Однако Петра Кирыча эта картина никогда не удручала. Все зависит от того, с каким настроением смотреть. Он лично, к примеру, видит перед собой вполне нормальный индустриальный пейзаж, олицетворяющий мощь великой страны – Союза Советских Социалистических Республик. И Петр Кирыч в который раз усомнился в сообщении начальника КГБ. Это же самая настоящая средневековая дикость – взять и развалить страну! Это не песочные домики рушить.
Однако времени на тягостные раздумья у него не было. Нужно действовать. Присев к столу, Петр Кирыч начал прикидывать, с кем из столичных чинов можно было бы потолковать по душам.
Друзей у него в Москве по-прежнему было множество. Но нынче ни кому всецело доверять нельзя: раскалывается страна, раскалываются симпатии людей. Остановился на Сытине, ответственном работнике Совмина. У них было много общих тайн, начиная от мелочей и кончая прочными связями с ведомством дяди.
На счастье, старый друг оказался в рабочем кабинете, даже не проводил совещаний. Они потолковали о житье-бытье, о здоровье, о семьях. Отлично понимали, что не ради праздного любопытства затеял Петр Кирыч этот разговор. Но Сытин явно избегал вести деловые переговоры. Петр Кирыч запоздало догадался, наверное, телефоны ответработников уже поставлены на прикол, иными словами, прослушиваются, но все же решил прощупать почву, спросил:
– Сергей Сергеевич, как там, в Москве?
– Москва велика, – насторожился Сытин, – ты чем, собственно говоря, интересуешься? Ценами? Стоимостью билетов в Большой театр?
– Сергей, ты меня удивляешь, – осторожно продолжал Петр Кирыч. – Разве над Испанией безоблачное небо?
– Но пасаран! – догадался Сытин. – На площадях и улицах нынче много народу. Сегодня что ни день, то новость.
– А Горбачев? – не выдержал Петр Кирыч, злясь на старого друга. – Какова его реакция на события в стране?
– Кирыч, ты знаешь, в столице, в коммерческих киосках, появился превосходный шоколад, прислать тебе с оказией пару пачек? – Сытин явно давал понять, что предположения Петра Кирыча относительно подслушивающих устройств оправдываются. – Ну, привет семье!
– Я перезвоню завтра.
– Мудрая мысль!…
Звонить в Москву Петру Кирычу не пришлось, ибо уже радио подтвердило: «В Белоруссии подписано соглашение между четырьмя бывшими республиками Союза о выходе из состава СССР». Еще раз просмотрев по телевидению «Новости дня», Петр Кирыч настроился на деловой тон. Жизнь продолжалась, нужно было «не терять лица». Рабочий день быстро вошел в привычную колею. На заседании бюро заслушали двух руководителей крупнейших сахарных заводов о подготовке переработки свеклы нового урожая, затем докладывал начальник УВД генерал Ачкасов о положении в области. Обычные криминальные случаи: убийства, изнасилования, драки на почве пьянства. Политических эксцессов не наблюдалось.
После заседания бюро, на которое почему-то не явилась Нина Александровна Жигульская, Петр Кирыч вел переговоры с министерствами, «выбивая» то трубы для мелиорации, то шифер для дачного поселка демобилизованных офицеров. Потом косяком пошли персональные дела, вызовы «на ковер» провинившихся. Петр Кирыч сегодня не был «кровожаден», лишь одного заставил выложить на стол партбилет за строительство дачи в три этажа. Внешне деятельность обкома партии не изменилась, правда, сотрудники были слегка рассеянны, не проявляли обычной инициативы, решения относили «на потом». Петр Кирыч отлично понимал инструкторов и заведующих отделами: великая, могучая страна никак не могла поверить первым сообщениям радио и телевидения, напряженно с непонятным упорством и надеждой ждала иных событий, ждала опровержений. Такого просто не могло быть, что СССР больше не существует на одной шестой части суши.
Перед обедом в кабинет Петра Кирыча неслышно вошел его самый любимый помощник из бывших кагэбешников, тихо, но настойчиво посоветовал перекусить в буфете, домой не ездить.
– Странный совет! – вскинулся Петр Кирыч. – Что-то произошло?
