А вот с Давыдовым… Дело это весьма и весьма темное, Николай Иванович. Пишите рапорт на отпуск и заявление в городское бюро «Интуриста» с просьбой выделить вам путевку за собственный счет… А что? Посмотрите Скандинавию. Совсем не лишнее. А ваш законный отпуск мы вам с Анатолием Станиславовичем продлим. Так что Тамара Ивановна не будет в обиде.
– Я еду в Ухгуилласун?
– Не только. Программа круиза предусматривает там трехдневное пребывание. Теплоход будет ждать туристов в Ухгуилласуне, пока они осматривают страну. В это же самое время там будут находиться представители Балтийского пароходства. Вам надо встретиться заранее, еще здесь, в Ленинграде. А там вы продолжите знакомство. Через них поинтересуйтесь фирмой «Эвалд Юхансон и компания». Вас, мол, занимает организация международной морской торговли и, пользуясь случаем, захотелось узнать, как действует морская посредническая контора, в чем смысл ее работы, каковы функции по контракту с пароходством.
– Понимаю, – кивнул Николай Колмаков.
– Пока оформляйте поездку, готовьтесь в дорогу, – сказал генерал Третьяков. – За это время придет кое-какая информация, мы ждем ее, тогда и состоится предметный разговор.
– «Отпуск» ваш будет трудным и по всей вероятности опасным, – вступил в разговор Митрошенко. – Вы улавливаете, что я имею в виду, Николай Иванович?
– Волков бояться – в лес не ходить, – улыбнулся майор.
Часть вторая
ЩУПАЛЬЦА «ОСЬМИНОГА»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
I
Неизвестная подводная лодка осторожно приблизилась к русской морской границе и, не пересекая ее, мягко опустилась на дно совсем неглубокого здесь Балтийского моря.
Пограничный сторожевой корабль «Громобой» шел в это время по тревоге в квадрат, который находился в пятидесяти милях от того места, куда опустилась на грунт субмарина. Две береговых пограничных заставы зафиксировали многочисленные движущиеся цели на воде, и «Громобой» помчался в этот район на форсированном ходу.
Командир подводной лодки знал об этом, но осторожности ради не торопился приступать к операции. В течение часа лежала его лодка на морском дне, не подавая никаких признаков жизни.
Все было тихо. Гидроакустические приборы субмарины внимательно прослушивали окружающее водное пространство.
– Приступаем к операции, – негромко произнес Джон Бриггс.
Он поднял руку с часами, постучал пальцем по выпуклому стеклу хронометра Shark-men, изготовленного специально для подводных диверсантов, выразительно посмотрел на стоявшего по другую сторону перископной шахты командира подводной лодки.
Курт Мюнгаузен, бывший фрегатен-капитан западногерманского военно-морского флота, подавшийся после выхода в отставку во вспомогательное подразделение ЦРУ, молча кивнул. Он отличался крайней неразговорчивостью. Таким Курт Мюнгаузен решил стать еще в школьные годы, когда научился читать и познакомился с довольно свободными интерпретациями приключений своего знаменитого однофамильца.
Сейчас он приблизился к переговорному устройству и произнес только одно слово:
– Mole!..
Так была закодирована экспериментальная операция, для осуществления которой и прибыла подводная лодка к невидимому рубежу морской границы. Далее шли советские территориальные воды, а затем песчаная коса балтийского побережья, покрытая высокими желтыми дюнами.
– Есть «Крот»! – ответил Пит Сигер, отвечавший за инженерную часть операции, и включил в действие систему для заполнения забортной водой шлюзовой камеры.
Подводная лодка, снявшись с грунта и пройдя нужное расстояние, опять опустилась на дно, как раз там, где паслось небольшое стадо балтийской трески. Потревоженные рыбы разбежались в стороны, но вскоре собрались на привлекающий их свет.
Тем временем от субмарины отделился подводный аппарат. Медленно отплыв от массивного тела матери-лодки, он заскользил быстрее, пересек невидимую морскую границу и вскоре исчез в зюйдовом направлении.
