Будто бы живут тут отставные и нынешние маршалы да адмиралы, члены Политбюро, министры. Будто бы обитают в их заповедной зоне лоси, гуляющие по дачным участкам как в родном лесу.
– Ну, приехали, слава Богу! – с чувством проговорил Шляпников, с трудом выбираясь из машины. – Зачем только выбирают в Верховный Совет нужных стране людей? Видал, скучают академик Амосов, профессор Федоров! Сколько бы операций они свершили! Ладно, простите мое брюзжание! Осматривайтесь, и в дом!
Галина Иванова и Разинков оказались на лужайке, окруженной старыми соснами. Вдоль аллеи, ведущей к дому, стояли молодые березки. К ногам Галины Ивановны подскочила белка, задрав острую мордочку, встала на задние лапки, ожидая подачки.
– Ну, Серафим Васильевич, воздух тут у вас изумительный! – Галина Ивановна в душе жалела Шляпникова. В Старососненске он был всюду первым; на любом заседании, когда генеральный директор входил в зал, все вставали как по команде, а тут… – Она с любопытством оглянулась: справа и слева виднелись ажурные металлические ограды, за которыми, сквозь густые заросли деревьев, просматривались массивные дачи, совершенно непохожие друг на друга, но все они удачно вписывались в окрестный пейзаж. Разинков тоже жадно вдыхал осенний воздух. После тревожно-непонятной атмосферы кремлевского заседания здесь дышалось легко, воздух казался густым.
– Так и живем, братцы-ленинградцы, – по-стариковски проворчал Шляпников, – уголок заповедный, и я скоро буду тут грибы собирать. А что еще делать? Живой огонь вижу нынче редко, меня, старика, оттирают более молодые шаркуны. Порой вечером сяду на лужайке, костерок разожгу и любуюсь на огонь в одиночестве. Помнишь, Галя, ты рассказывала про муженька, он в молодости чудаком был, собирал людей каждый вторник к костру, где каждый исповедь вел?
– Было дело! – неохотно ответила Галина Ивановна. Ей стало неудобно перед Разинковым. Давно старалась в его присутствии вообще не упоминать имени Алексея Русича.
– Вы, наверное, не помните, что писал Роберт Бернс, – Шляпников, видимо, все еще находился под впечатлением кремлевского заседания:
Жму руки дуракам обеими руками:
Как многим, в сущности, обязаны мы им!
Ведь если б не были другие дураками,
То дураками быть пришлось бы нам самим.
Айда, братцы-ленинградцы, чай пить!
– А удобно ли это? – осторожно осведомился Разинков. Отлично помнил: супруга Шляпникова, старая большевичка, недолюбливала его прежде, называла мелкобуржуазным элементом.
– Супруга в больнице, – растерянно проговорил Шляпников, – придется тебе, Галина, хозяйничать. Чай будем пить на веранде. Надеюсь, не замерзнем. Там и потолкуем. От вас хоть свежее слово услышу, а то здесь, в Москве, сижу как в гнилом болоте. – Шляпников обнял Разинкова и Галину Ивановну все еще сильными руками, повел в дом по прибитой первой изморозью траве…
Поздним вечером резко зазвонил телефон. Щелочихин поднял трубку: звонили от начальника областного управления КГБ полковника Баландина. Бесстрастный голос сообщил, что Петр Кирыч должен быть в 5 часов утра в управлении.
Томимый дурными предчувствиями, Петр Кирыч, еще окончательно не сообразив, зачем он это делает, решил позвонить Нине Александровне, ночью, домой. Эта женщина хотя и отдалилась от него, по-прежнему была бесконечно дорога, за долгие годы сделалась частью его самого. Она неизменно продолжала волновать воображение, ибо больная жена давным-давно была в тягость, а Нина, став директором «Пневматики», откровенно избегала его общества, объясняя это нынешним своим положением – мол, два члена бюро обкома партии никоим образом не должны давать повода для злословия. Петр Кирыч отлично понимал, что это простая отговорка. Мало того, ему докладывали, что в кругу близких ей людей она открыто провозглашала мысли весьма далекие от партийных идеалов. Приструнить бы ее, но рука не поднималась.
