Обоим стало по-настоящему весело, свободно и просто, будто бы ничего в их жизни за эти годы не произошло, будто бы и не разлучались ни на один день. Забылось, какие острые разногласия случались между ними.
– А теперь, Анатолий Михайлович, поведай-ка мне, положа руку на сердце, как живешь-можешь? Спрашиваю не ради праздного любопытства.
– Э! – Булатов безнадежно махнул рукой. – Нечем хвалиться. Все, Ирина, пошло у меня прахом. Не плачусь, нет, но…
– Все в основном худо! – закончила за него Ирина Михайловна.
– Чем дальше, тем страшнее, – не стал кривить душой Анатолий. Накатило желание излить боль, переполнявшую грудь. – Какая страна, такие и мы.
– Самый удобный способ оправдать неудачи! Во все времена, дорогой мой председатель, человек являлся хозяином судьбы.
– Человек неотделим от КГБ в нашей стране. Всюду его глаза и уши. А про председателя… Не зови меня так, договорились? Слово это для меня нынче наипротивнейшее.
– Слово не виновато.
– Меня воротит от людей, занимающих высокие посты. Как гляну на товарища Лукьянова, нашего спикера Верховного Совета, выть хочется. Как люди не поймут: жесток, эгоистичен, готов ради карьеры продать отца родного.
– Анатолий, плюнь ты на политику. О ней говорят только убогие, которым больше нечем заняться. Давай лучше о нас. – Ирина пересела ближе к нему, почти касалась его плечом. От тепла и тонкого аромата духов у него закружилась голова. – Кстати, о гейшах. – Ирина Михайловна храбро отхлебнула из бокала. – Тебе, Анатолий, нужна не гейша, а понимающая подруга, которая помогла бы тебе избавиться от комплекса неполноценности, осознать свое «я».
– Наверное, ты права, – пожал плечами Анатолий, плохо соображая не столько от выпитого, сколько от опасной близости. – Однако где же на земле найти ангела? – Булатову вдруг показалось, в углу комнаты стоит мама Зина, в руках миска, наверное, с пшенной кашей, смотрит на него укоризненно. Анатолий потряс головой, прогоняя видение. Слишком часто с ним стало твориться непонятное: то вдруг увидит вокруг чьей-то головы светящийся круг, то прочтет чужие мысли, то посмотрит на первого встречного, и тот… на ровном месте споткнется.
– Скажи, а товарищ Тиунова на роль ангела не тянет? – набралась храбрости Ирина Михайловна. Хотелось раззадорить Булатова, вспомнить прежние времена, когда она, как дурочка, бегала за ним, теряя разум от любви.
– Ты в отличной форме! И живешь прилично. И на службе, наверное, процветаешь. И предназначена для более достойного.
– Как там мама Зина? – перевела разговор Ирина. – Все по-прежнему борется за всеобщее равенство и братство? – Прервала тираду, поняв, что это запретная тема для насмешек. – Вижу, ты хочешь возразить?
– Не совсем, – Анатолий набрал полную грудь воздуха, – оставим маму Зину, у нее своя планида. Я хочу спросить тебя об одном очень важном. Это, мне кажется, вопрос жизни и смерти.
– Я вся внимание! – У Ирины екнуло сердце. – Говори, неужели это так трудно? Я не кусаюсь.
– Скажи, только честно, ты еще не вышла из Коммунистической партии?
– Что? – У Ирины округлились глаза, лицо исказилось, сделалось некрасивым. – Из партии? О чем ты говоришь, оставшись наедине с женщиной? Не могу поверить своим ушам.
– Нужно понять: нас, коммунистов, обманывали сотни раз, принимали за круглых идиотов. И наконец теперь… До чего довели страну коммунисты. Разруха, резня. Ведь это готовилось годами, кризис пришел не сегодня. Я вчера отправил по почте свой партбилет в райком. – Победоносно взглянул на хозяйку дома, которую бросало то в жар, то в холод.
– Слушай, Анатолий, ты либо полный дурак, либо притворяешься, – стараясь оставаться спокойной, холодно произнесла Ирина. У нее дрожали губы. – Слушай, есть такой анекдот с бородой, рассказать?
Булатов кивнул. Ему только сейчас стало очевидно, как опростоволосился, мгновенно проанализировав ситуацию, наконец-то понял, не ради воспоминаний пригласила его к себе Ирина.