– «Крот» пошел! – доложил Курт Мюнгаузен.
– О'кэй! – кивнул Джон Бриггс и повернулся к безучастно наблюдавшему за происходящим Олегу Давыдову.
– У тебя легкая рука, парень, – улыбнулся Давыдову бывший судовой врач. – Пока все идет оки-доки. Надеюсь, наш «Крот» окажется молодцом. Когда-нибудь и тебя эдаким макаром вернем в родные пенаты.
Давыдов не отозвался. Он и прежде был немногословен, а сейчас, оказавшись в логове «Осьминога», совсем замкнулся. Конечно, он мог бы накоротке общаться с Джоном Бриггсом, как-никак бывший друг, но ведь прежде он дружил совсем с другим человеком, которого звали Борис Кунин…
Разумеется, Джон Бриггс понимал это, не пытался восстанавливать прежние отношения, хотя и оказывал Давыдову знаки повышенного внимания, стремился завязать с Олегом, получившим официальную кличку-псевдоним Аргонавт, некие новые связи, уже на иной основе. По-своему он даже любил этого русского парня, несмотря на некоторое разочарование, которое мимолетно возникло у Бриггса, когда неожиданно для всех пропавший без вести штурман явился в морскую брокерную фирму «Эвалд Юхансон и компания» и соответствующе обработанный в «Осьминоге» согласился сотрудничать с ЦРУ.
Конечно, то, что «Осьминог» заполучил ценнейшего в перспективе агента, полностью оправдывало Джона Бриггса в том, что он не позволил Рексу ликвидировать Давыдова, когда тот очутился на катере. Но порою Джон Бриггс ловил себя на том, что сожалеет о появлении штурмана. Уж лучше бы он на самом деле утонул в бухте Ухгуилласун…
II
Пограничная застава располагалась на бойком месте, между двумя известными на балтийском побережье курортами. Такое соседство создавало пограничникам дополнительную работу и трудности. Попробуй поддерживать контрольно-следовую полосу на пляже, который днем заполняли тысячи людей, да и ночью сюда неудержимо тянуло романтиков и влюбленных. Купаться, правда, в ночное время возбранялось по правилам службы спасения на водах, но как запретишь отдыхающим подходить к кромке воды и любоваться лунной дорожкой, так похожей на серебряный помост, по которому шествовал когда-то Иван Царевич в наивном сказочном фильме?..
– А какая смена лиц в зоне заставы! Это тебе не где-нибудь в малообжитых местах, где пограничники знают в лицо всех местных жителей, где любой посторонний человек вызывает у них профессиональный интерес.
Когда-то капитан Эдуард Тююр, служивший после окончания пограничного училища в Закавказье, а потом в Средней Азии, своих однокашников, попавших на побережье Балтики или Черного моря, насмешливо называл курортниками. И надо же было так случиться, что его перевели служить в родные места, и он сам стал таким курортником.
Конечно, Эдуард Тююр был доволен переводом, и жена его, Марфа, радовалась этому, поскольку была уроженкой славного города Пскова, в окрестностях которого, и на эстонской территории тоже, проживали ее многочисленные родственники, испокон веку дружившие с потомками чуди белоглазой. Разумеется, и от Пскова до заставы было не рядом, но все-таки это не четырехдневное бдение в поезде «Москва – Ашхабад». И опять же такая изысканная публика вокруг, сверхмодные туалеты, а это для женщины, даже если она жена, бравого пограничного офицера, далеко не последнее дело.
Эдуард Тююр на новом месте службы сразу смекнул, что та методика, которую он освоил на прежних границах, здесь не подходит. Надо разрабатывать новую. Конечно, и до него здесь служили с учетом местных условий – начальник заставы тщательно изучил опыт предшественников, – но он посчитал нужным внести и собственные коррективы.