– Нина, тысячу извинений за ночной звонок! – торопливо проговорил в трубку, задохнулся от волнения, показалось, что слышит тончайший запах ее неповторимой кожи. – Есть одна просьба. Какая? Весьма странная. Пожалуйста, очень прошу, завтра, нет сегодня утром не выходи на работу, подожди моего звонка. А если не позвоню, то мои люди найдут тебя, окажут всяческую помощь, можешь на них положиться. Да-да, не волнуйся, тебе ничего не угрожает. Жди звонка!…
К серому громадному зданию областного КГБ автомашина первого секретаря обкома партии подошла около пяти часов утра. У главного подъезда тускло светила лампочка. Петра Кирыча удивило, что его никто из сотрудников не встречал. «Ну и порядочки пошли!» – буркнул Петр Кирыч и вошел в вестибюль. Дежурный офицер, узнав первого секретаря, молча козырнул ему, назвал номер кабинета начальника управления. Пришлось подниматься на второй этаж, искать нужную комнату.
Главный чекист области Николай Баландин, тридцативосьмилетний полковник, по слухам, убежденный демократ, крепкий мужчина с военной выправкой и острым взглядом, встал навстречу Петру Кирычу. Поздоровались за руку, пригласил сесть. Баландина недавно перевели из Перми в Старососненск, и якобы благословил полковника сюда на службу сам Горбачев.
Над городом вставал хмурый рассвет, а тут еще полковник самолично зашторил окна, и Петру Кирычу сразу стало недоставать воздуха. Наверное, не столько духота смутила его, сколько таинственность обстановки. Он подумал о самом худшем: «Вдруг этот бравый полковник раскопал или ему подсунули всю подноготную нынешнего первого секретаря обкома партии? Дядя – бывший министр внутренних дел Щелоков, да и у самого Петра Кирыча „рыльце“ было в густом пушку, люди просто не могли заподозрить в нем человека, который долгие годы просыпался ночью в холодном поту, видя одну и ту же картину – как за ним пришли молчаливые тени в штатском. Конечно, вряд ли кто-нибудь теперь докопается до давних и темных глубин, когда он, в бытность командиром полка внутренней охраны одной из колоний строгого режима, приказал расстрелять как за попытку к бегству группу взбунтовавшихся зеков. Зато нынешних просчетов было сколько угодно: круговая порука, связь с верными „шестерками“ из уголовного мира, которых он давным-давно купил, и они отныне служили ему с собачьей преданностью».
От подобных мыслей у Петра Кирыча вспотела шея, и он стал заметно нервничать, что не укрылось от проницательного глаза Баландина. Однако никаких чувств невозможно было разглядеть на его лице.
– Чашечку кофе? – вежливо спросил полковник. – Утром здорово подкрепляет.
– Не откажусь! – против воли произнес Петр Кирыч. Он никогда не пил кофе натощак, но ему позарез нужна была пауза в этом еще не начавшемся разговоре. Петр Кирыч думал, что начальник управления вызовет дежурного офицера, но Баландин сам вышел в приемную, вернулся в кабинет с подносом, на котором стояли две чашечки и китайский термос. В другое бы время Петр Кирыч обязательно пошутил ехидно по сему поводу, но сегодня ему явно было не до шуток.
Они стали медленно тянуть горький кофе из крохотных чашечек. Полковник молчал, «держал паузу», и это раздражало Петра Кирыча. «Говнюк! – мысленно выругался он. – Чего себе воображает, а?»
– Итак, Николай Сергеевич, я вас внимательно слушаю. – Брови-козырьки Петра Кирыча напряженно вскинулись и застыли.
– Отныне у нас может быть много свободного времени, – загадочно произнес полковник, отчего внутри Петра Кирыча похолодело, но он успел ухватиться за слово «у нас». Выходило, не о его личности пойдет речь.
– Что вы имеете в виду?
