с пулей в подмышке.
- Черт побери, просто веди машину. Вези меня домой.
Закрыв глаза, Ред подумал о горячем джакузи дома. Он жаждал отскрести от кожи пот, солнцезащитный крем и дохлых москитов и приняться за шестнадцатиунциевый бифштекс и бутылку «Джек Дэниэлс». Он был вырван из этих грез, когда Тул внезапно затормозил на поросшей травой обочине хайвея.
Ред огляделся:
- Ну, что еще? У нас колесо спустило?
- Сиди. - Тул вылез из грузовика.
- Эй ты! А ну вернись! - заорал Ред. Он выпрыгнул из машины и побежал за ним. - Куда ты, блин, намылился? У меня нет времени на эту чепуху!
Тул даже не сбился с шага. Ред пристроился рядом и принялся осыпать его всеми известными ему бранными словами.
- Заткнись, - приказал Тул, подняв ладонь размером с кирпич. Он остановился, чтобы изучить маленький белый крест, и убрал с него букетик увядших лилий.
- Не сейчас, сынок. Вернешься сюда в другой раз и заберешь его, но не сегодня, - увещевал его Ред. - Сейчас мое время.
- Всего секунда.
- Ты что, глухой? Глухой и тупой?
На самодельном кресте в свете фар была видна надпись:
Пабло Хумберто ДУАРТЕ
Возлюбленный муж, отец, сын и брат.
Родился 3 сентября 1959 г., погиб 21 марта 2003 г.
Теперь он ездит с Господом всемогущим.
Помните: ремни безопасности сохраняют жизни!
- Какой-то паршивый мекс, - сказал Ред Хаммернат. - Небось нажрался и заехал в канал.
- Ты не знаешь, - возразил Тул.
- Посмотри на имя. Пад-ла Хум-бер-те - ты считаешь, это не мексиканское имя?
Тул сидел на корточках, упершись локтями в колени.
- Ладно, тогда давай быстрее, - сварливо произнес Ред. - Вытаскивай эту чертову штуковину и поехали. Мне надо выпить и принять ванну.
Тул не шевелился. Ред сердито уставился на него:
- Что за фигня, сынок?
- Я типа тут подсчитываю. Старикану было примерно столько, сколько мне, - сказал Тул, - плюс-минус.
- Мексиканцу?
- Его зовут мистер Ду-ар-те. Как там ты это гришь.
- Спасибо, что поправил, - сказал Ред, думая: «Боже, только бы этот идиот не зарыдал у меня на плече».
Тул указал на деревянный крест:
- Он хоть был «мужем, отцом, сыном, братом», а я - ничё из этого, Ред. У меня нету ни жены, ни семьи… один вшивый кузен, и тот, етить его, сидит в Старке, прачечную ограбил.
На этом у Реда Хаммерната лопнуло терпение. По его мнению, не было ни одной разумной причины человеку его положения стоять на обочине внутриштатной дороги 441 субботним вечером в компании волосатого полудурка с пулей между ягодиц, у которого внезапно начался кризис среднего возраста, и все из-за того, что какой-то дохлый мекс забыл застегнуть свой проклятый ремень безопасности.
Не задумываясь, Ред треснул Эрла Эдварда О'Тула по голове. Это было неразумное решение, которое Тул расценил как недопустимый недостаток уважения к его персоне.
- Послушай, ты, тупая наркоманская горилла, - начал Ред. - Полмиллиона моих денег лежат в этом пикапе, как большая дымящаяся куча канючьего дерьма, открытая всем ветрам, и любой нарк в кроссовках может схватить их и слинять за пять секунд. Честно говоря, я не знаю, что на тебя нашло, сынок, но пока я считаю до десяти, ты выдернешь этот дебильный крест из земли, и мы валим отсюда на «додже» к чертовой матери. Ты меня понял?
Тул не пошевелился, даже чтобы стереть брызги слюны Реда с комбинезона.
- Один… - пыхтел Ред, - два… три… четыре… - Он понятия не имел, что делать, если упрямый осел откажется повиноваться. Еще раз его ударить?
К неизмеримому облегчению Реда, Тул медленно встал и сказал:
- Ты - босс.
Он здоровенными ручищами ухватил перекладину белого креста и неторопливо вытащил его из земли, стараясь не расщепить дерево.
- Пора ехать, блин, - сказал Ред. - Давай, поспеши.
- Тебе не пора, шеф.
- Чего?
«Забавно, - подумал Ред, - как у человека все шарики могут заехать за ролики от одного паршивого хлопка».
- Что ты сказал? - весьма легкомысленно переспросил он.
Эрл Эдвард О'Тул встал между Редом и грузовиком, своим широким силуэтом загораживая огни фар. Ред ощутил себя маленьким и впервые испугался. Он похолодел, услышав дыхание Тула, медленное и спокойное по сравнению с его собственным.
С унылым любопытством Ред смотрел на возвышающуюся над ним тень.
- Что дальше, ты, тупая обезьяна?
- Веди себя тихо, - посоветовал Тул.
Сэмюэл Джонсон Хаммернат увидел, как гигант воздымает руки к небу, на мгновение силуэт креста Пабло Дуарте нарисовался на фоне перламутровых облаков, и больше Ред ничего уже не видел.