– Парень с девушкой, – цедя сквозь зубы каждое слово, начала Ирина, – долго целовались и все такое прочее. Девушка была в экстазе, прошептала: «Милый, возьми, что есть у меня самое дорогое!» – «Хорошо», – обрадовался чувак, вскочил с дивана и тотчас унес с комода золотые бабушкины часы. Шел бы ты лучше, друг Анатолий, восвояси, к мамочке, к чокнутому братику. – Она уже потеряла контроль над собой, смахнула на пол хрустальный бокал. – Ты придурок! Да на тебя глядеть смешно и горько. Кто ты вообще-то есть?
– Человек! – выпрямился Булатов. – И, пожалуй, не хуже многих. А ты чего взбеленилась? Извини, приняла меня за кобеля, ошиблась. Я не пользуюсь случайными связями.
– Хочешь, познакомлю с отличным психиатром? Тебе нужно серьезно лечиться. Серь-ез-но! Скоро совсем крыша поедет, распахнешь окно и будешь кричать прохожим: «Люди! Давайте жить дружно!»
– Наверное, я и впрямь пойду! – покорно произнес Анатолий, встал. Он сам себя ненавидел. Наверное, смешон в ее глазах, глуп как пробка. И правда, пришел в гости к одинокой женщине, которая несколько лет назад боготворила его, наелся, напился, посостязался в ослоумии и… адью. Святый Боже! Да по одному ее взгляду можно было догадаться, что ей было нужно от него.
– Горбатого могила исправит! – отрубила Ирина Михайловна. – Воюй с ветряными мельницами, голодай, плоди нищих. Кстати, – брезгливо скривила губы, – возьми в сумочку со стола жратвы на завтрак, мамочку угостишь!
– Ирина, это уже слишком. Не теряй лица. Считай, что я тугодум и дурак.
– Оно так и есть! Дурак! Тупица! Инопланетянин! – кипела Ирина. – А жратву мне все равно на помойку выбрасывать! Бери, не стесняйся! – Она рванула салфетку, и на пол полетели голубые тарелки из сервиза «Мадонна». Готова была убить, разорвать этого недотепу. Мало того, что пренебрег ею, так еще мораль читает. – Уходи! – указала Булатову на дверь. – И забудь навсегда этот адрес!..
Едва дождалась, когда Булатов виновато притворил дверь. Оглядела все то, что еще осталось на столе, пнула ногой осколки хрусталя на полу, упала на диван, где предусмотрительно была заготовлена накрахмаленная простыня, зарыдала в голос. Наплакавшись вволю, выпила полную рюмку коньяка, подсела к тумбочке, начала судорожно накручивать диск телефона.
– У телефона Жучкова! – раздалось на другом конце провода. – Слушаю, говорите!
– Аля, это я, Ирина Михайловна! – попыталась унять дрожь в теле. – Извини, что так поздно звоню. Вы с Альбертом, наверное, обиделись на меня за неожиданную выходку. Ничего страшного? Ну и на том спасибо. Ты знаешь, Тиунова умеет быть благодарной.
– Что случилось? – поинтересовалась Алевтина. Голос у начальницы дрожал. – Несчастье какое?
– Нет, ничего особенного, личные маленькие трагедии. Хочу попросить об одном одолжении: давай завершим то, что задумывали.
– Не понимаю.
– Хочу «короля»! Сейчас! Ты не ослышалась! Сейчас, немедленно! Как это он занят? Мы же на сегодня договаривались!
– Время наше прошло, так что не обижайтесь, Ириночка Михайловна, ничего не состоится.
– Заводите машину! Я сумею умаслить и короля, и шаха, и барона! Он забудет о всех своих клиентках. Предложу сумму, превышающую прейскурант впятеро! Ни «король», ни принц не устоят!
– Не знаю, что и ответить! – Алевтина явно была в смятении. Пожалуй, первый раз за время их совместной работы слышала столь взволнованный голос начальницы. Да и просьба-требование Ирины была чрезмерно наглой, ибо она и не представляла, каков человек, именуемый «королем секса».