– Народ возбужден. На прилегающих к обкому улицах пробки. Да и на площади Ленина тоже, посмотрите сами! – кивнул на окна.
– Чего же раньше молчали? – Не дожидаясь ответа, Петр Кирыч встал, шагнул к окнам. И ему стало не по себе. Площадь была запружена народом. Над толпой реяли в прохладном воздухе алые стяги, будто бы сегодня праздник. Однако как мог он случиться без организующей и направляющей силы? От этой мысли Петру Кирычу стало неуютно и страшновато Люди смотрели в сторону обкома, в его сторону, что-то выкрикивали, размахивали красными стягами. А возле памятника Ленину, взгромоздясь на импровизированную трибуну из ящиков, ораторствовал незнакомый ему бородач.
Петр Кирыч возвратился к столу, сел в знаменитое на всю область огромное кожаное кресло, запустил короткие пальцы в волосы. Второй раз за прошедшие сутки почувствовал в душе страшную пустоту и растерянность. Оказывается, не все столь прочно, как казалось. Сколько раз партия всенародно утверждала: «Советский человек может спокойно смотреть в будущее». Вот и будущее мгновенно заволокло черными тучами. Не стало Страны Советов. Кто может гарантировать, что не будет развалена и Коммунистическая партия? Подумал о том, что обязательно нужно завтра же вновь собрать бюро, срочно ввести в состав начальника КГБ и командира местной воинской части. А почему, собственно, завтра? Счет, возможно, идет на секунды. Сегодня, конечно, вновь соберем бюро именно сегодня.
Вызвал помощника:
– Сколько времени нужно, чтобы собрать чрезвычайное заседание бюро обкома, расширенное бюро?
– Три часа, не меньше.
– Итак, – Петр Кирыч глянул на часы. – Сейчас 13.10. Давай, собирай всех на 16.00. Пригласи Баландина из КГБ и генерала Чагу. А я… – Мысль явилась вдруг. Сверкнула молнией. – А я еду в народ.
– На «Пневматику» или на металлургический комбинат?
– Думаю, на родной «Пневматике» меня лучше поймут. – Гнал от себя мысль, что была еще одна немаловажная причина поездки на «Пневматику»: страстно, до боли в сердце хотелось увидеть Нину Александровну, узнать, почему ослушалась совета, и, наконец, просто для вдохновения и спокойствия. Любопытно было бы узнать, каково ее мнение о решении четверки «самозванцев». Нина в последнее время, кажется, стала отходить от политики партии. Зато его отлично помнят на «Пневматике», пойдут за ним. Неужели советские люди, потерявшие право впредь так именоваться, смирятся, не подадут голоса протеста? Как бы то ни было, время суматошное, нужно быть готовым к любым неожиданностям.
Петр Кирыч нарочно не разрешил помощнику звонить на «Пневматику», подумав о том, что если нынешние вожди в Москве свободно ходят по улицам, общаются с народом, то ему так поступать сам Бог велел. Старый усач-вахтер, узнав бывшего директора завода, взял под козырек. Петр Кирыч демонстративно, на виду у рабочих, которых во дворе было очень много, протянул старому вохровцу руку, сразу же прошел в ближайший сборочный цех, не предупредив Нину Александровну. На него пахнуло чем-то давним, знакомым и очень приятным. Привычно лежали на стендах узлы пневмомоторов, но… самих сборщиков на рабочих местах не оказалось. Петр Кирыч взглянул на часы, понял – обед. Прошел в главный пролет корпуса и остановился. Здесь было шумно. Сборщики старались перекричать друг друга, грозили кулаками сотоварищам.
– Привет, ребята! – шагнул в гущу людей Петр Кирыч. – Не забыли, надеюсь, своего бывшего директора?
Сборщики на мгновение притихли, затем разом повернули к нему возбужденные лица, загомонили на разные голоса. И что поразило секретаря обкома, люди явно были разделены на два откровенно враждебных лагеря.
– Петр Кирыч, – кинулся к нему знакомый старый партизан. – Почему Ельцин развалил страну, наш Союз?
– А на хрена нам кормить всю жизнь чучмеков!
– Да здравствует свободная Россия!
