Решила окончательно, с кем ей быть в минуты испытаний, увидев на телеэкране этих новоявленных путчистов. Жалко было смотреть на их растерянные лица, на трясущиеся руки, бегающие глаза. Зачем было этим старикам, обладающим и без путча высшей властью в стране, поднимать армию против своего народа? Доживали бы век в благости, почете. Нет, захотелось остренького и горького до слез.
– Если мы сегодня не поможем законной власти, – голос Булатова вернул Нину Александровну к суровой действительности, – то завтра в Россию вернется тридцать седьмой год: расстрелы без суда и следствия, лагеря. Вполне логично думать, в Москве разберутся сами. Но чего тогда стоит вся наша свобода, о которой любят болтать интеллектуалы за рюмкой коньяка? Нужно спешно идти Москве на выручку. Я лично сегодня ночью выезжаю, а вы… решайте.
– Товарищ Булатов, вы вольны в своих поступках и действиях, – вновь вкрадчиво заметил осторожный замполит, платком промокнув лысину, – но нас вы ставите между двух огней. Судите сами, двести курсантов – большая сила на параде, а в бою – горстка безумцев. Мы отвечаем перед их женами и детьми. И потом… будем формалистами. Каково основание для подъема школы? Шифровка правительства? А если по прибытии в Москву мы узнаем, что Егор Гайдар уже низложен, что тогда? Всей колонной угодим в лагеря? – Замполит вдохновился, заговорил настойчивей, обретая свое привычное красноречие, главное оружие политруков. – Ехать глупо. У нас с вами нет даже приказа начальника областного УВД.
– А давайте перезвоним генералу Ачкасову? – предложил второй заместитель. – Любопытна его позиция.
– Он член бюро обкома партии.
– Я тоже член бюро обкома и знаю Ачкасова лучше вас. Звонить ему бесполезно, это дать им в руки лишний козырь.
– Зачем же нам сворачивать на чужую колею? – вступил в разговор Русич, хмуро глядевший на офицеров милиции. С некоторых пор он не мог смотреть на эту шатию-братию без ненависти: нагляделся на продажных, пьяных, зверских ментов в тюрьмах и лагерях. Где они вершили свой суд, далекий от всяких так называемых народных судов. – Высшая школа милиции, как я понимаю, областному УВД не подчиняется, а что касается оснований для выезда – приказ правительства России, избранного народом. Он будет подкреплен приказом штаба по защите Конституции. – Русич махнул рукой. – Что я говорю? У нас в России все поставлено с ног на голову. Какая Конституция? Какое право? Есть одно право: жить по совести, жить по-людски.
В дверь кабинета решительно постучали. Полковник переглянулся с заместителями, сказал громко:
– Войдите!
Обе створки дверей одновременно распахнулись. На пороге возникли возбужденные, разгоряченные офицеры и сержанты. Возглавлял их плечистый старшина с длинным шрамом через всю щеку. На гимнастерке его ярким пятном выделялся орден Красного Знамени.
– Разрешите, товарищ полковник!
– Уже вошел, и вы, товарищи! Сюда, ближе, рассаживайтесь на стулья. Есть проблемы? – Полковник сделал вид, будто не догадывается, что привело в его кабинет слушателей.
Офицеры и сержанты без суеты и спешки заняли свободные стулья вдоль стен кабинета, с откровенным любопытством рассматривали гражданских. Когда все угомонились, поднялся тот самый старшина с орденом.
– Вы, очевидно, посланцы штаба по защите Конституции? – кивнул в сторону Нины Александровны.
– Откуда знаете?
– Дурная весть под камнем лежит, а добрая на крыльях летит! – белозубо улыбнулся старшина. – Какие будут приказы? – старшина оглянулся на товарищей, ища поддержки. Офицеры закивали: мол, давай, режь правду-матку.
– Вместе будем решать, – произнес полковник. – Как скажете, так и будет.
– Мы между собой все обговорили, – казалось, у старшины был загодя готов ответ на любой вопрос, – у кого кишка тонка, тот будет зубрить правила уличного движения, а остальные… Надобно идти на выручку, быстрее идти.