Регулярно обходившие берег пограничные наряды осуществляли общий контроль за состоянием предграничья. Но предграничье включало в себя не только узкую полоску суши, но и примыкающую к ней водную поверхность. Поэтому капитан Тююр стал уделять особое внимание радиолокационной аппаратуре, установленной вдоль береговой линии. Посты РЛС были оснащены точными, чувствительными радарами, которые позволяли операторам засекать даже щепку, плавающую на воде, не говоря уж о голове пловца, который вознамерился бы махнуть с берега через территориальные воды к морской границе. Как шутил прапорщик Фома Перепеленко, с помощью радара можно было определить, «чи под бокс тый супостат проперукарен, чи под молоденьку польку».
Не так уж часто, но одиночные отметки на экранах постов РЛС заставы бывали. Когда оператор засекал в море цель, он вел ее, докладывал дежурному по заставе, тот немедленно связывался с моряками, курсировавшими вдоль морской границы, и те шли наперерез нарушителю. Не раз приходилось морякам брать нарушителей на участке заставы. Бывали и ложные сигналы, скажем, от пустой бочки, бревна или из-за рыболовов, слишком далеко отплывших на лодке от берега. Но подобного, что произошло в эту ночь, еще не было.
Перед самым рассветом над морем появился туман.
Дежуривший по заставе Эдуард Тююр передал приказ быть начеку и пограннарядам, и операторам РЛС. Ведь туман – первый союзник нарушителя.
И тут пришло сообщение с поста номер три…
– Товарищ капитан! – докладывал сержант Камал Ходов. – Наблюдаю две цели… Идут с моря… Сектор два «б»! Еще одна! Третья цель… Там же!
– Продолжайте наблюдение, – ответил капитан и объявил по заставе тревогу.
Едва он сделал это, как командир первого поста сообщил о том, что наблюдает сразу две цели, они перемещаются вдоль морской границы, находясь в наших территориальных водах.
К тому времени, когда экстренный доклад капитана Тююра о случившемся достиг высшего пограничного руководства, в полосе морской границы, которая примыкала к заставе, уже находилась дюжина неопознанных целей.
В тревожный квадрат были направлены сторожевые корабли, в том числе и прославленный «Громобон», которым командовал капитан 2 ранга Коршун.
С капитаном Тююром связался по ВЧ командующий пограничным округом.
– Что за фокусы у вас творятся в море, капитан? – бодрым голосом спросил, будто и не подняли его вовсе с постели, генерал-лейтенант. – Кто вам их демонстрирует?
– Выясняем, товарищ генерал-лейтенант… Есть предположение, что это боевые пловцы. Ихние люди-акулы. – Во внешнем бесстрастном голосе капитана Тююра ощущалась некоторая неуверенность, прорезывалось сомнение. Очень уж велика была скорость перемещающихся на экранах РЛС целей.
III
Капитан «Громобоя» Афанасий Коршун родился в сухопутном городе Моздоке. Море впервые увидел, когда, окончив восемь классов, подался в Калининград с намерением отправиться на Кубу. Афоня, в жилах которого текла кровь терских казаков, намеревался устроиться юнгой на одно из судов, плывущих к острову Свободы, добраться до Гаваны или, скажем, порта Сантьяго-де-Куба, а затем сойти на берег, явиться к Фиделю Кастро и предложить ему казачью помощь в борьбе с «гусанос».
На корабль Афоню не взяли, возрастом не вышел, а вот в мореходное училище он поступил, на штурмана стал учиться казацкий потомок, последний в славном роду Коршунов, изрядно поизредившемся и в первую мировую, и в гражданскую, и в Отечественную. Впрочем, в мирные годы смерть тоже не обходила стороной его дядьев – позабирали их безвозвратно в тридцатые годы. Иван Коршун, батяня Афони, в сорок пятом вернулся в станицу Надтеречную израненным, и времени у него только и хватило, чтоб затеплить новую жизнь. Афанасий Коршун родился в январе 1946 года, когда родитель его уже лежал под пирамидкой на станичном кладбище.
– Свяжитесь с «Лимоном»! – приказал Коршун вахтенному офицеру. – Какова у них обстановка?.. Сообщите; через полчаса входим в тревожную зону.
«Лимоном» условно называли заставу капитана Тююра.
