Ибрагим Госн был классным специалистом, и его с радостью приняли бы в любую из дюжины профессиональных террористических организаций в разных странах мира. Он вышел из семьи палестинцев, покинувшей Израиль с появлением еврейского государства в уверенности, что вернётся назад, как только арабские армии того времени быстро и легко расправятся с захватчиками. Однако счастливое возвращение постоянно откладывалось, и воспоминания его детства были связаны с переполненными, грязными лагерями для беженцев, где ненависть к Израилю была не менее прочной, чем вера в ислам. По-другому и быть не могло. Израильтяне не обращали на палестинцев внимания потому, что те добровольно покинули свою страну, а другие арабские нации делали вид, что не замечают их, хотя вполне могли бы облегчить жизнь беженцев. Госн и ему подобные превратились в пешки в огромной игре, участники которой никак не могли договориться друг с другом относительно правил. Ненависть к Израилю и всем, кто поддерживает его, была для беженцев таким же естественным актом жизни, как дыхание, а их целью стало изыскать средства покончить с сионистами и их союзниками. Госну и в голову не приходило задуматься о причинах.
Он взял ключи к грузовику «ГАЗ-66», выпущенному в Чехословакии. Эта машина была менее надёжна, чем «мерседес», зато достать её удалось намного легче: несколько лет назад отряд Куати получил грузовик от сирийцев. В кузове была установлена А-образная опора, которую они соорудили сами. Госн сел вместе с американцем в кабину, а ещё двое забрались в кузов. Водитель включил двигатель, и грузовик выехал из лагеря.
* * *
Марвин Расселл осматривал окружающую местность с интересом охотника, попавшего в новый район. Было жарко, но в общем-то не хуже, чем в бедлендах особенно засушливым летом. Растительность — или скорее её отсутствие — напоминала ему резервации, где он жил в юности. То, что казалось унылым и мрачным для других, для американца, выросшего в подобной местности, было просто очередной пыльной пустыней. Правда, здесь не возникали такие ужасные грозы и всесокрушающие торнадо, как на американских равнинах. Да и горы были выше, чем плавные холмы дома. Расселлу ещё никогда не доводилось бывать в горах. Здесь он увидел их впервые: высокие, сухие и настолько раскалённые, что при подъёме на них трудно дышать. Не всем, тут же подумал Марвин Расселл. Он сумеет забраться на вершину, потому что сильнее и выносливее этих арабов.
С другой стороны, арабы, по-видимому, полагались главным образом на оружие. Тут было столько оружия — сначала он увидел лишь русские АК-47, но вскоре заметил тяжёлую зенитную артиллерию, батареи ракет «земля-воздух», танки и самоходные артиллерийские установки, принадлежащие сирийской армии. Госн заметил его интерес и начал объяснять.
— Все это для того, чтобы отразить нападение израильтян, — сказал он, основывая объяснения на том, во что верил сам. — Твоя страна вооружает израильтян, а русские вооружают нас. — Госн решил не говорить о том, сколь ненадёжной стала эта помощь.
— На вас нападали, Ибрагим?
— Не раз, Марвин. Они посылают сюда свои бомбардировщики, диверсионные группы. Погибли тысячи моих соотечественников. Понимаешь, нас выгнали с нашей родины. Мы вынуждены жить в лагерях и…
— Понятно, приятель. Там, откуда я приехал, их называют резервациями. — Этого Госн не знал. — Белые вторглись на наши земли, земли наших предков, истребили буйволов, затем послали армию и уничтожили нас. Нападали главным образом на лагеря, где оставались одни женщины и дети. Мы пытались сопротивляться. Даже уничтожили целый полк под командованием генерала Кастора в окрестностях Литл-Биг-Хорн — это название реки, — тогда нами командовал вождь Безумная Лошадь. Но они продолжали теснить нас. Их было слишком много, слишком велик перевес в воинах, оружии. Они отобрали нашу землю, забрали у нас все и оставили ни с чем. Заставили нас жить подобно нищим. Нет, не нищим — подобно животным, словно мы даже не люди, потому что выглядим по-другому, по-другому говорим и у нас другая религия. Все произошло потому, что мы жили на земле, которая была им нужна, и они выбросили нас, словно вымели мусор.
— Я не знал этого, — произнёс Госн, потрясённый тем, что палестинцы оказались не единственным народом, с которым американцы и их израильские вассалы так обошлись. — Когда это произошло?