– Ваша фамилия, кажется, Братченков? – сощурился замполит, его снова бросило в пот. Только было малость успокоился, почти уговорил начальника школы, и вот те на.
– Старшина Виктор Братченков!
– Вы коммунист?
– Член.
– Не дурачьтесь, старшина! – замполит едва сдержался, чтобы не накричать на Братченкова, лишь стиснул кулаки. – Вы член КПСС, не забывайте об этом! – Он явно намекал на персональную ответственность коммуниста. Нынче выговором не отделаешься – либо грудь в крестах, либо голова в кустах.
– Нынче, товарищ подполковник, коммунист не тот, у кого старше красная книжица, а тот, кто сердцем за Россию болеет, кто в обиду ее не даст, а вы…
– Старшина! Вы слишком много себе позволяете! – оглянулся на полковника, ища поддержки, замполит. За долгие годы службы в политорганах его еще ни разу так не унижали в присутствии подчиненных.
– Нормально! Каков замах, таков и удар! – Старшина чувствовал, начальник школы и эти… гражданские явно на его стороне, иначе на кой ляд им было сюда приезжать. – Вы только на язык сильны.
– Погоди, Братченков! – отстранил старшину плечом худощавый капитан. – Товарищ полковник, мы к вам обращаемся как к уважаемому, порядочному человеку. Ведите нас на Москву. По прямой связи ребята слышали, орловская и рязанская школы милиции уже в пути.
Полковник встрепенулся. Оказывается, курсанты знают больше, чем он, они давно все для себя решили. Кровь бросилась в лицо. «Теперь можно будет сослаться на то, что курсанты выдвинули такие требования». Устыдился собственных мыслей. Наверное, им, молодым, тоже есть что терять. Он встал, оправил гимнастерку, посмотрел мимо плеча замполита на своего второго заместителя.
– Ваше мнение, Павел Петрович?
– Я согласен с курсантами.
– Благодарю вас. И прошу… – полковник чуточку замешкался, так трудно было произнести последнее слово, от которого зависело очень многое. – Прикажите дать сигнал боевой тревоги. Открыть склад, выдать курсантам полный боекомплект, саперные лопатки, противогазы, запас продовольствия. Через три часа выступаем.
– Да, но… – замполит растерянно заморгал.
– Разве не поставим в известность обком партии, УВД?
– Все свободны! – Полковник отвернулся от офицеров. Делегаты восторженно смотрели на него.
Офицеры, оживленно обсуждая долгожданную новость, вышли из кабинета. Остался только замполит. Все произошло настолько стремительно, что он не смог опомниться, не сумел найти убедительных слов, чтобы предупредить губительный шаг. И теперь, когда его разом отрезали от коллектива, растерялся окончательно. Что случилось? Как мог поступить подобным безответственным образом его старый товарищ? Сколько вечеров проводили вместе, обсуждая речи депутатов, действия Президента. Говорили откровенно, абсолютно доверяя друг другу.
– У нас на ходу всего два автобуса! – прервал он паузу, чувствуя всю неуместность этих слов, всю фальшь. – А желающих наберется и на все пять.
– Я сейчас переговорю со своим замом по транспорту, – вмешалась Нина Александровна.
– Возьмем наш, заводской автобус, он вышел из капитального ремонта. Путевые листы нам вряд ли понадобятся, – не сдержала откровенной усмешки. – Кто остановит милицейскую колонну? – Жигульская села к телефонному аппарату. Полковник, словно забыв о гражданских делегатах, отпер сейф, достал табельное оружие, внимательно осмотрел «Макарова», сунул в кобуру, принялся просматривать документы, нужные складывал в планшетку. Им овладело давно позабытое чувство человека, который в открытую идет на вооруженного бандита: нервы напряжены, глаз зорок, комочек страха глубоко в душе, в мозгу одна лихорадочная мысль: «Успеть! Успеть!» Ему предстояло еще позвонить жене, выставить охрану, откровенно побеседовать с курсантами: не на уборку картошки едем. Было неловко за старого товарища. Замполит почему-то все не уходил из кабинета.
