* * *
— Надеюсь, вы понимаете, что наш разговор не подлежит разглашению, — слова следователя звучали не вопросом, а утверждением. Сидящий перед ним мужчина был невысок ростом, явно страдал от лишней полноты, обращали на себя внимание его мягкие розовые руки. Усы а lа Бисмарк были скорее всего попыткой выглядеть мужественным. На самом деле эта попытка была неудачной, и мужчина не производил серьёзного впечатления, пока следователь не присмотрелся к его лицу. Тёмные глаза доктора были на удивление проницательными и не упускали ничего.
— Врачам не привыкать к сохранению тайны, — ответил Берни Катц, возвращая следователю его служебное удостоверение. — Давайте не будем терять времени. Через двадцать минут у меня обход.
По мнению следователя, порученное ему задание представляло определённый интерес, хотя он не был уверен в том, что одобряет его. Супружеская неверность не является преступлением, хотя обычно мешает получению допуска к совершенно секретным работам. В конце концов, если мужчина может нарушить клятву, данную им в церкви, почему не нарушить обещание, написанное на листе бумаги?
Берни Катц откинулся назад, проявляя предельное терпение, которого у него было не так уж много. Он был хирургом, привык совершать поступки и принимать решения, а не ждать, когда их примут другие. Он покачивался в кресле, одной рукой подкручивая усы.
— Вы хорошо знаете доктора Кэролайн Райан?
— Я работаю с ней вот уже одиннадцать лет.
— Каково ваше мнение о ней?
— Она блестящий хирург — с технической точки зрения, исключительно рассудительная, на её мнение всегда можно положиться, обладает высочайшим мастерством. К тому же Кэти один из лучших преподавателей в нашей больнице. Кроме того, мы с ней хорошие друзья. А в чём дело? — Глаза Катца впились в лицо посетителя.
— Извините, но это я задаю вопросы.
— Да, это сразу видно. Продолжайте, — холодно заметил Катц, внимательно наблюдая за выражением лица собеседника, его движениями, манерой поведения. То, что он уже увидел, ему не понравилось.
— Скажите, последнее время вы не слышали от неё каких-нибудь замечаний… Я имею в виду домашние неприятности и тому подобное?
— Надеюсь, вы понимаете, что я — врач и все, с чем ко мне обращаются, не подлежит оглашению.
— Кэти Райан является вашим пациентом? — спросил следователь.
— В прошлом мне приходилось осматривать её. Мы всегда поступаем так со своими коллегами.
— Но вы не психиатр?
Катц едва удержался, чтобы не огрызнуться в ответ. Подобно большинству хирургов, у него был вспыльчивый характер.
— Ответ на этот вопрос вам хорошо известен.
Следователь поднял голову от своих записей и спокойно произнёс:
— В данном случае правило неразглашения врачебной тайны не может применяться. А теперь прошу вас ответить на мой вопрос.
— Нет.
— Что «нет»?
— Нет, насколько я знаю, таких замечаний она не делала.
— Ничего не говорила о своём муже, его поведении, переменах в нём?
— Нет. Я хорошо знаю Джека. Он мне нравится. Думаю, он хороший муж. У них двое детей, и я надеюсь, вы знаете, что произошло с ними несколько лет назад, не хуже меня, не правда ли?
— Знаю, но люди меняются.
— Только не такие люди. — Заявление Катца прозвучало с категоричностью смертного приговора.
— Похоже, вы очень уверены в этом.
— Я — врач. В моей профессии необходимо иметь твёрдое мнение. То, что вы утверждаете, — чепуха.
— Я ничего не утверждаю, — возразил следователь, зная, что лжёт, и понимая, что Катцу это тоже известно. Да, подумал следователь, он дал этому доктору правильную оценку с первого взгляда. Катц был пылким, несдержанным человеком и вряд ли станет хранить секрет, если считает, что секрет этого не заслуживает. И, наверно, блестящий врач.
— Я хочу снова вернуться к своему первому вопросу. По сравнению, скажем, с годом назад Кэролайн Райан не ведёт себя как-то по-другому?