— Сто лет назад, году в 1865-м. Мы сражались, приятель, делали все, что могли, но это было безнадёжно. Понимаешь, у нас не было союзников. А у вас есть. Никто не поставлял нам пушки и танки. Поэтому они убили самых храбрых воинов, заманивали в ловушки и убивали — так погибли вожди Безумная Лошадь и Сидящий Бык. Затем нас окружили и голодом принудили к повиновению. Оставили нам пыльные, никуда не годные местности и заставили там жить. Посылали пищу — столько, чтобы не дать нам умереть с голоду, но и чтобы не окрепнуть. Когда некоторые из нас пытаются сопротивляться, пытаются стать мужчинами — я ведь тебе уже говорил, что они сделали с моим братом. Застрелили его из засады, будто дикого зверя. И даже засняли все это для телевидения, чтобы продемонстрировать, как поступают с индейцем, который становится независимым.
Да, этот человек действительно наш товарищ, понял Госн. Не подосланный агент, нет, и то, что он рассказал, ничем не отличается от судьбы любого палестинца. Поразительно.
— Зачем ты приехал к нам, Марвин?
— Мне нужно было скрыться, чтобы меня не арестовали, приятель. Понимаю, тут нечем гордиться, но что оставалось — ждать, пока меня тоже заманят в ловушку? — Расселл пожал плечами. — Вот я и решил, что поеду куда-нибудь, найду людей вроде себя, может быть, научусь чему-нибудь, узнаю, как вернуться обратно, помогу своему народу сражаться за свободу. — Он покачал головой. — Черт побери, это скорее всего безнадёжно, но я не собираюсь сдаваться — ты понимаешь меня?
— Да, друг, понимаю. То же самое происходило и с моим народом — ещё до моего рождения. Но тебе нужно понять — это не безнадёжно. Пока ты стоишь на ногах и борешься, надежда жива. Именно поэтому они охотятся за тобой — тебя боятся!
— Надеюсь, ты прав, приятель. — Расселл смотрел в открытое окно, и пыль резала ему глаза в семи тысячах миль от дома. — А куда мы сейчас едем?
— Когда вы воевали с американцами, где брали оружие ваши воины?
— Главным образом подбирали брошенное ими.
— Вот и мы поступаем так же, Марвин.
* * *
Фаулер проснулся, когда самолёт был на середине Атлантики. Ну что ж, подумал он, всегда что-то происходит впервые. Он ещё никогда не занимался этим в самолёте. Интересно, а кто-нибудь из американских президентов проделывал такое по пути в Рим для встречи с папой римским, и к тому же со своим советником по национальной безопасности? Он посмотрел в иллюминатор. Самолёт летел недалеко от Гренландии, в высоких северных широтах, и за окном было светло. На мгновение он задумался — что сейчас, утро или все ещё ночь? На борту самолёта такой вопрос был почти метафизическим, конечно, здесь время изменялось куда быстрее, чем на часах.
Да и миссия его тоже была метафизической. Её запомнят. Фаулер разбирался в истории. Событие было уникальным. Никогда раньше не происходило ничего подобного. Может быть, это было началом процесса или его концом, но его задача была простой и ясной. Он положит конец войнам. Имя Дж. Роберта Фаулера будет навсегда связано с этим договором. Все началось по инициативе его администрации. Его речь в ООН собрала нации мира в Ватикане. Подчинённые президента вели переговоры. Его имя будет стоять первым на документах. Его вооружённые силы станут гарантом мира. Он действительно завоевал место в истории. Это и есть бессмертие, то, к чему стремятся все, но добиваются единицы. Что удивительного, если он взволнован? — спросил он себя в бесстрастной задумчивости.
Теперь исчез страх, преследовавший президента. С самого начала он задавал себе этот вопрос — первая промелькнувшая в голове мысль ещё в то время, когда он был прокурором и преследовал главу кливлендской семьи синдиката «Коза Ностра»: если ты станешь президентом, вдруг понадобится нажать на кнопку? Сможет ли он сделать это? Сумеет ли решить, что безопасность его страны требует гибели тысяч — миллионов — других людей? Наверно, нет, подумал он. Для принятия такого решения он был слишком хорошим человеком. Его обязанности заключались в том, чтобы защищать людей, показывать им дорогу, вести по благотворному пути. Люди не всегда понимают, что его видение будущего единственно верное и логичное. Фаулер знал, что он холоден и бесстрастен при рассмотрении подобных вопросов, зато всегда принимает верное решение. В этом он был уверен. Ему нужно быть уверенным в себе, равно как и в причинах своих поступков. Если он когда-нибудь ошибётся, он знал, что его убеждённость окажется простым высокомерием, и подобное обвинение вставало перед ним часто. Единственное, в чём он не был уверен, это в своей способности столкнуться с ядерной войной.