– Сегодня, а точнее вчера, – чуточку торжественно начал Баландин, – свершилась акция мирового значения. В печати еще сведений нет, но по своим каналам мы уже получили подробную информацию, как говорят на Западе, класса «ультра-си». – Он исподлобья взглянул в лицо Петра Кирыча, отчего тот вновь поежился, в душе проклиная этого неудавшегося драматического актера. – Распался Союз Советских Социалистических Республик.
– Слушай, полковник, – Петр Кирыч облегченно вздохнул: мимо прошел карающий меч. Теперь можно было все спокойно выяснять, – ты говори, да не заговаривайся! – Незаметно для себя перешел на привычное «ты». – Разъясни, пожалуйста, скажи, что неудачно пошутил. СССР не может распасться, развалиться как карточный домик.
– Товарищ секретарь обкома партии, – холодно остановил Петра Кирыча полковник, – я ставлю вас в известность, что…
– Николай Сергеевич, – не выдержал Петр Кирыч, – ты у нас в области недавно, порядков не знаешь: первого секретаря обкома нужно не ставить в известность, а докладывать ему. Продолжай.
– Хорошо, могу и доложить! – Ни один мускул не дрогнул на лице полковника. – Руководители четырех главных советских республик, возглавляемые Борисом Николаевичем Ельциным, в Беловежской Пуще объявили о распаде страны.
– Как это понимать? – До Петра Кирыча только теперь дошла вся абсурдность этого решения.
– Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан объявили о своем выходе из СССР.
– Налей-ка, товарищ полковник, мне еще твоего паршивого кофе! – попросил Петр Кирыч, лихорадочно соображая, какое решение будет у Ельцина следующим. – Это что, горбачевское решение? Хотя… Глупости говорю.
– Нет.
– Ну и новости. Почему же Михаил Сергеевич не предотвратил распад? – Петру Кирычу вдруг захотелось встать и сорвать со стены портрет Горбачева, которого давно считал в душе ликвидатором, изменником, предателем партии.
Полковник ничего не ответил, сделал вид, что поглощен кофе. А Петр Кирыч уже был во власти новых ощущений. Лихорадочно думал, как поступить, что будет с ним? Не сомневался, что второй предатель партии Ельцин, которого он ненавидел с еще большей лютостью, чем Горбачева, спокойно им жить не даст. Отогнал давно вынашиваемую страшную мысль рвануть из города, из страны, благо валюта на первый случай припасена, а с ней дорога всюду открыта. Только бы Нина Александровна дала согласие.
– И еще, – холодно произнес Баландин. – Имею агентурные сведения о том, что, возможно, повторяю, возможно, на ближайшем заседании Верховного Совета Ельцин вообще запретит компартию.
– И я об этом подумал, – признался Петр Кирыч. – Ренегаты на полпути не останавливаются. А какие имеются подробности сговора?
– Имею только общие сведения. Завтра, простите, сегодня все наверняка будет опубликовано. А я посчитал своим долгом поставить вас заранее в известность, ибо не исключено, что в области могут возникнуть беспорядки.
– Ты очень правильно сделал, – Петр Кирыч встал. – Что ж, подождем разъяснений из центра. Я буду у себя. – Протянул руку полковнику…
Возвратясь в свой кабинет в массивном сером гранитном здании, Петр Кирыч не сразу приступил к работе. Поначалу, как и было обговорено, позвонил Нине Александровне, хотел сообщить новость, но она уже была на работе, не дождалась его разрешения. Звонить на «Пневматику» не пожелал. Чего это он, первый человек в области, губернатор, и будет таскаться за юбкой? Подошел к окну, отдернул шелковые гардины. Внизу в привычном заречном мареве лежала его столица. Город, в котором до сего момента он повелевал, образно говоря, казнил и миловал. Что-то будет теперь? С каких черных высот свалились на наши головы Горбачев и этот мужик из Свердловска? Все перебаламутили, поставили с ног на голову. Знающие люди утверждают, будто новые лидеры действуют по указке из-за океана – разваливают великую страну, ликвидируют братские страны демократии. Правда, лично он в заокеанскую договоренность не верит. Просто Россия не может жить без потрясений.