Убийство Эверглейдс, совершаемое Редом Хаммернатом и такими, как он, коварно, незаметно и недраматично. В отличие от более телегеничных форм загрязнения, удобрения, тоннами текущие с плантаций сахарного тростника и овощных ферм Южной Флориды, не порождают зловонных от дохлой рыбы приливов или отвратительных картин гниющих звериных трупов. Напротив, фосфаты и прочие сельскохозяйственные загрязнители работают скромно, разрушая водорослевый ковер, так называемый перифитон, илистую коричневую грязь, что лежит под рекой травы и ее питает. Как только перифитон начинает умирать, уплывают маленькие рыбки, которые гнездятся и кормятся в нем. За ними следуют белые и серые цапли, синежаберники и большеротые окуни, и так далее, вверх по пищевой цепочке. Скоро меч-трава засыхает и увядает, ее сменяют волны рогоза и других водных растений, цветущих на потоках фосфора буйным цветом, но предоставляющих жалкое убежище исконным птицам и зверям.
Главной задачей правительственного проекта восстановления Эверглейдс было уменьшить непрерывный поток искусственных удобрений. Сахарные бароны и крупные фермеры нехотя подчинились, поскольку не могли больше полагаться на прикормленных политиканов и гнать Управление по охране окружающей среды и прочих инспекторов взашей. И хотя строительство специальных водоемов для фильтрации некоторых загрязнителей обещало успех, Эверглейдс все равно умирали со скоростью двух акров в день, когда Чарльз Регис Перроне вершил свой скорбный одинокий переход через Локсахатчи.
Он проклинал едкую трясину, стянувшую с его ног носки, прутья меч-травы, разодравшие в клочья майку и боксеры, заросли кувшинок и листья пузырчатки, затруднявшие его бегство. Ростки недавно зацветшего рогоза возвещали присутствие удобрений в воде, но не это беспокоило Чаза. Он знал, что фосфор не токсичен, как, скажем, мерзкие бактерии или нечистоты. Он также понимал, что низкие концентрации, отмеченные в Локсахатчи, радушнее к местной жизни, чем преступные концентрации в водах, граничащих с полями Реда Хаммерната.
Тем не менее Чаз Перроне пересекал колышущееся под ветром болото в панике - он боялся, что Ред и его громила-оруженосец крадутся за ним, боялся прожорливых насекомых - разносчиков заразы, боялся мокасиновых щитомордников с их ядовитыми зубами, кровососущих пиявок и оленьих клещей, страдающих водобоязнью рысей и вырождающихся пум, аллигаторов, чьи сиплые любовные призывы нарушали хрупкую тишину…
Чаз не видел никакой иронии в своем положении, он всегда считал себя скорее свидетелем, чем главным обвиняемым в деле отравления дикой природы. Он считал, что обвинять в гибели Эверглейдс ученых-проституток вроде него самого - такая же глупость, как обвинять в раке легких врачей, спонсируемых табачными компаниями, которые десятилетиями настаивали на безвредности сигарет. Истина заключалась в том, что людям предназначено курить, что бы ни говорили разные там тупые исследователи. Точно так же городам и фермам предназначено избавляться от жидких отходов самым дешевым и эффективным способом - сливать их в общественные воды, - невзирая на опасность для окружающей среды.
«Нельзя противиться человеческой природе, - рассуждал Чаз, - поэтому надо, так сказать, плыть по течению».
Начав работать на Реда Хаммерната секретной биоституткой, он ознакомился с экологией Эверглейдс настолько, чтобы вести беседы с коллегами и не выказать себя невежественным жуликом. Из своего краткого курса он вспомнил, что жирная грязь, по которой он сейчас бредет, каким-то смутным образом важна для экологии и что остальные ученые в шутку называют ее «обезьяньей блевотиной», - Чаз заново оценил это определение.
Он терпеть не мог мокнуть, в том числе и в тепличных условиях - отказывался даже на цыпочках ходить на отмелях загородных клубов за заплутавшим мячиком для гольфа. Мысль о прогулке по темному болоту с голым хозяйством и без оружия так ужасала, что Чаз даже думать об этом подолгу не мог, чтобы не сломаться. Небо прояснялось, вода поблескивала под звездами, и он наконец различал очертания теней. Особое внимание он уделял тем, что хоть слегка напоминали аллигаторов, - о том, что их тут изобилие, говорило громогласное урчание со всех сторон. Чаз вспомнил из общей герпетологии, что подобные территориальные выступления в основе своей сексуальны, и задался вопросом, чего ему следует опасаться больше: что его сожрут или что его изнасилуют? Он знал, что у большинства змей два действующих пениса - студенты-биологи по этому поводу неизменно веселились, - но не мог вспомнить, как оснащены крокодилы. Вскоре его частый ночной кошмар о съедении двухголовым аллигатором сменило видение еще более душераздирающее.
Вдали маячила рощица, оазис сухой земли посреди мокрой саванны. Чаз с дикой скоростью похлюпал к нему, подгоняемый кошмарной перспективой двойного изнасилования пятисотфунтовой возбужденной ящерицей. Меч-трава нещадно резала его, но он бежал, не склоняя пред ней головы. Лишь когда Чаз достиг поросшего кустами холмика сухой земли и упал под лавром, он сделал паузу, чтобы осознать всю глубину постигшего его несчастия.
Его мускулы болят от усталости и обезвоживания.
Его спина горит от осыпавшей ее картечи.
Его руки и торс до крови исполосованы травяными лезвиями.
Его лицо покрывает гудящий ковер из москитов.
Его промежность и бедра загадочным образом зудят.
И это лишь физические мучения. Но и негативные эмоции тоже переполняли Чаза Перроне.
Тринадцатимиллионное наследство, о котором он мечтал, оказалось садистской шуткой.
Жена, которую он пытался убить, осталась в живых и направляется в полицию.
Подружка, в которую он стрелял с аналогичными намерениями, выжила и помогла его похитить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56