Недаром тот же кавказец разом скис, увидев его. – Игорь, неужто не узнал, а?
– Узнал, на свою беду. – Офицеры удивились перемене в голосе бандита, будто разом хлебнул чрезмерную дозу спиртного, поперхнулся. – Зачем ты пришел? Зачем? Эх, а еще считаешься умным. Поймешь, какую глупость ты сотворил, да будет поздно.
– Ну, что замолчал, говори! – поторопил Булатов, чувствуя, как кровь прихлынула к вискам. Пауза была угрожающей.
– Поздно, дядя, поздно. Думал, еще выкручусь, а ты… прикатил с «мусорами». И сам поставил на мне точку.
– Игорь, как ты попал в Старососненск? Почему домой не пришел? Разве все тебе стали безразличны? – Анатолий совершенно забыл, что рядом сотрудники милиции, а когда вспомнил, переменил тон. – Неужели ты докатился до последней степени падения? Ну-ка, открывай дверь немедленно, мне нужно потолковать с тобой с глазу на глаз. И отпусти бедную девочку, пусть выйдет на лестницу.
– Слушай, что тебе советуют, – вынырнул из-за спины Булатова полковник, – не отрезай дорогу! – Анатолий зло оглянулся на начальника милиции, ожег его ненавидящим взглядом, понимая, что своим вмешательством офицер порвал тонкую ниточку доверия между ним и племянником.
– Сговорились? – грустно, совсем без злобы, проговорил Игорь. – И ты, дядя, не к добру раскомандовался! Хотя… мосты сожжены. – И вдруг сорвался на истошный безумный крик, будто враз накатила истерика, даже офицеры невольно отпрянули от двери. – Падлы! Сучары! На крюк Игоря не возьмете! «Мусора»! Всем нашим вы житуху покосили! Твари ничтожные! А ты, дядя, спи спокойно! Поклона от меня никому не передавай! Прощайте, гады! – За дверью оглушительно грянул выстрел, раскатился по лестнице. Полковнику показалось, что в комнате тяжело рухнуло тело.
– Ломайте дверь! – приказал он. – Живей, живей! – отпихнул ошеломленного Анатолия. – Дернула тебя нелегкая вмешаться!
Офицеры дружно навалились на дверь, через мгновение она уже лежала на полу. Вся группа очутилась в узком коридоре, крашеные стены были густо заляпаны кровью. В неестественной для живого человека позе лежал, откинув руку с пистолетом ТТ, крепкосложенный парень с узкой, клинышком бородкой. Изо рта его медленно вытекала густая струйка крови.
– Девчонка! Где девчонка? – закричал полковник, отворяя дверь в комнату.
Девочка сидела, скорчившись под вешалкой, она вся дрожала, пыталась что-то сказать, но только беззвучно разевала рот. На ее бледном личике застыла гримаса ужаса.
– Вызывайте бригаду, – скомандовал полковник, оправляя мундир. – Врача! Ничего в квартире не трогать! А вас, – обернулся к Булатову, который тупо смотрел на тело племянника, – прошу пройти в комнату, мне нужно задать вам несколько вопросов.
– Я готов. – Анатолий старался говорить как можно спокойней, но это ему плохо удавалось, словно магнитом тянуло к распростертому телу: броситься к мертвому Игорю, обнять, попросить прощения.
В квадратной комнате совсем не было мебели, лишь посредине стояла раскладушка, на полу, на расстеленной клеенке лежали остатки еды, недопитая бутылка водки, в углу – сваленная в кучу одежда. Полковник принес из кухни два колченогих стула, пригласил Булатова сесть, уставился в его лицо тяжелым взглядом.
– Скажите, что все это означает? Мне кажется, что вы довольно хорошо знали погибшего. Или я ошибаюсь? – Он сощурился, давая понять мэру города, что ответ знает заранее. – Прошу меня простить, но… вы словно сами побывали в их шкурах, разговорили кавказца, теперь этого… – кивнул в сторону входной двери.
– Вы правы, полковник, – глухо проговорил Анатолий, – я прекрасно знал этого парня, он был мне как родной сын. А если быть более точным, то я являюсь погибшему дядей.