– А партия? Нам, коммунистам, что делать?
– Ель-цин! Ель-цин! Ель-цин – молодец! Россия для свободных людей!
– Скажите нам что-нибудь, товарищ секретарь обкома. – Бывший партизан вплотную подошел к Петру Кирычу. Секретарю обкома очень не хотелось разжигать страсти, но в глазах старого человека таилась такая боль, что пришлось Петру Кирычу влезать с помощью рабочих на шаткую трибуну:
– Други мои! Что бы ни произошло, прошу хранить спокойствие. Немало мы с вами видели на своем веку всякого, горького и соленого до слез, знаем настоящую цену обещаниям светлого будущего.
– Сам и сулил это будущее! – зло выкрикнул кто-то из толпы. – Ишь, отъел ряшку!
– А что было делать, други мои? – картинно развел руками Петр Кирыч. – Мы тоже люди подневольные. За вами – бригадир да мастер, а за нами – Политбюро, ЦК, КГБ, эта компания пожестче будет.
В толпе угодливо захихикали. Это уже было кое-что. Петр Кирыч, опытнейший оратор, сразу смекнул: надобно разрядить обстановку, рассмешить людей. Вспомнил, как смягчила рабочих и сорвала забастовку Нина Александровна: налила всем по стопарю, и дело пошло.
– Немало мы с вами, други мои, видывали вождей, знаем каждому цену. Я вам один случай расскажу, сам тому был свидетель. Сидел, грешным делом, в высоком президиуме, когда секретарь ЦК Казахстана Кунаев вручал Леониду Ильичу Брежневу расшитую золотом тюбетейку. Брежнев шел мимо меня и бормотал: «Приступаю к священнодействию». Сам, помнится, поглядывал под ноги, чтобы ненароком не шмякнуться, как это уже однажды случилось с ним в Кремлевском Дворце съездов, когда на мраморной лестнице оказалась незакрепленной ковровая дорожка. Наш вождь упал и сломал руку… И наша сегодняшняя с вами жизнь похожа, видать, на ту самую мраморную лестницу. Можно сломать не только руку, но и голову.
Петр Кирыч зорким боковым зрением сразу увидел спешащую к нему Нину Александровну. Директриса раскраснелась и, как показалось Петру Кирычу, стала еще прекрасней и одухотворенней. Следом, как телохранитель, спешил их старый знакомец Русич. Словно легкое облачко набежало на лицо Петра Кирыча, на мгновение заставив его забыть обо всем: о толпе, ждущей его разъяснений, о развале Союза, о тревоге за собственную судьбу. Отогнал греховную мысль: «Отдал бы за вечное обладание этой женщиной и должность губернатора, и весь Союз Советских Социалистических Республик».
– Видите, други мои, – вновь заговорил Петр Кирыч, оборачиваясь к Нине Александровне, – сейчас влетит мне по первое число от вашего директора: отрываю людей от работы. Остается лишь пожелать вам держать высокую марку нашей «Пневматики», остальное… – Он махнул рукой, дескать, гори все синим огнем.
– Прошу вас, Петр Кирыч, зайти ко мне! – Жигульская старалась не смотреть ему в лицо, боялась, что бывший возлюбленный и высокий покровитель разглядит в ее глазах недоумение или даже злость. Ей не нравилось, что секретарь обкома направился прямо к рабочим, ибо прекрасно понимала, какие бури бушуют нынче в душе этого закоренелого партократа.
Петр Кирыч не стал пропускать вперед женщину, собственноручно отворил массивную дверь кабинета, задержал на мгновение ладонь на медной ручке, львиной голове, как бы давая понять нынешней директрисе, что все: заводоуправление, цехи, даже эту дверную ручку – соорудил он, Петр Кирыч Щелочихин. Не спрашивая хозяйку кабинета, отыскал вход в «опочивальню», вошел в помещение, жестом пригласив Нину Александровну следовать за ним.
– Я бы предпочитала, Петр Кирыч, беседовать в деловой обстановке, в кабинете! – Она нахмурилась, не двигаясь с места.
– Идем, идем, не строй из себя королеву. Лучше угости-ка секретаря обкома минеральной водичкой, душа горит, – опустился он на кожаный диванчик.