– Порядок! – весело объявила Нина Александровна. – Сейчас Вася поедет на заправку и через пару часов будет в полном порядке. – Ее била легкая дрожь: назад ходу уже не было, а впереди…
– Спасибо, Нина! – Булатов с чувством пожал узкую кисть женщины. – Я как руководитель штаба по защите Конституции считаю, что вам нужно остаться в городе. Будете координировать наши действия. Полевые рации, надеюсь, есть у милицейских товарищей. И завод на ваших плечах. Что там подумают? Вы не вправе распоряжаться собой.
– Верное решение! – поднял голову полковник. – А за душевность и понимание момента спасибо!
– Мы оставляем на твое попечение, товарищ директор, демократический Старососненск! – с пафосом воскликнул Русич, упорно молчавший до сего момента. Не мог больше сдерживать восторженное чувство. Как он любил в эти мгновения эту необыкновенную женщину, как гордился ею. И вдруг ему стало невыносимо горько и страшно от сознания, что, возможно, больше не увидится с ней. Господи! Сколько сплетен, сколько извращенной лжи сплелось вокруг ее имени! Сам слышал, как высокопоставленные обыватели, оглядываясь по сторонам, обсуждали ее женские достоинства, заверяя друг друга в том, что Жигульская рецидивистка, которую буквально вытащил из тюремной камеры всесильный Петр Кирыч, поразившись ее красотой. Да, наверное, нет дыма без огня. Он-то точно знал, что Нина Александровна служила у Петра Кирыча на «Пневматике» секретарем-машинисткой, что в простонародье называлось проще: «служила в полюбовницах». Да, без сомнения, Петр Кирыч помог ей встать на ноги, полагал, что отныне женщина должна быть ему благодарна по гроб жизни. Разве мог бы предположить нынешний секретарь обкома партии, что его воспитанница, к тому же – член бюро обкома способна выкинуть подобный фортель? Пробил тяжелый для России час, и Жигульская, не колеблясь, не задумываясь о возможных последствиях, перечеркнув прошлое, встала на сторону тех, кого, наверное, втайне любила и ценила.
– Я останусь с вами, друзья! – упрямо наклонила голову Нина Александровна. – Упустить такой шанс – преступление.
– Нина! – Русич, наверное, лучше других понимал, что приказом женщину не остановить, вплотную подошел к Нине Александровне. – Я тебя очень прошу, останься. Мы все так любим тебя, наш золотой директор.
– Все?
– А я, признаюсь, больше жизни.
– Спасибо! – Нина Александровна, не стесняясь полковника, обняла и поцеловала Русича в губы.
…Булатов, заслышав крики, машинально взглянул на часы. Было ровно пять часов утра Их милицейская колонна стояла на развилке дорог. Указатели поясняли: «Симферопольское шоссе», «Окружная дорога».
– В чем дело? – Полковник Цыбас с трудом разомкнул веки. Задремал, чуть начало светать, до этого сидел рядом с водителем, до боли в глазах всматривался в густую темноту, то и дело прорезаемую фарами встречных машин.
– Не пускают! – доложил старшина Братченков, вынырнув из гущи людей, которые громко выясняли что-то. – Заслон тут, видно, московская милиция.
Полковник подошел к старшему наряда, капитану в шлеме и с автоматом в руках.
– В чем дело, капитан? Мы двигаемся в Москву согласно полученному приказу.
– Предъявите приказ!
– Обойдешься! – вновь появился старшина Братченков. – Мелко плаваешь. Освободи дорогу!
– Вы анархисты? – скривился капитан. – Старшина командует полковником? Нет разрешения? Разворачивайтесь! У меня приказ министра: в столицу въезд только по спецпропускам.
– Министр нарушил Конституцию! – твердым голосом проговорил полковник Цыбас. – Мы действуем по приказу законного правительства России! – Полковник не верил, что этот слабый заслон будет действовать решительно, прикидывал, каким образом в случае необходимости придется прорываться к столице. – Вот шифровка! Мы с вами, капитан, люди подневольные. Я так же, как и вы, не могу нарушить приказ. Давайте мирно искать выход из тупиковой ситуации.