– Этого не может быть! – Полковника словно током ударило. – Ваш племянник бандит? Извините, но напрашиваются странные аналогии: в городе паника, исчезают малолетние девочки, а вы… Знаете Игоря, его подельщика, не сомневаюсь, знали и о сей «малине».
– А это уже ваш домысел! – резко отпарировал Булатов. – О том, что племянник в Старососненске, я узнал только сегодня.
– А где же он был до приезда? – Полковник придвинулся к мэру города почти вплотную. – Теперь-то мы быстро все выясним, утаивать нет смысла.
– Мы взрослые люди, – устало ответил Анатолий, – юлить мне нет нужды. Игорь находился в заключении на Северном Кавказе. Освободился? Сбежал? Отпустили досрочно? Ни на один из этих вопросов у меня нет ответа. – Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, найти верное продолжение разговора, каким-то образом отвести подозрения от Алексея Русича, от Галины Ивановны. Как это сделать, он не знал.
– Кто его мать, отец? Где проживают? Фамилии? – Полковник подозвал одного из офицеров, шепнул что-то на ухо. Офицер кивнул и вышел. Вновь повернулся к Булатову. – Не будь вы мэром города, – признался полковник, – я бы приказал взять вас под стражу до выяснения всех обстоятельств. Жаль, что у вас депутатская неприкосновенность.
– Но помимо неприкосновенности депутата у меня есть возможность остаться на свободе, – невесело пошутил Анатолий Булатов, – и мне, а не вашим людям удалось склонить к признанию кавказца, который привел нас с вами сюда, в «трехлистник». – Анатолий Булатов поднял глаза и ясно различил над головой полковника неровную бледно-голубую ауру, что указывало на охватившие его тяжелые сомнения.
– И все же, кто отец погибшего?
– Это сын Алексея Борисовича Русича.
– Что вы сказали? Сын председателя облсовета Русича? – Полковнику сделалось жарко, он пошарил в карманах, явно пытаясь обнаружить носовой платок. – Я слышал краем уха о блудном сыне Русича, но… Считал, что сплетни. – Впервые в лице этого стража порядка промелькнуло нечто человеческое, видимо, представил, какая сейчас произошла трагедия. Трагедия не только для отца, но и для области. Где это было видано, чтобы областью руководил отец рецидивиста? По крайней мере, при коммунистах такое и представить было невозможно.
– Все правильно, – снова прочел мысли полковника Анатолий Булатов, – ваши мысли идут в нужном направлении. Игорь Русич служил в Афганистане, там почувствовал запах крови, там его заставляли убивать мирных жителей, отучили думать и чувствовать. А кто виноват? Конечно, не правительство, не партия в лице ее «мудрых» вождей. Виноват отец, который не посоветовал Игорю дезертировать. И вот он снова на родине – мертвый.
– Я отлично вас понимаю, Анатолий Михайлович, – полковник, услышав вой милицейской сирены, засобирался. – Убедился, что вы человек незаурядный, нам бы такого в органы. Но стоило ли вам вмешиваться во все это? – по-человечески откровенно спросил начальник горотдела. – Ладно, задам еще один, последний вопрос: кто мать погибшего? Нам это очень важно знать.
– Мать? Погибшего? – очнулся Булатов. – Вы о ней, конечно, слышали. Это – большая знаменитость в мире металлургов. Ее имя занесено в Книгу рекордов Гиннеса. – Анатолий вдруг замолчал, вновь подумав о том, что вряд ли стоило называть имя Галины Ивановны, но все равно теперь раскопают. Ведь есть самый верный способ не навредить друг другу – не запутывать следствие, говорить только правду.
* * *
Спустя трое суток после похорон Игоря на самом дальнем конце старого городского кладбища, где обычно хоронили самоубийц, Галина едва стала приходить в себя, но в тот день все снова пошло прахом. Рано утром на планерке ее гневно отчитал Разинков, он всячески подчеркивал, что отныне у них с главным разливщиком только чисто деловые отношения. Заплаканная пришла в цех, вдохнула знакомый запах окалинки, осмотрелась по сторонам – все было родным, успокаивающим. И вдруг… По тревожному звону колокола на верхнем посту управления непрерывной разливкой она поняла: авария.