Однако такой вопрос снят с повестки дня, не правда ли? Хотя он никогда не признается в этом во всеуслышание, ликвидировали эту проблему Рейган и Буш, потому что это они заставили Советы заняться своими собственными проблемами и противоречиями и в результате изменить поведение. И всё это произошло в мирное время, потому что люди всё-таки логичнее животных. Разумеется, конфликты ещё будут возникать, но пока он правильно выполняет свои обязанности, они не выйдут из-под контроля. А то путешествие, в которое он отправился, покончит с наиболее опасным конфликтом, ещё существующим в мире, с той проблемой, которую не сумела решить ни одна предыдущая администрация. То, чего не смогли добиться Никсон и Киссинджер, что не подчинилось отчаянным усилиям Картера, нерешительным попыткам Рейгана или Буша и его собственному предшественнику, действовавшим из лучших побуждений, — короче говоря, в чём все потерпели неудачу, теперь удалось Бобу Фаулеру. Сердце всякого теплеет при мысли о таком успехе. Он не только навсегда войдёт в учебники истории, но и оставшиеся годы его пребывания на посту президента пройдут намного спокойнее. Это сделает бесспорным избрание на второй срок, гарантирует поддержку сорока пяти штатов, поддержку конгресса, а также осуществление широких социальных программ. Вместе с такими историческими достижениями завоёвываются колоссальный международный престиж и безграничное влияние внутри страны. Это самая лучшая, самая надёжная власть, достигнутая самым благородным способом, власть, которую можно использовать в самых лучших целях. Одним росчерком пера — в действительности несколькими перьями, ибо таков теперь обычай, — Фаулер станет великим, превратится в гиганта среди людей доброй воли и в человека доброй воли среди сильных мира сего. И никто не сумеет отобрать у него этот миг славы.
Самолёт летел на высоте сорока трех тысяч футов со скоростью 633 узла. Спальня президента была размещена так, что он мог смотреть вперёд, как и подобает президенту, а также вниз — на тот мир, проблемы которого он решает так успешно. Полет проходил тихо и плавно, и Боб Фаулер приближался к цели, которая внесёт его имя в анналы истории. Он посмотрел на Элизабет. Она лежала на спине, правая рука под головой. Одеяло и простыни сползли до поясницы, обнажив её прелестную грудь. Большинство пассажиров самолёта не находили покоя в своих креслах, пытаясь уснуть, а он любовался женской грудью. Фаулеру больше не хотелось спать. Ещё никогда он не чувствовал себя таким мужчиной — великим мужчиной, разумеется, но в этот момент он чувствовал себя просто мужчиной. Его рука опустилась на её грудь. Глаза Элизабет открылись, и она улыбнулась, словно прочитав в сновидениях его мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190
Он взял ключи к грузовику «ГАЗ-66», выпущенному в Чехословакии. Эта машина была менее надёжна, чем «мерседес», зато достать её удалось намного легче: несколько лет назад отряд Куати получил грузовик от сирийцев. В кузове была установлена А-образная опора, которую они соорудили сами. Госн сел вместе с американцем в кабину, а ещё двое забрались в кузов. Водитель включил двигатель, и грузовик выехал из лагеря.
* * *
Марвин Расселл осматривал окружающую местность с интересом охотника, попавшего в новый район. Было жарко, но в общем-то не хуже, чем в бедлендах особенно засушливым летом. Растительность — или скорее её отсутствие — напоминала ему резервации, где он жил в юности. То, что казалось унылым и мрачным для других, для американца, выросшего в подобной местности, было просто очередной пыльной пустыней. Правда, здесь не возникали такие ужасные грозы и всесокрушающие торнадо, как на американских равнинах. Да и горы были выше, чем плавные холмы дома. Расселлу ещё никогда не доводилось бывать в горах. Здесь он увидел их впервые: высокие, сухие и настолько раскалённые, что при подъёме на них трудно дышать. Не всем, тут же подумал Марвин Расселл. Он сумеет забраться на вершину, потому что сильнее и выносливее этих арабов.
С другой стороны, арабы, по-видимому, полагались главным образом на оружие. Тут было столько оружия — сначала он увидел лишь русские АК-47, но вскоре заметил тяжёлую зенитную артиллерию, батареи ракет «земля-воздух», танки и самоходные артиллерийские установки, принадлежащие сирийской армии. Госн заметил его интерес и начал объяснять.