– А откуда вы такие смелые?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Если мы сегодня не поможем законной власти, – голос Булатова вернул Нину Александровну к суровой действительности, – то завтра в Россию вернется тридцать седьмой год: расстрелы без суда и следствия, лагеря. Вполне логично думать, в Москве разберутся сами. Но чего тогда стоит вся наша свобода, о которой любят болтать интеллектуалы за рюмкой коньяка? Нужно спешно идти Москве на выручку. Я лично сегодня ночью выезжаю, а вы… решайте.
– Товарищ Булатов, вы вольны в своих поступках и действиях, – вновь вкрадчиво заметил осторожный замполит, платком промокнув лысину, – но нас вы ставите между двух огней. Судите сами, двести курсантов – большая сила на параде, а в бою – горстка безумцев. Мы отвечаем перед их женами и детьми. И потом… будем формалистами. Каково основание для подъема школы? Шифровка правительства? А если по прибытии в Москву мы узнаем, что Егор Гайдар уже низложен, что тогда? Всей колонной угодим в лагеря? – Замполит вдохновился, заговорил настойчивей, обретая свое привычное красноречие, главное оружие политруков. – Ехать глупо. У нас с вами нет даже приказа начальника областного УВД.
– А давайте перезвоним генералу Ачкасову? – предложил второй заместитель. – Любопытна его позиция.
– Он член бюро обкома партии.
– Я тоже член бюро обкома и знаю Ачкасова лучше вас. Звонить ему бесполезно, это дать им в руки лишний козырь.
– Зачем же нам сворачивать на чужую колею? – вступил в разговор Русич, хмуро глядевший на офицеров милиции. С некоторых пор он не мог смотреть на эту шатию-братию без ненависти: нагляделся на продажных, пьяных, зверских ментов в тюрьмах и лагерях. Где они вершили свой суд, далекий от всяких так называемых народных судов. – Высшая школа милиции, как я понимаю, областному УВД не подчиняется, а что касается оснований для выезда – приказ правительства России, избранного народом. Он будет подкреплен приказом штаба по защите Конституции. – Русич махнул рукой. – Что я говорю? У нас в России все поставлено с ног на голову. Какая Конституция? Какое право? Есть одно право: жить по совести, жить по-людски.
В дверь кабинета решительно постучали. Полковник переглянулся с заместителями, сказал громко:
– Войдите!
Обе створки дверей одновременно распахнулись. На пороге возникли возбужденные, разгоряченные офицеры и сержанты. Возглавлял их плечистый старшина с длинным шрамом через всю щеку. На гимнастерке его ярким пятном выделялся орден Красного Знамени.
– Разрешите, товарищ полковник!
– Уже вошел, и вы, товарищи! Сюда, ближе, рассаживайтесь на стулья. Есть проблемы? – Полковник сделал вид, будто не догадывается, что привело в его кабинет слушателей.
Офицеры и сержанты без суеты и спешки заняли свободные стулья вдоль стен кабинета, с откровенным любопытством рассматривали гражданских. Когда все угомонились, поднялся тот самый старшина с орденом.
– Вы, очевидно, посланцы штаба по защите Конституции? – кивнул в сторону Нины Александровны.
– Откуда знаете?
– Дурная весть под камнем лежит, а добрая на крыльях летит! – белозубо улыбнулся старшина. – Какие будут приказы? – старшина оглянулся на товарищей, ища поддержки. Офицеры закивали: мол, давай, режь правду-матку.
– Вместе будем решать, – произнес полковник. – Как скажете, так и будет.
– Мы между собой все обговорили, – казалось, у старшины был загодя готов ответ на любой вопрос, – у кого кишка тонка, тот будет зубрить правила уличного движения, а остальные… Надобно идти на выручку, быстрее идти.
– Ваша фамилия, кажется, Братченков? – сощурился замполит, его снова бросило в пот. Только было малость успокоился, почти уговорил начальника школы, и вот те на.