Через пять минут Галина Ивановна уже лично руководила ликвидацией тяжелой аварии. Неожиданно вышел из строя немецкий кристаллизатор машины непрерывного литья заготовок, в железный пол ударила обжигающая смертельно опасная струя раскаленного металла. Разливщики и операторы, а это в основном были женщины, заметались в панике по цеху, мужчины, сбежавшиеся со всех пультов, обжигая лица и руки, пытались сбить струю металла в сторону, к разливочным запасным канавам. И в этот самый момент Галину Ивановну срочно пригласили к телефону. Она отмахнулась: мол, скажите, что ей некогда, авария на разливке. Однако не прошло и десяти минут, как смущенная табельщица Аня вновь дернула главную разливщицу за рукав куртки.
– Какого рожна тебе нужно? – огрызнулась Галина. – Разве не видишь, что тут творится?
– Понимаю, но… – табельщица кивнула в сторону конторы цеха, – срочно зовут. Ругаются, почему, мол, не желаешь подойти к телефону.
– Кто там? – она едва сдержалась, чтобы не сорваться на крик.
– Из управления.
– Ну и что? – Галина Ивановна увидела боковым зрением, как начал уменьшаться на глазах боковой ствол кристаллизатора, и… вдруг в новом месте лопнула обшивка, дав дорогу кипящему металлу. Если бы Галина не подумала, что ее может вызывать директор комбината Разинков, она вообще не стала бы разговаривать на эту тему.
– Очень, говорят, важно, – табельщица продолжала настаивать, косясь на ручеек металла, который быстро превращался в кипящуюся, дымящуюся реку.
Ругая на чем свет стоит управленцев, Галина сбросила куртку, побежала в конторку табельщицы, схватила трубку, готовая изругать любого, исключая, конечно, директора.
– Слушаю, Галина Русич!
– Привет, товарищ главный разливщик! – услышала она в трубке бас начальника управления кадров комбината.
– Здравствуйте! Что там у тебя, пожар? Картотека бумажная вспыхнула?
– Не юродствуй, Галина.
– Пожалуйста, быстрей говори. – Она мгновенно представила знакомого кареглазого, самовлюбленного толстяка, давнего приятеля Разинкова, который давным-давно буквально тащил «за уши» этого любимца пофилософствовать. Вместе они частенько бывали в компаниях, в городе, на даче.
– Галина, ты мне срочно нужна в управлении! Срочно! – тон Сырцова был на сей раз настойчив и незнаком Галине Ивановне.
– Сегодня никак не смогу навестить тебя, дорогой друг! – язвительно заметила Галина Ивановна. – Наверное, слышал, третий кристаллизатор прорвало. Немецкий, на который мы столько надежд возлагали.
– Галина, послушай меня внимательно, не суетись. Аварии у нас – дело привычное. А ты… о своей судьбе подумай. Оставь на месте ЧП зама по разливке, мастера, бригадира, наконец, а сама… бегом в управление. Не-мед-ленно. Одна нога там, другая здесь.
– Не смогу! – Галина швырнула трубку. После смерти непутевого сына, после потери их названной матери, казалось, ее уже ничто не сможет ни напугать, ни унизить. И этот звонок…
Отойдя метров десять от табельной, она остановилась, пораженная странным предчувствием новой беды, которая, как давно замечено, не ходит одна. Не иначе как сам генеральный директор Разинков хочет, чтобы она явилась в управление, он и использовал для вызова начальника управления кадров. Сам Сырцов вряд ли осмелился бы столь бесцеремонно с ней разговаривать. По всему выходило, что надобно было оставить цех, куда уже примчались главный инженер комбината, газоспасатели, конвертерщики.
Начальник управления кадров Сырцов встретил ее у порога. Видимо, он углядел ее автомашину в окно, иначе ей трудно пришлось бы пробираться вне очереди к всесильному начальнику управления. Протянув навстречу Галине Ивановне руки, попытался поймать ее ладони, однако она, все еще не в силах скрыть досаду, незаметным движением отвернула плечо, и руки-коротышки Сырцова повисли в воздухе.
– Однако быстро примчалась, – холодно проговорил всегда приветливый и улыбчивый Сырцов, – чутье у тебя, Галина Ивановна, как у хорошей волчицы.
– Ну и шутки у тебя, Сырец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74