— Она теперь на один год старше. У них дети, дети растут и могут быть источником неприятностей. У меня есть свои, я знаю. Ну хорошо, она прибавила фунт или два — это неплохо, Кэти старается быть слишком тонкой — и она больше, чем раньше, устаёт. Ей приходится долго ехать на работу — их дом далеко от больницы, — да и работа здесь трудная, особенно для матери с детьми.
— И это все?
— Я — хирург-офтальмолог, а не советник по семейным вопросам. Это не моя специальность.
— Вот вы только что заявили, что не являетесь советником по семейным вопросам. Я ведь не спрашивал об этом, правда?
Проницателен, мерзавец, подумал Катц, убирая руку от усов. Специализировался в области психологии? Нет, скорее сам овладел ею. Полицейские умеют разбираться в людях. Неужели и во мне сумел разобраться?
— Для семейного человека неприятности дома обычно означают семейные неприятности, — медленно произнёс Катц. — Нет, о них она ничего не говорила.
— Вы уверены в этом?
— Совершенно уверен.
— Ну хорошо, доктор Катц, спасибо, что вы уделили мне столько времени. Извините за беспокойство. — И следователь протянул Катцу свою визитную карточку. — Вдруг вы узнаете что-нибудь новое, буду благодарен, если вы сообщите мне об этом.
— А в чём дело? — спросил Катц. — Если вам требуется моя помощь, мне нужно объяснение. Я ведь не шпионю за людьми ради развлечения.
— Её муж, доктор, занимает высокую и очень ответственную должность. Из соображений национальной безопасности мы время от времени проверяем таких людей. Вы тоже занимаетесь этим, хотя, может быть, и не отдаёте себе отчёта. Например, если хирург появится в операционной и от него пахнет спиртным, вы обратите на это внимание и примете меры, верно?
— Здесь такого не происходит, — заверил его Катц.
— Но вы обратите внимание, если подобное происшествие случится?
— В этом не может быть сомнений.
— Рад слышать это. Как вам известно, Джон Райан имеет доступ к самой секретной информации. Если бы мы не следили за такими людьми, наше поведение было бы безответственным. У нас — это очень щекотливый вопрос, доктор Катц.
— Я понимаю это.
— У нас есть подозрения, что её муж ведёт себя… не совсем обычно. Нам пришлось провести проверку. Понимаете? Пришлось.
— О'кей.
— Это все, о чём мы просим.
— Хорошо.
— Спасибо за помощь, сэр.
Следователь подал ему руку и ушёл.
Катц сумел удержаться и не покраснеть до ухода следователя. На самом деле он не так уж хорошо был знаком с Джеком. Они встречались на приёмах раз пять или шесть, обменивались шутками, говорили о бейсболе, погоде или, может быть, международном положении. Джек никогда не уклонялся от ответа на вопрос, никогда не говорил, что не может обсуждать ту или иную проблему или что-то в этом роде. Приятный человек, подумал Берни, хороший отец, судя по всему. Но всё-таки он знал его недостаточно хорошо.
С другой стороны, Катц очень хорошо знал Кэти, так же хорошо, как и любого другого врача. Она была удивительной женщиной. Если один из троих его детей будет когда-нибудь нуждаться в операции на глазах, Кэти станет одним из трех человек в мире, кому он доверит эту операцию. С его точки зрения, это был самый лестный комплимент. В случае необходимости Кэти заменяла его во время операций и процедур, а он в свою очередь заменял её. Когда один из них нуждался в совете, то обращался к другому. Катц и Кэти были друзьями и коллегами. Если им когда-нибудь придёт в голову оставить Институт Хопкинса/Вильмера, они будут работать вместе, потому что совместная медицинская практика требует ещё больше усилий для сохранения, чем семейная жизнь. Он мог бы жениться на ней, думал Катц, если бы у него была такая возможность. Кэти легко любить. Она стала хорошей матерью. У неё всегда было непропорционально большое число пациентов-детей, потому что в некоторых случаях хирургу нужны маленькие руки, а руки и пальцы Кэти были маленькими, нежными и поразительно искусными. Она окружала своих крошечных пациентов заботой и лаской. Медицинские сестры боготворили её за это. Впрочем, Кэти пользовалась всеобщей любовью. Её хирургическая бригада души в ней не чаяла. Лучше женщину трудно представить.