Змеилась внизу река Воронеж, а за ней, насколько хватал глаз, до самой линии горизонта прорисовывалась картина, которую можно было смело назвать «концом света» – разноцветные лисьи хвосты словно соревновались друг с другом по яркости ядовитых красок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Ну, приехали, слава Богу! – с чувством проговорил Шляпников, с трудом выбираясь из машины. – Зачем только выбирают в Верховный Совет нужных стране людей? Видал, скучают академик Амосов, профессор Федоров! Сколько бы операций они свершили! Ладно, простите мое брюзжание! Осматривайтесь, и в дом!
Галина Иванова и Разинков оказались на лужайке, окруженной старыми соснами. Вдоль аллеи, ведущей к дому, стояли молодые березки. К ногам Галины Ивановны подскочила белка, задрав острую мордочку, встала на задние лапки, ожидая подачки.
– Ну, Серафим Васильевич, воздух тут у вас изумительный! – Галина Ивановна в душе жалела Шляпникова. В Старососненске он был всюду первым; на любом заседании, когда генеральный директор входил в зал, все вставали как по команде, а тут… – Она с любопытством оглянулась: справа и слева виднелись ажурные металлические ограды, за которыми, сквозь густые заросли деревьев, просматривались массивные дачи, совершенно непохожие друг на друга, но все они удачно вписывались в окрестный пейзаж. Разинков тоже жадно вдыхал осенний воздух. После тревожно-непонятной атмосферы кремлевского заседания здесь дышалось легко, воздух казался густым.
– Так и живем, братцы-ленинградцы, – по-стариковски проворчал Шляпников, – уголок заповедный, и я скоро буду тут грибы собирать. А что еще делать? Живой огонь вижу нынче редко, меня, старика, оттирают более молодые шаркуны. Порой вечером сяду на лужайке, костерок разожгу и любуюсь на огонь в одиночестве. Помнишь, Галя, ты рассказывала про муженька, он в молодости чудаком был, собирал людей каждый вторник к костру, где каждый исповедь вел?
– Было дело! – неохотно ответила Галина Ивановна. Ей стало неудобно перед Разинковым. Давно старалась в его присутствии вообще не упоминать имени Алексея Русича.
– Вы, наверное, не помните, что писал Роберт Бернс, – Шляпников, видимо, все еще находился под впечатлением кремлевского заседания:
Жму руки дуракам обеими руками:
Как многим, в сущности, обязаны мы им!
Ведь если б не были другие дураками,
То дураками быть пришлось бы нам самим.
Айда, братцы-ленинградцы, чай пить!
– А удобно ли это? – осторожно осведомился Разинков. Отлично помнил: супруга Шляпникова, старая большевичка, недолюбливала его прежде, называла мелкобуржуазным элементом.
– Супруга в больнице, – растерянно проговорил Шляпников, – придется тебе, Галина, хозяйничать. Чай будем пить на веранде. Надеюсь, не замерзнем. Там и потолкуем. От вас хоть свежее слово услышу, а то здесь, в Москве, сижу как в гнилом болоте. – Шляпников обнял Разинкова и Галину Ивановну все еще сильными руками, повел в дом по прибитой первой изморозью траве…
Поздним вечером резко зазвонил телефон. Щелочихин поднял трубку: звонили от начальника областного управления КГБ полковника Баландина. Бесстрастный голос сообщил, что Петр Кирыч должен быть в 5 часов утра в управлении.
Томимый дурными предчувствиями, Петр Кирыч, еще окончательно не сообразив, зачем он это делает, решил позвонить Нине Александровне, ночью, домой. Эта женщина хотя и отдалилась от него, по-прежнему была бесконечно дорога, за долгие годы сделалась частью его самого. Она неизменно продолжала волновать воображение, ибо больная жена давным-давно была в тягость, а Нина, став директором «Пневматики», откровенно избегала его общества, объясняя это нынешним своим положением – мол, два члена бюро обкома партии никоим образом не должны давать повода для злословия. Петр Кирыч отлично понимал, что это простая отговорка. Мало того, ему докладывали, что в кругу близких ей людей она открыто провозглашала мысли весьма далекие от партийных идеалов. Приструнить бы ее, но рука не поднималась.