– Цели уходят в сторону моря! – доложил лейтенант Евгений Русских. – Наш радар их пока не пишет… Левее курса просматривается крупная отметка, расстояние – двадцать миль, пеленг – восемьдесят градусов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Я еду в Ухгуилласун?
– Не только. Программа круиза предусматривает там трехдневное пребывание. Теплоход будет ждать туристов в Ухгуилласуне, пока они осматривают страну. В это же самое время там будут находиться представители Балтийского пароходства. Вам надо встретиться заранее, еще здесь, в Ленинграде. А там вы продолжите знакомство. Через них поинтересуйтесь фирмой «Эвалд Юхансон и компания». Вас, мол, занимает организация международной морской торговли и, пользуясь случаем, захотелось узнать, как действует морская посредническая контора, в чем смысл ее работы, каковы функции по контракту с пароходством.
– Понимаю, – кивнул Николай Колмаков.
– Пока оформляйте поездку, готовьтесь в дорогу, – сказал генерал Третьяков. – За это время придет кое-какая информация, мы ждем ее, тогда и состоится предметный разговор.
– «Отпуск» ваш будет трудным и по всей вероятности опасным, – вступил в разговор Митрошенко. – Вы улавливаете, что я имею в виду, Николай Иванович?
– Волков бояться – в лес не ходить, – улыбнулся майор.
Часть вторая
ЩУПАЛЬЦА «ОСЬМИНОГА»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
I
Неизвестная подводная лодка осторожно приблизилась к русской морской границе и, не пересекая ее, мягко опустилась на дно совсем неглубокого здесь Балтийского моря.
Пограничный сторожевой корабль «Громобой» шел в это время по тревоге в квадрат, который находился в пятидесяти милях от того места, куда опустилась на грунт субмарина. Две береговых пограничных заставы зафиксировали многочисленные движущиеся цели на воде, и «Громобой» помчался в этот район на форсированном ходу.
Командир подводной лодки знал об этом, но осторожности ради не торопился приступать к операции. В течение часа лежала его лодка на морском дне, не подавая никаких признаков жизни.
Все было тихо. Гидроакустические приборы субмарины внимательно прослушивали окружающее водное пространство.
– Приступаем к операции, – негромко произнес Джон Бриггс.
Он поднял руку с часами, постучал пальцем по выпуклому стеклу хронометра Shark-men, изготовленного специально для подводных диверсантов, выразительно посмотрел на стоявшего по другую сторону перископной шахты командира подводной лодки.
Курт Мюнгаузен, бывший фрегатен-капитан западногерманского военно-морского флота, подавшийся после выхода в отставку во вспомогательное подразделение ЦРУ, молча кивнул. Он отличался крайней неразговорчивостью. Таким Курт Мюнгаузен решил стать еще в школьные годы, когда научился читать и познакомился с довольно свободными интерпретациями приключений своего знаменитого однофамильца.
Сейчас он приблизился к переговорному устройству и произнес только одно слово:
– Mole!..
Так была закодирована экспериментальная операция, для осуществления которой и прибыла подводная лодка к невидимому рубежу морской границы. Далее шли советские территориальные воды, а затем песчаная коса балтийского побережья, покрытая высокими желтыми дюнами.
– Есть «Крот»! – ответил Пит Сигер, отвечавший за инженерную часть операции, и включил в действие систему для заполнения забортной водой шлюзовой камеры.
Подводная лодка, снявшись с грунта и пройдя нужное расстояние, опять опустилась на дно, как раз там, где паслось небольшое стадо балтийской трески. Потревоженные рыбы разбежались в стороны, но вскоре собрались на привлекающий их свет.
Тем временем от субмарины отделился подводный аппарат. Медленно отплыв от массивного тела матери-лодки, он заскользил быстрее, пересек невидимую морскую границу и вскоре исчез в зюйдовом направлении.
– «Крот» пошел! – доложил Курт Мюнгаузен.
– О'кэй! – кивнул Джон Бриггс и повернулся к безучастно наблюдавшему за происходящим Олегу Давыдову.