— Все это для того, чтобы отразить нападение израильтян, — сказал он, основывая объяснения на том, во что верил сам. — Твоя страна вооружает израильтян, а русские вооружают нас. — Госн решил не говорить о том, сколь ненадёжной стала эта помощь.
— На вас нападали, Ибрагим?
— Не раз, Марвин. Они посылают сюда свои бомбардировщики, диверсионные группы. Погибли тысячи моих соотечественников. Понимаешь, нас выгнали с нашей родины. Мы вынуждены жить в лагерях и…
— Понятно, приятель. Там, откуда я приехал, их называют резервациями. — Этого Госн не знал. — Белые вторглись на наши земли, земли наших предков, истребили буйволов, затем послали армию и уничтожили нас. Нападали главным образом на лагеря, где оставались одни женщины и дети. Мы пытались сопротивляться. Даже уничтожили целый полк под командованием генерала Кастора в окрестностях Литл-Биг-Хорн — это название реки, — тогда нами командовал вождь Безумная Лошадь. Но они продолжали теснить нас. Их было слишком много, слишком велик перевес в воинах, оружии. Они отобрали нашу землю, забрали у нас все и оставили ни с чем. Заставили нас жить подобно нищим. Нет, не нищим — подобно животным, словно мы даже не люди, потому что выглядим по-другому, по-другому говорим и у нас другая религия. Все произошло потому, что мы жили на земле, которая была им нужна, и они выбросили нас, словно вымели мусор.
— Я не знал этого, — произнёс Госн, потрясённый тем, что палестинцы оказались не единственным народом, с которым американцы и их израильские вассалы так обошлись. — Когда это произошло?
— Сто лет назад, году в 1865-м. Мы сражались, приятель, делали все, что могли, но это было безнадёжно. Понимаешь, у нас не было союзников. А у вас есть. Никто не поставлял нам пушки и танки. Поэтому они убили самых храбрых воинов, заманивали в ловушки и убивали — так погибли вожди Безумная Лошадь и Сидящий Бык. Затем нас окружили и голодом принудили к повиновению. Оставили нам пыльные, никуда не годные местности и заставили там жить. Посылали пищу — столько, чтобы не дать нам умереть с голоду, но и чтобы не окрепнуть. Когда некоторые из нас пытаются сопротивляться, пытаются стать мужчинами — я ведь тебе уже говорил, что они сделали с моим братом. Застрелили его из засады, будто дикого зверя. И даже засняли все это для телевидения, чтобы продемонстрировать, как поступают с индейцем, который становится независимым.
Да, этот человек действительно наш товарищ, понял Госн. Не подосланный агент, нет, и то, что он рассказал, ничем не отличается от судьбы любого палестинца. Поразительно.
— Зачем ты приехал к нам, Марвин?
— Мне нужно было скрыться, чтобы меня не арестовали, приятель. Понимаю, тут нечем гордиться, но что оставалось — ждать, пока меня тоже заманят в ловушку? — Расселл пожал плечами. — Вот я и решил, что поеду куда-нибудь, найду людей вроде себя, может быть, научусь чему-нибудь, узнаю, как вернуться обратно, помогу своему народу сражаться за свободу. — Он покачал головой. — Черт побери, это скорее всего безнадёжно, но я не собираюсь сдаваться — ты понимаешь меня?
— Да, друг, понимаю. То же самое происходило и с моим народом — ещё до моего рождения. Но тебе нужно понять — это не безнадёжно. Пока ты стоишь на ногах и борешься, надежда жива. Именно поэтому они охотятся за тобой — тебя боятся!
— Надеюсь, ты прав, приятель. — Расселл смотрел в открытое окно, и пыль резала ему глаза в семи тысячах миль от дома. — А куда мы сейчас едем?
— Когда вы воевали с американцами, где брали оружие ваши воины?
— Главным образом подбирали брошенное ими.
— Вот и мы поступаем так же, Марвин.
* * *
Фаулер проснулся, когда самолёт был на середине Атлантики. Ну что ж, подумал он, всегда что-то происходит впервые. Он ещё никогда не занимался этим в самолёте. Интересно, а кто-нибудь из американских президентов проделывал такое по пути в Рим для встречи с папой римским, и к тому же со своим советником по национальной безопасности? Он посмотрел в иллюминатор. Самолёт летел недалеко от Гренландии, в высоких северных широтах, и за окном было светло. На мгновение он задумался — что сейчас, утро или все ещё ночь? На борту самолёта такой вопрос был почти метафизическим, конечно, здесь время изменялось куда быстрее, чем на часах.