– Старшина Виктор Братченков!
– Вы коммунист?
– Член.
– Не дурачьтесь, старшина! – замполит едва сдержался, чтобы не накричать на Братченкова, лишь стиснул кулаки. – Вы член КПСС, не забывайте об этом! – Он явно намекал на персональную ответственность коммуниста. Нынче выговором не отделаешься – либо грудь в крестах, либо голова в кустах.
– Нынче, товарищ подполковник, коммунист не тот, у кого старше красная книжица, а тот, кто сердцем за Россию болеет, кто в обиду ее не даст, а вы…
– Старшина! Вы слишком много себе позволяете! – оглянулся на полковника, ища поддержки, замполит. За долгие годы службы в политорганах его еще ни разу так не унижали в присутствии подчиненных.
– Нормально! Каков замах, таков и удар! – Старшина чувствовал, начальник школы и эти… гражданские явно на его стороне, иначе на кой ляд им было сюда приезжать. – Вы только на язык сильны.
– Погоди, Братченков! – отстранил старшину плечом худощавый капитан. – Товарищ полковник, мы к вам обращаемся как к уважаемому, порядочному человеку. Ведите нас на Москву. По прямой связи ребята слышали, орловская и рязанская школы милиции уже в пути.
Полковник встрепенулся. Оказывается, курсанты знают больше, чем он, они давно все для себя решили. Кровь бросилась в лицо. «Теперь можно будет сослаться на то, что курсанты выдвинули такие требования». Устыдился собственных мыслей. Наверное, им, молодым, тоже есть что терять. Он встал, оправил гимнастерку, посмотрел мимо плеча замполита на своего второго заместителя.
– Ваше мнение, Павел Петрович?
– Я согласен с курсантами.
– Благодарю вас. И прошу… – полковник чуточку замешкался, так трудно было произнести последнее слово, от которого зависело очень многое. – Прикажите дать сигнал боевой тревоги. Открыть склад, выдать курсантам полный боекомплект, саперные лопатки, противогазы, запас продовольствия. Через три часа выступаем.
– Да, но… – замполит растерянно заморгал.
– Разве не поставим в известность обком партии, УВД?
– Все свободны! – Полковник отвернулся от офицеров. Делегаты восторженно смотрели на него.
Офицеры, оживленно обсуждая долгожданную новость, вышли из кабинета. Остался только замполит. Все произошло настолько стремительно, что он не смог опомниться, не сумел найти убедительных слов, чтобы предупредить губительный шаг. И теперь, когда его разом отрезали от коллектива, растерялся окончательно. Что случилось? Как мог поступить подобным безответственным образом его старый товарищ? Сколько вечеров проводили вместе, обсуждая речи депутатов, действия Президента. Говорили откровенно, абсолютно доверяя друг другу.
– У нас на ходу всего два автобуса! – прервал он паузу, чувствуя всю неуместность этих слов, всю фальшь. – А желающих наберется и на все пять.
– Я сейчас переговорю со своим замом по транспорту, – вмешалась Нина Александровна.
– Возьмем наш, заводской автобус, он вышел из капитального ремонта. Путевые листы нам вряд ли понадобятся, – не сдержала откровенной усмешки. – Кто остановит милицейскую колонну? – Жигульская села к телефонному аппарату. Полковник, словно забыв о гражданских делегатах, отпер сейф, достал табельное оружие, внимательно осмотрел «Макарова», сунул в кобуру, принялся просматривать документы, нужные складывал в планшетку. Им овладело давно позабытое чувство человека, который в открытую идет на вооруженного бандита: нервы напряжены, глаз зорок, комочек страха глубоко в душе, в мозгу одна лихорадочная мысль: «Успеть! Успеть!» Ему предстояло еще позвонить жене, выставить охрану, откровенно побеседовать с курсантами: не на уборку картошки едем. Было неловко за старого товарища. Замполит почему-то все не уходил из кабинета.