– Нина, тысячу извинений за ночной звонок! – торопливо проговорил в трубку, задохнулся от волнения, показалось, что слышит тончайший запах ее неповторимой кожи. – Есть одна просьба. Какая? Весьма странная. Пожалуйста, очень прошу, завтра, нет сегодня утром не выходи на работу, подожди моего звонка. А если не позвоню, то мои люди найдут тебя, окажут всяческую помощь, можешь на них положиться. Да-да, не волнуйся, тебе ничего не угрожает. Жди звонка!…
К серому громадному зданию областного КГБ автомашина первого секретаря обкома партии подошла около пяти часов утра. У главного подъезда тускло светила лампочка. Петра Кирыча удивило, что его никто из сотрудников не встречал. «Ну и порядочки пошли!» – буркнул Петр Кирыч и вошел в вестибюль. Дежурный офицер, узнав первого секретаря, молча козырнул ему, назвал номер кабинета начальника управления. Пришлось подниматься на второй этаж, искать нужную комнату.
Главный чекист области Николай Баландин, тридцативосьмилетний полковник, по слухам, убежденный демократ, крепкий мужчина с военной выправкой и острым взглядом, встал навстречу Петру Кирычу. Поздоровались за руку, пригласил сесть. Баландина недавно перевели из Перми в Старососненск, и якобы благословил полковника сюда на службу сам Горбачев.
Над городом вставал хмурый рассвет, а тут еще полковник самолично зашторил окна, и Петру Кирычу сразу стало недоставать воздуха. Наверное, не столько духота смутила его, сколько таинственность обстановки. Он подумал о самом худшем: «Вдруг этот бравый полковник раскопал или ему подсунули всю подноготную нынешнего первого секретаря обкома партии? Дядя – бывший министр внутренних дел Щелоков, да и у самого Петра Кирыча „рыльце“ было в густом пушку, люди просто не могли заподозрить в нем человека, который долгие годы просыпался ночью в холодном поту, видя одну и ту же картину – как за ним пришли молчаливые тени в штатском. Конечно, вряд ли кто-нибудь теперь докопается до давних и темных глубин, когда он, в бытность командиром полка внутренней охраны одной из колоний строгого режима, приказал расстрелять как за попытку к бегству группу взбунтовавшихся зеков. Зато нынешних просчетов было сколько угодно: круговая порука, связь с верными „шестерками“ из уголовного мира, которых он давным-давно купил, и они отныне служили ему с собачьей преданностью».
От подобных мыслей у Петра Кирыча вспотела шея, и он стал заметно нервничать, что не укрылось от проницательного глаза Баландина. Однако никаких чувств невозможно было разглядеть на его лице.
– Чашечку кофе? – вежливо спросил полковник. – Утром здорово подкрепляет.
– Не откажусь! – против воли произнес Петр Кирыч. Он никогда не пил кофе натощак, но ему позарез нужна была пауза в этом еще не начавшемся разговоре. Петр Кирыч думал, что начальник управления вызовет дежурного офицера, но Баландин сам вышел в приемную, вернулся в кабинет с подносом, на котором стояли две чашечки и китайский термос. В другое бы время Петр Кирыч обязательно пошутил ехидно по сему поводу, но сегодня ему явно было не до шуток.
Они стали медленно тянуть горький кофе из крохотных чашечек. Полковник молчал, «держал паузу», и это раздражало Петра Кирыча. «Говнюк! – мысленно выругался он. – Чего себе воображает, а?»
– Итак, Николай Сергеевич, я вас внимательно слушаю. – Брови-козырьки Петра Кирыча напряженно вскинулись и застыли.
– Отныне у нас может быть много свободного времени, – загадочно произнес полковник, отчего внутри Петра Кирыча похолодело, но он успел ухватиться за слово «у нас». Выходило, не о его личности пойдет речь.
– Что вы имеете в виду?
– Сегодня, а точнее вчера, – чуточку торжественно начал Баландин, – свершилась акция мирового значения. В печати еще сведений нет, но по своим каналам мы уже получили подробную информацию, как говорят на Западе, класса «ультра-си». – Он исподлобья взглянул в лицо Петра Кирыча, отчего тот вновь поежился, в душе проклиная этого неудавшегося драматического актера. – Распался Союз Советских Социалистических Республик.