Да и миссия его тоже была метафизической. Её запомнят. Фаулер разбирался в истории. Событие было уникальным. Никогда раньше не происходило ничего подобного. Может быть, это было началом процесса или его концом, но его задача была простой и ясной. Он положит конец войнам. Имя Дж. Роберта Фаулера будет навсегда связано с этим договором. Все началось по инициативе его администрации. Его речь в ООН собрала нации мира в Ватикане. Подчинённые президента вели переговоры. Его имя будет стоять первым на документах. Его вооружённые силы станут гарантом мира. Он действительно завоевал место в истории. Это и есть бессмертие, то, к чему стремятся все, но добиваются единицы. Что удивительного, если он взволнован? — спросил он себя в бесстрастной задумчивости.
Теперь исчез страх, преследовавший президента. С самого начала он задавал себе этот вопрос — первая промелькнувшая в голове мысль ещё в то время, когда он был прокурором и преследовал главу кливлендской семьи синдиката «Коза Ностра»: если ты станешь президентом, вдруг понадобится нажать на кнопку? Сможет ли он сделать это? Сумеет ли решить, что безопасность его страны требует гибели тысяч — миллионов — других людей? Наверно, нет, подумал он. Для принятия такого решения он был слишком хорошим человеком. Его обязанности заключались в том, чтобы защищать людей, показывать им дорогу, вести по благотворному пути. Люди не всегда понимают, что его видение будущего единственно верное и логичное. Фаулер знал, что он холоден и бесстрастен при рассмотрении подобных вопросов, зато всегда принимает верное решение. В этом он был уверен. Ему нужно быть уверенным в себе, равно как и в причинах своих поступков. Если он когда-нибудь ошибётся, он знал, что его убеждённость окажется простым высокомерием, и подобное обвинение вставало перед ним часто. Единственное, в чём он не был уверен, это в своей способности столкнуться с ядерной войной.
Однако такой вопрос снят с повестки дня, не правда ли? Хотя он никогда не признается в этом во всеуслышание, ликвидировали эту проблему Рейган и Буш, потому что это они заставили Советы заняться своими собственными проблемами и противоречиями и в результате изменить поведение. И всё это произошло в мирное время, потому что люди всё-таки логичнее животных. Разумеется, конфликты ещё будут возникать, но пока он правильно выполняет свои обязанности, они не выйдут из-под контроля. А то путешествие, в которое он отправился, покончит с наиболее опасным конфликтом, ещё существующим в мире, с той проблемой, которую не сумела решить ни одна предыдущая администрация. То, чего не смогли добиться Никсон и Киссинджер, что не подчинилось отчаянным усилиям Картера, нерешительным попыткам Рейгана или Буша и его собственному предшественнику, действовавшим из лучших побуждений, — короче говоря, в чём все потерпели неудачу, теперь удалось Бобу Фаулеру. Сердце всякого теплеет при мысли о таком успехе. Он не только навсегда войдёт в учебники истории, но и оставшиеся годы его пребывания на посту президента пройдут намного спокойнее. Это сделает бесспорным избрание на второй срок, гарантирует поддержку сорока пяти штатов, поддержку конгресса, а также осуществление широких социальных программ. Вместе с такими историческими достижениями завоёвываются колоссальный международный престиж и безграничное влияние внутри страны. Это самая лучшая, самая надёжная власть, достигнутая самым благородным способом, власть, которую можно использовать в самых лучших целях. Одним росчерком пера — в действительности несколькими перьями, ибо таков теперь обычай, — Фаулер станет великим, превратится в гиганта среди людей доброй воли и в человека доброй воли среди сильных мира сего. И никто не сумеет отобрать у него этот миг славы.
Самолёт летел на высоте сорока трех тысяч футов со скоростью 633 узла. Спальня президента была размещена так, что он мог смотреть вперёд, как и подобает президенту, а также вниз — на тот мир, проблемы которого он решает так успешно. Полет проходил тихо и плавно, и Боб Фаулер приближался к цели, которая внесёт его имя в анналы истории. Он посмотрел на Элизабет. Она лежала на спине, правая рука под головой. Одеяло и простыни сползли до поясницы, обнажив её прелестную грудь. Большинство пассажиров самолёта не находили покоя в своих креслах, пытаясь уснуть, а он любовался женской грудью. Фаулеру больше не хотелось спать. Ещё никогда он не чувствовал себя таким мужчиной — великим мужчиной, разумеется, но в этот момент он чувствовал себя просто мужчиной. Его рука опустилась на её грудь. Глаза Элизабет открылись, и она улыбнулась, словно прочитав в сновидениях его мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190