– И Альберт твой не будет в накладе! – продолжала напирать Ирина Михайловна. – Словом… я жду машину! – И повесила трубку…
* * *
В ночь перед тем, как его отыскала Алла Возвышаева, Сергею Спичкину приснился странный сон: будто бы взобрался он на высокую гору, по которой оранжевыми ручьями стекала сера. Все вокруг дымилось и горело едким пламенем. Оставалось небольшое пространство. Куда бежать? И он в отчаянии нырнул в котловину этого вулкана. Нырнул и… проснулся. А на следующий день совершенно нежданно-негаданно вынырнул совсем в ином мире. Его срочно вызвал в Москву бывший директор Старого металлургического завода Илья Гороховский.
В Москве, на Павелецком вокзале, Сергея действительно ожидала «волга», в гостинице «Минск» – отдельный номер с телевизором и холодильником, с окнами, выходящими прямо на улицу Горького. Дальше – больше. Буквально на следующее утро его принял сам шеф, Гороховский. Когда первый ледок недоверия был незаметно сломан, он предложил Сергею занять ответственный пост пресс-атташе при персоне генерального исполнительного директора концерна «Гермес». Помнится, Сергей от изумления и нахлынувшего счастья не мог произнести ни слова, лишь кивал в знак согласия…
Незаметно пролетел месяц его работы в столице. Сергей пока что присматривался к работе концерна, готовил статьи за подписью Гороховского, сопровождал зарубежных гостей. Вскоре Сергея определили на квартиру, на Кутузовском проспекте, недалеко от дома, где прежде проживал Леонид Ильич Брежнев. Три комнаты в квартире занимала одинокая дама неопределенного возраста по имени Розалия Львовна. В одну из комнат, обставленную старинной мебелью, въехал он, вчерашний бродяга.
Первые вечера Сергей даже не выходил на улицу, смотрел телевизор, попивал кофе и коньяки, благо холодильник был похож на скатерть-самобранку.
Розалия Львовна была всегда на редкость предупредительна и нелюбопытна. Словом, дела у Сергея складывались как нельзя лучше. Но все это свалившееся с неба благополучие порой вызывало смутную тревогу, хотя его работа, кажется, не предполагала криминала. Концерн как концерн! Фирма, совместное предприятие, акционерное общество, нынче их развелось в Москве как собак нерезаных. Часто раздумывал над фразой, оброненной Гороховским при беседе: «Запомни, наш „Гермес“ в скором времени станет одним из богатейших в России». На вопрос Сергея:
«За счет чего придет успех?», – с охотой пояснил: «Наша страна погрязла в отходах производства. Вспомни твой родной Старососненск: власти с ног сбиваются, куда бы упрятать миллионы тонн всевозможных отходов – свалки малы, постоянно горят, ночами конвертерные цеха тайком „дуют“ страшными газами на спящий город. Вспомни постоянные „лисьи хвосты“ над городом – оранжевые, зеленые, желтые, розовые. Ядовитые вещества уплывают в небо, разрушая атмосферу, отравляя жителей.
– С этим нам не справиться до конца века, – несмело вставил Сергей.
– Справимся. И уже справляемся, – обрадованно подхватил Гороховский. – На основе новейшей западной технологии мы и создадим свои миллиарды. – Заметив явную растерянность Сергея, стал излагать мысли более доходчиво. – По статистическим сводкам, предприятия ежегодно тратили миллиарды на строительство очистных сооружений. Кое-что, конечно, делалось, но… в основном для отвода глаз начальству и санинспекции. Не до очистки было, гнали план, рапортовали, получали награды. Мы не станем никого обманывать, наоборот, предложим тысячам заводов свои услуги: желаете, мы совершенно бесплатно очистим ваши завалы, уберем химические реки с территорий, сделаем воздух и воду чище.
– Они ухватятся за вас, как черт за грешную душу, но… никак не уразумею, вам-то, концерну, какая польза?
– Все гениальное просто, – Гороховский в волнении заходил по комнате, – из рек смерти и заразы мы сделаем океаны долларов: выделим из ядовитых отходов полезные вещества; дорогостоящие, редкие, такие, как красная ртуть, станем продавать ее за рубеж. Только один старососненский коксохим ежесуточно выбрасывает в атмосферу ядовитых отходов примерно на четыре тысячи долларов. Еже-суточно! А сколько подобных коксохимов во всей стране?
Помнится, Сергей вышел тогда из кабинета совершенно ошарашенным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74