– У тебя легкая рука, парень, – улыбнулся Давыдову бывший судовой врач. – Пока все идет оки-доки. Надеюсь, наш «Крот» окажется молодцом. Когда-нибудь и тебя эдаким макаром вернем в родные пенаты.
Давыдов не отозвался. Он и прежде был немногословен, а сейчас, оказавшись в логове «Осьминога», совсем замкнулся. Конечно, он мог бы накоротке общаться с Джоном Бриггсом, как-никак бывший друг, но ведь прежде он дружил совсем с другим человеком, которого звали Борис Кунин…
Разумеется, Джон Бриггс понимал это, не пытался восстанавливать прежние отношения, хотя и оказывал Давыдову знаки повышенного внимания, стремился завязать с Олегом, получившим официальную кличку-псевдоним Аргонавт, некие новые связи, уже на иной основе. По-своему он даже любил этого русского парня, несмотря на некоторое разочарование, которое мимолетно возникло у Бриггса, когда неожиданно для всех пропавший без вести штурман явился в морскую брокерную фирму «Эвалд Юхансон и компания» и соответствующе обработанный в «Осьминоге» согласился сотрудничать с ЦРУ.
Конечно, то, что «Осьминог» заполучил ценнейшего в перспективе агента, полностью оправдывало Джона Бриггса в том, что он не позволил Рексу ликвидировать Давыдова, когда тот очутился на катере. Но порою Джон Бриггс ловил себя на том, что сожалеет о появлении штурмана. Уж лучше бы он на самом деле утонул в бухте Ухгуилласун…
II
Пограничная застава располагалась на бойком месте, между двумя известными на балтийском побережье курортами. Такое соседство создавало пограничникам дополнительную работу и трудности. Попробуй поддерживать контрольно-следовую полосу на пляже, который днем заполняли тысячи людей, да и ночью сюда неудержимо тянуло романтиков и влюбленных. Купаться, правда, в ночное время возбранялось по правилам службы спасения на водах, но как запретишь отдыхающим подходить к кромке воды и любоваться лунной дорожкой, так похожей на серебряный помост, по которому шествовал когда-то Иван Царевич в наивном сказочном фильме?..
– А какая смена лиц в зоне заставы! Это тебе не где-нибудь в малообжитых местах, где пограничники знают в лицо всех местных жителей, где любой посторонний человек вызывает у них профессиональный интерес.
Когда-то капитан Эдуард Тююр, служивший после окончания пограничного училища в Закавказье, а потом в Средней Азии, своих однокашников, попавших на побережье Балтики или Черного моря, насмешливо называл курортниками. И надо же было так случиться, что его перевели служить в родные места, и он сам стал таким курортником.
Конечно, Эдуард Тююр был доволен переводом, и жена его, Марфа, радовалась этому, поскольку была уроженкой славного города Пскова, в окрестностях которого, и на эстонской территории тоже, проживали ее многочисленные родственники, испокон веку дружившие с потомками чуди белоглазой. Разумеется, и от Пскова до заставы было не рядом, но все-таки это не четырехдневное бдение в поезде «Москва – Ашхабад». И опять же такая изысканная публика вокруг, сверхмодные туалеты, а это для женщины, даже если она жена, бравого пограничного офицера, далеко не последнее дело.
Эдуард Тююр на новом месте службы сразу смекнул, что та методика, которую он освоил на прежних границах, здесь не подходит. Надо разрабатывать новую. Конечно, и до него здесь служили с учетом местных условий – начальник заставы тщательно изучил опыт предшественников, – но он посчитал нужным внести и собственные коррективы.
Регулярно обходившие берег пограничные наряды осуществляли общий контроль за состоянием предграничья. Но предграничье включало в себя не только узкую полоску суши, но и примыкающую к ней водную поверхность. Поэтому капитан Тююр стал уделять особое внимание радиолокационной аппаратуре, установленной вдоль береговой линии. Посты РЛС были оснащены точными, чувствительными радарами, которые позволяли операторам засекать даже щепку, плавающую на воде, не говоря уж о голове пловца, который вознамерился бы махнуть с берега через территориальные воды к морской границе. Как шутил прапорщик Фома Перепеленко, с помощью радара можно было определить, «чи под бокс тый супостат проперукарен, чи под молоденьку польку».