– Порядок! – весело объявила Нина Александровна. – Сейчас Вася поедет на заправку и через пару часов будет в полном порядке. – Ее била легкая дрожь: назад ходу уже не было, а впереди…
– Спасибо, Нина! – Булатов с чувством пожал узкую кисть женщины. – Я как руководитель штаба по защите Конституции считаю, что вам нужно остаться в городе. Будете координировать наши действия. Полевые рации, надеюсь, есть у милицейских товарищей. И завод на ваших плечах. Что там подумают? Вы не вправе распоряжаться собой.
– Верное решение! – поднял голову полковник. – А за душевность и понимание момента спасибо!
– Мы оставляем на твое попечение, товарищ директор, демократический Старососненск! – с пафосом воскликнул Русич, упорно молчавший до сего момента. Не мог больше сдерживать восторженное чувство. Как он любил в эти мгновения эту необыкновенную женщину, как гордился ею. И вдруг ему стало невыносимо горько и страшно от сознания, что, возможно, больше не увидится с ней. Господи! Сколько сплетен, сколько извращенной лжи сплелось вокруг ее имени! Сам слышал, как высокопоставленные обыватели, оглядываясь по сторонам, обсуждали ее женские достоинства, заверяя друг друга в том, что Жигульская рецидивистка, которую буквально вытащил из тюремной камеры всесильный Петр Кирыч, поразившись ее красотой. Да, наверное, нет дыма без огня. Он-то точно знал, что Нина Александровна служила у Петра Кирыча на «Пневматике» секретарем-машинисткой, что в простонародье называлось проще: «служила в полюбовницах». Да, без сомнения, Петр Кирыч помог ей встать на ноги, полагал, что отныне женщина должна быть ему благодарна по гроб жизни. Разве мог бы предположить нынешний секретарь обкома партии, что его воспитанница, к тому же – член бюро обкома способна выкинуть подобный фортель? Пробил тяжелый для России час, и Жигульская, не колеблясь, не задумываясь о возможных последствиях, перечеркнув прошлое, встала на сторону тех, кого, наверное, втайне любила и ценила.
– Я останусь с вами, друзья! – упрямо наклонила голову Нина Александровна. – Упустить такой шанс – преступление.
– Нина! – Русич, наверное, лучше других понимал, что приказом женщину не остановить, вплотную подошел к Нине Александровне. – Я тебя очень прошу, останься. Мы все так любим тебя, наш золотой директор.
– Все?
– А я, признаюсь, больше жизни.
– Спасибо! – Нина Александровна, не стесняясь полковника, обняла и поцеловала Русича в губы.
…Булатов, заслышав крики, машинально взглянул на часы. Было ровно пять часов утра Их милицейская колонна стояла на развилке дорог. Указатели поясняли: «Симферопольское шоссе», «Окружная дорога».
– В чем дело? – Полковник Цыбас с трудом разомкнул веки. Задремал, чуть начало светать, до этого сидел рядом с водителем, до боли в глазах всматривался в густую темноту, то и дело прорезаемую фарами встречных машин.
– Не пускают! – доложил старшина Братченков, вынырнув из гущи людей, которые громко выясняли что-то. – Заслон тут, видно, московская милиция.
Полковник подошел к старшему наряда, капитану в шлеме и с автоматом в руках.
– В чем дело, капитан? Мы двигаемся в Москву согласно полученному приказу.
– Предъявите приказ!
– Обойдешься! – вновь появился старшина Братченков. – Мелко плаваешь. Освободи дорогу!
– Вы анархисты? – скривился капитан. – Старшина командует полковником? Нет разрешения? Разворачивайтесь! У меня приказ министра: в столицу въезд только по спецпропускам.
– Министр нарушил Конституцию! – твердым голосом проговорил полковник Цыбас. – Мы действуем по приказу законного правительства России! – Полковник не верил, что этот слабый заслон будет действовать решительно, прикидывал, каким образом в случае необходимости придется прорываться к столице. – Вот шифровка! Мы с вами, капитан, люди подневольные. Я так же, как и вы, не могу нарушить приказ. Давайте мирно искать выход из тупиковой ситуации.
– А откуда вы такие смелые?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74