Семейные неприятности? Джек изменяет нашей Кэти… обижает моего друга?
Мерзкий сукин сын!
* * *
Сегодня он снова опоздал, заметила Кэти. Уже десятый час. Неужели нельзя вернуться домой не так поздно?
Если нельзя, то почему?
— Привет, Кэт, — произнёс Джек, направляясь в спальню. — Извини, что я задержался.
Когда Джек скрылся из виду, она подошла к шкафу и открыла дверцу, чтобы взглянуть на пальто. Никакого запаха. На следующий день после того вечера он отдал его в чистку, заявив, что на пальто — пятна. Кэти вспомнила, что пятна действительно были, но…
Что же делать?
Она едва удержалась, чтобы снова не расплакаться.
По пути в кухню Джек прошёл через гостиную. Кэти уже сидела в своём кресле. Он не обратил внимания на выражение её лица, на её молчание. Его жена сидела, не отрывая взгляда от экрана телевизора, но не видя, что там происходит. Она снова и снова обдумывала ситуацию в поисках ответа, но взамен находила только гнев.
Ей нужен совет. Ведь она не хочет порвать с мужем, правда? Кэти чувствовала, как внутри её все кипит, как на смену здравому смыслу и любви приходят эмоции и ярость. Она понимала, что следует противиться такому процессу, но чувствовала своё бессилие, а гнев черпал силы в самом себе и все разрастался и разрастался. Кэти тихо прошла в кухню и сделала себе коктейль. Завтра у неё нет никаких процедур, так что один коктейль не повредит. Она опять посмотрела на мужа, и он снова не обратил на неё внимания. Не обратил внимания? Почему? Она примирилась со многим, столько принесла в жертву. Ладно, время, которое они провели в Англии, было приятным. Она преподавала сотрудникам Больницы Гая, и это отнюдь не помешало её репутации в Госпитале Хопкинса. Зато всё остальное — он так часто уезжал, его почти никогда не было дома! Без конца ездил в Россию, занимался договором по ограничению вооружений и другими проблемами, играл в шпионов, вечно оставлял её дома с детьми, заставляя не ездить на работу. Из-за этого она пропустила две важные операции — ей не удалось найти няню для детей, и в результате пришлось просить Берни сделать то, что следовало делать ей самой.
А чем занимался Джек все это время? Когда-то она молча признавала, что не имеет права даже интересоваться этим. Так чем он занимался? Может быть, смеялся над ней? Проводил время с какой-нибудь страстной разведчицей, как это показывают в кино. Вот какой-то экзотический город, безлюдный, тусклый бар, Джек встречается с женщиной-агентом, одно следует за другим, и вот они…
Кэти опустилась перед телевизором, отпила из стакана и задохнулась. Она не привыкла пить неразбавленный бурбон.
Все это — ошибка.
Казалось, внутри её идёт война между силами добра, с одной стороны, и силами зла — с другой, а может быть, это борются наивность с реальностью? Этого она не знала и была слишком расстроена, чтобы разобраться.
Ну что ж, имеет ли это значение для сегодняшнего вечера? У неё месячные, и, даже если Джек захочет — она знала, что он не захочет, — придётся отказаться. Да зачем ему хотеть, когда он получает это где-то на стороне? С какой стати ей соглашаться? Неужели приятно служить объедками? Играть роль резерва?
На этот раз она отпила из стакана более осторожно.
Получить совет, поговорить с кем-нибудь. Но с кем?
Может быть, с Берни, решила она. Ему можно довериться. Поделиться, как только вернётся на работу. Через два дня.
* * *
— Значит, предварительные соревнования закончены.
— Да, босс, — ответил тренер. — Как дела в Пентагоне, Деннис?
— Не так интересно, как здесь у тебя. Пол.
— Ничего не поделаешь, приходится выбирать, что больше по нраву забавы и развлечения или влияние и власть.
— Все здоровы?
— Да, сэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190