Нине Александровне ничего не оставалось делать, как войти следом, плотно притворив за собой дверь. Петр Кирыч, как всегда, гипнотизировал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Однако времени на тягостные раздумья у него не было. Нужно действовать. Присев к столу, Петр Кирыч начал прикидывать, с кем из столичных чинов можно было бы потолковать по душам.
Друзей у него в Москве по-прежнему было множество. Но нынче ни кому всецело доверять нельзя: раскалывается страна, раскалываются симпатии людей. Остановился на Сытине, ответственном работнике Совмина. У них было много общих тайн, начиная от мелочей и кончая прочными связями с ведомством дяди.
На счастье, старый друг оказался в рабочем кабинете, даже не проводил совещаний. Они потолковали о житье-бытье, о здоровье, о семьях. Отлично понимали, что не ради праздного любопытства затеял Петр Кирыч этот разговор. Но Сытин явно избегал вести деловые переговоры. Петр Кирыч запоздало догадался, наверное, телефоны ответработников уже поставлены на прикол, иными словами, прослушиваются, но все же решил прощупать почву, спросил:
– Сергей Сергеевич, как там, в Москве?
– Москва велика, – насторожился Сытин, – ты чем, собственно говоря, интересуешься? Ценами? Стоимостью билетов в Большой театр?
– Сергей, ты меня удивляешь, – осторожно продолжал Петр Кирыч. – Разве над Испанией безоблачное небо?
– Но пасаран! – догадался Сытин. – На площадях и улицах нынче много народу. Сегодня что ни день, то новость.
– А Горбачев? – не выдержал Петр Кирыч, злясь на старого друга. – Какова его реакция на события в стране?
– Кирыч, ты знаешь, в столице, в коммерческих киосках, появился превосходный шоколад, прислать тебе с оказией пару пачек? – Сытин явно давал понять, что предположения Петра Кирыча относительно подслушивающих устройств оправдываются. – Ну, привет семье!
– Я перезвоню завтра.
– Мудрая мысль!…
Звонить в Москву Петру Кирычу не пришлось, ибо уже радио подтвердило: «В Белоруссии подписано соглашение между четырьмя бывшими республиками Союза о выходе из состава СССР». Еще раз просмотрев по телевидению «Новости дня», Петр Кирыч настроился на деловой тон. Жизнь продолжалась, нужно было «не терять лица». Рабочий день быстро вошел в привычную колею. На заседании бюро заслушали двух руководителей крупнейших сахарных заводов о подготовке переработки свеклы нового урожая, затем докладывал начальник УВД генерал Ачкасов о положении в области. Обычные криминальные случаи: убийства, изнасилования, драки на почве пьянства. Политических эксцессов не наблюдалось.
После заседания бюро, на которое почему-то не явилась Нина Александровна Жигульская, Петр Кирыч вел переговоры с министерствами, «выбивая» то трубы для мелиорации, то шифер для дачного поселка демобилизованных офицеров. Потом косяком пошли персональные дела, вызовы «на ковер» провинившихся. Петр Кирыч сегодня не был «кровожаден», лишь одного заставил выложить на стол партбилет за строительство дачи в три этажа. Внешне деятельность обкома партии не изменилась, правда, сотрудники были слегка рассеянны, не проявляли обычной инициативы, решения относили «на потом». Петр Кирыч отлично понимал инструкторов и заведующих отделами: великая, могучая страна никак не могла поверить первым сообщениям радио и телевидения, напряженно с непонятным упорством и надеждой ждала иных событий, ждала опровержений. Такого просто не могло быть, что СССР больше не существует на одной шестой части суши.
Перед обедом в кабинет Петра Кирыча неслышно вошел его самый любимый помощник из бывших кагэбешников, тихо, но настойчиво посоветовал перекусить в буфете, домой не ездить.
– Странный совет! – вскинулся Петр Кирыч. – Что-то произошло?
– Народ возбужден. На прилегающих к обкому улицах пробки. Да и на площади Ленина тоже, посмотрите сами! – кивнул на окна.