Не так уж часто, но одиночные отметки на экранах постов РЛС заставы бывали. Когда оператор засекал в море цель, он вел ее, докладывал дежурному по заставе, тот немедленно связывался с моряками, курсировавшими вдоль морской границы, и те шли наперерез нарушителю. Не раз приходилось морякам брать нарушителей на участке заставы. Бывали и ложные сигналы, скажем, от пустой бочки, бревна или из-за рыболовов, слишком далеко отплывших на лодке от берега. Но подобного, что произошло в эту ночь, еще не было.
Перед самым рассветом над морем появился туман.
Дежуривший по заставе Эдуард Тююр передал приказ быть начеку и пограннарядам, и операторам РЛС. Ведь туман – первый союзник нарушителя.
И тут пришло сообщение с поста номер три…
– Товарищ капитан! – докладывал сержант Камал Ходов. – Наблюдаю две цели… Идут с моря… Сектор два «б»! Еще одна! Третья цель… Там же!
– Продолжайте наблюдение, – ответил капитан и объявил по заставе тревогу.
Едва он сделал это, как командир первого поста сообщил о том, что наблюдает сразу две цели, они перемещаются вдоль морской границы, находясь в наших территориальных водах.
К тому времени, когда экстренный доклад капитана Тююра о случившемся достиг высшего пограничного руководства, в полосе морской границы, которая примыкала к заставе, уже находилась дюжина неопознанных целей.
В тревожный квадрат были направлены сторожевые корабли, в том числе и прославленный «Громобон», которым командовал капитан 2 ранга Коршун.
С капитаном Тююром связался по ВЧ командующий пограничным округом.
– Что за фокусы у вас творятся в море, капитан? – бодрым голосом спросил, будто и не подняли его вовсе с постели, генерал-лейтенант. – Кто вам их демонстрирует?
– Выясняем, товарищ генерал-лейтенант… Есть предположение, что это боевые пловцы. Ихние люди-акулы. – Во внешнем бесстрастном голосе капитана Тююра ощущалась некоторая неуверенность, прорезывалось сомнение. Очень уж велика была скорость перемещающихся на экранах РЛС целей.
III
Капитан «Громобоя» Афанасий Коршун родился в сухопутном городе Моздоке. Море впервые увидел, когда, окончив восемь классов, подался в Калининград с намерением отправиться на Кубу. Афоня, в жилах которого текла кровь терских казаков, намеревался устроиться юнгой на одно из судов, плывущих к острову Свободы, добраться до Гаваны или, скажем, порта Сантьяго-де-Куба, а затем сойти на берег, явиться к Фиделю Кастро и предложить ему казачью помощь в борьбе с «гусанос».
На корабль Афоню не взяли, возрастом не вышел, а вот в мореходное училище он поступил, на штурмана стал учиться казацкий потомок, последний в славном роду Коршунов, изрядно поизредившемся и в первую мировую, и в гражданскую, и в Отечественную. Впрочем, в мирные годы смерть тоже не обходила стороной его дядьев – позабирали их безвозвратно в тридцатые годы. Иван Коршун, батяня Афони, в сорок пятом вернулся в станицу Надтеречную израненным, и времени у него только и хватило, чтоб затеплить новую жизнь. Афанасий Коршун родился в январе 1946 года, когда родитель его уже лежал под пирамидкой на станичном кладбище.
– Свяжитесь с «Лимоном»! – приказал Коршун вахтенному офицеру. – Какова у них обстановка?.. Сообщите; через полчаса входим в тревожную зону.
«Лимоном» условно называли заставу капитана Тююра.
– Цели уходят в сторону моря! – доложил лейтенант Евгений Русских. – Наш радар их пока не пишет… Левее курса просматривается крупная отметка, расстояние – двадцать миль, пеленг – восемьдесят градусов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72