– Слушай, полковник, – Петр Кирыч облегченно вздохнул: мимо прошел карающий меч. Теперь можно было все спокойно выяснять, – ты говори, да не заговаривайся! – Незаметно для себя перешел на привычное «ты». – Разъясни, пожалуйста, скажи, что неудачно пошутил. СССР не может распасться, развалиться как карточный домик.
– Товарищ секретарь обкома партии, – холодно остановил Петра Кирыча полковник, – я ставлю вас в известность, что…
– Николай Сергеевич, – не выдержал Петр Кирыч, – ты у нас в области недавно, порядков не знаешь: первого секретаря обкома нужно не ставить в известность, а докладывать ему. Продолжай.
– Хорошо, могу и доложить! – Ни один мускул не дрогнул на лице полковника. – Руководители четырех главных советских республик, возглавляемые Борисом Николаевичем Ельциным, в Беловежской Пуще объявили о распаде страны.
– Как это понимать? – До Петра Кирыча только теперь дошла вся абсурдность этого решения.
– Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан объявили о своем выходе из СССР.
– Налей-ка, товарищ полковник, мне еще твоего паршивого кофе! – попросил Петр Кирыч, лихорадочно соображая, какое решение будет у Ельцина следующим. – Это что, горбачевское решение? Хотя… Глупости говорю.
– Нет.
– Ну и новости. Почему же Михаил Сергеевич не предотвратил распад? – Петру Кирычу вдруг захотелось встать и сорвать со стены портрет Горбачева, которого давно считал в душе ликвидатором, изменником, предателем партии.
Полковник ничего не ответил, сделал вид, что поглощен кофе. А Петр Кирыч уже был во власти новых ощущений. Лихорадочно думал, как поступить, что будет с ним? Не сомневался, что второй предатель партии Ельцин, которого он ненавидел с еще большей лютостью, чем Горбачева, спокойно им жить не даст. Отогнал давно вынашиваемую страшную мысль рвануть из города, из страны, благо валюта на первый случай припасена, а с ней дорога всюду открыта. Только бы Нина Александровна дала согласие.
– И еще, – холодно произнес Баландин. – Имею агентурные сведения о том, что, возможно, повторяю, возможно, на ближайшем заседании Верховного Совета Ельцин вообще запретит компартию.
– И я об этом подумал, – признался Петр Кирыч. – Ренегаты на полпути не останавливаются. А какие имеются подробности сговора?
– Имею только общие сведения. Завтра, простите, сегодня все наверняка будет опубликовано. А я посчитал своим долгом поставить вас заранее в известность, ибо не исключено, что в области могут возникнуть беспорядки.
– Ты очень правильно сделал, – Петр Кирыч встал. – Что ж, подождем разъяснений из центра. Я буду у себя. – Протянул руку полковнику…
Возвратясь в свой кабинет в массивном сером гранитном здании, Петр Кирыч не сразу приступил к работе. Поначалу, как и было обговорено, позвонил Нине Александровне, хотел сообщить новость, но она уже была на работе, не дождалась его разрешения. Звонить на «Пневматику» не пожелал. Чего это он, первый человек в области, губернатор, и будет таскаться за юбкой? Подошел к окну, отдернул шелковые гардины. Внизу в привычном заречном мареве лежала его столица. Город, в котором до сего момента он повелевал, образно говоря, казнил и миловал. Что-то будет теперь? С каких черных высот свалились на наши головы Горбачев и этот мужик из Свердловска? Все перебаламутили, поставили с ног на голову. Знающие люди утверждают, будто новые лидеры действуют по указке из-за океана – разваливают великую страну, ликвидируют братские страны демократии. Правда, лично он в заокеанскую договоренность не верит. Просто Россия не может жить без потрясений.
Змеилась внизу река Воронеж, а за ней, насколько хватал глаз, до самой линии горизонта прорисовывалась картина, которую можно было смело назвать «концом света» – разноцветные лисьи хвосты словно соревновались друг с другом по яркости ядовитых красок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74