– Чего же раньше молчали? – Не дожидаясь ответа, Петр Кирыч встал, шагнул к окнам. И ему стало не по себе. Площадь была запружена народом. Над толпой реяли в прохладном воздухе алые стяги, будто бы сегодня праздник. Однако как мог он случиться без организующей и направляющей силы? От этой мысли Петру Кирычу стало неуютно и страшновато Люди смотрели в сторону обкома, в его сторону, что-то выкрикивали, размахивали красными стягами. А возле памятника Ленину, взгромоздясь на импровизированную трибуну из ящиков, ораторствовал незнакомый ему бородач.
Петр Кирыч возвратился к столу, сел в знаменитое на всю область огромное кожаное кресло, запустил короткие пальцы в волосы. Второй раз за прошедшие сутки почувствовал в душе страшную пустоту и растерянность. Оказывается, не все столь прочно, как казалось. Сколько раз партия всенародно утверждала: «Советский человек может спокойно смотреть в будущее». Вот и будущее мгновенно заволокло черными тучами. Не стало Страны Советов. Кто может гарантировать, что не будет развалена и Коммунистическая партия? Подумал о том, что обязательно нужно завтра же вновь собрать бюро, срочно ввести в состав начальника КГБ и командира местной воинской части. А почему, собственно, завтра? Счет, возможно, идет на секунды. Сегодня, конечно, вновь соберем бюро именно сегодня.
Вызвал помощника:
– Сколько времени нужно, чтобы собрать чрезвычайное заседание бюро обкома, расширенное бюро?
– Три часа, не меньше.
– Итак, – Петр Кирыч глянул на часы. – Сейчас 13.10. Давай, собирай всех на 16.00. Пригласи Баландина из КГБ и генерала Чагу. А я… – Мысль явилась вдруг. Сверкнула молнией. – А я еду в народ.
– На «Пневматику» или на металлургический комбинат?
– Думаю, на родной «Пневматике» меня лучше поймут. – Гнал от себя мысль, что была еще одна немаловажная причина поездки на «Пневматику»: страстно, до боли в сердце хотелось увидеть Нину Александровну, узнать, почему ослушалась совета, и, наконец, просто для вдохновения и спокойствия. Любопытно было бы узнать, каково ее мнение о решении четверки «самозванцев». Нина в последнее время, кажется, стала отходить от политики партии. Зато его отлично помнят на «Пневматике», пойдут за ним. Неужели советские люди, потерявшие право впредь так именоваться, смирятся, не подадут голоса протеста? Как бы то ни было, время суматошное, нужно быть готовым к любым неожиданностям.
Петр Кирыч нарочно не разрешил помощнику звонить на «Пневматику», подумав о том, что если нынешние вожди в Москве свободно ходят по улицам, общаются с народом, то ему так поступать сам Бог велел. Старый усач-вахтер, узнав бывшего директора завода, взял под козырек. Петр Кирыч демонстративно, на виду у рабочих, которых во дворе было очень много, протянул старому вохровцу руку, сразу же прошел в ближайший сборочный цех, не предупредив Нину Александровну. На него пахнуло чем-то давним, знакомым и очень приятным. Привычно лежали на стендах узлы пневмомоторов, но… самих сборщиков на рабочих местах не оказалось. Петр Кирыч взглянул на часы, понял – обед. Прошел в главный пролет корпуса и остановился. Здесь было шумно. Сборщики старались перекричать друг друга, грозили кулаками сотоварищам.
– Привет, ребята! – шагнул в гущу людей Петр Кирыч. – Не забыли, надеюсь, своего бывшего директора?
Сборщики на мгновение притихли, затем разом повернули к нему возбужденные лица, загомонили на разные голоса. И что поразило секретаря обкома, люди явно были разделены на два откровенно враждебных лагеря.
– Петр Кирыч, – кинулся к нему знакомый старый партизан. – Почему Ельцин развалил страну, наш Союз?
– А на хрена нам кормить всю жизнь чучмеков!
– Да здравствует свободная Россия!
– А партия? Нам, коммунистам, что делать?
– Ель-цин! Ель-цин! Ель-цин – молодец! Россия для свободных людей!
– Скажите нам что-нибудь, товарищ секретарь обкома. – Бывший партизан вплотную подошел к Петру Кирычу. Секретарю обкома очень не хотелось разжигать страсти, но в глазах старого человека таилась такая боль, что пришлось Петру Кирычу влезать с помощью рабочих на шаткую трибуну:
– Други мои! Что бы ни произошло, прошу хранить спокойствие. Немало мы с вами видели на своем веку всякого, горького и соленого до слез, знаем настоящую цену обещаниям светлого будущего.
– Сам и сулил это будущее! – зло выкрикнул кто-то из толпы. – Ишь, отъел ряшку!
– А что было делать, други мои? – картинно развел руками Петр Кирыч. – Мы тоже люди подневольные. За вами – бригадир да мастер, а за нами – Политбюро, ЦК, КГБ, эта компания пожестче будет.
В толпе угодливо захихикали. Это уже было кое-что. Петр Кирыч, опытнейший оратор, сразу смекнул: надобно разрядить обстановку, рассмешить людей. Вспомнил, как смягчила рабочих и сорвала забастовку Нина Александровна: налила всем по стопарю, и дело пошло.
– Немало мы с вами, други мои, видывали вождей, знаем каждому цену. Я вам один случай расскажу, сам тому был свидетель. Сидел, грешным делом, в высоком президиуме, когда секретарь ЦК Казахстана Кунаев вручал Леониду Ильичу Брежневу расшитую золотом тюбетейку. Брежнев шел мимо меня и бормотал: «Приступаю к священнодействию». Сам, помнится, поглядывал под ноги, чтобы ненароком не шмякнуться, как это уже однажды случилось с ним в Кремлевском Дворце съездов, когда на мраморной лестнице оказалась незакрепленной ковровая дорожка. Наш вождь упал и сломал руку… И наша сегодняшняя с вами жизнь похожа, видать, на ту самую мраморную лестницу. Можно сломать не только руку, но и голову.
Петр Кирыч зорким боковым зрением сразу увидел спешащую к нему Нину Александровну. Директриса раскраснелась и, как показалось Петру Кирычу, стала еще прекрасней и одухотворенней. Следом, как телохранитель, спешил их старый знакомец Русич. Словно легкое облачко набежало на лицо Петра Кирыча, на мгновение заставив его забыть обо всем: о толпе, ждущей его разъяснений, о развале Союза, о тревоге за собственную судьбу. Отогнал греховную мысль: «Отдал бы за вечное обладание этой женщиной и должность губернатора, и весь Союз Советских Социалистических Республик».
– Видите, други мои, – вновь заговорил Петр Кирыч, оборачиваясь к Нине Александровне, – сейчас влетит мне по первое число от вашего директора: отрываю людей от работы. Остается лишь пожелать вам держать высокую марку нашей «Пневматики», остальное… – Он махнул рукой, дескать, гори все синим огнем.
– Прошу вас, Петр Кирыч, зайти ко мне! – Жигульская старалась не смотреть ему в лицо, боялась, что бывший возлюбленный и высокий покровитель разглядит в ее глазах недоумение или даже злость. Ей не нравилось, что секретарь обкома направился прямо к рабочим, ибо прекрасно понимала, какие бури бушуют нынче в душе этого закоренелого партократа.
Петр Кирыч не стал пропускать вперед женщину, собственноручно отворил массивную дверь кабинета, задержал на мгновение ладонь на медной ручке, львиной голове, как бы давая понять нынешней директрисе, что все: заводоуправление, цехи, даже эту дверную ручку – соорудил он, Петр Кирыч Щелочихин. Не спрашивая хозяйку кабинета, отыскал вход в «опочивальню», вошел в помещение, жестом пригласив Нину Александровну следовать за ним.
– Я бы предпочитала, Петр Кирыч, беседовать в деловой обстановке, в кабинете! – Она нахмурилась, не двигаясь с места.
– Идем, идем, не строй из себя королеву. Лучше угости-ка секретаря обкома минеральной водичкой, душа горит, – опустился он на кожаный диванчик.
Нине Александровне ничего не оставалось делать, как войти следом, плотно притворив за собой дверь. Петр Кирыч, как всегда, гипнотизировал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74